Текст книги "Утреннее шоссе"

Автор книги: Илья Штемлер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Я техникум лесной кончила, – тихо произнесла Антонина.

– Ну и иди ты к лешему!

– Я знаешь какая была? Это после смерти его, после смерти. Глаза на слезах выплыли.

– Да ладно! Парочка! Баран да ярочка.

– Это кто ж баран? Он?!

Антонина рывком извлекла из сумки какой-то пакет, в секунду отбросила газетную обертку, достала большую фотографию и сунула ее под нос Клямину:

– Смотри, каким он был. Смотри! И я какой была!

– Убери! Дура!.. Дорога-а-а…

Клямин оторвал правую руку от руля и стукнул Антонину по локтю, пытаясь разглядеть шоссе. Но рука у Антонины была железная, и ярость прибавляла ей сил.

– Не-е-ет!.. Гляди, гляди!..

Фотография упрямым щитом стояла перед глазами Клямина.

Все дальнейшее произошло в какое-то мгновение. На повороте дороги автомобиль вильнул в сторону. Правая группа колес провалилась в яму на обочине. Машина резко накренилась. Клямин удержал бы руль. Но Антонина в своем слепом упрямстве продолжала загораживать ему обзор. Клямин вцепился в баранку обеими руками и вдруг почувствовал мощный глухой удар. «Камень пошел, – мелькнуло в голове Клямина. – Ну, все!»

Автомобиль дернулся в последний раз и рухнул на бок. Отчаянно выл двигатель…

Антонина еще не понимала, что стряслось. Ужас сковал ее. Она видела над собой белое лицо водителя. Слышала жуткий рев мотора…

– Идиотка! – орал Клямин. – Что ты наделала, дура!

Лобовое стекло, взрытое множеством трещин, походило на сетку. Осколки, отскочившие от противоударного слоя, осыпали Клямина и одуревшую от страха бабу. Какие-то бумажки, тряпки, инструменты продолжали еще падать на голову, плечи, руки Клямина, проваливаясь дальше, вниз, на Антонину…

Клямин шевельнул ногами. Кажется, целы и ничем не прижаты. Он уперся локтями в бок Антонины, дотянулся рукой до ключа зажигания, напрягся, повернул его.

– Все! Приехали, – произнес Клямин, на удивление самому себе обретя спокойствие. – Лоси у него из рук едят… Вылезай!

– Как же мне вылезать? – жалобно протянула Антонина.

– Как залезла, так и вылезай.

– Земля с моего бока.

– А, чтоб тебя…

Только сейчас до него дошел истинный смысл происшедшего. Сколько раз попадал он в аварию, и всегда вроде бы как впервые. Не верится, что это могло случиться именно с ним. Кажется, будто это сон. Не ущипнуть ли себя как следует, чтобы проснуться?.. Нет, все как есть… А главное, главное… Клямин заворочался как бешеный, закрутил головой, пытаясь понять главное. Антонина тихо всхлипывала. Ей было больно, и она обмирала от страха, чувствуя свою вину…

Не разбирая, во что упираются его ладони, локти, колени, голова, плечи, Клямин откинул дверь, словно аварийный люк, и тут увидел то, что искал. Весь автомобиль со всеми его потрохами, вкупе с этой лупоглазой идиоткой, не стоили содержимого двух черных портфелей-«дипломатов». Надежных, как сейф. Даже от такого удара они не распахнулись. А если бы распахнулись? Представить только, как вдоль этой корявой дороги летели бы денежные знаки…

Клямин вырвал из чрева кабины оба портфеля и прижал их к животу. Так он и сидел, словно замороженный, верхом на опрокинутом автомобиле, свесив ноги внутрь кабины, из которой доносились всхлипывания…

Он еще не мог уяснить себе размеры аварии. Может, это не так страшно, как кажется. Достаточно только поставить автомобиль на колеса… Он видел, как с обеих сторон седловины шли на спуск автомобильчики. И Клямин почувствовал стыд, жуткий стыд. Сейчас будут его расспрашивать, будут сочувствовать ему, ехидничать… «Морду разобью, первому же козлу разобью морду», – нервно решил Клямин. Антонина хватала его за ноги, пытаясь вылезти из кабины. Жалкий, побитый вид ее тронул Клямина.

