Текст книги "Что ответить дарвинисту? Часть I"
Автор книги: Илья Рухленко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
Ну а если цитохром шимпанзе (имеющий вообще мало отличий от цитохрома человека) – при «имплантации» снизит эффективность соответствующей биохимической реакции у человека не на 1 %, а вообще на 0.1 %? И тогда разница в итоговой приспособленности может составить вообще 0.001 %. Как в этом случае проверить, нейтральны ли те несколько различий между нуклеотидами, которые имеются в цитохромах шимпанзе и человека, или же эти различия всё-таки «тонко настроены» (под каждый вид)?
Тем более сложно будет это сделать, если в наших теоретических рассуждениях (о возможности «тонкой генетической настройки» организмов) мы допустим более мягкий, компромиссный вариант. Допустим, большинство нуклеотидных различий между генами-аналогами, действительно, имеют не случайный характер (являются «тонкой настройкой»), однако малая часть таких различий – все-таки может быть результатом чисто случайных мутаций (которые успели закрепиться за время существования данного биологического таксона). В этом случае мы получим еще более туманную картину, которую проверить будет еще труднее.
И наконец – что если какая-то часть генов (в рамках конкретного биологического вида) специально предусмотрена быть особенно изменчивой (именно для этого вида)? Чтобы этот вид, допустим, имел возможность приспособиться к разным условиям среды? Или просто в целях разнообразия. Например, повышенное разнообразие цвета волос, глаз и кожи у человека (или черт его лица) – возможно, планировалось изначально? Действительно, почему у людей в избытке наблюдаются брюнеты, шатены и блондины (да еще и самых разных «оттенков»)? Ведь возраст современных рас человека (не говоря уже о разных народностях) не должен превышать нескольких десятков тысяч лет.
То есть, какая-то часть генетической изменчивости может быть вообще «заранее запланированной» (о чем может свидетельствовать явно повышенная частота мутаций именно по этим локусам). Еще какая-то часть наблюдаемых различий может быть тоже нейтральной, но эти мутации не «планировались заранее», а действительно, являлись чисто случайными и просто накопились за время существования этого биологического вида. И наконец, еще какая-то часть различий может быть слабо-вредными (или слабо-слабовредными) мутациями, которые тоже успели накопиться за время существования этого биологического вида. Такие мутации постепенно ломают (искажают, разрушают) ту изначально тонкую генетическую настройку (тот уникальный набор вариантов генов, идеально подходивших именно этому биологическому виду), который имелся у данного вида изначально (с момента создания). Как теперь строго проверить, какие из озвученных теоретических возможностей действительно имеют место (в наблюдаемом генетическом разнообразии), и если имеют, то насколько значимую долю составляет каждая из них?
Похоже, что строго проверить постулат об абсолютной нейтральности (так же как и об абсолютной случайности) «тонких нуклеотидных различий» сегодня вряд ли возможно.
А вот обратные факты, то есть такие, которые могли бы свидетельствовать в пользу наличия у подобных замен определенного биологического смысла – вполне можно попытаться обнаружить. И выше я уже приводил такие исследования. Действительно, уже имеется целый ряд исследований, результаты которых свидетельствуют в пользу того, что определенный биологический смысл могут иметь даже синонимичные замены (не говоря уже о значимых). Еще раз озвучим некоторые из этих исследований. В работе (Xu et al., 2012) было показано, что разница между синонимичными заменами может приводить к изменению биологических часов у цианобактерий. В другой работе было показано, что синонимичные замены могут приводить к аналогичным последствиям (сбою биологических часов) у плесени (Zhou et al., 2012). В работе (Cuevas et al., 2002) тоже было показано, что многие синонимичные замены могут иметь биологический смысл. Поскольку в разных линиях вирусов, независимо подвергавшихся одним и тем же вызовам среды на протяжении ряда поколений, в итоге возникла повторяемость одних и тех же мутаций, в том числе, и синонимичных замен. Что указывает на какую-то биологическую роль этих замен. Основываясь на полученных результатах, авторы спекулятивно подсчитали, что действительно нейтральными (у исследованных ими вирусов) можно считать только долю процента (0.28 %) всех возможных мутаций (Cuevas et al., 2002).[76]76
По приблизительной оценке авторов, которая была сделана на основании их исследования, долю вредных мутаций можно предположить как 99.58 %, нейтральных мутаций 0.28 % и 0.14 % мутаций могут быть полезными (Cuevas et al., 2002).
