Текст книги "Буддизм в России"

Автор книги: Илья Мельников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц) [доступный отрывок для чтения: 1 страниц]

Илья Мельников
Буддизм в России

Начиная разговор о российском буддизме, нужно учитывать две детали. Во-первых, о чём будет вестись разговор: о развитии буддийского учения в Российских регионах или же об истории изучения буддизма в нашей стране? Во-вторых, имеет ли смысл вообще говорить о российском буддизме, или же его влияние слишком незначительно, чтобы вовсе упоминать о нём.

Начнём со второго вопроса. Буддизм в Российской Федерации исповедуют целые регионы. Это Калмыкия, Бурятия, Алтай, Тува, Иркутская и Читинская области. Если прибавить к этому ещё тысячи приверженцев буддизма, живущих в других регионах, то ответ на вопрос становится ясным. Да, буддизм является довольно важным и влиятельным фактором в культурной и религиозной жизни России. Для особо недоверчивых предлагаю посетить Санкт-Петербургский буддийский храм. Там молятся самые различные люди, люди с разным уровнем образования. Разных культур, разного социального статуса. Однако их объединяет одно: вера в учение Будды.

Что касается первого вопроса, то вряд ли для читателя будет представлять интерес скучная историография изучения буддизма российской наукой. Видимо, гораздо интереснее будет узнать о самом развитии буддизма в стране, о его корнях, специфике, современной жизни. Однако краткое знакомство с некоторыми российскими исследователями, написавшими ценные и крайне интересные исследования пор буддийской тематике, думаю, стоит произвести. В таком ключе и будет построена глава: история российского буддизма, его культура и традиции, с указаниями, где и у кого об этом можно узнать поподробнее.

Вкратце история зарождения буддизма в России такова. Первыми к буддизму приобщились калмыки, ввиду того, что калмыцкие племена раньше жили на территории Китая, в Джунгарии. Принятие калмыками буддизма датируют 16 столетием. Однако ознакомился с буддийским учением этот народ гораздо раньше: уже в 13 столетии среди калмыков была популярна буддийская школа сакъяпа, которая, однако, не прижилась. Уже в 17 веке калмыки перекочевали на территорию России, в Нижнее Поволжье. Вместе с этим народом на Руси появилась и новая религия – буддизм. Буддизм, исповедуемый этим народом, представлял собой тибетскую форму буддизма, школу гелугпа. Это направление представляет собой смесь идей ваджраяны и махаяны.

Уже в 17 веке у калмыков уже была обширная буддийская литература, в основном на тибетском языке, которую постепенно переводили на калмыцкий. Особенностью калмыцкого буддизма является его тесные связи с Тибетом. Калмыцкие паломники регулярно посещали Тибет, привозили оттуда новые знания, священные тексты и предметы культа. Впрочем, связи эти иногда прерывались, особенно после завоевания Тибета Китаем. Вскоре калмыки ощутили на себе давление русской государственной системы. Буддизм в Российской империи не поощрялся. Количество калмыцких хурулов ограничивалось административными методами, штаты в хурулах сокращали. В первые послереволюционные годы казалось, что Советская власть даст возможность развиваться буддийской церкви. Был созван Первый духовный съезд калмыцких буддистов, власть обещала помочь в строительстве новых храмов, принимались демократические правовые документы. Однако недолго музыка играла: в 30-е годы сталинская репрессивная машина добирается и до калмыков. Рушатся храмы, репрессируется духовенство. Из 92 хуралов к 1936 году остаётся только 13. А в тяжёлый 1943 год калмыков вовсе выселяют с насиженных земель. Шла Отечественная война, а у «вождя всех времён и народов» не было более важного дела, как репрессировать целый народ… Только в 1957 году калмыцкая автономия была восстановлена, однако вопрос о вероисповедании повис в воздухе. Возродить буддийскую общину законным путём не удавалось вплоть до 1988 года, хотя попытки предпринимались неоднократно. С наступлением XX века усиливаются связи калмыцкого буддизма с буддизмом бурятским и монгольским. Взаимопроникновение двух традиций порождает новый толчок к развитию буддийского учения. Однако тибетский буддизм остаётся главным духовным партнёром буддизма калмыцкого. Поэтому калмыцкий буддизм гораздо ближе к тибетскому, чем буддизм бурят или тувинцев.