– Ругай, бей меня, дуру несчастную, – всхлипывала лупоглазая. – Тварь я лесная. Всем горе приношу. Хоть бы Бог прибрал меня…

– В последнюю минуту он что-то передумал с тобой связываться, – буркнул Клямин и спрыгнул на землю, прижимая к груди оба портфеля.

Автомобиль прочно лежал на боку, разметав в стороны комья грязи. Его черное, нашпигованное агрегатами брюхо выглядело беспомощно и стыдливо. Висевшие в воздухе колеса продолжали медленное кружение…

Антонина вылезла из кабины и стояла сгорбившись, опустив в землю взгляд. Одну руку она сунула в карман, а вторая, вытянутая, все еще держала злополучную фотографию.

– Теперь можешь показать, – произнес Клямин.

– Ну тебя…

– Покажи. Кажется, я это заслужил.

Антонина робко протянула фотографию. Лобастый молодец с окладистой кудрявой бородой смотрел открыто и добродушно. Широкая его ладонь уверенно лежала на плече тоненькой девушки с перекинутой на грудь косой. Лицо девушки отдаленно напоминало пучеглазую физиономию Антонины…

– Симпатичный малый. – Клямин сплюнул в сторону сквозь неплотные свои зубы.

Антонина торопливо закивала. В глазах ее вспыхнул тот блеск, который тронул чем-то душу Клямина. Но уже в следующее мгновение случившееся навалилось на него всей тяжестью. Потерпеть автомобильную аварию вдали от города, в незнакомых местах, значило испить полную чашу унижения, бессилия, пустой траты денег… И все это из-за какого-то пустяка. А он спешил завершить командировку, вернуться домой, попытаться разыскать Наталью… Как же теперь?.. Он не думал о том, что случайно остался жив, даже не ушибся всерьез… Это он принял как должное…

«Жадность фраера сгубила», – колотилось в его мозгу. Да, не смог пройти мимо халтурного заработка. Камень на могилу, видите ли, надо было ему везти, болвану. Мало ему всего, мало! А толку? Толку-то?! Вот он – перевернутый автомобиль… Сознание Клямина летело по спирали, выталкивая на поверхность воспоминания о каких-то старых обидах, неудачах, чепуховых победах, которые оборачивались пустой никчемностью. И вся жизнь ему представлялась сейчас нагромождением нелепостей и пустозвонства.

– Антон, прости меня, – всхлипывала Антонина. – Ради бога, прости.

– У-у-у… Отойди! Хуже будет, – проговорил Клямин.

– Куда уж хуже, Антон. Беда-то какая, – не унималась Антонина.

– Ладно. Поставим на ноги таратайку, там видно будет. – Клямин подержал на весу «дипломаты». – И не вякай! Лучше охраняй вот. Жизнью мне за них отвечаешь. Сядь на то бревно и ни шагу.

Клямин протянул оба портфеля Антонине. Подхватив их, словно ведра, Антонина отошла к бревну и села…

Зарывая изящные японские штиблеты в коричневую жижу, Клямин принялся со всех сторон осматривать машину. Сейчас важно поставить ее на колеса, пока электролиты и масло не вытекли. А там, кто знает, может, только корпус и покорежило. Дотянуть бы до какой-нибудь автобазы, где он с работягами общий язык найдет…

На шоссе уже толклись первые зрители. Вопросов пока не задавали – понимали, что не время.

– Что глазеть-то, поехали! – крикнул кто-то.

– Куда поехали? Такая скала посреди дороги, – отозвался другой.

Клямин насторожился. Закидывая по-журавлиному ноги, он вылез на асфальт и обомлел.

Поперек дороги, точно ленивый буйвол, лежала продолговатая гранитная глыба. Бурое тело ее отражало мягкий солнечный свет. Казалось, камень дышит. Угораздило его упасть точно в середине проезжей части! И в самом узком месте…

Клямин оглянулся. Загрузочная часть его автомобиля была вырвана вместе с частью задней стенки корпуса и валялась метрах в двадцати от места аварии.

– Что делать будем, шеф?! – крикнул тот же голос. – Ехать надо.

– И ехай себе! – вступила в разговор Антонина со своего бревна.

– У меня ж не ераплан, – возразил голос.

