Текст книги "Путь Депурая"

Автор книги: Илья Мозговой

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Илья Мозговой
Путь Депурая

Глава 1. Бабочка

Май. До выборов 154 дня.

Муниципальный округ «Красногвардейское», разделенный почти поровну узким и грязным каналом, во всем остальном представлял собой совершенно обычный для Санкт-Петербурга микрорайон. Длинная абсолютно прямая улица, давшая ему название, начиналась от одного из центральных городских проспектов и терялась вдалеке среди складов и заброшенных гаражей. За всю новейшую историю здесь не случалось никаких особенных скандалов, происшествий или сколько-нибудь значимых событий, и единственным отличием Красногвардейской от десятка соседних однотипных улиц, было невероятное сосредоточение административных зданий.

Стоило только заблудившемуся туристу свернуть со сверкающего парадными фасадами проспекта, как уже через десяток метров он оказывался среди облупленных от вечной сырости домов. Здесь нашел себе приют штаб районных депутатов, о чем говорила небольшая табличка с надписью: «Муниципальное образование “Красногвардейское”». Буквально через несколько шагов располагался офис районной избирательной комиссии «ИКМО “Красногвардейское”». Дальше, уже на следующем перекрестке, можно было пройти мимо выходившей торцом на улицу районной администрации, а в самом конце, там, куда уже не то что туристы, а даже проживающие в округе люди заходили крайне редко, располагалось неприметное здание с гордым названием «Красногвардейский районный суд».

На этом отличия заканчивались.

В будние дни, когда местное население уезжало на работу, улица полностью вымирала, и только одиноко бредущий школьник или пьяница, вечно стоявший у магазина в надежде раздобыть денег на очередную бутылку, изредка нарушали ее покой. Так улица и жила изо дня в день, из года в год.

* * *

Группа, примерно из двадцати человек, образовав живой полукруг, стояла под холодным майским дождем. В припаркованный неподалеку автобус несколько рабочих складывали свой инвентарь. Погода испортилась, как это часто бывает в Петербурге, внезапно, но им повезло: привезенная стальная оградка была установлена, цветы высажены, торжественное открытие монумента «Бабочка на земном шаре» состоялось.

– Элеонора Антоновна, дождик! Давайте я вас зонтиком накрою, – обратился к даме лет пятидесяти член Молодежного совета Борис Факсман.

Организатор сегодняшнего мероприятия, Элеонора Антоновна Черви, кивнула, не отрывая взгляда от только что установленной муниципалами композиции.

– Спасибо Боря, спасибо, я вот свой забыла, – произнесла она, скорее машинально, чем осознанно, с каждой минутой все глубже погружаясь в обуревающие ее тревожные мысли.

Затея с установкой стальной оградки и высадкой вокруг нее редких пожухлых цветов, теперь казалась глупой и бессмысленной. Все надежды и ожидания, связанные с проходящей встречей, явно не оправдались. Вместо них накатило чувство стыда и глухой тоски. Несколько дней она просила коллег пригласить на открытие жителей района, но, кроме сотрудников муниципалитета, никто так и не пришел.

Подрядчик смонтировал купленную по каталогу китайскую композицию еще вчера, и уже в первую ночь кто-то умудрился прилепить на выпученный глаз насекомого окурок.

– Интересно, как она будет выглядеть зимой, когда выпадет снег, – пытаясь прервать царившее среди присутствующих молчание, спросил Борис.

«Какой зимой?» – подумала Элеонора Антоновна и, взглянув на Факсмана, сказала:

– Боренька, до зимы еще выборы пережить нужно, а там посмотрим.

Ох уж эти выборы! Уже полгода все ее мысли вращались исключительно вокруг этих чертовых выборов. Все, что она делала, все запланированные дальнейшие мероприятия были посвящены только им. «Жалкие холуи!», – с отвращением подумала Элеонора Антоновна, переведя взгляд на группу молчаливо мокнувших под дождем коллег. Из созыва в созыв ей практически в одиночку приходилось протаскивать давно сформированный коллектив на новый депутатский срок, и делалось это исключительно для того, чтобы встретиться с большинством из них только накануне очередных выборов.

