Текст книги "Долгая осень в Вавилоне (СИ)"

Автор книги: Илья Сёмкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Annotation

Сёмкин Илья

Сёмкин Илья

Долгая осень в Вавилоне

ДОЛГАЯ ОСЕНЬ В ВАВИЛОНЕ

Однажды утром

В Вавилоне

Пошёл густой снег.

Е.Летов

Когда-то этот город назывался Санкт-Петербург. Потом – Петроград, Ленинград, снова Санкт-Петербург... Сейчас он именовался Ленингазсити. Почему ему присвоили это название – никто не знал. Скорее всего, просто так. Здесь, вообще, многое было просто так. Никто не задавался вопросом, почему вывозом мусора занимается фирма «Ленконцерт», а автобусным монополистом является концерн «Симфония ? 9». Город представлял собой круг, 2% которого занимал Центр и 98% – Периферия. На Периферии жили обычные люди, жили в 100-этажных бетонных коробках, разделённых 2-хметровыми проходами. Все переезды совершались на снующих под землёй автобусах-роботах, вся работа тоже выполнялась роботами. Жители этой части города получали пособие и развлекались, как могли. Стандартными развлечениями были просмотры всяческих телешоу, секс и алкоголь. Более экстремальными – наркотики, драки и грабежи. Убийства случались редко. Порядок поддерживался сетью ментуправлений, во главе каждого из которых стоял Старший мент. Ему подчинялись несколько ментороботов. Старшие менты являлись единственными должностными лицами на Периферии, они осуществляли связь с Центром и были его официальными представителями.

Центр города, надёжно отгороженный от внешней части, занимала элита – правительство и подчинённые ему службы. Изысканная архитектура, изящные манеры, утончённый вкус... Парадокс состоял в том, что жизнь центровой аристократии, разительно отличаясь по качеству, по сути, была очень похожа на существование жителей Периферии. Изощрённые театральные представления, новейшие наркотики и мистические сексуальные практики взамен телеящика, сомнительных смесей и грубого траха – вот и вся разница. Ну и, конечно, свобода обитателей Центра – свобода служить тем, кто управлял всем этим театром.

Платон Исаак, Старший мент 849-го ментуправления, открыл глаза, когда сон разлетелся вдребезги о стальной голос будильника: «Вставай, работа. Вставай, работа. Вставай, работа.» Он нажал кнопку и сел на кровати. Фиолетовые цифры на часах – 3.20 утра. Глоток воды, молния, кнопки, две таблетки, шнурки, фонарик, RP-столет, ключи. Стук двери. 3.23. Лифт, парадная, ветер, гибкое покрытие автостоянки, машина, ручка дверцы, мягкое сиденье, стук дверцы, поехали. 3.27.

Платону было 54. Серое, грубое, словно вытесанное из камня неумелым мастером, лицо. Среди коллег он был старше всех – средняя продолжительность жизни у обитателей Периферии была 39 лет, а у ментов и того меньше. Как говорили, у них имелось три преимущества – зарплата, служебный автомобиль и торжественные похороны (и это не было шуткой). А тут ещё реальной становилась возможность дожить до пенсии – она наступала в 55. Но главное, что заставляло людей идти на эту опасную и неблагодарную работу: в отличие от прочих занятий местных жителей, в ней был хоть какой-то положительный смысл.

Пока машина-робот неслась по подземным автострадам, Платон, откинувшись на спинку сиденья, слушал голос информатора: "Квартал 356, строение 427, квартира 10881, нападение мужчины на женщину, угроза жизни, звонок от соседей из квартиры 10880 в 3 часа 17 минут". За спиной у него тускло поблескивали металлом два менторобота. Автомобиль резко затормозил на очередной парковке. "Выход ? 17" – известил информатор. Оперативная группа, выбравшись из машины, двинулась к нужному зданию – впереди человек, за ним, прикрывая его, два робота. Платон набрал на дверном пульте "10881", замигал таймер. Через полминуты сбросил и поменял комбинацию на "10880". Переговоры с соседями, лифт, 88-ой этаж, стальная дверь, звонки, стук и полная тишина. Взмах руки – и у одного менторобота из корпуса выдвинулся автоген. Он подошёл к двери, раздалось шипение и, через минуту, кусок двери с замком рухнул на пол. В квартире было неуютно и тихо, слишком тихо. "Поганая тишина" – промелькнуло в голове у Платона. Обычная обстановка: какие-то грязные тарелки, безвкусный белый ковёр с чёрным квадратом посредине, прозрачный стол на трёх ногах... Женщина сидела на кухонном полу, прислонившись к плите. Она была мертва. Половина лица в запёкшейся крови. Муж – вероятный убийца – конечно, успел смыться. Передав по быстрой связи информацию, ориентировку на подозреваемого, и вызвав бригаду роботов-патологоанатомов, Платон с командой двинулись к выходу. Выйдя из парадной и, пройдя метров двадцать, Старший мент остановился, не веря своим глазам. Посреди прохода, на спине, как-то странно вывернув одну руку, лежала девушка. Чёрные спутанные волосы, закрытые глаза с длинными ресницами и, совсем детские, обветренные губы. Маленькая, хрупкая, сразу не поймёшь – то ли взрослая девушка, то ли подросток. Одета довольно странно для этого места. Обычно жители Периферии носили дешёвые нейлоновые ветровки, такие же штаны, грубые пластиковые кроссовки. На ней же была серебристая куртка с терморегулятором, серые брюки из блестящей, дорогой ткани и какие-то хитрые ботинки все в заклёпках, крючках и кнопочках. Платон присел и попытался нащупать пульс – его не было, или он был совсем слабым. – Зеркало!