Раздался первый смешок…

Клямин бросил на Антонину свирепый взгляд. Даже его левый, добрый глаз стянулся в узкую щель. Антонина плотнее прижала к себе портфели и отвернулась…

Впрочем, Антон Клямин был везунчик. Повезло ему и на этот раз.

Рота капитана Худякова направлялась в областной Дворец культуры, где гастролирующий театр из города Кимры давал комедию В. Шекспира «Много шума из ничего».

Настроение у капитана было превосходное. Днем его рота на учениях показала лучшие результаты в полку, и командир не только поздравил при всех Худякова, но и сердечно обнял его. Ко всему тому жена капитана, Рая, учительница музыки, была сегодня именинница. Худяков вез ее вместе с ротой в театр. В платье зеленого цвета, Рая сидела рядом с капитаном в зеленом «газике» с белыми колесами, центр которых обозначали красные звездочки. Звездочки эти самолично нарисовал водитель «газика» сержант Коберидзе…

Так они и двигались походной колонной, состоявшей из четырех свирепых грузовиков и веселого «газика».

Неожиданно колонна уперлась в стоящий впереди автобус. Капитан Худяков удивился. Он проследил по карте весь маршрут: на этом участке не было железнодорожных переездов…

Единственное, что капитан себе позволил, – это взглянуть на часы и нахмуриться.

– Юра, – сказала жена, – мы можем опоздать.

– Точно! – бодро ответил капитан и чуть повысил голос: – Сержант! Узнайте, в чем дело!

– Есть! – ответил Коберидзе и вылез из машины.

Вернулся сержант в радостном возбуждении. Судя по всему, то, что он увидел на дороге, интересовало его гораздо сильнее, чем пьеса В. Шекспира.

– Разрешите доложить! – начал издалека сержант, растягивая удовольствие.

Капитан кивнул.

– Там на дороге валяется камень!

Красивая правая бровь капитана приподнялась дугой. Как-никак в его распоряжении была мощная техника. Машины жарко дышали двигателями суммарной мощностью в восемьсот лошадиных сил.

– Камень? – переспросил капитан.

– Так точно! Больше, чем на могиле моего дедушки в Поти.

– Мне не довелось быть на могиле вашего дедушки, сержант, – сказал капитан.

– Приезжайте! – сердечно пригласил его сержант. – Вместе с женой. Рады будем.

– Сержант! – строго одернул капитан.

Жена, учительница музыки, хотела улыбнуться, но посмотрела на часы. Ей показалось, что секундная стрелка бежит быстрее обычного. Капитан уловил этот взгляд и вылез из машины, чтобы лично разобраться в ситуации. Выдерживая почтительную дистанцию, за ним двинулся сержант Коберидзе. Правда, он был не прочь остаться наедине с женой капитана, перекинуться двумя-тремя изысканными любезностями. Но искушение еще раз взглянуть на камень было выше его врожденной галантности…

Капитан Худяков был человеком несколько самоуверенным. Он готовил себя к сложнейшим боевым действиям, но что странно – попадая в среду людей штатских, терялся, ибо по натуре был застенчив…

– Разрешите, – негромко сказал капитан, глядя в затылок какого-то дядечки в телогрейке.

Дядя в телогрейке, вероятно, давно никому ничего не разрешал. Он продолжал стоять столбом. Может быть, он был глухонемым? Рядом стояли такие же глухонемые…

Горячее сердце сержанта Коберидзе не могло стерпеть пренебрежения к своему родному капитану. Коберидзе шагнул вперед, взял за локоть дядьку в телогрейке и сказал нежным голосом:

– Генацвале! Тебе мой капитан сказал: «Разрешите». Почему не разрешаешь? Ты что, купил это место? – И железным плечом сержант потеснил молчуна.

Картина, открывшаяся капитану, была безрадостной.

Несколько активистов копошились возле гигантского камня, словно муравьи у спичечного коробка. В стороне лежал перевернутый автомобиль. Мужчина в разодранной рубашке и перепачканных штанах бегал от камня к автомобилю, то и дело обращая белые от гнева глаза в сторону бревна, на котором, пригорюнившись, сидела простоволосая женщина в опавшем на плечи пуховом платке. Женщина держала на коленях два объемистых портфеля-«дипломата».