Особенно обижало Элеонору Антоновну то, что народные избранники это прекрасно понимали. Попав случайно почти два десятилетия назад в одну с ней команду, они давно охладели к любой деятельности, связанной с муниципалитетом. В дела округа не лезли, на бюджетные деньги не претендовали, но, даже осознавая всю свою зависимость от занимаемой Элеонорой Антоновной должности, помогать не собирались.

Возведение в одном из скверов травяной композиции ознаменовало публичное начало долгой и, вероятно, самой сложной для округа предвыборной кампании. Популярная некогда партия, в которую Элеонорой Антоновной вступила еще молодой учительницей, трещала по швам. Решение президента баллотироваться на новый срок не от партии, а самовыдвиженцем оказалось последним гвоздем, забитым в крышку партийного гроба.

Элеонора Антоновна понимала, что на одном рейтинге проскочить не получится, и подошла к процессу подготовки основательно. Уже два года при округе успешно функционировал возглавляемый ее сыном Молодежный совет. В отличие от «трутней», а именно так Элеонора называла за глаза обленившихся коллег, привлеченные молодые активисты регулярно снабжали социальные сети необходимым материалом. Будучи по совместительству главным редактором районной газеты, Элеонора Антоновна старалась, чтобы в каждом издании обязательно появлялся снимок с участием сына, но даже это не гарантировало их совместного избрания. При наличии серьезной конкуренции, на взятки и подкуп потребуются миллионы, и эти деньги ей придется вынимать из своего кармана.

– Дорогие красногвардейцы! – прервал ее тяжелые мысли голос Олега.

Элеонора Антоновна перевела взгляд на сына, который вышел вперед и, убедившись, что привлек всеобщее внимание, продолжил громко читать по принесенной с собой бумажке:

– От имени Молодежного совета, поздравляю вас с наступающим Днем города! Наш город – это центр культурной жизни России, это культурное наследие всей нашей страны! Мы хотим, чтобы каждый петербуржец гордился своим городом и всегда знал, что Санкт – Петербург – красивейший город планеты, и мы все едины в любви к нему.

Раздались аплодисменты. Элеонора Антоновна подошла к сыну и, активно хлопая вместе со всеми, тихонько поинтересовалась:

– Олежка, а красногвардейцы это кто? Мы, что ли?

– А что тут такого? – возмутился Олег, почувствовав сквозившую в голосе матери иронию. – Я эту речь у колпинцев позаимствовал, а они у семеновцев, все так пишут. Поменял колпинцы на красногвардейцы – и все!

Аплодисменты утихли, и следующий вопрос Элеоноре Антоновне пришлось прошептать Олегу прямо на ухо:

– А в семьдесят втором округе как пишут? Или в пятнадцатом? Может, «дорогие пятнахи»?

Олег угрюмо уставился на мать, но Элеонора Антоновна уже отвернулась и, широко улыбаясь, обратилась к мокнувшим под дождем людям:

– Дорогие жители муниципального округа «Красногвардейское»! Одним из самых важных направлений деятельности депутатов нашего муниципального образования является благоустройство внутридворовых территорий. В результате проведенных работ, в этом сквере появилась уютная зона отдыха, на которой с комфортом могут провести время жители разных возрастов, а сегодня здесь была установлена эта прекрасная композиция, символизирующая большую бабочку мира на нашей с вами земле. Стоит отметить, что подобного благоустройства нет ни на одной улице Петербурга.

Пока Элеонора Антоновна произносила подготовленную речь, дождь резко закончился, и сквозь образовавшуюся в облаках брешь пробились первые солнечные лучи. Не дождавшись окончания аплодисментов, глава округа указала рукой на небо и радостно прокричала:

– Вот видите! Солнце! Это что-то да значит!

Рассыпанные по искусственной траве капли заискрились.

– Видите! – засмеялась Элеонора Антоновна, – это означает, что все мы делаем правильно!

Аплодисменты повторились.