В Бурятии буддизм также появился в 17 столетии, когда в Забайкалье стали проникать первые тибетские и монгольские ламы. К концу столетия большинство бурят приняли буддизм. В отличие от калмыцкого буддизма, бурятскому повезло больше: сама Елизавета Петровна, Российская императрица, своим указом узаконила существования 11 дацанов и 150 лам при них. Был построен старейший буддийский храм в России – Цонгольский дацан, основанный в 1741 году. Настоятелем этого храма стал Дамба Доржи Заяев, который и стал первым верховным главой бурятских буддистов, приняв сам бандидо хамбо-ламы. К концу 19 столетия буддизм начинает активно проникать и в Западную Бурятию, однако там его путь вовсе не был усеян розами. Сильные позиции шаманизма и христианства обеспечивали буддийским проповедникам немалые трудности. В Бурятии буддизм характеризуется большим количеством храмов и массовостью. До Октябрьской революции в Бурятии было 47 дацанов, в которых проживало более 10 тысяч лам и послушников. В Калмыкии же больше распространены были хурула, как называли своеобразные передвижные монастыри на повозках. Так же, как и в Калмыкии, в 30-е годы Сталиным разворачиваются широчасшие репрессии против буддизма. Ламаистская церковь практически уничтожается. Однако после Второй мировой два дацана начинают свою деятельность – это единственные в СССР действующие дацаны Иволгинский и Агинский. Впрочем, к 1990 году были зарегистрированы ещё две буддийские общины, цонгольская и гусиноозёрская, на базе старейших дацанов Бурятии. Их возрождение символично: именно эти дацаны стали духовными центрами самого раннего бурятского буддизма, именно между ними некогда шла борьба за главенство в духовной жизни бурят. С распадом СССР число действующих дацанов в Бурятии возросло до 12.

Позже приняли буддизм тувинцы. Только к концу 18 столетия буддизм начал утверждаться на этой территории. Однако, подобно ситуации в Калмыкии, ознакомились тувинцы с буддизмом гораздо раньше: в 13-14 веках. Однако это было лишь первое знакомство, при котором стороны остались, как говорится, «при своих интересах». С разгромом Джунгарского ханства, в состав которого входила Тува, эта территория попала в подчинение маньчжурскому Китаю. И вот уже в 60-х годах 18 столетия здесь появляются первые стационарные буддийские монастыри. Первоначально большой нужды в строительстве монастырей не возникало. Тувинцы, как калмыки или буряты, вели кочевой образ жизни, что вынуждало лам кочевать вместе с ними. И только с течением времени многие из них оседали в монастырях. В Туве до 1917 года насчитывалось уже 19 буддийских монастырей и молелен. Число лам и послушников в них достигало 3 тысяч человек. К 40-му году все тувинские монастыри были закрыты. Тувинский буддизм практически исчез, и лишь несколько старых лам продолжали свою полуподпольную деятельность. Только к 1990 году начались попытки возродить буддийские традиции в этом регионе.

Постепенно буддизм завоёвывает популярность и на европейской части России. В 1915 году в Петрограде на деньги бурятских буддистов строится буддийский храм, который используется по назначению по сей день. В 1938 он был реквизирован государством, однако такая же судьба постигла и тысячи других российских храмов, как буддийских, так и христианских. А после окончания Второй мировой войны на территории СССР осталось только два действующих буддийских храма – это Иволгинский и Агиньский дацаны. Зато с начала 90-х годов буддизм пережил новое рождение: старые храмы подвергаются реставрации, новые активно строятся. Дацаны появляются в Кызыле, Элисте, Анапе, Новосибирске, в Прибалтике, в Москве, вновь начинает свою деятельность Ленинградский храм. В регионах, где буддизм является традиционной религией, открываются 10 новых дацанов. Да, буддизм в России действительно возрождается. Издаются буддийские журналы, обучаются монахи, которые позже становятся учителями. Неоднократно российских буддистов посещал сам Далай-лама. Особое внимание он уделяет Калмыкии, что и понятно. На протяжении веков калмыцкий буддизм был тесно связан с буддизмом тибетским. В то время, как буряты, тувинцы или алтайцы черпали знания в Монголии, калмыки собирали паломничества в Тибет, собирали там литературу, везли оттуда статуи, священные вещи. Именно в Тибете и обучались многие калмыцкие ламы. Сталинские репрессии и война с религией не прошли даром для калмыков. Этот народ, подобно многим другим советским народам, был практически полностью выселен со своей территории. Его религия была растоптана и почти уничтожена. Почти, потому что в настоящее время ламаизм в Калмыкии возрождается вновь.

В начале 90-х годов XX века в Калмыкии уже выходил первый в регионе буддийский журнал «Мандала», в городе Элисте был построен освящённый Далай-ламой хурал, Институт повышения квалификации учителей реорганизовали в Институт возрождения калмыцкого языка и культуры, что, естественно, оказало благотворное влияние на состояние буддизма в регионе. Ведь калмыки, как и огромное множество других народов на постсоветском пространстве, практически не говорят на родном языке, забыли свою историю, культуру.

Российские власти тоже вспомнили, что кроме православия, в стране имеются и другие религии, причём не менее массовые. Посещение Борисом Ельциным Иволгинского дацана говорит о том, что на буддизм, наконец, обратили внимание на государственном уровне.

Сиддхартха сжёг за собой мосты. Теперь у него не было выхода: либо он обретёт истину, либо останется здесь навсегда. Никто не заставлял его, это было лишь его решение. Но это решение было твёрдым, как алмаз. Мягкосердечный милый царевич мог превратится во льва, когда решал что-либо. Это знали все, кто общался с ним.