[Закрыть] Кроме того, авторы сослались еще на одну работу, где была проведена примерная оценка доли нейтральных мутаций у человека. Эта оценка составила менее 20 % (Fay et al., 2001).[77]77
Наверняка имеются еще какие-то работы с аналогичными выводами (о биологической роли синонимичных замен), о которых я просто не знаю, поскольку не являюсь молекулярным генетиком.
[Закрыть]
Последняя цифра не слишком стыкуется с предположением о нейтральности миллионов вариантов нуклеотидных различий в генах-аналогах тысяч биологических видов. Где степень различия между белками-аналогами может достигать 85 % (у далеких биологических групп). А оценка 0.28 % нейтральных мутаций, полученная авторами работы с вирусами (Cuevas et al., 2002) – вообще не стыкуется с представлениями о нейтральности хотя бы заметной части нуклеотидных замен.
Понятно (еще раз), что если результаты, полученные в озвученных работах, имеют широкое распространение в природе, то есть, если по-настоящему нейтральных замен, на самом деле, мало, а большая часть различий нуклеотидной последовательности в генах-аналогах разных биологических видов всё-таки имеет какое-то значение для приспособленности этих видов (представляя собой очень тонкую генетическую настройку) – тогда от «генетических доказательств эволюции» практически ничего не остаётся. Потому что в этом случае молекулярно-генетические факты не будут противоречить тезису о независимом (раздельном) создании даже биологических видов (в рамках одного рода). Не говоря уже о биологических таксонах более высокого ранга.
Однако вполне может быть наоборот – что результаты только что озвученных исследований представляют собой довольно редкое исключение из правил (когда даже синонимичные различия имеют определенное биологическое значение, например, для механизма биологических часов). Но в целом, значительная часть нуклеотидных различий между генами-аналогами самых разных организмов, всё-таки, нейтральна.
В этом случае (еще раз), наиболее правдоподобным становится сценарий непрерывного (постепенного) творения одних видов на основе других (по крайней мере, в значительном числе случаев).
Какой из этих двух сценариев больше соответствует действительности, наверное, должны показать будущие исследования.
Ну а закончить наши глубокие размышления (о том, что же доказывают «генетические доказательства» и доказывают ли вообще что-нибудь) я предлагаю на бодрой юмористической ноте. Для этого давайте еще раз обратим внимание на ту пикантную особенность, которой «генетические доказательства эволюции» уже успели прямо-таки прославиться. А именно, полюбуемся на их «умопомрачительную точность».
Еще раз вернемся к тому самому роду пантер (Panthera), о котором мы уже говорили выше – там, где снежный барс неожиданно «примкнул» к тигру, льву, леопарду и ягуару. И просто посмотрим, что же показали разные молекулярно-генетические исследования в отношении происхождения этих замечательных зверей.
Для этого открываем соответствующую работу (Davis et al., 2010) и смотрим на соответствующий рисунок (24):
Рисунок 24. Возможные варианты происхождения разных видов рода Panthera и некоторых «сопредельных» родов кошачьих, предложенные разными (независимыми) исследованиями. На рисунке: Clouded Leopard – дымчатый леопард (Neofelis nebulosa); Snow Leopard – снежный барс (Uncia uncia); Tiger – тигр (Panthera tigris); Jaguar – ягуар (Panthera onca); Leopard – леопард (Panthera pardus); Lion – лев (Panthera leo); Cheetah – гепард (Acinonyx jubatus); Cougar – пума (Puma concolor). Рисунок взят из работы (Davis et al., 2010). Внизу сохранены оригинальные ссылки на те исследования, результаты которых привели к построению того или иного варианта филогении.
На этом рисунке показаны разные варианты эволюционного происхождения крупных кошачьих, полученные на основании результатов разных исследований. Итак:
Варианты А и B построены на основе морфологических признаков. В обоих вариантах наиболее удаленными от всех представителей рода пантер оказываются дымчатый леопард (Neofelis) и снежный барс (Uncia). Собственно поэтому этих животных и выделили (в свое время) в отдельные роды. Потому что морфологически данные виды, действительно, гораздо сильней отличаются от любого из представителей рода пантер, чем виды рода Panthera друг от друга.