Капитан был профессиональным военным и сразу оценил обстановку. И еще капитан понял, что для полного счастья ему не хватает ситуации, близкой к боевой. Худяков женился только полгода назад и не мог упустить возможности показать жене, каков он в серьезном деле!

3

Бурые капли дождя срывались с карниза и падали на раскрытый зонтик старика Николаева. Ветхая ткань зонтика едва сдерживала воду. Но старик продолжал упрямо сидеть на привычной скамье, отвернув в сторону лицо.

Клямин поставил на асфальт драгоценные портфели и чемодан.

Таксист – парнишка лет двадцати – долго гонял стартер заглохшего двигателя, жалуясь Клямину на то, что начальство на него окрысилось – второй раз он пролетает с получением нового автомобиля. На что Клямин пообещал дать парнишке несколько практических советов – пусть найдет его на досуге. Или позвонит… Паренек черкнул на коробке от сигарет номер телефона Клямина, запустил наконец двигатель и укатил. Клямин направился к своему подъезду. Кажется, впервые за последние дни он ни о чем не думал. Рыжие от дождя стены дома, пустой двор с мокрыми веревками, на одной из которых болталась забытая майка, детская площадка с качелями навевали сонное смирение… И старик сосед продолжал сидеть на скамье, как и пять дней назад. «Может, он преставился и никто этого не замечает? – подумал Клямин. – Даже на шум такси не отреагировал…»

Он хотел окликнуть соседа, но передумал: еще испугается старый…

Клямин сделал несколько шагов и услышал бормотание:

– Вот… Ежели ты зонтик, так не протекай…

– Дед!

– А? – мигом отозвался Николаев.

– Ты с кем это? С зонтиком, что ли?

– С ним. Протекает, мыши проели. – Старик нимало не смутился. – А я тебя видел… От! – Он поднял в сторону руку.

В нише между двумя дождевыми желобами стояло расколотое напольное зеркало. Тусклая его поверхность вбирала в себя весь двор.

– Борисовские выбросили. А я приспособил… Появится жулик – подумает: спит старик. А я все вижу. Хитро?

– Хитро, – согласился Клямин и подумал, что старик совсем уже того, тронулся. – Что ты охраняешь? Машину свою я в гараж отогнал.

– Что охраняю?.. А все охраняю… Мне, Антон, видение было – старуха моя. Пришла и говорит: «Жди меня, явлюся. Рано утром, в дождик. Но в квартиру не войду, во дворе постою»… Все не идет.

Клямина нисколько не смутил смысл сказанного. На какое-то мгновение ему даже показалось, что так и случится. Старик сидел опустив плечи и сложив руки на коленях. Пуговица на хлястике его пальто болталась на последней тоненькой нитке…

Клямин смахнул со скамьи случайный ночной мусор и расположился рядом. Как он ни торопился домой, а теперь вот почему-то медлит.

– Ты б отодвинулся в сторону, дед. Скоро капли пробьют твой зонт насквозь.

– Со стороны зеркала не видать, – просто объяснил старик. – Не пробьют. Мокнет он только, и все.

– Сильный дождь был?

– Всю ночь шустрил. Часа два как присмирел… А мне в собес надо слетать, дело есть.

Они помолчали. Старик шевельнулся, сел поудобнее и притих в ожидании.

– Придет, если обещала, – подбодрил Клямин.

– Придет, – уверенно отозвался старик, – А что это тебя не было видно? Я уж думал – посадили тебя.

– Здрасьте, – оторопел Клямин. – С чего бы вдруг!

– А так.

– Видение, что ли, было?

– Нет. Долго ты не показывался. А куда мог деться такой орел, как ты? – рассуждал старик.

– Всего-то пять дней и не показывался, – обиделся Клямин. – За лекарством тебе ездил.

Старик чуть повернул лицо с давно не бритыми впалыми щеками и молча уставился на Клямина.

– Калган-корень ты просил. Помнишь? Я и привез тебе. Подарок.

Старик молчал. Потом издал губами какой-то звук: не то сплюнул, не то цыкнул.

– А на кой он мне, корень твой? Это Мария просила. Хотела подольше пожить. А мне он – наоборот… Я дни считаю, а ты хочешь притормозить… Выбрось и разотри.