Медитации становились всё продолжительнее, всё глубже. Сиддхартха постигал саму жизнь, саму её суть, и постижение это было отнюдь не сахаром. В один из моментов ему открылась тёмная сторона бытия. Он слыхал об этом у опытных монахов – почти все, кто доходил в своих медитациях до такой стадии, сходили с ума. Вынести ужасы Обратной стороны, или ада, для человека было невозможно. Ибо каждому даётся лишь столько, сколько он способен нести, но тому, кто стремится взять больше, чем положено, Небеса ломают хребет…

Зрелище ужасающих страданий, вопли, стоны, глаза, безумные, наполненные болью… Искажённые лица, человеческие лица, на которых не осталось ничего человеческого… Испепеляющая ненависть. Кровь, кровь на земле… Озёра крови… Бряцание оружия, сталь вонзается в тело, режет живую плоть, крики боли… Полчища демонов, сотни тысяч демонов, страшные нечеловеческие рожи… Как же нечеловеческие? Разве не узнаёт он в них черты живущих ныне? Разве не знакомы ему многие из них? Да демоны ли это? Они страшны, они ужасны, но разве это не люди? Так вот оно что! Нет ада, нет демонов! Нет ничего, кроме Человека. Это он может принимать любые обличья. Это он может становится адской тварью либо великим святым.

Сиддхартха рассмеялся. Нет, не так страшна Обратная сторона, как говорят. Она просто смешна, ибо она – лишь иллюзия, лишь отражение тебя. И тут он увидел…

Пронзительный детский крик разрезал тишину. Сиддхартха оглянулся… Кричал мальчик, поразительно похожий на его сына. Но это был не Рахула… Рахула не мог так отчаянно, так пронзительно кричать… Залитые кровью ступени… Крики, стоны вокруг, вопли ярости и боли…Они приходили постепенно, они усиливались, заставляя содрогаться сердце… Если они не прекратятся, оно просто разорвётся от этих звуков! Что же там творится? Что же это за новый ад, открывшийся ему, пришедшему, чтобы победить страдание? Сквозь красный, кровавый туман Сиддхартха видел лишь неясные тени… Но туман расступался. Прямо из него вдруг вырвалась маленькая фигурка. Это был мальчик, тот мальчик, которого Сиддхартха услышал первым. Бледное, почти белое личико выражало ужас. Огромные глаза смотрели прямо на него, и Сиддхартха всем сердцем ощутил весь кошмар, от которого бежал этот малыш.

Из кровавой пелены появлялась другая фигура, огромная, грозная, тёмная. Яркий блик над косматой головой указал боевой топор, занесенный для броска. Мальчик упал на мраморные плиты, закрывая голову тонкими ручками… Этот беззащитный жест пронзил сердце Сиддхартхи острой болью. Он бросился вперёд, на озверевшего от свежей крови воина, не думая о том, как он будет сражаться с ним без оружия. Всё-таки он был царским сыном, он был Воином, и самой судьбой для него было уготовано сражаться…

И только теперь Сиддхартха постиг настоящий ужас происходящего. Он был бессилен что-либо сделать. Его невидимые руки проходили сквозь тело воина, его захваты хватали лишь воздух, и даже заслонить телом мальчишку Сиддхартха не смог: огромная мрачная фигура пронеслась сквозь него, отпечатавши в его памяти бешеный взгляд сумасшедших глаз…Он всё видел, слышал, он находился здесь – но вмешаться в бойню не мог. Это было самое страшное, что только можно было себе представить.

Топор занесён над головой ребёнка. Последний испуганный вскрик… И тут на спину воину обрушивается тяжёлое серебряное блюдо. Гигант в недоумении оборачивается, одновременно широко взмахнув топором… Молоденькая девушка, не больше пятнадцати лет от роду, выронив своё оружие, хватается за живот… Из широкой зияющей раны хлещет кровь, пальцы пытаются удержать внутри то, что уже не могут удержать рассеченные мышцы… Она медленно оседает на пол, сгибаясь от невыносимой боли, но её стон заглушает детский крик, крик ужаса. Мальчишка срывается со своего места и пытается бежать. Он уже почти у колонны, за которой можно укрыться… Из-за каменного столпа появляется ещё кто-то тёмный, и мальчик летит прямо в его руки. Короткое движение руки, и голова малыша с хрустом врезается в белый мрамор. Маленькие ножки подгибаются, короткий вскрик тут же замолкает на застывших устах, и лёгкое тело опускается на пол, уже красный от кровавых луж…

Туман рассеивается. Постепенно картина становится всё яснее, всё ужасней. Идёт настоящая бойня. Воины не сражаются. Они убивают. Сиддхартха видит, как бьется в агонии молодая танцовщица, движения её страшны и неестественны. Не сразу он понимает причину этого. И лишь спустя мгновение осознание увиденного поражает мозг: у девушки отрублены руки и ноги, её нелепо короткое, обрубленное тело извивается в луже собственной крови… Что они делают? Что они делают, эти варвары? Это страшнее любого ада! Такое повсюду. Где уже лежат мёртвые тела, там ещё не так страшно. Но на ещё живых смотреть невозможно… Сиддхартха слышит ужасный, чавкающий звук топора, рубящего живое тело, он не хочет больше этого видеть. Но не видеть это невозможно: теперь, когда у него нет тела, он видит вокруг себя всё, а кровавый туман исчез совсем… Но нет! Он вынесет и это. Он не сойдёт с ума, подобно сотням ищущих до него. Страданию не победить Человека.