– Элеонора Антоновна, у вас телефон в сумочке звонит, – подсказал подошедший к ней Факсман.

Не обращая внимания на Бориса, глава округа вновь обратилась к присутствующим:

– На этом наше торжественное открытие не закончено, предлагаю пройти в муниципальный офис, где нас ждет чай с пирогами.

Гости мероприятия, складывая на ходу зонты, начали неспешно покидать сквер, а Элеонора Антоновна достала из сумки все еще разрывающийся смартфон. Звонил оставленный на дежурстве член Молодежного совета Андрей.

– Элеонора Антоновна, – быстро заговорил он, – как у вас дела, все в порядке?

– Андрюшенька, все хорошо, мы уже идем, а как у тебя, все готово, ждешь нас?

– Да, стол накрыл, все готово, вот только… – замялся на секунду Андрей, – опять под дверь подушки подложили, хорошо я заметил, успел спрятать.

– Молодец, Андрюша, – произнесла Элеонора Антоновна резко похолодевшим голосом. – Я передам Факсману, он кашу заварил – пусть сам и расхлебывает! Ты пока проследи, чтобы никто на них не наткнулся, убери подальше.

– Уже убрал, – ответил Андрей.

– Мама, пойдем, – позвал ожидающий на выходе из сквера Олег.

– Да, да, иду, – ответила Элеонора Антоновна, убирая на ходу телефон и, подойдя к Олегу, попросила: – Догони, пожалуйста, этого дурака Факсмана, попроси его немедленно подойти ко мне.

– Понял, – ответил Олег и, чувствуя, что матери не до расспросов, побежал по улице вслед за медленно переваливающимся в отдалении Борисом.

«Ну, что за идиот! – горестно думала Элеонора Антоновна, аккуратно преступая через оставленные на тротуаре собачьи фекалии. – Принесла же тебя нелегкая, подставил так подставил. Жаль, выгнать пока нельзя».

Повод обидеться на Бориса у Элеоноры Антоновны, действительно, был. В преддверии прошедшего недавно праздника в честь Дня Победы, Олег предложил неплохую идею – обойти оставшихся в районе ветеранов и подарить небольшие подарки, а заодно раздать несколько выпусков местной газеты.

Элеонора Антоновна сразу подхватила инициативу и уже на следующий день приобрела на распродаже десяток дешевых подушек, а разнести их по квартирам поручила Факсману.

Борис, как казалось на тот момент, старательно изучил хранящиеся в муниципалитете списки избирателей и пошел по квартирам. И все было бы прекрасно, если бы Факсман не перепутал старушек и по ошибке не подарил приготовленный депутатами презент не той, которой он полагался. Но даже это не было бы бедой, если бы Борис не обнаружил свою ошибку и не забрал подушку обратно.

Обиженная старушка ударилась в слезы. Кто-то из ее родственников выложил в интернет гневный пост, красноречиво описав извергов-депутатов, отнимающих у несчастных бабушек подушки. И тут, как говорится, понеслось.

Среди дышащих ненавистью многочисленных комментариев мелькнуло предложение защитить ветеранов от посягательства муниципалов. А чтобы подобное не повторялось, обеспечить бедствующих представителей администрации всеми необходимыми спальными принадлежностями.

Первая подушка оказалась у дверей офиса уже на следующее утро. Элеонора Антоновна, пришедшая в тот день раньше остальных, брезгливо отпихнула ее ногой и зашла в помещение. К концу рабочего дня под дверями у депутатов лежало уже четыре подушки, а в интернете появились комментарии, сообщающие о том, что собранные сердобольными гражданами спальные принадлежности оказались у муниципалов невостребованными.

С тех пор депутаты начали регулярно проверять порог и, обнаружив очередное подношение, сразу же заносить его в офис. К концу недели, в подсобном помещении штаба муниципального образования скопилось около двадцати подушек, несколько одеял и даже один матрас.