– Ты что, дед?! – негромко и сильно проговорил Клямин. – Я из-за него чуть жизни не лишился, была история…

Конечно, Клямин не забыл, что встретил он корень на рынке случайно и что случайно же вспомнил о давней просьбе стариков соседей. Можно сказать, блажь на него тогда нашла. А вот сейчас…

Клямин грубо отодвинул ногой изящные портфели-«дипломаты», наклонился, ухватил ручку своего чемодана и вскинул его на колени. Щелкнул замком. Чемодан был набит как попало случайным тряпьем, бумагой. Из-под них торчали углы каких-то коробок. Все говорило о торопливом, похожем на бегство отъезде. Руки Клямина беспорядочно перебирали все это барахло, перемешивая его. Наконец он нашел то, что искал. В прозрачном пакете виднелись мышиные хвостики корешков. Он молча сунул пакет прямо под нос старику. Тот покачал головой, глаза его, мутные, с покрасневшими ободками век, смотрели с укором. Старик тронул ладонью напряженную руку Клямина:

– Ты, Антон, уже не маленький, а не понимаешь… И ступай домой. А то она не придет при тебе, застесняется.

– Кто не придет, кто? – зашелся Клямин. – О чем ты болтаешь, старый пень? Умерла она. Два года как умерла. Ты что, рехнулся совсем? Видение ему было! Это ж надо…

Старик помолчал, шевеля губами, словно бы сдерживая слова.

– Знаю, Антон. Я все знаю. Конечно, не придет она… И не кричи так, люди спят. Отвяжись. Надоел уже…

Старик Николаев встряхнул зонтик, отвернулся и уставился в тусклое зеркало. Он всем своим видом показывал, что его здесь уже нет.

Антон взглянул на старика, вернее, на то место, где под черным кругом зонтика торчали ботинки со вздутыми мысками. Он постоял немного, сунул пакетик с корешками в карман брюк, поднял чемодан и портфели и побрел к своему подъезду…

В комнате стоял тяжелый, пыльный запах. Давно пора свезти в чистку ковры – вся духота от них. Клямин раздвинул шторы, впуская в комнату сырой свет. Полированная мебель, хрустальные бокалы и вазы, бронзовые статуэтки – все это как бы погрузилось в какой-то омут. Получалась размазанная картина, рамой для которой служили темные, с желтой искоркой, стены. Клямин любил свою квартиру и с удовольствием возвращался домой. Обычно он возвращался, когда квартира еще хранила его присутствие: вышел и через несколько часов вернулся. Но если его здесь не было несколько дней, из комнаты что-то улетучивалось. Она становилась чужой ему, подчеркивала его одиночество…

«Черт бы тебя взял, старик, – хмурился Клямин. – Ты еще тут…»

Он скинул одежду и полез под душ. Вода шла поначалу холодная – застоялась в трубах, как всегда это было ранним утром. Но Клямину ждать не хотелось, и он любил холодный душ. Струйки колко били по плечам и груди, сползая к ногам. Сердито клокотала горловина слива, справляясь с потоком. Постепенно вода становилась теплее, и вот уже пришлось разбавлять ее холодной. Но главное – совсем расхотелось спать. Сколько ему пришлось спать за последние сутки с лишком? Только в самолете вздремнул часок… И все… А что произошло за это время? Везение не оставило Клямина. Капитан Худяков оказался решительным и сообразительным парнем. «Таким командиром может гордиться армия», – умильно думал Клямин, глядя, как прилежный, похожий на подростка капитан отдает распоряжения своим добрым молодцам.

Поставить на колеса перевернутый автомобиль не составило большого труда. Лениво, как буйвол из грязи, поднимался он, уступая дюжине здоровяков. Достаточно было беглого взгляда, чтобы убедиться – вид у автомобиля далеко не товарный. Правый бок смят, задняя стенка вырвана. И стойки пошли. О стеклах и говорить нечего. Двигатель все же работал. Правда, в нем что-то бренчало, билось, сипело. Но проехать сорок километров до Ставрополя было вполне возможно… Только как быть с камнем? Пихать его в автомобиль после аварии рискованно – большая нагрузка.

Мощный военный грузовик подхватил камень на тросы и сдвинул его к обочине. Там он и остался как загадка природы…

Антонина не протестовала – понимала, что кругом виновата.

Движение на шоссе возобновилось.