Различия между вариантами А и В состоят в том, что в одной классификации (А) снежный барс оказывается ближе к пантерам, чем дымчатый леопард, а в другой классификации (В) наоборот. И еще в классификации (А) наиболее близкими друг другу показаны лев и леопард, затем ягуар, а потом только тигр. А в классификации (В) лев, леопард и ягуар показаны на одинаковом расстоянии друг от друга.
А вот дальше идут результаты, полученные в разных биохимических и молекулярно-генетических исследованиях:
Вариант С – тигр вдруг (!) оказывается более близким к снежному барсу, чем к любым другим представителям своего рода (Panthera).
Вариант D – относительно близки друг другу оказываются уже тигр и дымчатый леопард. В то время как сам тигр опять «выпадает» из рода Panthera (оказывается наиболее удаленным от них вместе с дымчатым леопардом). Напротив, снежный барс оказывается более близок к оставшимся представителям рода Panthera, причем на таком же уровне близости, как и ягуар (лев и леопард остаются наиболее близки между собой).
Вариант Е – дымчатый леопард и снежный барс оказываются более близки друг к другу, одновременно максимально удаляясь от всех других представителей рода Panthera. В то время как разные представители рода пантера оказываются равноудаленными друг от друга (включая тигра).
Вариант F – наиболее близкими здесь оказываются уже тигр и ягуар (совсем близки)! К этой парочке вплотную примыкает лев. А леопард становится наиболее отодвинутым от озвученной троицы.
Вариант G – полностью повторяет вариант (А) морфологической классификации.
Вариант H – здесь уже добавляются новые действующие персонажи. Однако лев и леопард опять оказываются наиболее близки друг другу. И к ним (опять) довольно тесно примыкает ягуар. В то же время, тигр снова оказывается максимально удален от них (от льва, леопарда и ягуара), и опять в качестве ближайшей родни выбирает себе снежного барса. Более того, к ним теперь еще и приближается пума. В то время как гепард выглядит довольно удаленным (и уединенным). Но все же он оказывается ближе к тигру, чем лев, леопард и ягуар.
Вариант I – лев и леопард наиболее близки, к ним примыкает ягуар. Тигр и снежный барс равноудалены от этой троицы, но при этом не слишком близки и друг к другу. Самый удаленный – дымчатый леопард.
Вариант J – наиболее удален от всех других видов дымчатый леопард. За ним следует (по степени отрыва) тигр. А снежный барс оказывается ближе к «троице»: ягуар, лев, леопард. Которые, в свою очередь, оказываются равноудаленными друг от друга (но при этом более близки друг другу, чем снежный барс).
Вариант K – вот так сюрприз! Наиболее близкими друг другу оказываются снежный барс и леопард (до этого такое сочетание еще не встречалось). К ним вплотную примыкает лев, затем ягуар. Ну а потом идет тигр и уже дымчатый леопард.
Вариант L – снова новое сочетание! Ближайшими генетическими родственниками оказываются снежный барс и лев! Затем с небольшим отрывом следует леопард. За ним ягуар. За ним тигр. И наконец, дымчатый леопард.
И наконец, вариант M – ближайшими генетическими родственниками снова оказываются тигр и снежный барс. При этом данная парочка видов сравнительно удалена от троицы, состоящей из леопарда, ягуара и льва. Причем в рамках этой троицы тоже возникает новое сочетание – лев и ягуар оказываются наиболее близки друг к другу, в то время как леопард оказывается удаленным от этих видов в несколько большей степени (а наиболее удаленным оказывается опять дымчатый леопард).
Вот такой вот «винегрет». Комментируя подобные «результаты молекулярно-генетических исследований», авторы данной работы написали (Davis et al., 2010):
«Несмотря на многочисленные публикации на эту тему, нет двух молекулярных исследований, которые бы реконструировали Panthera с той же самой топологией»
И видимо, в качестве выхода из этой ситуации, авторы работы (Davis et al., 2010) предложили… уже свой вариант филогении обсуждаемых видов крупных кошек. Естественно, тоже на основании соответствующих молекулярных исследований, причем весьма обширных. В этом варианте классификации лев и леопард опять становятся наиболее близкими друг другу. К этим видам уже примыкает ягуар. А наиболее удаленными от этой троицы снова оказываются тигр и снежный барс. Которые, в свою очередь, не слишком близки друг к другу, но всё же ближе, чем к льву, леопарду и ягуару.
