Текст книги "Петля Мебиуса (сборник)"

Автор книги: Илья Новак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Где Валерка?

Усач повернул голову, указательным пальцем осторожно отвел в сторону левый ус, чтоб не мешал смотреть, и вдруг шумно выдохнул, пустив струю темного дыма. Андрей подался назад. Пена запузырилась, поползла к курильщику. Дымовая струя изогнулась дугой, будто это было нечто тяжелое – вода, к примеру, пущенная из шланга не слишком сильным напором. Ассасин сунул погрызенный мундштук старой трубки между зубов, глубоко затянулся и выдохнул на черную массу вторую струю. Пена начала колыхаться.

– А она кто? – лениво ответил ассасин вопросом на вопрос.

С другой стороны Андрея несильно ткнули в бок, он оглянулся. Второй ассасин рассматривал его с вялым любопытством. Лоб у этого был совсем низким, в два пальца шириной; левый глаз, небольшой и круглый, располагался заметно ниже правого – большого и овального, выпученного.

От сладкого духа вновь закружилась голова и начало подташнивать.

– Так чё с терпилой делать будем? Лишим жизни через отсечение вместилища разума?

Усач захохотал, качая головой и хлопая себя ладонью по ляжке.

– Отомстим ли, братия, за нашего предводителя? – ухнул сзади еще один голос, да так неожиданно, что Андрей вздрогнул.

Обхватив себя за плечи, он с опаской оглянулся. И раньше было темно, а теперь как-то уж совсем почернело. И холодно становилось. По земле ползли, извиваясь, языки пены, вылизывали чахлую траву и глину, растворяли их. За деревьями ничего не было видно, будто теперь позади редколесья разверзся лишенный звезд космос.

В вязкой смоляной мгле что-то сдвинулось; медленно проявились блеклые линии, стали четче, сошлись силуэтом, тот приблизился – и возник еще один ассасин, обладатель многочисленных тонких косичек. Они шевелились, изгибались, концы их приподнимались позади и вокруг головы, но в первые секунды Андрей не смог понять, что´ это с ними. У третьего ассасина нос, явно когда-то сломанный, с прогнувшейся переносицей, съехал далеко вбок, так что крошечные, вывернутые наружу черные ноздри располагались где-то над правым уголком рта. В одной руке – кривая сабля, в другой скальп… Андрей рывком подобрал ноги и привстал, но тут же сообразил, что это всего лишь вырезанный кружок почвы с торчащей травой, за которую ассасин держал ее.

– Возрадуйтесь, братия! – хрипло воскликнул волосатый, кинув землю на середину полянки. – Я урезал еще долю мира, отмщая за нашего Старца! От трофей!

– Круто… – зевнул кривоглазый.

Косички покачивались, приподнимаясь и опускаясь… наконец Андрей разглядел, что концами они привязаны к нескольким птичкам с тонкими прямыми клювами, а еще к большому мохнатому шмелю и стрекозе. Шмель жужжал, стрекоза стрекотала, а птички тарахтели, быстро взмахивая крылышками.

Третий ассасин плюхнулся на траву и спросил:

– Ну так чего, раскочегарим, братия?

– Клубодана не осталось, – возразил кривоглазый.

– Так черного возьмем…

Кривоглазый и волосатый достали трубки. Усач, осторожно сжимая свою за мундштук, чашечкой зачерпнул пену ночи. Остальные последовали его примеру. Волосатый достал откуда-то большую, размером с указательный палец, спичку, огляделся и вдруг чиркнул о лоб кривоглазого. Тот отпрянул, выругался, а потом захихикал. Спичка вспыхнула ярко-синим гудящим огоньком, густые фиолетовые тени легли на лица, превратив их в скопище ямок и освещенных бугорков. Ассасины пустили спичку по кругу и не спеша прикурили. Затем кривоглазый вонзил ее головкой в землю – еще секунду или две она горела, озаряя почву изнутри, так что та налилась синим свечением, затем погасла.

Все трое одновременно затянулись.

Исходя пузырями, беззвучно булькая и дрожа, пена ночи поползла из-за деревьев. Трава чернела на глазах, иссыхала, превращаясь в ломкие спиральки, а стволы берез стали почти прозрачными.