Капитан учтиво отдал честь Клямину и посмотрел на часы. Дело заняло пятнадцать минут. Еще можно было успеть в театр, если увеличить скорость. Сержант-водитель воспринял приказ о быстром броске с явным удовольствием. «Полетим, как птички», – сказал он и улыбнулся симпатичной женщине, которая наблюдала за действиями солдат, сидя в зеленом «газике» на белых колесах. И которой Клямин, несмотря на свой аховый вид, успел несколько раз со значением улыбнуться…

Вскоре на дороге стало тихо и пустынно. «Хорошо, что инспектора не вызвали», – подумал Клямин. Конечно, решись он ремонтировать автомобиль официально, акт инспектора был бы необходим. Но ремонтироваться официально Клямин не собирался. И долго, и сложно… Так он рассуждал про себя, бродя в полутьме по грязи, собирая в кучу коробки с обувью и остальные остатки крушения. Все, что удалось найти, он сложил ближе к левой, уцелевшей боковине. Рядом посадил лупоглазую Антонину. Приказ был короток: «Сидеть! Придерживать на поворотах!»

Въехали они в Ставрополь глубокой ночью, вызывая живейшее любопытство у местных собак. Остановив машину у автобусной станции, Клямин связал в два больших тюка все свое имущество и сдал в камеру хранения. Пришлось сдать и портфели-«дипломаты» – не таскаться же с ними по ремонтным делам. Испытывая тошноту где-то под ложечкой, он поставил портфели на облезлую полку. Поставил, посвистывая, стараясь не выдать волнения. На что кладовщик сделал краткое замечание: «Что свистишь? Денег не будет. Примета». Клямин сразу притих. Кладовщик выдал ему жетоны, опустил решетку и отправился спать. После решения вопроса с «дипломатами» Клямин перестал обращать внимание на Антонину. Правда, он дал ей совет: найти заправочную станцию и попытаться уговорить какого-нибудь шофера-транзитника привезти камень.

Антонина тотчас исчезла. Возможно, ее тяготило чувство вины перед Кляминым. Или она опасалась, как бы Клямин не потребовал финансовой компенсации стоимости аварийного ремонта. Но факт оставался фактом – только что женщина стояла рядом, куталась в платок. И вот ее уже нет и в помине…

А Клямин отправился на своем катафалке искать таксопарк. Или автобазу «скорой помощи». Блуждая по предрассветному городу, он выкрикивал в пустую раму от лобового стекла: «Лосей он кормил из рук! Ах я дурак, дурак… Ну, чего не хватало?!» На короткий срок он затихал, втягивая ноздрями холодный воздух. Но картина катастрофы вновь тормошила его сознание. И он продолжал что-то выкрикивать невнятное, боясь задохнуться от ярости. «Что боялся упустить, пес?! Сотню за могильный камень, – казнился Клямин. – Лоб разбил, босяк! Дерьма тебе не хватало, да? Так ешь полной ложкой!» И он решил во что бы то ни стало сегодня же вернуться домой. Не станет он ждать неделю, пока отремонтируют автомобиль.

И вернулся.

Клямин прикрутил краник душа, жестко вытерся, влез в халат и вышел из ванной комнаты. Стрелки на кухонных часах тянулись к половине восьмого.

С командировкой вроде бы все в порядке. Задание Клямин выполнил. Но вот автомобиль?! Его загнали в какой-то темный тупичок в гараже «Спецтранса». Лицо кузовщика не внушало особого доверия. И запросил он за ремонт пять сотен. Правда, столковались на четырех, с покраской…

Позвонить Серафиму Клямин так и так должен. И чем раньше, тем лучше. К тому же к звонкам домой Серафим Куприянович Одинцов относился менее щепетильно, чем на работу. Он отозвался сразу.

– Все в порядке, я дома, – проговорил Клямин.

– Осложнений не было? – спросил Серафим.

– Было. В аварию попал. Плиту на дороге кто-то бросил…

– Какую плиту?

– Могильную. В полторы тонны… Хорошо, порожняком я шел.

– А где автомобиль?

– В Ставрополе. Оставил надежным людям.

– Как же ты вернулся, Антон, без машины? Нехорошо. Надо было переждать, – с нажимом проговорил Серафим после паузы.

– Спешил тебя повидать, порадовать.

– Похвально… Вот мы и повидаемся. Сегодня в два. На пляже, в загоннике. Ясно? Там и поговорим. – Серафим положил трубку.