Вот на этой окончательной ноте я бы и хотел закончить…
Если бы в 2011 году не вышла новая (очередная) работа (Wei L. et al., 2011), в которой лев и снежный барс снова оказались настолько близки друг к другу, что даже потеснили в этом деле леопарда (леопард оказался более удален от льва, чем лев от снежного барса).
Ну а в 2013 году… (правильно!) вышла новая работа, которая утверждает, что опять «восстановила справедливость», указав на льва и леопарда, как на наиболее близкие виды, и немного отодвинув от этой парочки снежного барса (Bagatharia et al., 2013). То есть, снежный барс опять оказался близким родственником льву, но все же менее близким, чем леопард.
Похоже, это может продолжаться бесконечно – непонятно, сколько еще времени молекулярно-генетические исследования будут «радовать» нас бесконечным тасованием своих «филогенетических колод». И в зависимости от того, какие конкретно массивы разных генов были взяты для анализа – знакомить с новыми и новыми вариантами «эволюционных путей»… Интересно, если бы мы так же почтительно слушали профессиональных гадателей на кофейной гуще, которые, пристально вглядываясь «во глубину кофейных гущ», черпали бы оттуда откровения о возможных путях эволюции крупных кошек… мы бы провели время с такой же пользой?
5. Анатомия и эмбриология не могут доказать дарвинизм
Еще хуже дела обстоят в области «эволюционной» сравнительной анатомии, морфологии и эмбриологии. Потому что из этих фактов уже не то что не «вытащить» конкретную силу (или механизм), которая привела к эволюционным изменениям, но даже нельзя утверждать, что сам факт изменения таксонов (их происхождение друг из друга) имел место.
Действительно, ну и что, что (допустим) эмбрионы разных живых существ похожи друг на друга? Троллейбусы и автобусы – тоже похожи. Однако отсюда не следует, что троллейбусы произошли от автобусов в ходе эволюции, да еще и по механизму «случайные мутации+естественный отбор». Наоборот, мы точно знаем, что троллейбусы и автобусы возникли независимо. Если здесь и была какая-то зависимость, то только в головах у изобретателей и конструкторов этих троллейбусов и автобусов, которые использовали сходные планы при создании этих машин.
Тем более забавно звучит опора на морфологическое сходство (как доказательство чего-то там)… в рамках самой же теории эволюции, которая свободно оперирует понятием конвергенция форм. Конвергенция форм, в переводе с «эволюционного языка» на русский, как раз и означает именно сходство, но сходство таких видов, которые заведомо не являются друг другу родственниками. Например, теория эволюции предлагает нам поверить, что очень серьезное сходство между обыкновенным волком и австралийским сумчатым волком – это не более чем случайное эволюционное совпадение. А на самом деле, последний общий предок этих животных жил аж 160 млн. лет назад (см. ниже).
Еще теория эволюции уверяет нас (опираясь на молекулярно-генетические данные), что явное сходство ястребиных и соколиных птиц (Рис. 25) – это тоже случайное эволюционное совпадение. А на самом деле, эти группы птиц довольно далеки друг от друга. Соколиные генетически сгруппировались с воробьиными и попугаями, в то время как ястребиные оказались в заметном отрыве (Hackett et al., 2008). Отсюда следует, что к своему хищническому образу жизни соколиные и ястребиные пришли независимыми эволюционными путями (Hackett et al., 2008).
https://goo.gl/1ZbA1H
Рисунок 25. На этих фотографиях изображена совсем не одна и та же птица в разных ракурсах. На левой фотографии – полосатый лесной сокол (Micrastur ruficollis). На правой фотографии – ястреб-перепелятник (Accipiter nisus). Получается (согласно молекулярно-генетическим данным), что птица на левой фотографии ближе к попугаям и к воробьям, чем к птице на правой фотографии.
Ну и как после таких кульбитов с «конвергенцией форм» у теории эволюции хватает смелости уверять, что то же самое морфологическое сходство в других случаях доказывает эволюционное происхождение биологических таксонов друг из друга?