Менторобот протянул. Исаак приложил его к губам незнакомки. Оно слегка запотело.

– Витал!

Платон принял шприц, расстегнул на ней куртку и с размаху всадил иглу чуть пониже ключицы. Времени оставалось, от силы, одна-две минуты. Он медленно и плавно, до упора, вжал поршень и выдернул шприц. Десять секунд, двадцать, тридцать... Шевельнулись пальцы на руке, затем губы. Неожиданно девушка резко села, упёршись ладонями в асфальтовое покрытие, и уставилась Платону прямо в глаза. Очень серьёзно и немного растерянно. Так они молча и смотрели друг на друга довольно долго, не меньше минуты.

– Что случилось? – Платон первым прервал молчание.

– Меня ударили. Ударили по голове.

– Кто?

– Сзади. Я не видела. Меня ударили сзади.

Старший мент легко мог представить, кто это был. Уличные банды, калечащие и убивающие людей, только за то, что они были как-то не так, по их мнению, одеты.

– Ты мент. И ты меня спас. Как тебя зовут? Как?

– Платон Исаак. 849-е ментуправление.

Девушка встала.

– Мне надо идти. Надо.

Она повернулась и сделала пару неуверенных шагов. Оглянулась.

– Спасибо тебе. Спасибо.

Ещё несколько шагов. Угол дома. "Сейчас она уйдёт", – подумал Платон.

– Постой. А тебя как звать?

– Ашер. Меня зовут Ашер.

И она скрылась за углом. Платон повертел в руках пустой шприц, нажал кнопку, чтобы спрятать иглу и зачем-то сунул в карман. Потом поднял глаза вверх, туда, где почти смыкались каменные стены. Света проникало совсем чуть-чуть. "Осень", – подумал он, – "Грёбаная вечная осень."

Исаак только что ввалился домой. День выдался тяжёлый – восемнадцать выездов. Из них восемь пьяных драк, шесть краж, три ограбления и одно убийство. Выпив из горла бутылку пива, он не раздеваясь, повалился на диван. Больше всего ему хотелось просто неподвижно лежать, глядя в потолок. Но, не прошло и пяти минут, как задребезжал будильник: «Вставай, работа. Вставай, ра...» – Платон, в сердцах, треснул по кнопке и, выругавшись, стал подниматься.

Информатор на этот раз был удивительно немногословен. Кроме координат – лишь приказ: "задержать мужчину". Всё. Машина затормозила, и Исаак в сопровождении роботов вышел в ночь. Грязные лужи. Тусклые фонари. Дверь нужного подъезда приоткрыта. "Странно" – подумал Платон и, положив ладонь на рукоятку RP-столета, шагнул внутрь. Рядом с лифтом, в синеватом свете неоновых ламп, прислонившись к стене, стояла Ашер. Она была сосредоточена, во взгляде – отчаянная решимость:

– Оставь роботов внизу. Оставь.

Никаких приветов, коротко и чётко.

– Но почему?

– Они не всё должны видеть. Не всё.

Платон был сбит с толку.

– Что они не должны видеть?

– Так надо. Пошли быстрее. Пошли.

И, прежде чем он успел что-то сообразить, Ашер втащила его в кабину лифта. Хватка у неё была железная. У нужной двери она достала нечто напоминающее маленький старинный телефон, прислонила его к замку и они беспрепятственно шагнули внутрь квартиры. Жилище оказалось пустым. Ашер кинулась к окну:

– Всё ясно. Для подстраховки вызваны спецназовцы. Он увидел их в окно и сбежал. Сбежал.