Не понравился Клямину этот разговор. Подумаешь – помял автомобиль.

Перепустив встречный автобус, Клямин пошел на обгон грузовика. Тот старался вовсю, выпуская густой черный дым и швыряя камешки в лобовое стекло легковушки. Дорога шла вдоль берега, и ее частенько накрывал мелкий береговой песок. Перегнав на сотне грузовик, Клямин занял правый ряд и согнал стрелку спидометра на восемьдесят. В боковом зеркале он видел, как нарастает силуэт черной машины непривычной конфигурации. Вскоре машина проскочила мимо. Клямин успел заметить лишь клечатое кепи, хозяин которого повернулся лицом к водителю. «Форд-континенталь», длинный и приземистый, точно ящерица, принадлежал Серафиму Одинцову… Клямин взглянул на часы. Было без десяти два.

Поначалу Клямин решил было: пусть подождут, не рассыплются. Но незаметно для себя прижал акселератор. Новая высокая нота влилась в ровный гул двигателя. «Жигуленок» резво обгонял колонну, пока перед ним не появились широкие задние фонари зарубежной лайбы. Клямин пристроился в кильватер. Теперь-то он уже не отступит. Вскоре владелец клетчатого кепи обернулся и махнул Клямину рукой. Мол, правильно, жми за нами. «А лихо идет, стервец», – подумал Клямин, наблюдая, как мягко проваливается на неровностях дороги тяжелый автомобиль. Близ поста ГАИ задние фонари вспыхнули обильным гранатовым светом – Серафим стал притормаживать. Конечно, его автомобиль знали в городе, и автоинспекторы избегали надоедать Серафиму своим вниманием. Но и Серафим старался не давать к этому повода. Не то что новые деловые люди, молодые нахалы, которые вгоняют в дрожь инспекцию дикой ездой.

За границей контрольного пункта дорога разветвлялась: одна, темная от масляных пятен, шла влево, продолжая свой трудный рабочий день, вторая, правая, с виду легкомысленная, с деревьями вдоль обочины, вела на пляж…

Лениво раздувая желтый боковой огонь, «Форд-континенталь» свернул вправо. Клямин не отставал. В прострелах между черными ветками голых деревьев билось море, словно огромная рыба в сетях. Серебристое под тусклым однотонным небом. Грибки без шляпок топорщили железные прутья. Перевернутые брюхом вверх лодки грели ребристые бока… Вскоре показалась заколоченная крестом пивная будка, возле которой и заканчивался асфальт. Черный лимузин последний раз вспыхнул кровавым глазом и, погасив скорость, осел на рессорах, точно расплющился. Разом распахнулись обе двери, выпуская Серафима и его юрисконсульта Виталия Гусарова, известного под кличкой Параграф.

Они не торопясь пошли в сторону «курятника» – обители пляжного сторожа Макеева. Клямин шел следом…

Серафим вытащил ключ, отпер замок и потянул на себя дверь.

Спертый стоялый воздух окутывал стол, топчан с голым травяным матрацем, подушкой и серым солдатским одеялом. На столе валялся стакан и окаменелая горбушка черного хлеба…

Серафим сел на скамью. Параграф брезгливо опустился на топчан. Клямин остался без места. Это ему не понравилось. Шагнув к столу, он швырнул стакан на матрац, туда же бросил горбушку, смахнул на пол крошки и, зависнув на руках, втянул себя на стол.

Дряблая кожа на лице Серафима казалась запыленной. Параграф выглядел бодрым в своем клетчатом кепи…

– Рассказывай, Антон. – Серафим выпрямил в коленях ноги. – С самого начала.

Клямин не в первый раз отчитывался за командировку, но сегодня у него было паршивое настроение. Он принялся рассказывать, стараясь ничего не упустить. Благо на память свою Клямин не жаловался. Постепенно он входил во вкус, разгонялся. Перед мысленным взором вновь всплывали лица людей, с которыми встречался. Все детали: кому, где, за сколько он вручал ту или иную вещь. Своих клиентов Серафим знал давно, связи были прочные. Серьезные люди, оптовики, они не мелочились. Конечно, и себя никто не хотел обидеть… Серафим не спрашивал, какой навар имел сам Клямин с оборота. Это дело Клямина, а частную инициативу Серафим Куприянович уважал – волка ноги кормят. Судя по всему, Клямин был доволен. Доволен, стервец!..