Получается очень забавная ситуация, которую можно описать таким образом:
– Морфологическое сходство организмов (морфологическое, анатомическое, эмбриологическое) доказывает эволюционное происхождение биологических таксонов друг из друга… кроме тех случаев, когда морфологическое сходство организмов не доказывает эволюционное происхождение таксонов друг из друга (сходство имеют такие биологические таксоны, которые друг из друга не происходили)…
Это классический пример таких «предсказаний» современной теории эволюции, которые автоматически делают из этой теории просто гения правильных предсказаний. Действительно, если мы скажем, что:
– Согласно нашей теории, в четверг должен пойти дождь или дождь пойти не должен…
То наша теория окажется наисильнейшей. Ведь что бы теперь ни случилось в четверг – мы всё равно правильно предсказали это событие!
Дело многократно осложняется еще и тем, что на самом деле, уже упомянутые нами эмбрионы – во многих отношениях не похожи друг на друга. Эмбрионы похожи только на рисунках Геккеля, который, как известно, чересчур увлёкся их рисованием, пририсовав им то, чего не было у оригиналов (или наоборот, недорисовав). Чтобы понять, насколько «стилизованные» рисунки Геккеля отличаются от оригиналов, можно посмотреть на рисунок 26:[78]78
Многие верующие дарвинисты нередко защищают Эрнста Геккеля, доказывая, что Геккель не фальсифицировал рисунки (с целью «доказать эволюцию»), а просто «схематизировал их для лучшего понимания». Понятно, что в таком «ракурсе» становится трудно отделить сознательную фальсификацию от «сознательной схематизации». Однако некоторые манипуляции Геккеля, которые он проделал с рисунками эмбрионов, всё-таки заставляют считать эти манипуляции больше фальсификацией, чем «схематизацией». Вот что пишут авторы соответствующей работы по этому поводу (Richardson & Keuck, 2002):
«The schematisation defence is not easy to reconcile with the observation that limb buds were removed by Haeckel from some early embryos (Richardson and Keuck, 2001). Indeed, one could argue that such selective schematisation is no different from fraud»
Перевод: «Схематизационной защите» нелегко смириться с наблюдением, что зачатки конечностей у некоторых ранних эмбрионов были удалены Геккелем. На самом деле можно утверждать, что такая селективная «схематизация» не отличается от мошенничества.
То есть, зачатки конечностей, которые у некоторых эмбрионов, видимо, появляются слишком рано (по мнению Геккеля) – были удалены Геккелем. Наверное для того, чтобы этот факт не «вводил в искушение» возможных читателей. Ведь чересчур раннее появление зачатков конечностей может заставить засомневаться в том, что наземные позвоночные произошли от рыб.
[Закрыть]
Рисунок 26. О том, как по-разному представляют себе развитие эмбрионов верующие дарвинисты и креационисты. Рисунок взят с креационного сайта «Разумный замысел»[79]79
http://www.origins.org.ua/page.php?id_story=1315 взято 5.09.2014
[Закрыть]
Верхний ряд: «Стилизованные» изображения разных эмбрионов (на ранней, «хвостовой» стадии), выполненные Эрнстом Геккелем. Рисунки эмбрионов «стилизованы» таким образом, чтобы бросалось в глаза их максимальное сходство – все эмбрионы приведены к сходному размеру; у них ярко прорисованы пресловутые «жаберные дуги»; «жаберные дуги» выглядят однотипно, и т. п. В результате создается ощущение, что эмбрионы разных классов позвоночных чуть ли не отштампованы друг от друга.
Нижний ряд: Фотографии эмбрионов некоторых видов животных (соответствующих классов), взятые для сравнения из разных рисунков работы Ричардсона (Richardson et al., 1997). Очевидно, что на самом деле, эмбрионы позвоночных на «хвостовой» стадии развития далеко не так похожи друг на друга, как это виделось Геккелю. Слева направо: рыба Salmo salar, саламандра Cryptobranchus allegheniensis, черепаха Emys orbicularis, курица Gallus gallus, кролик Oryctolagus cuniculus, человек Homo sapiens.