Кривоглазый, сунув мундштук в зубы, затянулся особенно глубоко, с такой натугой, что Андрею показалось: сейчас у него дым пойдет из ушей. Этого не произошло, зато когда ассасин наконец выдохнул дым, левый круглый глаз его… Не может быть! Андрей мотнул головой, решив, что это лишь игра света и теней на лице курильщика, что на самом деле ничего такого не происходит. Левый глаз рывком съехал по щеке примерно на сантиметр…

Затянувшись еще по нескольку раз, ассасины удовлетворенно откинулись; двое легли на траву, а волосатый привалился спиной к истончившейся березе. Все смотрели прямо перед собой и не моргали. У волосатого, когда он выдыхал, дым выстреливал из ноздрей двумя тонкими струйками, они сходились, образуя узкий треугольник, и дальше завивались спиралью.

– Что-то я, братья… – промямлил усатый. – Что-то я как-то странно себя чувствую.

– Ага… – согласился волосатый, выпуская дым тонкими короткими змейками, которые, извиваясь и шипя друг на друга, быстро уползали наискось вниз и исчезали в земле. – Мнится мне, что в голове моей – черный пух, хлопья ненасытного мрака.

Кривоглазый, задумчиво нахмурившись и скосив правый глаз вверх, так что зрачок почти исчез под бровью, в то время как левый на щеке быстро вращался, подтвердил:

– И я, и я… уж таким эзотеричным себя ощущаю, братья…

– Как же, эзотеричным… сакральным до умопомрачения – тайным центром мироздания чувствую себя я.

– Оккультным… – не согласился волосатый, начиная покачиваться влево-вправо. – Я – Пуп Земли.

– Что там – оккультным… я чувствую себя трансцендентальным, как маятник Фуко.

– Маятник – тьху, плевое дело. Я ощущаю себя печатью Соломоновой…

– Ха, печать! – фыркнул кривоглазый. – Тоже мне, Гурджиевы дети… Я же – что твоя Великая Энеограмма!

Остальные уважительно примолкли.

Про Андрея на время забыли. Стараясь не привлекать к себе внимания, он встал и пошел в обход поляны, перешагивая через вытянутые ноги. Ассасины молча косили на него масляно блестящими глазами. Как же отсюда уйти? Земля в круге света от костра еще видна, но дальше – ничего…

– А с этим-то чё решим? – Усатый дернул Андрея за штанину, когда тот проходил мимо. – Давайте порешим?

Наступила пауза, затем ассасин хихикнул. Тут же отозвался кривоглазый, к нему присоединился волосатый, и вскоре вся троица дергала ногами, содрогаясь в приступе хохота.

Андрей, махнув рукой, сел, обнял колени и уставился на подбирающуюся к носкам дешевых интернатских туфель пузырящуюся лужу. Та под пристальным взглядом немного отползла и потянулась в обход.

Достав саблю, волосатый начал выписывать клинком разные фигуры, хихикая и помаргивая, когда острие свистело около носа. Дым он выдыхал небольшими порциями, в виде то маленьких черепов, то перекрещивающихся полумесяцев, то квадратов, то ромбов. Две птицы, привязанные к косичкам волосатого, сели ему на темя и стали выклевывать что-то из сальных спутанных волос. Шмель, рассерженно гудя, гонялся за стрекозой вокруг головы, выписывая орбиты, будто спутник вокруг планеты. Неподалеку что-то затарахтело; Андрей сначала поднял голову, потом вскочил, оглядываясь.

– Куда вы летите?! Надо вернуться за Андреем!

– В Атлантиду. Без нее нет жизни, лишь блеклое существование.

– Да ее же нет!

– А вот и есть. Она – мечта. Только в нее перестали верить, забыли – и она накрылась пеной ночи.

– Вы что несете? Какая пена ночи?! Это бред какой-то!

– Не бред, не бред. Друг твой ее видел в той роще, черная такая. Места всякие выедает, когда никто их не видит, не знает, не помнит… – Брежия вздохнул и отвернулся, глядя вперед.

Шар летел в сильном ветре, но невысоко, немногим выше крон деревьев. Прохладно – Валерка поежилась. И ничего не видно. Начало светлеть, но налившиеся густой синевой облака затянули землю.

– Что за пена ночи, вы объясните?

– А? – Брежия оглянулся, моргая, будто уже забыл о Валерке. – Это всё ассасины. Их один сумасшедший старик подсадил на клубодан, они ради него на все были готовы. А теперь с черного на белый перешли, совсем свихнулись.