Но ужаснее всего было то, что плохо разбирающиеся в тонкостях границ депутатских округов граждане, стали приносить подушки к офисам соседних образований. Теперь уже раздавались гневные звонки от коллег, требующих оградить их от последствий порочащего образ депутата поступка. В завершении истории с Элеонорой Антоновной связался курирующий район депутат Законодательного Собрания и предупредил, что «если весь этот бардак немедленно не прекратится, то и Элеонора Антоновна, и ее сынок, и вообще “все их блядское окружение” получат такого пинка, что их не то что в депутаты, а даже в муниципальные дворники больше не возьмут».

Пришлось трясущейся от страха главе в срочном порядке публиковать в районных изданиях не фотографии собственного сына, позирующего на очередной детской площадке с малярным валиком в руке, а портрет грустного Факсмана с длинным текстом извинений.

Народ, переключившись на другие события, успокоился, но время от времени подушки продолжали появляться.

– Элеонора Антоновна, вы что-то хотели? – поинтересовался подошедший Борис.

«Убить бы тебя я хотела», – подумала Элеонора, но, взяв себя в руки, произнесла:

– Боря, придется тебе опять сходить за пакетами! Андрей звонил: подушки принесли.

Факсман моментально весь осунулся и полным отчаянья голосом спросил:

– Он их спрятать успел?

– Успел, успел, – успокоила его Элеонора Антоновна. – Но придется тебе сегодня задержаться и все исправить. Факсман подобострастно закивал и, проводив взглядом уходящую Элеонору Антоновну, засеменил в ближайший супермаркет.

Праздник продолжался недолго. После короткого доклада специально приглашенных по такому поводу юных активистов, утомленные пирогами депутаты начали разбредаться, за ними, убрав посуду, разошлись и члены Молодежного совета.

– Возьми мой ключ, – предложил Борису перед уходом Олег. – Ты как закончишь, сам закрой, а утром мама откроет.

– Хорошо, – пробубнил Факсман и, проводив Олега, закрыл за ним дверь. Вечер обещал быть долгим, приближались белые ночи, а то, что предстояло сделать Борису, можно было исполнить только в темноте.

Факсман вздохнул, забрал купленные пакеты и пошел на кухню. Технологию избавления от улик он уже отработал. На коротком совещании, посвященном вопросу очистки офиса от скопившихся завалов, Элеонора Антоновна, побоявшись, что кто-то может заметить подушки в мусорном контейнере, распорядилась выносить их по частям. Ответственность возложили на провинившегося Борю Факсмана.

С тех пор практически каждый вечер Борис допоздна потрошил и расфасовывал по пакетам все, что скапливалось за день, а с наступлением темноты разносил небольшими партиями по расположенным в округе помойкам. Первое время его это угнетало, но немного поупражнявшись, Факсман полностью отдался увлекательному процессу. Иногда Борис подолгу рисовал на ткани лики своих врагов, после чего со сладострастной улыбкой на потном лице выдвигал лезвие канцелярского ножа и начинал яростно полосовать несчастную подушку.

Стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, Факсман тихонько закрыл дверь офиса и, подхватив пакеты, отправился по уже привычному ночному маршруту. Выкинув первый мешок в ближайшей подворотне, Борис перешел подсвеченную редкими фонарями улицу и, миновав несколько спящих кварталов, неспешно добрел до выходящего на перекресток сквера

Неожиданное чувство, будто за ним пристально наблюдают, заставило похолодевшего Факсмана остановиться. На открытой площадке сквера кто-то был. По спине Бориса пробежали мурашки. Не отводя взгляд от едва различимой фигуры, Факсман тихонько вышел за пределы подсвеченного фонарем участка. Теперь немного привыкшие к темноте глаза начали различать первые смутные очертания.

«Да это же наша бабочка!», – с облегчением сообразил Факсман и вернулся на дорогу.

Неожиданный, разорвавший ночную тишину скрип буквально пригвоздил ноги Бориса к асфальту. Испуганно щурясь, Факсман попытался разглядеть в царившей тьме неподвижный силуэт. Ему показалось, что фигура бабочки немного развернулась.

«Да не может этого быть!», – попытался успокоить себя Факсман и, убедившись, что кроме травяной фигуры на площадке никого нет, Борис заставил себя отвернуться и сделать шаг.