Платон опять ничего не понял, но, взглянув на улицу, обнаружил внизу группу спецназроботов. Они как раз входили в подъезд.

– Нас не должны увидеть вместе. Не должны.

"Во что она меня втравила? Чёрт!". Он услышал как открываются двери лифта. Ашер, схватив Платона за руку, потащила его в ванную. С разбегу ударилась плечом о стену. По стене пошла трещина. Ещё. Посыпалась штукатурка. И ещё. Часть стены рухнула и они выбежали в параллельный коридор. Он был пуст. Платон заметил, что плечо и рука Ашер в крови. Но в лифте с изумлением увидел, как рана под разорванной одеждой на глазах зарастает, покрываясь новой гладкой кожей. Первый этаж, чёрный ход. Улица свободна. Каких-то сто метров – и вот она, стоянка. Машина ждёт.

– Кажется, нас никто не видел. Никто.

Ашер плюхнулась на сиденье, Платон за ней. Хлопнула дверца и автомобиль рванул вниз, унося их в бесконечный лабиринт подземных автострад.

Скорость была такой, что цепочки тоннельных светильников сливались в сплошные разноцветные полосы.

– Я думаю, ты должна мне кое-что объяснить, – сказал Платон.

Ашер повернулась к нему и приложила палец к губам. Минут через десять машина затормозила и они ступили на пружинящее покрытие автобана.

– Зайдём ко мне? – предложил Исаак.

Девушка мотнула головой:

– Ты же мент. Разве ты не знаешь, что вас прослушивают? Не знаешь?

– Ну... догадываюсь. Тогда куда?

– В бар. В любой бар.

Платон с сомнением посмотрел на серебристую куртку Ашер, с огромной дырой на плече. Потом снял пиджак и накинул ей на плечи, сам оставшись в синей блузе. На левом боку угрожающе выступала кобура.

– Пойдём.

Была уже поздняя ночь и бар был полупустым. Они поднялись на второй этаж и сели за столик у окна.

– Есть хочешь? – спросил он.

Она покачала головой. Потом начала:

– Ты хочешь узнать кто я, откуда и зачем нахожусь здесь. Так? Ведь так?

– Отлично сформулировано.

– Тогда по порядку. Я – синтетическая личность. Создано нас не много, так как этот проект был признан негуманным. Но и уничтожать нас тоже посчитали бесчеловечным – ведь мы фактически люди. Я не стану вдаваться в подробности, но если вкратце, то душа наша берётся из того же источника жизни, что и все души, а тело создаётся на 3-D принтерах. Это тело гораздо прочнее и мощнее человеческого, в чём ты уже мог убедиться. Уже мог.

– Но почему же проект сочли негуманным?

– Это вопрос философский. У вас, людей, есть родители, есть ожидание рождения, есть жизненная перспектива, включающая в себя детство, взросление, продолжение рода, зрелость, смерть, наконец. Мы появлялись изначально лишённые всего этого. Это тотальное одиночество. Из него только два выхода – бесконечная депрессия или некая сверхзадача, которой подчиняется вся жизнь. Вся.

– А если конкретно о тебе?

– Со мной особый случай. Я – единственная девушка. Ведь нас создавали в расчёте на силовые структуры, поэтому, естественно, за основу была взята личность мужчины. Но так случилось, что руководитель проекта потерял единственного ребёнка, дочь-подростка. Она была для него всем и она погибла. Погибла. И, в порядке исключения, ему разрешили этот эксперимент – создать копию своей дочери. Хотя это противоречило всем этическим нормам. Всем. И это плохо кончилось. Тебе рассказать? Рассказать?

– Да, конечно, пожалуйста.

– Так появилась я. Отсюда мой детский вид, маленький рост, обветренные губы... Этим же объясняется то, что я повторяю окончания фраз. Биоинженеры бились над тем, чтоб приблизить мою речь к манере оригинала, ну и что-то перемудрили. А исправить уже не смогли. Не смогли.

– А почему всё кончилось, как ты сказала, плохо?

– Слушай. Я стала жить в доме этого учёного. Он окружил меня вниманием, всё время хотел быть со мной, разговаривал, всё спрашивал: "Ты же любишь меня? Любишь?" Но что я могла ему сказать? Я совсем не умела любить. Не понимала, почему должна любить его. Я была холодной. Очень холодной.

Ашер вдруг закрыла лицо руками.