Резкий порыв ветра качнул шар, и корзина накренилась. Валерия, вцепившись в локоть Брежии обеими руками, уперлась коленом в плетеный борт. Крестоносец ухватился за стропу, потянул – шар выровнялся. Но ветер становился все сильнее, гудел, подвывал. Корзину болтало.

– И при чем здесь эта пена?! – выкрикнула Валерка.

– Я ж говорю: это всё ассасины! – Брежия тоже повысил голос. – Как мамалюк захватил их замок, так Старец, предводитель ихний, сиганул с вершины Горы Мира, ага! А он один среди них мог клубодан делать. И как повелителя не стало, так они окончательно разум и утратили. Стали вырезать куски бытия. Мстят они так! Всем мстят! Мы потому и поднялись в небеса – чтобы они нас не достали, пока не пришел срок! – Теперь он не говорил, а кричал. – Ассасины же приноровились пену курить, и грезы их, фантазии – материализуются, и они ими пользуются, ездят на них или еще что…

На короткое время шум ветра стих, шар почти неподвижно завис над равниной у границы леса. Валерка перегнулась через край корзины, глядя вниз.

То, что вылетело из темноты, издавало натужное, с поскрипыванием и треском, жужжание. Как и в случае с крестоносцем, составляющие эту штуку элементы возникали перед взглядом Андрея по очереди, как бы сами по себе, и лишь затем складывались в единое целое. Сначала он увидел нос, черный и кожистый, а над ним – круглый темный глаз. Тот равнодушно глянул на Андрея, послав ему в лицо конус черного света, от которого всё вокруг сделалось мглистым и едва различимым, затем посмотрел в сторону, переместив конус вдоль полянки и погрузив во мглу ассасинов.

И только потом стала видна поросшая короткой шерстью спина с несколькими потертыми кожаными седлами, тугие бока в залысинах… Чуть позже возникли лапы – мощные, с вывернутыми наружу ладонями-лопатами. По бокам между лапами тянулись железные полозья в налете ржавчины, а из коленных суставов торчали педали вроде велосипедных, кривые и короткие. Между треугольными, прижатыми к голове ушками виднелась вилка руля, за который держался, восседая на загривке и медленно вращая жутко скрипящие педали, лопоухий ассасин.

Когда все элементы на глазах у Андрея медленно собрались воедино, он решил, что этот агрегат более всего напоминает крота, но очень уж большого, размером с корову.

– Чё застопорились, обреченные? – возопил приезжий, снимая ноги с педалей. – Верховный пришел!

Велокрот завис невысоко в воздухе. Нос затрепетал, ноздри расширились, втягивая витающий над поляной дурманный дымок. Агрегат судорожно дернул правой передней лапой, так что зазвенела, заколыхалась провисшая цепь, и оглушительно чихнул, при этом рывком отлетев на пару метров назад.

– Стоять, плешивый! – Седок крутанул педали, заставляя его вернуться на прежнее место. – Враги наши двигаются в последний поход, и нам до´лжно их всех на хрен покрошить. Грядет мировая гроза. Не попустим, братия!

Спрыгнув на землю, лопоухий начал пинками поднимать остальных.

– Приход у вас, ленивые? Залазьте на летягу и немедля в путь!

Все еще хихикая, усач, волосатый и кривоглазый полезли на велокрота. У кривоглазого левое око к тому времени сползло к подбородку и съежилось до размеров копеечной монетки. Птички, шмель и стрекоза, надышавшись темного дыма, который извергал волосатый, бестолково кружились, сталкивались и разлетались, образуя дрожащий нимб вокруг головы. Усач то и дело икал, выпуская дымовые пентаграммы, гептаграммы и звезды Давида.

Старший ассасин наконец заметил Андрея:

– А ты кто? Убиен должен быть ими, почто жив еще?

– Так они отъехали, – со злостью ответил Андрей. – Вы за воздухошарником полетите? Возьмите меня.

– Ах-ха! – засмеялся предводитель, но тут же раскашлялся и начал стучать себя по груди.

– Годь, Хасан, щас я его… главы лишу! – Забравшийся на велокрота кривоглазый вознамерился было сползти обратно, но главарь не позволил.

– Ни с места, облезлый! Я уже решил: мы его в жертву принесем. Сажай за мной, сажай, я сказал! – Он вскочил в седло.

Все залезли на велокрота, усач и волосатый, грозя саблями, заставили Андрея усесться позади, и он вцепился в пояс лопоухого Хасана. Двое встали на полозья, держась за плечи седоков. Предводитель гикнул, со скрипом завращались педали, агрегат затарахтел, закачался – и полетел.