То есть, в реальности картина гораздо сложнее – у эмбрионов разных животных имеются как «похожести», так и «непохожести». И объяснение всех эмбриональных подробностей именно с помощью общего происхождения наталкивается на множество конкретных трудностей и несоответствий. Например, у эмбрионов разных позвоночных имеются серьезные несоответствия во времени формировании сердца и артерий, зачатков конечностей и даже «жаберных дуг».[80]80
Сердце у высших позвоночных (амниот) формируется раньше, чем у рыб. У крыс система аорты начинает просматриваться уже на стадии фарингулы. У сумчатых передние конечности развиваются гораздо раньше, чем у других наземных позвоночных и т. п. (Richardson et al., 1997).
[Закрыть] Но я не буду долго рассуждать на эту тему (пусть это делают профессиональные эмбриологи). Я приведу лишь один конкретный пример, который на мой взгляд, является весьма забавным.
Как нам известно еще со школьной скамьи,[81]81
Из учебника общей биологии для средней школы с рисунками Геккеля прямо на обложке.
[Закрыть] у эмбрионов всех позвоночных животных на ранних стадиях развития формируются так называемые «жаберные дуги». Это обстоятельство будто бы говорит нам о том, что все мы произошли от каких-то древних рыб. На рисунках Геккеля ярко выраженные «жаберные дуги» прямо-таки бросаются в глаза у всех эмбрионов.
На самом деле, это никакие не «жаберные дуги», а так называемые фарингеальные складки (или фарингеальные дуги, или висцеральные дуги), из которых у эмбрионов разных животных потом развиваются разные органы. Например, у человека из фарингеальных складок развиваются кости верхней и нижней челюсти, нёбная и скуловая кости, косточки слухового аппарата, хрящи гортани и трахеи и др. И никакими жабрами здесь и не пахнет.
«Жаберными дугами» фарингеальные складки эмбрионов называют только глубоко верующие дарвинисты. Ведь они искренне верят, что фарингеальные складки эмбрионов наземных позвоночных – это наследие «рыбьего» эволюционного прошлого. Нормальные же люди фарингеальные складки «жаберными дугами» не называют. Потому что на самом деле, эмбрионы наземных позвоночных никакими жабрами не дышат. Такое зрелище (дышащий жабрами эмбрион человека в утробе матери) может привидеться эмбриологу только в кошмарном сне. От которого эмбриолог проснётся в холодном поту.
На столь же серьезных основаниях можно смело называть зачатки конечностей у человеческого эмбриона – плавниками. Или, например, ластами. Или, при желании, «зачатками крыльев». Действительно, обозвать «зачатками крыльев» формирующиеся конечности человека, с научной точки зрения – полностью аналогично обзыванию фарингеальных складок «жаберными дугами».
А почему тогда не назвать нос человека – зачатком хобота? Ведь у слонов на эмбриональной стадии развития из этого места образуется именно хобот.
Здесь всё зависит от того, кого мы предпочтём записать в свои эволюционные предки или потомки. Если мы вдруг решим, что слоны произошли от людей, тогда формирующиеся на стадии эмбриона носы слонов и людей можно будет рассматривать в качестве эмбриологического доказательства происхождения слонов из людей. Точно так же, как фарингеальные складки эмбриона человека «доказывают» его происхождение от рыбы. Понятно, что всё это – бред, который способны на полном серьёзе обсуждать только самые верующие дарвинисты. Причем особенную пикантность этой ситуации придаёт тот факт, что у некоторых рыб (например, у данио) «жаберные дуги» на «хвостовой» стадии развития эмбриона… еще не образуются (Richardson et al., 1997). В то время как у наземных позвоночных они на этой стадии уже имеются. То есть, получается, что фарингеальные складки у эмбриона человека являются «доказательством» его происхождения от рыб… в то время как у самих рыб на этой же стадии еще нет никаких фарингеальных складок.[82]82
Во всяком случае, у данио рерио (Danio rerio).