Сиддхартха открыл глаза. Крики и стоны всё ещё звучали в его ушах, но теперь они постепенно вытеснялись мирным журчанием реки да пением птиц. В глазах всё ещё мелькали красные кровавые пятна, но мирная зелень травы успокаивала взор. И только сердце, простое человеческое сердце, не могло найти покоя. Оно стучало сильно, бешено, оно было наполнено болью и ужасом. Да, он постиг страдание. Он жаждал встречи с ним, и он встретился. Он понимал теперь, отчего не выдерживали тягот пути многие из тех, кто был прежде него. Разве можно испугаться того, что присутствует в твоём воображении? Разве можно воспринимать это всерьёз? Теперь он знал. Знал точно, знал уверенно, потому что он был там. Он узнал место, в котором побывал. Самое счастливое место на земле – дворец в стране Капилавасту. Обитель его детства…

Но решимость достигнуть истины лишь окрепла в сердце Сиддхартхи. Он выстоял, он перенёс страшное испытание страданием. Его не сбили с пути силы разрушения. Он был близок, он чувствовал это. Боль его сердца лишь подталкивала вперед, удесятеряла его силы. Кто же, если не он?

Ветер сушил его кожу, солнце жгло его, дождь пытался согнать героя с его места. Но теперь тело Сиддхартхи было сильно, как никогда. В его душе жила решимость, и его тело не чувствовало невзгод. Близко, уже близко! Не раз он чувствовал, что догадка прошла совсем близко, ещё чуть-чуть, и он ухватит её. Совсем немного!

Так долго он ещё никогда не медитировал. Казалось, всё благоприятствует ему: свежий ветерок ласкал его, солнышко грело ласково и осторожно, речная свежесть придавала бодрости. Сиддхартха уходил в долгое путешествие, в котором он должен был исчезнуть.

emp1

Трапуша и Бхаллика, братья, занимающиеся крупной торговлей, возвращались с караваном домой. Нетерпение было велико, и они далеко обогнали свои повозки. Внезапно Бхаллика воскликнул:

– Смотри, брат, что там за сияние? Кому понадобилось зажигать такой яркий костёр днём?

Действительно, за небольшой скалой, где возвышалось развесистое дерево, как будто бы ярко горело солнце. С трепетом братья стали пробираться поближе.

Фигура, сидящая на земле, несомненно, принадлежала божеству. Только бог обладал таким сиянием, перекрывавшим солнечный свет. Умиротворение и спокойствие, исходившие от лица этого бога, вселяли в сердце уверенность и радость. От волнения братья не могли произнести ни слова…

И тут божество открыло глаза. Спокойный, любящий взгляд этих глаз Трапуша и Бхаллика запомнят навсегда. Запомнят они и улыбку, которой одарил их святой, ибо эта была первая улыбка, подаренная миру Буддой.

Главным буддийским центром в Европейской части России является, конечно, Санкт-Петербургский дацан. Построенный в далёком 1915 году, храм обрёл второе рождение в 1990-м стараниями Ленинградского центра бурятской культуры и буддийской общины, которую возглавлял ученик известного российского ламы Дандарона Владимир Монтлевич.

Первым настоятелем храма был бывший дит-хамбо-лама Эрдэм Цыбикжапов. Вскоре его избирают народным депутатом, и Иволгинский дацан направляет сюда Данзан Хайбзуна, известного в миру как Фёдор Сергеевич Самаев.

В 1991-м году в дацане проходит учредительная конференция, на которой было решено создать Международный координационный центр буддийских организаций (МКЦБО). Его учредителями, кроме дацана, являются Латвийская община «Дхарма», Эстонская буддийская община в Таллине, Институт махаяны при Эстонском академическом восточном обществе города Тарту, Новосибирская община. Позже в МКЦБО вошли буддийские общины Беларуси, Украины, Калмыкии, Тувы, Алтая, Тольятти, Ярославля.

Санкт-Петербугрский дацан уникален. Во-первых, это самый древний дацан в Европе. Во-вторых, он в Европе и самый крупный. И, в-третьих, это – самый северный дацан в мире. Дацан имеет тесные связи с буддийскими общинами в США, Германии, Тибете. Однако в самом Санкт-Петербурге этот храм не является монополистом в сфере буддийской религиозной жизни. В городе существует около десятка буддийских общин, не связанных с дацаном. Более того, разногласия между другими буддийскими общинами и дацаном достаточно велики. Руководство дацана обвиняют в просчётах, ошибках. Лам, которые обучаются в дацане, считают чуть ли шарлатанами. Что же, Восток – дело тонкое, как правильно заметил в герой гражданской красноармеец Фёдор Сухов.