– Жмурься, терпила! – крикнул кто-то из ассасинов. – Зениц не соберешь!

С тихим шелестом они въехали в черную пенную стену. Андрей успел закрыть глаза, и под веками вместе с разноцветными кругами замелькали расплывчатые, подернутые мглой картинки. Вдруг он понял, что это части пейзажей, похожие на элементы пазла, беспорядочно кружащиеся: иногда они складывались во что-то узнаваемое, и тогда мимо проносились то пара елок, то поверхность земли, то склон оврага, – а иногда распадались нелепым калейдоскопом, перемещались, отодвигаясь вдаль или приближаясь вплотную к глазным яблокам.

– Смежить веки крепче! – велел предводитель.

Они неслись сквозь пространство, скрипя и тарахтя. Андрей ощущал, что несколько раз на крота прыгали новые пассажиры: за плечи цеплялись руки, агрегат слегка проседал и снова выравнивался. Судя по открывающимся под веками просторам, летели они с приличной скоростью, но движение воздуха не ощущалось – пока в лицо не пахнуло соленой морской свежестью.

Не выдержав, он посмотрел. Велокрот мчался над штормовым океаном, едва не задевая пенные гребни. Вверху тучи неслись отовсюду к одному месту, собираясь диковинным узором, в центре которого висел знакомый серебристый пузырь. И сотни таких же слетались сюда со всех сторон.

– Что теперь с Андреем будет? Это всё вы виноваты! Спустите меня, я хочу вернуться!

– Ты что, там же ассасины! Они его, наверное, уже убили совсем.

Валерка подумала-подумала – и потянула веревку, что лежала, смотанная кругами, на дне.

Брежия покачал головой:

– Нельзя, ага. Некогда останавливаться. Надо быстро лететь, потому что срок уже. – Он потянул из рук Валерии канат, но та не отдала.

– Какой еще срок?

– Легенда такая: над Индийским океаном разразится гроза тысячелетия, и тогда расцветет великая Роза Ветров. Мы все туда летим, все, кто остался.

Валерка, почти не слушая, с трудом поднимала тяжелые мотки веревки на край корзины. Остановилась, переводя дыхание.

– Это ж сколько до Индийского океана лететь? Опоздали вы! – Она стала перекидывать веревку через борт.

– Ты куда?

– Сама дойду, спасибо!

– Вот еще, глупая. Не видишь, что ли, – мы уже у побережья.

Девушка посмотрела в ту сторону, куда указывал крестоносец. Ближе к горизонту, где заканчивалась равнина, облака немного разошлись, обнажив темную волнующуюся поверхность.

И тут же ее заволокли низкие тучи. Налетевший ураган подхватил шар, и тот понесся, набирая скорость. Валерия упала, а Брежия, пригнувшись, полез в дальнюю часть корзины, где стоял невысокий длинный сундук. Ветер развевал усы крестоносца, шляпа его слетела и теперь уносилась, кружась, в водовороте облаков. Вцепившись в край корзины, Валерка выглянула наружу.

Шар поднялся выше; земля исчезала, внизу был океан. Берег превратился в полоску на горизонте, затем и вовсе пропал. Корзина моталась, как обезумевший маятник.

На четвереньках Валерка подползла к Брежии и прокричала:

– Вы можете им управлять?

– А я что делаю? – Крестоносец выпрямился, держась за натянутые, дрожащие стропы. Матроска на его спине вздулась пузырем. – Вон наши! – взревел он.

Среди туч, то исчезая в них, то выныривая, мелькали серебристые сферы.

– Но почему именно сюда?! – крикнула Валерка, и Брежия показал вверх.

Девушка вцепилась одной рукой в край корзины, другой покрепче ухватилась за веревку и перегнулась через борт. И наконец увидела…

Ей казалось, что южный и северный, западный и восточный – все ветра мира дуют одновременно. Четыре клокочущих облачных потока сходились к корзине, огибали ее и неслись вверх, вдоль оболочки шара, а выше, много выше, расходились. Тучи, растянувшись узкими полосами, мчались к центру, скрытому от взгляда надутой тканью, образуя лохматые листья или лепестки…

И другие шары были уже близко.

– Роза Ветров! – гаркнул Брежия.

Словно исполинский волчок с четырьмя сизыми лепестками раскручивался над шаром. Кусая губы, Валерка огляделась и закричала:

– Смотрите!