Скрип повторился.

Объятый ужасом Факсман замер и выпучил в темноту глаза.

Тень не двигалась.

Борис тревожно ждал и, удостоверившись в том, что на площадке ничего не происходит, попробовал медленно попятиться.

Скрытая во мраке ночи бабочка не двигалась.

«Фантазер!», – выругался он про себя и отвернулся.

Резкий, усиленный эхом щелчок заставил пальцы Бориса разжаться. Выронив прямо на тротуар пакеты, он впервые за много лет побежал.

Глава 2. Боулинг

Боулинг – развлечение детских праздников и пьяных вечеринок, но о том, что это еще и серьезный спорт, многие люди даже не догадываются. Однажды я попал на организованную в боулинге корпоративную встречу и был пленен этой игрой. Со временем, освоив кое-какие навыки, я пристрастил к этому занятию жену. Мы приобрели весь необходимый спортивный инвентарь и стали чуть ли не ежедневно подолгу пропадать по вечерам в боулинге.

Немного подучившись у профессионалов, мы принялись оттачивать мастерство – на любительских турнирах, а вскоре пришли и первые победы. Появились новые друзья.

– Извините, можно я заберу свой шар? – вежливо попросил Павел, доставая его из шароприемника соседней дорожки.

– А почему это он ваш!? – возмущенно воскликнула блондинка в обтягивающем бордовом платье.

– Потому что он мой, – ничуть не удивился вопросу Павел и добавил: – я купил его в магазине. Видите дверь с надписью «ПРОШОП»? Стоит шар двести долларов, а еще за тысячу рублей в нем просверлят дырочки под ваши очаровательные пальчики.

Павел не стремился пошутить или оскорбить собеседницу. Фраза была давно отработана на сотнях пьяных или просто случайно зашедших в боулинг посетителях. Она помогала выйти из неловкой ситуацию и позволяла быстро возвратить личный инвентарь, который постоянно норовили позаимствовать ни о чем таком не подозревающие игроки.

– Вы можете выбрать любой шар на стойках за столиками, – все так же монотонно произнес Павел, нацепив на лицо дежурную улыбку.

После этой тирады даже самые любознательные обыватели прекращали расспросы. Они делали вывод, что секрет хорошей игры не в умении, а в «специальном шаре за двести долларов», и теперь можно с чистой совестью, не стесняясь соседства профи, спокойно швырять обычные шары мимо дорожки.

Однако дамочка оказалась из разряда тех редких исключений, общение с которыми выбивалось из привычных рамок. Блондинка явно предпочитала заканчивать дискуссию последней.

– Не нужно нам ничего объяснять, мы все давно поняли, – хамовато выпалила она, скорчив оскорбленную гримасу.

Павел вздрогнул и, казалось, только сейчас обратил внимание на собеседницу. Заготовленного ответа у него не было, но весь вид девицы указывал на то, что разговор на этом окончен.

– Вероника, – окликнули блондинку из-за столика, – Пиццу принесли!

Блондинка повернулась спиной и, нарочито виляя соблазнительными бедрами, поплыла к своей компании.

– Привет, дружище, – перекрикивая музыку, поздоровался я.

Павел, улыбнулся и, протиснувшись между стульями, протянул руку. Я для него был свой.

– Что, опять шары тырят? – намерено громко произнес я, рассчитывая, что фразу услышат за соседнем столиком.

– Как обычно, – немного смутился друг. – Я Ленку с работы жду, клуб забит полностью, вставай пока на мою дорожку, – предложил он.

Павел с Леной были старше меня лет на десять. Но это не мешало нам общаться на равных. Как и для нас с женой, боулинг для них был семейным видом спорта. Мы часто вместе тренировались и постоянно соревновались на проводимых в клубе турнирах.

Поблагодарив Павла, я достал принесенные с собой ботинки и начал переобуваться, незаметно разглядывая компанию за соседним столиком.

В боулинге на висящих над дорожками мониторах обычно пишут имена игроков. Ради развлечения я частенько пытался угадать, какое имя кому принадлежит, а потом, наблюдая за соседями, проверял свои догадки.