Из других буддийских общин Санкт-Петербурга можно назвать объединение буддистов школы карма-каргью, центр джог-чэн, которым руководит ученик Дандарона В. М. Мотлиевич. Зарегистрированы тхеравадинская община, община корейских буддистов школы сон (корейский дзэн) «Бодхи», община дальневосточной буддийской традиции «Светоч Дхармы», также практикующая дзэн.

Общины ведут активную просветительскую и проповедническую деятельность, издают свою литературу, организуют лекции по истории буддизма с привлечением на них ведущих российских специалистов-буддологов. С издательской деятельностью правда, не всегда ладится: издавать книги – дорогое удовольствие, поэтому из прочно стоящих на ногах издательств буддийского толка можно назвать разве что издательство Дацана Гунзэчойнэй.

Велик интерес к буддизму и среди людей творчества. С начала 90-х в Петербурге функционирует объединение художников-буддистов «Олений парк», где мастера кисти пытаются объединить искусство Востока и Запада в своих работах.

В общем, можем с уверенностью отметить, что буддизм на европейской части России становится всё более популярным. Найти классические буддийские тексты в книжных магазинах становится всё более простым делом. Визиты известных буддийских деятелей и лам давно не являются сенсациями, к ним привыкают, как к данности. И, наконец, к изучению буддизма вплотную приступила российская наука, десятилетиями обходившая молчанием «ненаучные» религиозные темы. Ведь после того, как было свергнуто «гнилое самодержавие», стоявшее, как утверждали коммунисты, лишь на невежестве и кулаке, наступила «просвещённая» Советская эпоха, мигом «прихлопнувшая» все «лженаучные и вредительские» знания, накопленные наукой царской. И буддология была одной из первых мишеней. Не случайно ни в сороковые (ну ладно, допустим – война, разруха, восстановление хозяйства, дела очень важные, не до науки), ни в пятидесятые (теперь – то что?) не вышло ни одного более или менее значительного буддологического исследования. Если, конечно, не считать «научными трудами» агитационные брошюрки атеистического толка, по которым народ десятилетиями знакомился с религией…

«Оттепель», конечно, являло собой светлый период некоторого оживления на почве изучения буддизма. Советские буддологи осмелились (неслыханная дерзость!) даже выпустить несколько выпусков издававшегося ещё до революции научного журнала, публиковавшего переводы буддийских текстов – «Библиотеки Буддики». Впрочем, как и следовало ожидать, «оттепель», как всё хорошее, быстро закончилась. Начались «весёлые застольные» 70-е. Леонид Ильич, как известно, всяческих новшеств не любил, с религией особо не цацкался. Журнал, естественно, закрыли, буддологов разогнали. Однако Ильич слабел, контролировать ситуацию ему становилось трудновато. Не удивительно, что уже к концу 70-х отечественная буддология снова робко подняла голову. Ну а уж с началом перестройки, само собой, наступил «золотой век» для опальных ранее течений науки.

Однако что же могут предложить учёные умы нам, простым читателям? Оказывается, достаточно много.

Вряд ли я ошибусь, если скажу, что практически каждый, кто серьёзно изучает дзэнские боевые искусства, в той или иной мере знаком с трудами известнейшего российского буддолога Н.В. Абаева. Его книги посвящены прежде всего воинским искусствам Китая, а также психоэнергетической системе Цигун. Несомненно, эти труды несут в себе огромную ценность, так как написаны они не просто человеком, который увлекается восточной экзотикой, а учёным, который посвятил изучению буддизма многие годы своей жизни. Книги Абаева хорошо читаются, так как написаны живым, простым языком, и в то же время полны ценной информации, которую зачастую не найдёшь во многих других популярных изданиях, посвящённых буддийским боевым искусствам.

Правда, коллеги Абаева обращают внимание на то, что в книгах Абаева чувствуется сильное влияние идей западных проповедников дзэна – Д. Т. Судзуки и А. Уотса, учение которых являет собой уже не традиционный дзэн, а его западную интерпретацию. Впрочем, возможно, так и должно быть: для европейской части России учение Судзуки может стать более понятным и привлекательным, чем учения традиционных мастеров дзэна.

Чрезвычайно интересны исследования московского учёного А.Н. Игнатовича. Специализируется он на изучении японской буддийской школы Нитирэн, однако его переводы буддийских канонических текстов и труды по китайскому буддизму указывают на широчайшие интересы этого человека. Те же, кто интересуется именно японским буддизмом, должны обязательно разыскать работу этого автора «Буддизм в Японии: очерк ранней истории». Это, пожалуй, самое полное и качественное сочинение по истории зарождения буддизма в Японии.

Учёный из Санкт-Петербурга Е.А. Торчинов является ведущим специалистом страны по изучению взаимодействия двух культур – буддийской и даосской. Вообще тематика его исследований очень разнообразна: это и метафизика буддизма, и его направления, и особенности национальных буддийских школ. Огромное внимание Торчиновым уделяется китайскому буддизму, поэтому рекомендовать его читателю я стал бы именно как китаеведа.