Сквозь мешанину облаков, соленых брызг и клочьев пены над волнами летело что-то черное, со всех сторон облепленное вопящими человеческими фигурами.

– Ассасины! – охнул Брежия.

Он упал на колени возле длинного сундука, откинул крышку и выпрямился, с натугой подняв перед собой громоздкую штуковину вроде широкого ствола на потрескавшейся деревянной рукояти – не то древнее ружье, не то огнемет диковинной формы. Ствол заканчивался головой льва, не деревянной или железной, но всамделишной, да еще и живой, – Валерка увидела, что глаза зверя, когда Брежия поднял штуковину, раскрылись. Ветер трепал пышную рыжую гриву, шевелил усы наподобие кошачьих, но куда длиннее. Крестоносец упер оружие в плечо и прицелился. Лев заурчал.

– Там Андрей! – Валерка снизу ударила по стволу.

Голова рыкнула; из разинувшейся пасти вылетела оранжевая молния – и устремилась вверх. Послышался сухой треск, тут же – шипение, едва слышное за ревом урагана.

– Ты что наделала?! – завопил Брежия, бросая оружие. – Авария!

Валерка не слушала – перегнувшись через борт, она смотрела на приближающихся ассасинов.

– Я тут! – выкрикнула девушка и замахала руками, рискуя вывалиться.

Заряд чиркнул по участку оболочки, выпирающему между веревками, что охватывали шар. На серебристой поверхности осталась тонкая прореха с обугленной каемкой. Она медленно расширялась под давлением рвущегося наружу эфирия.

Крестоносец бросил львиное ружье и ринулся к сундуку. Сунув за пазуху клубок с иглой, он сорвал с пояса мешочек и протянул Валерии:

– Вот клубодан, сыпь по горсти. – Наклонился и подал маленькую жаровню, от которой к сфере шла полотняная труба. – Гляди, эта ручка – «вперед-назад», а эта «влево-вправо». Рычаг для высоты. Лети за ними! – Он показал на другие шары.

Ухватившись за стропы, Брежия подтянулся и встал мокрыми кедами на край корзины. Быстро перебирая ногами и руками, пополз к прорехе.

Валерка вновь глянула вниз: черные ассасины приближались.

Далеко вверху, в центре Розы Ветров зародился смерч. Он набух, как капля, качаясь и подрагивая, и начал разрастаться – вниз и вширь, вбирая в себя окружающее.

Уже скоро рядом встала кружащаяся стена от океана до неба. И сколько ни крутила Валерка рукояти жаровни, ревущая стена эта пусть и медленно, но неумолимо влекла шар вверх.

Сотни посверкивающих серебром шаров, изогнувшись спиральной цепочкой, тянулись туда. Валерка видела их, крестоносцев, стоящих в своих корзинах, мужей в латах или в обычной одежде, седовласых, с благородными чертами, гордых и мужественных рыцарей, выступивших в далекий поход, чтобы достичь прекрасной страны пресвитера Иоанна, обманутых, не знающих, что повод для всей затеи куда прозаичнее: деньги и власть, власть и деньги…

Шары кружились, пролетая мимо Валерии, то ныряя в ревущую стену смерча, то выскакивая на поверхность. Ассасины приближались, уже отчетливо слышались тарахтенье и скрип.

– Правь туда! За ними! – орал сверху Брежия, яростно орудуя иглой. – Пока молния не ударила!

Стена смерча темнела, по ней бежали искры; в воздухе разлился густой, терпкий запах озона.

– Быстрей же!

Шары крестоносцев гирляндой опоясывали смерч, и гирлянда эта постепенно укорачивалась, потому что верхняя ее часть исчезала в средоточии мировых ветров, втягивалась в ревущую космической энергией ось мира. Но в корзине Валерка упрямо крутила рукояти, правя прочь от смерча. По переплетениям и узлам веревок Брежия полез наверх. Взобравшись на вершину сферы, он присел, чтоб не сбросило ветром, и закричал:

– Возьмите меня!

Теперь уже самый хвост гирлянды проносился мимо, остались последние несколько шаров, все остальные исчезли в хаосе света и воздуха. По стене смерча пробежала световая рябь. Брежия выпрямился во весь рост, широко расставив ноги, протянув руки и запрокинув голову.

– Не оставляйте меня здесь! – взревел он в отчаянии.