Сегодня все было просто. Кроме крашеной блондинки, за столиком сидели трое: пара пенсионеров и кучерявый брюнет в очках.

Отнять у Павла шар пыталась Вероника. Значит, обильно обвешанная бижутерией молодящаяся тетка звалась Любовью. Оставалось два имени: Витя и Ханс.

Судя по повышенному вниманию присутствующих к последнему, я предположил, что оказался свидетелем презентации заморского ухажера престарелым родителям.

В потертом, надетом поверх свитера пиджачке, откровенно скучал вероятный отец семейства, Витя.

Ребус был разгадан. Довольный собой, я присоединился к Павлу и, забыв про соседей, погрузился в игру.

– В кино сейчас снимаешься? – поинтересовался Павел во время перерыва после очередной партии.

– Опять фрица играю, – усмехнулся я.

– Это какого ж по счету? – восхитился напарник. – Когда тебе уже звание заслуженного фашиста России дадут?

Шутка была старая. Амплуа прижилось еще со времен учебы в институте, когда я впервые сыграл в военной картине. С тех пор образ арийца, нещадно истребляющего русское населения, стал для меня постоянным источником дополнительного дохода.

– Ты смеешься, а мне девятого мая на улицу выходить страшно, – пошутил я.

Мы весело загоготали, игроки за соседним столиком осуждающе покосились на нас.

– А у тебя как дела? – спросил я Павла.

– Да что у меня, я человек простой. Работаю. Сейчас к выборам очередным пора готовиться. На новый депутатский срок собираюсь пойти.

Я, конечно, знал, что Павел, кроме основной работы, был каким-то депутатом, но что представляет собой эта должность совершенно не понимал. В моем воображении все политики формировали некий общий собирательно-коррупционный образ. При этом я никогда не задумывался, откуда они, собственно, берутся. И факт подготовки Павла к выборам меня заинтриговал.

– А что делают депутаты, что нужно уметь? – спросил я заинтересованно.

– Ну рассмешил! Да ничего особенного не делают, – забегали чертики в глазах друга.

В целом я так и предполагал. Но коль впервые зашел разговор о политике со специалистом, к коим я причислял и Павла, захотелось разобраться в вопросе более подробно.

– Не, ну не могут же они совсем ничего не делать. Как минимум воровать же должны.

– Воровать должны, – улыбнулся Павел, – но не всем это дано. Если говорить серьезно, то депутаты, как и вообще люди, бывают разные.

Сказав это, Павел заговорщически кивнул на соседнюю дорожку.

Я обернулся и увидел готовившуюся к броску блондинку.

– Ты посмотри, какая прелесть, – воодушевленно прошептал Павел.

Блондинка сделала два больших шага и, высоко подняв правую ногу, бросила на дорожку шар. Бордовое платье игриво задралось, мелькнули белые трусики.

– Она каждый раз так кидает! – восторженно выдохнул приятель. – Спасибо тебе, царица боулинга! «Продолжай, спеши еще наполнить звуками мне душу», – закончил он цитатой из Пушкина.

Между тем, девица, не сбив ни одной кегли, сдаваться не собиралась и готовилась к еще одному броску.

Я посмотрел на Павла. Сияя от счастья, он продолжал пожирать глазами блондинку. И только дождавшись, когда в очередной раз мелькнет интимный предмет гардероба чаровницы, перевел взгляд на меня.

– Разные депутаты это какие? – вернул я тему разговора в прежнее русло.

– Да дались тебе эти депутаты, когда тут такая красотища порхает перед глазами, – с наигранным осуждением произнес Павел. – Наслаждайся зрелищем. Давай лучше по пиву, – отрезал он и нажал на кнопку вызова официанта.

Предложение мне понравилось.

– По пиву, так по пиву, – согласился я. – Только ты уж если начал, то расскажи.

Павел, явно вдохновленный идеей плавного перехода тренировки в пивную вечеринку, продолжил повествование о трудных буднях муниципальной власти.