[Закрыть]
И чтобы совсем уже закончить эту «жгущую» тему про «жаберные дуги», предлагаю посмотреть на соответствующий рисунок, где показаны фарингеальные складки эмбрионов разных видов животных на «хвостовой» стадии развития (Рис. 27):
https://goo.gl/ETYr6t
Рисунок 27. Вид головы и шейного отдела у некоторых эмбрионов позвоночных животных: а – морская минога (Petromyzon marinus); b – глазчатый электрический скат (Torpedo ocellata); с – стерлядь (Acipenser ruthenus), d – листовая лягушка коки (Eleutherodactylus coqui); e – европейская болотная черепаха (Emys orbicularis); f – домашняя курица (Gallus gallus); g – лисовидный поссум (Trichosurus vulpecula); h – домашняя кошка (Felis catus). Взято из работы (Richardson et al., 1997).
Как видно из рисунка, фарингеальные складки (у тех эмбрионов, у которых они вообще имеются) различаются между собой весьма заметно. Эта реальная картина входит в диссонанс с теми идиллическими рисунками, которые нарисовал нам в своё время Эрнст Геккель. Там «жаберные дуги» разных эмбрионов повторяли друг друга чуть ли не под копирку (см. рис. выше). Впрочем, стоит ли удивляться? Ведь мощь теории эволюции очень велика. Если желание «доказать эволюцию» становится особенно сильным, то это желание, видимо, начинает влиять на объективную реальность. И под суровым взглядом верующего дарвиниста фарингеальные складки разных эмбрионов начинают выстраиваться в однотипные и аккуратные рядочки «жаберных щелей».
Вообще, «эмбриологическими доказательствами эволюции» дарвиниста можно тихо троллить.[83]83
Троллинг в современной культуре интернет-общения – это издевательство над собеседником (или собеседниками). Может выражаться в завуалированной, тонкой форме, или, наоборот, в откровенно грубой и т. п. Происходит от слова «тролль».
[Закрыть]
Например, как оказалось, у некоторых рыбьих эмбрионов[84]84
Из таксонов хрящевых и хрящекостных рыб.
[Закрыть] на определенном этапе развития имеется стадия, когда в формирующихся конечностях (будущих плавниках) начинают работать именно те самые гены, которые ответственны за образование у четвероногих – кисти и пальцев (именно кисти и пальцев, а не конечности в целом). Причем эти гены начинают работать именно в том месте и в то самое время, где у наземных позвоночных закладываются и формируются кисть и пальцы. В рамках теории эволюции это открытие стало большим сюрпризом. Никто не ожидал, что подобная стадия может обнаружиться и у рыб тоже. Ведь согласно современной теории эволюции, рыбы никогда никаких кистей и пальцев не имели. Эти части конечности считались более поздним изобретением эволюции (связанным с выходом животных на сушу).
Тем более что в предыдущих исследованиях у рыбки данио этой особой (второй) фазы работы Hox-генов (которая у наземных позвоночных ответственна за формирование кисти и пальцев), обнаружено не было.[85]85
Отряд карпообразные, инфракласс костистые рыбы.
[Закрыть] Поэтому было естественно предположить, что вторая фаза работы этих генов явилась новоприобретением нашей любимой эволюции, когда рыбы стали «выходить на сушу».
Однако реальность оказалась сложнее простых эволюционных схем.
Когда работу этих же генов решили посмотреть у рыб-веслоносов (Davis et al., 2007) и еще у акул (Freitas et al., 2007), то у эмбрионов этих рыб вдруг обнаружилась именно та самая (вторая) фаза экспрессии тех генов, которые у наземных позвоночных отвечают за формирование кистей и пальцев. Обнаружилась именно в том месте и в то время, где и положено.[86]86
Еще позднее оказалось, что и у рыбки данио соответствующая фаза экспрессии этих генов тоже, вроде бы, всё-таки имеется (Ahn & Ho, 2008).
[Закрыть]
Однако мы знаем, что у акул и осетров никаких пальцев не образуется.[87]87
Веслоносы, у которых была обнаружена обсуждаемая вторая стадия экспрессии соответствующих Hox-генов (Davis et al., 2007), принадлежат к отряду осетрообразных (подкласс хрящекостные рыбы).
[Закрыть] Видимо, вторая фаза экспрессии обсуждаемых генов у этих рыб быстро затухает или (может быть) блокируется? А у наземных позвоночных продолжается. В результате чего у них и образуются пальцы.