Последний шар скрылся в небесной пучине. Брежия заплакал. Из крохотной точки, незримой крапинки чужого пространства – из центра Розы Ветров, – вырвалась молния. Зигзаг пропорол тучи, разодрал воронку на миллионы брызг. С треском он распался на облако, состоящее из тончайших ветвистых расколов, и сияющая белизной крона окутала крестоносца. На мгновение фигура его исказилась, словно обрела вдруг невиданную мощь и стала огромной – хоть и не увеличилась в размерах, но будто налилась свинцовой тяжестью, покрытая разрядами, как булыжник, повисший в переплетении тонких белых нитей. Грохот упал вниз, выбил из океана фонтан бурлящей воды и заставил Валерию присесть от испуга. Молния втянулась обратно, треща, стремительно вознесла клубок разрядов вверх и исчезла вместе с крестоносцем.

И лишь после этого хлынул дождь. Рев смерча смолк – потому что не стало самого смерча, – лишь шелест капель звучал теперь. Вскоре полный отчаяния вопль разнесся над океаном. Сквозь пелену дождя выпрямившаяся Валерия разглядела совсем близко похожий на крота агрегат и облепивших его ассасинов и разобрала их крики.

– О братия, не выполнили мы клятву!

– Не отмстили за Старца!

– Не сдюжили!

– Не осилили!

– Горе нам!

– Нет – смерть! Смерть нам!

– Так умрем, братия?

– Умрем! Умрем, как умер Старец, с отвагой в сердце и веселым газом в груди!

Крот быстро набирал высоту. Валерка увидела вцепившегося в сиденье Андрея – тот пытался удержаться на развернувшейся почти вертикально покатой спине.

– Сюда! – завопила она, протягивая руку.

Агрегат уже пролетел мимо, и теперь из-за сферы Валерия не могла его разглядеть. Она присела, крутанула рукояти жаровни.

Вдруг с хриплым протяжным воплем, расставив руки и ноги, мимо пролетел черный ассасин. Он сжимал кривую саблю и короткую изогнутую трубку, из которой вырывались, закручиваясь в потоке воздуха, струи темного дыма. Ассасин успел сунуть мундштук в зубы, глубоко затянулся и с последним выдохом канул в волны.

За ним пролетел второй, третий.

Не обращая на них внимания, Валерия крутила рукояти.

Упал последний ассасин. Стихли хриплые крики, теперь лишь мерный шелест дождя наполнял свежий, напитанный влагой воздух.

– Андрей… – повторила Валерка тихо и заморгала, пытаясь стряхнуть с век капли дождя и слезы. Ветра не стало совсем, шар парил в холодной строгой синеве невысоко над океаном.

– Валерка… – прозвучал голос откуда-то сверху. – Ну и управление здесь… Или этот рычаг? Сейчас, сейчас, я переберусь…

День еще толком не начался, стало лишь чуть светлее. Шар подплыл к редколесью возле железнодорожного полотна.

– Вон интернат, – произнесла Валерка, выглядывая. – Ненавижу его теперь! Я и раньше… А сейчас совсем видеть не могу.

– Смотри, а оврага нет, – подал голос Андрей, ложась грудью на борт.

Редколесье почти вплотную подступало к насыпи, исчезли глинистый овраг и заросли бурьяна… Там тянулась ровная черная щель.

– Это потому что самое утро, – сказала Валерка. – Наверное, когда светлее станет, она совсем затянется.

– Как заброшенный чердак, – прошептал Андрей, завороженно глядя вниз. – Представь, чердак с рухлядью всякой, с заколоченными окнами, темный. Туда много лет никто не поднимался, никто не разглядывал, что там стоит. И в нем все исчезло, пропало совсем, только черная пенка… Но если подняться туда и неожиданно распахнуть дверь, только очень быстро, чтобы успеть за секунду… хоть за мгновение до того, как онопоймет, что на него смотрят, и изменится… Тогда можно… можно увидеть все что захочешь!

Валерка лишь молча кивнула, затем, ощутив, что Андрей смотрит на нее, повернула голову. Переглянувшись, они посмотрели на землю. За эти несколько секунд стало чуть светлее, и прореха немного съежилась.

– А попадем? – усомнилась Валерка, но Андрей уже перелез через борт и сел, с трудом удерживая равновесие, свесив ноги наружу.

Шар теперь парил совсем невысоко над щелью, полной пеной ночи. Валерка тоже перелезла, чуть не опрокинулась спиной назад и вцепилась в плечо Андрея. Они взялись за руки, потом он сказал: «Попадем, конечно», – и прыгнули.