– Ну смотри: основная масса – это те, кто действительно ничего не делает. Зарплату им не платят. На заседания они не ходят. Ну разве что иногда, когда бумажку попросят нужную подписать.

– А зачем же им это нужно? – удивился я.

– Ну как зачем? – усмехнулся Павел. – Льгот нет, но и забот нет тоже, ходят хвастаются корочками. Престиж опять-таки определенный имеется. Здесь главный вопрос не зачем это им, а зачем сами они?

Приятель сделал паузу, как будто ждал от меня ответа.

– Массовка? – неуверенно предположил я.

– Правильно, в точку! – воскликнул Павел. – Точнее не массовка, а что-то вроде затычки. Пустых мест в муниципалитетах быть не может. Вот их и держат. В дела чужие они не лезут, сидят на местах, дырки вакантные собой затыкают.

– И что, много таких? – поинтересовался я.

– Если в процентах, то почти девяносто, – продолжил со знанием дела Павел. – Но есть и другие. Их мало, однако они-то всем и рулят.

Павел передвинул лежащее на столе полотенце, освободил место под принесенные миленькой официанткой запотевшие бутылки и, дождавшись пока она уйдет, продолжил:

– Эти, как правило, сидят на одном месте. Выше их не пускают, но здесь берегут. У них давно созданы свои фирмочки, через которые муниципальный бюджет и осваивают. Они – что-то вроде гаишника на трассе. Если его повысить, то где ему для верхов бабло брать? Так что стоит он всю жизнь на нужном месте, палкой машет, себе зарабатывает и вышестоящим отстегивает.

Павел перелил пиво в стакан, сделал большой глоток и спросил:

– Что, играть-то еще будем?

– Да, да, конечно, будем, – рассеянно ответил я, глотнув за компанию прямо из горлышка и переваривая новую для себя информацию.

– Вы сюда пьянствовать ходите или тренироваться? – с наигранной строгостью прервала нашу идиллию Лена.

– Да мы и тренировались, пока Илюха с расспросами не пристал, – начал оправдываться Пашка.

– Ну тогда и мне расскажите, – заинтересованно продолжила жена приятеля и присела на свободный стул.

– Да что тут рассказывать! Я ляпнул про выборы, а Илья прицепился, как репей. Пришлось почти всю политическую подноготную современной России на муниципальном уровне излагать.

– Фи! Я-то думала, что-то интересное, – сморщила носик Лена. – А тебе это зачем, тоже решил в депутаты податься? – после секундной паузы спросила она меня.

– Да ты что, мне театра хватает! – усмехнулся я.

– А зря, – серьезно произнесла Ленка, – у тебя бы получилось. Да и по закону совмещать искусство с депутатством можно.

– Действительно, можно, – поддержал жену Павел. – Ты вообще ничего не теряешь. Работа у тебя честная. Да и фамилия звучная, для депутата подходящая. Мозговой – мозг нашего округа! – пафосно изрек друг. – Чем не лозунг для кандидата в депутаты? Мог бы и попробовать.

– Да не хочу я ни затычкой сидеть, ни деньги воровать! – попытался отшутиться я.

– Про затычки не поняла. Это, наверное, что-то мужское, – усмехнулась Лена. – А воровать ты не будешь. Пашечка же у меня не ворует.

Лена игриво погладила Павла по голове.

– Лена, ты давай иди переодевайся уже, – засмущавшись, перевел разговор в другое русло Павел.

– Ладно, пойду, – ответила она, вставая. – Кофе мне закажи, скромняга.

– Закажу, – пообещал жене Павел. – Еще по пиву? – уже обращаясь ко мне, предложил он.

– Давай, – согласно кивнул я. И снова перевел разговор на свербившую в пятой точке тему. – А ты, значит, из нормальных будешь? – подколол я его, зная, что друг не обидится.

– Стараюсь по мере сил, – ответил Павел серьезно.

– А какие еще бывают депутаты? – не унимался я.