Впрочем, хватит. Как читатель, видимо, помнит, я не собирался устраивать обзор российской буддологической науки. Эта тема отдельной книги или хотя бы научной статьи. Наша задача значительно проще: в общих чертах обрисовать ситуацию, которая возникла на постсоветском пространстве в отношении буддизма. Надеюсь, с задачей этой я правился. Впрочем, об этом судить читателю.

Новое, величественное знание поселилось в душе Будды. Он знал, он всем своим существом ощутил, что постиг Итину. Он избавился от страданий. Он никогда больше не будет страдать… Однако даже теперь, когда он обрёл Освобождение, Будда никак не мог освободится от колебаний. Истина, открывшаяся ему, была слишком глубокой, слишком сложной, чтобы её могли постичь люди. Его истина была новой, у неё не было корней, за которые можно было бы зацепится здесь, в этом мире. Постигнет ли человек то, что досталось ему путём невероятных усилий? Сможет ли кто-либо ещё повторить его путь, пойти по его стопам? Есть ли польза от его знания, которое принесло освобождение лишь ему одному? Эти нелёгкие вопросы терзали душу Будды. Душу, которая познала величайший покой и величайшее страдание…

Он знал, что всё произойдёт именно так. Люди смеялись над ним. Они не поняли его учения, они не приняли его. Он не мог их судить. Даже теперь, ставши Буддой, он оставался для них всего лишь чудаковатым царским сыном, который измышлял от безделья всё новые и новые доктрины. Весь Варенаси потешался над его первой проповедью, видя в ней лишь возможность повеселится. Но чего он ожидал? Разве можно было начинать проповедовать, не имея никакой опоры? Разве имел он право учить целый народ, не обретя ни одного ученика, не имея ни одного последователя? Разве имеет он авторитет, необходимый для того, чтобы его хотя бы выслушали? Нет! Не так нужно начинать Проповедь. Не уличным проповедником он рождён. Он – Будда, он – спаситель мира, и его учение могут постичь лишь те, кто сам ищет Истину. Он ещё раз вернётся в общину. Вернётся, чтобы повести общину за собой.

Однако новый удар постиг его. Совсем недавно, вскоре после того, как Будда обрёл Просветление, умер его первый учитель Арата Калама. Алара и Уддаха отошли от дел в общине созерцателей… Эти новости, пришедшие одна за другой, ошеломили Будду. Теперь ему нечего делать ни у тружеников, ни у созерцателей. Только его учителя могли понять всю красоту его учения, для учеников же он оставался лишь непокорным бунтовщиком.

Но нет! Он не бросит своё дело. Здесь, на берегах прекрасной Нираньчжары, живёт великий отшельник, огнепоклонник Касьяпа. Он и станет учеником Будды, первым и самым важным. Станет, ибо нет сильнее учения, чем учение Будды.

Однако огнепоклонник оказался твёрдым человеком. Целыми неделями Будда упорно трудился, чтобы завоевать расположение этого чрезвычайно строгого человека. Весь жар, весь дар красноречия употребил Будда, чтобы убедить аскета принять Истину. Но нет! Казалось, слова Благословенного пролетают мимо ушей Касьяпы. Даже на предложение поселиться рядом Касьяпа отвечал отказом, тщательно скрывая раздражение.

Но время шло. Постепенно Касьяпа смирился с присутствием подле себя странного аскета, тем более, что тот был чрезвычайно предупредителен и ненавязчив. И вскоре даже начал замечать, что ему доставляет удовольствие общество Шакьямуни. Но настоящий перелом наступил, когда оба отшельника отправились на другой берег Нараньчжары, чтобы собрать подаяние в соседнем поселении.

Будда был силён, ловок, отважен. Он умел стрелять из лука, отлично владел искусством боя и прекрасно бегал. Но вот научится плавать как-то не удосужился… Перебираясь вброд через реку, он и не подозревал, что это упущение может стоить ему жизни. Он уже почти добрался до середины, когда нога вдруг ушла в бездну… Будда потерял равновесие и с головой ушёл в бурный поток. С берега это видели, но помочь ему не смогли: люди были слишком далеко. И тут сам Касьяпа, который на каких-то пару шагов опережал Шакьямуни, резко обернулся на крик тонущего и, не долго думая, бросился в бурные воды. Почти сразу же он наткнулся на Будду, который пытался вынырнуть на поверхность. Бесцеремонно схватив его за волосы, Касьяпа мощными гребками направился к отмели…

Вечером, сидя у костра, оба отшельника уже дружественно болтали. Ибо ничто так не сближает людей, как спасение жизни другого. Касьяпа был поражён эрудицией своего соседа, но ещё более он поражался его ответам на самые, казалось бы, сложные вопросы, терзающие его уже множество лет. Всё больше и больше доверия высказывал Касьяпа Будде, всё внимательнее прислушивался к его словам. И всё менее привлекательным становилось для него своё учение, ибо Будда посеял семена сомнения в его сердце.

– Выходит, нет никакой заслуги мне, который столько лет усердно поклонялся огненной стихии и светилам? Всё это лишь мираж, невежество?