Объяснить этот интересный факт можно разными способами. Проще всего это объяснить следствием общего дизайна всех позвоночных. Можно предположить, что все позвоночные животные производятся из одной сходной «универсальной заготовки» (со сходными генами), которую эмбрионы позвоночных образуют на определенной стадии развития. А дальше за счет того, что имеющиеся общие гены начинают включаться и выключаться в разное время, работать с разной продолжительностью и интенсивностью – в итоге получаются весьма разные животные.
Такую идею (об «универсальной заготовке» всех позвоночных) подтверждает еще один интересный факт. Дело в том, что эмбрионы разных классов позвоночных, на самом деле, приходят к этой «общей стадии» весьма разными путями (начиная от разных типов дробления яйца). Такая модель развития эмбрионов позвоночных получила название модели «песочных часов» (Рис. 28):
Рисунок 28. Так называемая «модель песочных часов». Модель «песочных часов» призвана отразить тот факт, что эмбрионы позвоночных животных сильнее всего различаются между собой на ранних стадиях своего развития (начиная от дробления яйца по разному типу), и на поздних стадиях развития. А вот где-то примерно «посерединке» эмбрионы позвоночных образуют сходную стадию. Рисунок выполнен на основе соответствующего рисунка из работы (Richardson et al., 1997), с небольшими уточнениями.
Понятно, что сходная стадия, почему-то образующаяся где-то «посерединке» эмбрионального развития из весьма непохожих исходных состояний, прямо-таки напрашивается на то, чтобы считать эту стадию именно «универсальной заготовкой» (из которой потом, может быть, просто удобно программировать дальнейшее развитие животных разных классов).
Интересно, что примерно такой же принцип развития эмбрионов (по модели «песочных часов») был обнаружен и у некоторых насекомых, представителей отряда двукрылых (Kalinka et al., 2010). Причем в этом случае сверялись не морфологические признаки, а работа разных генов на разных стадиях развития эмбриона. Тем не менее, получились тоже «песочные часы». Более того, примерно то же самое было обнаружено еще и у растений (Quint et al., 2012).
Итак, проще всего такие факты объясняются в рамках представлений о едином дизайне эмбрионального развития (тех или иных биологических таксонов).
Но можно объяснить озвученные факты и в рамках эволюционных представлений об общем предке. Например, развитие эмбрионов разных классов животных по модели «песочных часов» можно объяснить, сделав предположение, что интригующая «сходная стадия» всех позвоночных является наиболее ответственной и уязвимой (в смысле фатальных ошибок развития). Поэтому в ходе эволюции эта стадия оказалась наиболее консервативной и лучше всего сохранялась. А более ранние и более поздние стадии развития эмбрионов такого консерватизма уже не требовали. И поэтому изменялись более свободно.
Ну а в отношении выше озвученных «генов кисти и пальцев» у рыб – тут можно предположить, что вторая фаза работы соответствующих Hox-генов у хрящевых и хрящекостных рыб – исходно была нужна им для формирования каких-то других вещей в плавниках (а не кистей и пальцев). Однако в ходе дальнейшей эволюции эта фаза экспрессии перестроилась таким образом, что начала формировать кисть и пальцы появившимся наземным позвоночным. Примерно к такому выводу (об исходной древности программы развития дистальных частей конечностей) склонились сами авторы тех работ, в которых были открыты эти факты.
Итак, мы видим, что эмбриональное сходство (или различие) можно свободно трактовать как в рамках эволюционной концепции, так и в рамках разумного дизайна. Поэтому никакими «доказательствами эволюции» подобные факты являться не могут.
Более того, можно начать «объяснять» эти же факты в эволюционном свете, но при этом развернув их в противоположную сторону. Например, можно начать упирать на то, что вторая фаза работы соответствующих Hox-генов у хрящевых и хрящекостных рыб (наблюдаемая сегодня), скорее всего, является исходным состоянием когда-то исправно работавшей системы развития кистей и пальцев у этих животных. И в полном соответствии с «эмбриологическими доказательствами эволюции», заявить, что хрящевые и хрящекостные рыбы произошли от наземных четвероногих животных (а не наоборот). О чем и свидетельствуют явные «остатки» генетической программы формирования кисти и пальцев у эмбрионов озвученных рыб. Таким образом, Вы можете спокойно заявить, что акулы и осетры, скорее всего, произошли от каких-то наземных позвоночных. Например, от пингвинов.