– Разные бывают, – задумавшись продолжил он. – Есть голодные – те, которые свое место у кормушки отжать хотят. А есть и идейные, и оппозиционеры разные. Но таких совсем мало. Кто их пустит?

– Но ведь ты говоришь, что есть. Значит, пускают? – напирал я.

Павел молча достал из сумки смартфон и, после недолгого поиска, протянул мне.

– Вот смотри: в нашем городе тысяча пятьсот муниципальных депутатов. Видишь таблицу?

На экране действительно светились столбики непонятных мне цифр. Павел указал пальцем на нужную графу и продолжил:

– Точнее, одна тысяча пятьсот пятьдесят. Теперь видишь этот столбик? Это разделение по партиям. Первый – Единовластная Россия. Сколько у них сейчас мест?

– Тысяча сто восемьдесят семь, – глядя на экран и все еще не понимая, куда клонит Павел, ответил я.

– Ну вот тебе и ответ, – заключил Павел, выключая смартфон. – Остальные триста тоже, конечно, нужны. На выборах там пошуметь, поскандалить иногда – не коммунизм же в стране все-таки. Но решать им никто ничего не даст. А будут «вонять», просто массой задавят. Так что, «голосуй не голосуй, все равно получишь…» сам знаешь что, – шутливо резюмировал собеседник.

– А ты-то от чьих будешь? – заинтригованный этим новым для себя миром, уточнил я.

– Я как самовыдвиженец пойду, – ответил Пашка, доливая остатки пива в стакан. – Так-то, конечно, я – Педрос, иначе государственным служащим нельзя. Но сейчас от них идти не получится, клан у меня неправильный.

– Паша, а Педросы – это кто?

– А ну ты-то не в теме, – улыбнулся Павел. – Аббревиатура у них такая в Питере: Петербургское региональное отделение партии Единовластная Россия. Язык сломать можно, а так Педросы.

После выпитого с Павлом пива играть мне расхотелось, и я с радостью уступил место на дорожке вернувшейся из раздевалки Лене.

Молча наблюдая за разминкой друзей, я сидел и обдумывал новую для себя информацию. О политике раньше я никогда даже и не мыслил. Но теперь, поняв, что дело это вполне реальное, я неожиданно поймал себя на том, что немного завидую Павлу.

Официантка принесла заказ: две бутылки и кофе для Лены. Я разлил по стаканам пиво и, дождавшись, когда друзья начнут новую партию, отправился в клубный туалет.

Первое, что я увидел, распахнув дверь с надписью «WC», оказался глава семейства, из компании с соседней дорожки. Мужчина стоял у раковины. Заметив меня, он вдруг задергался, как воришка, пойманный на месте преступления, резко повернулся спиной к выходу и судорожно попытался запихнуть какой-то предмет в карман пиджака.

С невозмутимой физиономией, подразумевающей, что мне нет никакого дела до происходящего, я попробовал его обойти. И в отражении зеркала, к которому мужчина так опрометчиво повернулся, заметил то, что он пытался от меня скрыть: маленькая плоская бутылочка коньяка упорно не хотела закрываться.

Делая вид, что ничего не происходит, несчастный никак не мог завинтить крышку и одновременно засунуть упрямую бутылку во внутренний карман. Наконец, совсем отчаявшись, мужик решился запихнуть ее прямо так.

– Ничего, ничего, не переживайте, здесь все так делают, – решив прекратить мучения страдальца, сказал я самым миролюбивом тоном, на какой был способен.

До мужчины не сразу дошел смысл сказанного. Он испуганно посмотрел в мою сторону, потом на свое отражение, улыбнулся и вдруг извиняющимся голосом начал оправдываться:

– Вы не подумайте, я не хотел. Но там жена, дочь с женихом. Разволновался, решил им не мешать…

– Понимаю, – ответил я, – бывает…

И только собрался пройти в кабинку, как мужчина достал бутылку и протянул мне.

– Угощайтесь! – с радостным возбуждением предложил он.

Пить в туалете дешевый коньяк мне не хотелось. Но, взглянув на открытую, полную счастья улыбку собеседника, я понял, что выпить нужно, хотя бы из солидарности.