– Пакет ты, конечно, доставил? – перебил Серафим Клямина, когда он рассказал о контейнерах с порошком. – Не растерял при аварии?

Видно, не выдержал Серафим – спросил о самом главном, о пакете с какими-то бумагами. Клямин успокоил его:

– Привез. В чемодан положил.

– Отдельно надо было. Невелика тяжесть, в боковой карман пиджака бы и сунул. – Серафим обернулся к белобрысому консультанту: – Что, Параграф? Твоя была идея… А я, старый пень, сопротивлялся.

Белобрысый надулся. Его и без того узкие глаза стянулись в сплошные щелочки.

– Зачем же так, Серафим Куприянович? Не в первый раз отправляем.

– Пусть знает Антон. Ты у нас голова всему.

«Повязывает Параграфа. Словом повязывает. Теперь и посторонним известно о какой-то особой роли Гусарова в их игре, – подумал Клямин. – Чтобы не особенно задирался. Наверное, для этого он и прихватил Гусарова с собой».

– И мне урок, – продолжал как бы невзначай Серафим. – Больше тебя слушаться. Факт! Верно, Виталий?

Гусаров сидел злой, зыркая исподлобья на Клямина.

Но на этом игра Серафима не закончилась. Он встал со скамьи, сделал несколько шагов, взглянул в молочное оконце, согнутым пальцем постучал по пыльному стеклу.

– А теперь, друг Антоша, расскажи нам, как же ты, такой ас, аварию сотворил с казенным автомобилем? – Серафим не оборачивался. – Только как на духу. Я ведь сквозь землю вижу. Не родился еще человек, который Серафима Одинцова обманет.

Он резко оглянулся, взглянул на Виталия Гусарова и рассмеялся.

«Неужели все разузнал?» – без смущения изумился Клямин.

А Серафим не отступал. Он шагнул к столу и, положив ладони на колени Клямина, приблизил к нему острое лицо:

– Рассказывай, Антон, рассказывай. Как же ты так? Все камень объезжали, а ты не успел. Или он у тебя под носом свалился? Куда ж ты тогда глядел, любезный? – Его глаза смотрели прямо в зрачки Клямина.

И Клямин рассказал все, как было. Серафим хохотал, прижимая ладони к груди:

– Ох, не могу!.. И вправду жадность фраера сгубила… Ох, не могу…

Параграф зашелся мелким смешком в тон хозяину.

Внезапно Серафим затих, определенно подчеркивая, что хочет сказать нечто весьма важное и что слушать его надо внимательно.

– Я, Антон, хотел по случаю окончания твоей командировки банкетик устроить небольшой. У Яшки. Посидеть в его баре, при свечах, без посторонних. Заранее все оговорил. Диковинную еду Яшка обещал на стол выложить. Теперь отменю я тебе угощение, Антон. Не время. Пока ты свой автомобиль в родной гараж не поставишь…

– Через неделю обещали, – буркнул Клямин.

– Долго ждать, Антон. Ты, друг, сегодня же вылетишь в Ставрополь. В деньгах себя не связывай. Понял? Но автомобиль доставь в лучшем виде.

Серафим еще ближе придвинул лицо к лицу Клямина, и тот увидел, как на виске собеседника набухла голубая жилка. Вся кожа была прошита тонкими бурыми ниточками капилляров…

– Всех купи-перекупи. Сутки пусть работают. Но послезавтра автомобиль должен стоять в гараже. Это не прихоть, Антон… А если увидишь, что не складывается, найми за любые деньги грузовик. Погрузи, накрой брезентом и доставь сюда. Ты и так упустил время…

Клямин увидел в глазах Серафима страх.

– Самолет на Ставрополь вылетает в три часа ночи, – произнес юрисконсульт. – Я куплю билет и заеду за вами, Антон. Где-то в час ночи. Дайте ваши паспортные данные…

– И отдохни, Антон, в Ставрополе не отдохнешь. – Серафим выпрямил свою тощую фигурку. – Пойди с Параграфом, перекиньте чемоданчики в мой автомобиль, там и паспорт перепишете. А я побуду на берегу, воздухом подышу свежим. Давно собирался, все случая не было.