– Разве я говорил это? Нет, Касьяпа! Заслуга твоя велика. Ты покорил своё тело, ты постиг таинства стихий, ты заслужил себе блаженство. Однако как раз в этом и заключается беда! Следующая жизнь твоя будет воздаянием за праведность этой жизни. А разве тот, кто проводит свою жизнь в блаженстве и удовольствиях, станет вспоминать о практике? Нет, о Касьяпа! Поэтому ты просто прожжёшь эту жизнь, растеряешь свои заслуги, и снова вернёшься в то состояние, с которого начинал. Это замкнутый круг.

– Ничего не понимаю! Как же спастись? По-твоему, и благие деяния нисколько не приближают к истине, а только отдаляют от неё… Что же ты предлагаешь?

– Отказаться от деяний. И от благих, и от разрушительных. Не стремится к ним. Забыть о них. Отрешиться от самого понятия «благое» и «неблагое». Ничего нет. Всё – иллюзорно, Касьяпа.

– Как же это – отказаться от деяний? Разве ты сам пребываешь в бездействии?

Будда улыбнулся.

– Да, Касьяпа. Я работаю, я собираю пропитание, я беседую с тобой – но я ничего не делаю. Я не привязан к своим поступкам. Я не стремлюсь выполнять их. Понял ли ты меня?

Касьяпа задумался. Да, сложно понять этого философа. Никто до него не говорил такие слова.

– Разве можно ни к чему не стремится? Даже к постижению истины?

– Истина придёт сама, как только мы очистим сосуд, в который она может поместится. Да – постигнуть её – наша высшая цель, однако даже к ней мы не можем быть привязаны. Ибо привязанность – это путы, которые не дают нам идти по пути совершенства.

В тот вечер Касьяпа больше ничего не сказал. Он не спал всю ночь. Никогда ещё он не размышлял так напряжённо, как размышлял в этот раз. А к утру он созвал своих учеников, и вместо утренней практики на глазах у них обратился к Будде:

– О мудрейший! Позволь мне стать твоим учеником. Ибо нет более великого закона, чем тот, который я слышал от тебя.

Будда улыбнулся. Он знал, что Касьяпу не оставит равнодушным Учение. Он ждал этого момента.

– Долгое время ты был моим другом, Касьяпа. Но теперь ты станешь гораздо большим – ты станешь моим учеником. И поверь мне, это состояние принесёт тебе неизмеримо больше пользы, чем предыдущее…

Ученики стояли, не шелохнувшись. Это было потрясением – их учитель признаёт превосходство другого учения! Однако авторитет Касьяпы был непререкаем. Один за другим подходили ученики Касьяпы к Будде и просили благословить их на новом пути. К полудню Будда, не имевший ещё вчера не одного последователя, стал во главе общины в шестьсот человек.

Наблюдая, как растёт количество его учеников, Будда искренне радовался. Теперь-то его учение не угаснет, ибо он воочию убедился в его силе. Победы его учения над оппонентами становились всё чаще, всё более блестящими. И одной из самых главных побед было завоевание сердца Бимбисары, царя Магадхи.

Приняв Будду у себя во дворце, Бимбисара старался сохранить полное спокойствие, однако на сердце у него было тревожно. Ходили слухи, что этот святой, в прошлом царский сын, стремится стать Чакравартином, верховным правителем. Что же тогда станет с ним, царём Магадхи? Да что говорили о его учении – что он проповедует разрушение старых традиций, что для него уход от мира – единственный стоящий поступок… Нет, в этом нужно разобраться самому.

Впервые увидев Совершенного, Бимбисара был покорён спокойной уверенностью этого человека. Да и слова Шакьямуни вовсе не были пугающими. Наоборот: его учение таило в себе непонятное очарование.

– Но разве не проповедуешь ты отшельничество? Могу ли я рассчитывать на постижение истины? Ты ведь бросил царский дворец. Разве я должен сделать то же самое? А если нет, то смогу ли я когда – либо достичь Нирваны?

Будда улыбнулся.

– Благодать праведной жизни достигается каждым, кто следует благородному Пути восьми ступеней. Тот, кто привязан к богатству, пусть лучше оставит его, нежели позволит ему отравить своё сердце; но тот, кто не привязан к богатству и кто, обладая им, праведно употребляет его, будет благословенным своим ближним.

Я говорю тебе: сохрани своё положение в жизни и ещё усердней приложи своё умение к делам своим. Не жизнь, не власть и не богатство делают из человека раба, но лишь его привязанность к жизни, власти и богатству. Бикшу, уходящий из мира, чтобы вести жизнь беззаботную и бездеятельную, ничего не достигает, ибо жизнь в лености есть отвращение, и немощь силы должна быть презираема. Учение Татхагаты не требует, чтобы человек избрал бездомие или же отрёкся от мира, если, конечно, он не чувствует к этому призвания. Но Дхарма Татхагаты требует, чтобы каждый человек освободился от иллюзии самости, очистив своё сердце и отказавшись от жажды к наслаждениям, и вёл праведную жизнь. И что бы человек ни делал – будет ли он ремесленником, купцом или воином или удалиться от мира и посвятит себя молитвенному созерцанию, пусть он вложит всё своё сердце и прилежание в свою работу, пусть он будет усердным и деятельным. И если он будет как лотос, который растёт в воде, и тем не менее, остаётся не тронутым ею, если он будет биться в жизни, не питая зависти и ненависти, если он будет вести жизнь не для услаждения самости, но лишь для истины, тогда радость, мир и благодать, несомненно, пребудут в сознании его. Ответил ли я на твой вопрос, царь?

Бимбисара был ошеломлён. Этот святой оказался совсем не таким, каким он его представлял. А его учение было самым удивительным и разумным учением, услышанным им когда-либо ранее. И Бимбисару принял решение. С этой минуты он, могущественный властитель Магадхи, станет последователем Будды. И он приложит все усилия, чтобы это великое и светлое учение распространялось как можно быстрее.

Советник Бимбисару Коланда, обладающий немалыми богатствами, почувствовав новые веяния во дворце, подарил общине прекрасную рощу, называемую Велуваной. Правда, роща эта уже была отдана им отшельникам из школы Ниргронта, однако им пришлось отказаться от этого подарка в пользу оппонентов.

Теперь не нужно было спасаться от дождя под пальмовыми листьями. В Велуване были прекрасные летние домики, хорошенькие беседки, отличные склады для продуктов. Да и сама роща была ухоженной, красивой и идеально подходила для духовной практики последователей Будды.

Много учеников пришло к Будде с тех пор, как он стал отшельником. Но одной из самых памятных была, видимо, встреча с его первыми учениками, оставившими его накануне просветления. Он нашёл их в Бенаресе. Расспрашивая людей, он узнал, что все пятеро остановились в Оленьей роще. Он сразу направился туда…

Завидев своего бывшего учителя, Каундинья толкнул Асваджита:

– Смотри, кто идёт! Видимо, Надоело ему сидеть в одиночестве. Наверное, он торопится снова попытается уговорить нас стать его учениками. Как бы не так! Если он сам меняет свои убеждения, как перчатки, и, будучи вчера строгим аскетом, сегодня уже от души набивает свой живот, – разве может он чему-то научить? Разве что двуличности? Вот что, братия, давайте сделаем вид, что не узнали его. Даже лучше: давайте вовсе не замечать его. Как будто его и нет… Сядьте пошире – чтобы и места для него не нашлось…

Будда подходил ближе. И с каждым шагом как будто яркое светлое облако надвигалось на учеников. Сначала они засомневались в своём решении. Потом совесть запустила в их души свои острые когти. А тревога, непонятная, но сильная тревога не давала спокойно сидеть.

Он был совсем рядом. Напряжение было невыносимым…И тут со своего места вскочил Бхадрика, приветствуя учителя. И о чудо! Следом за ним все ученики поднялись со своих мест, наперебой предлагая свои услуги.

Дав отдохнуть учителю, пятеро отшельников принялись расспрашивать его о его пути.

– Но как же, учитель, ты смог получить знание, если ты забросил аскезу? – допытывался Каундинья.

– Ты ошибаешься, Каундинья! Я не оставлял практику. Но как может человек, ослабленный голодом и жаждой, слишком утомлённый, чтобы овладеть своими чувствами и представлениями, достичь цели, которая овладевается лишь ясным разумом расширенного сознания? Ты ведь играешь на вине, Каундинья? Ты знаешь, что для того, чтобы струны вины издавали гармоничный звук, не следует их слишком натягивать или ослаблять. Подобно этому каждое усилие, если оно чрезмерно, кончается бесплодной растратой сил; если оно недостаточно, оно обращается в пассивность. Не нужно быть ни больше, ни меньше. Во всём нужна соизмеримость. Нам нужно избегать крайностей, только тогда мы сможем достичь знания.

К вечеру Каундинья, Вашпа, Бхадрика, Асваджит и Маханаман ушли вместе с Буддой. Теперь они твёрдо знали, что их учитель достиг Просветления. Они чувствовали это каждой своей клеточкой…

В завершение главы можно сказать, что сегодня Россия имеет существенные успехи в деле возрождения буддизма. Не зря же так охотно многие известные буддисты мира посещают нашу страну, вкладывают средства в строительство храмов, в развитие буддийского учения. Как уже говорилось ранее, сам Далай-лама не упускает случая приехать в Россию. Однако, наверное, не это самое главное. Традиционный буддизм, видимо, это лишь верхушка айсберга. Истинное торжество буддийского учения не в том, что в исконно буддийских регионах строят дацаны, не в количестве монахов. Победа учения в том, что оно всё больше и больше завладевает умами людей не буддийского вероисповедания. Количество тех, кто в той или иной форме прикасается к живому буддийскому учению, однако не считает себя буддистом или не является им формально, в разы превышает официальное число буддистов. И это понятно: традиционно буддийских регионов немного, однако вряд ли найдётся хоть один регион в России, где бы о буддийском учении ничего не слыхали.