– Мне так стыдно. Он не выдержал этого. Однажды ночью он спустился в гараж, сел в машину и завёл мотор. У него была раритетная машина с бензиновым двигателем. Я почувствовала что-то (у нас развита интуиция ), сломала дверь в гараж и дверь машины, вытащила его – но он был мёртв. Мёртв. Я делала искусственное дыхание – всё напрасно. И тут со мной что-то случилось – я начала рыдать. Я смотрела в его мёртвое лицо, вспоминала, как он говорил, что любит меня, и рыдала, рыдала, я не могла остановиться, мне было так больно. И так стыдно... Приехала служба безопасности, а я всё не могла успокоиться, не отпускала его, со мной была настоящая истерика. Мне что-то вкололи, чтобы я уснула. Я уснула. Так я научилась любить. Такой ценой. Такой страшной ценой.

– Но разве можно научиться любить? У людей считается, что это – как дар свыше. Он либо есть, либо его нет, – озадаченно сказал Платон.

– У нас немного по-другому. Способность учиться и способность к эмпатии – наши базовые свойства. А это и есть любовь – в непроявленном виде. Нужен лишь катализатор. Это он научил меня любить. Он.

– И что с тобой было дальше?

– Стресс был очень сильным. И меня на три года отправили учиться в старшие классы – просто чтобы я была среди сверстников. Я оказалась очень влюбчивой – влюблялась во всех подряд. Платонически, конечно. Во всех подряд.

Исаак никогда не видел, чтобы Ашер улыбалась, но сейчас уголки её губ еле заметно приподнялись.

– А после школы? – Платон не спал уже больше суток, но ещё слишком многое оставалось невыясненным.

– Меня переполняла любовь. Я могла пойти учиться на врача, воспитателя или ещё кого-нибудь, но мне хотелось приносить максимальную пользу, быть там, где никто кроме меня бы не справился. И я решила поступать в Академию международной безопасности. Знаешь, как надо мной смеялись? Знаешь? Но в итоге я всех их сделала. Закончила с красным дипломом и была первой по всем дисциплинам. По всем. Любовь – это сила. Единственная настоящая сила.

– А тебя всегда звали Ашер? – вдруг спросил Исаак.

– Нет, ну сначала я носила имя своего прототипа. А после трагедии меня решили переименовать. Кто-то из разработчиков взял первую попавшуюся книгу – это оказались рассказы Эдгара По, открыл на случайной странице и наткнулся на рассказ "Падение дома Ашеров". "О! Прикольно. Назовём тебя Ашер". Так я стала Ашер.

– Понятно, -сказал Платон. -А что же ты, Ашер, всё-таки делаешь здесь?

– Я расскажу. Но учти, что это – конфиденциальная информация. Учти.

– Но почему ты мне доверяешь?

– Способность доверять – одно из моих сильных качеств. Три дня назад мы получили послание от Олега Венсона. Ты же в курсе, кто это? В курсе?

– Конечно. Это наш вице-призедент.

– В послании говорилось обо всех преступлениях и злоупотреблениях, что творятся в Ленингазсити. Потом он вышел на связь и сообщил, что содержание данного сообщения во время передачи стало известно местным спецслужбам. Чудом ему удалось бежать и скрыться на Периферии. Через два с половиной часа я была здесь. Чтобы, встретившись с Венсоном, организовать его эвакуацию. Спецслужбы Центра, с привлечением ментуправлений, тоже его ищут (как, впрочем, и меня). Ищут, чтобы уничтожить. Пока я была на шаг впереди. Но первая встреча сорвалась из-за того удара по голове. О второй ты знаешь – сам там был. Венсон необходим нам как главный свидетель обвинения. Этот город давно на подозрении, но доказательства могут появиться лишь сейчас. Ты понимаешь, как это важно? Понимаешь?

Платон Исаак, Старший мент 849-го ментуправления, достал сигарету и закурил, внимательно глядя Ашер в глаза. Потом медленно проговорил:

– А ты понимаешь, что я должен или арестовать тебя, или пойти против системы, на которую работал всю жизнь?

В её глазах не было ни страха, ни бравады. Бесконечно серьёзный и грустный взгляд. Медленные мгновения тишины. Наконец она сказала:

– Я уважаю твой профессионализм, но арестовать меня не получится. А система эта давно прогнила. Всем будет лучше, если мы объединим усилия. Всем.

Платон смотрел в пол. Плыл сигаретный дым. Он медленно поднял глаза:

– О,кей. Я с тобой, девочка.

Ашер откинулась на спинку стула:

– Я знала, что ты поймёшь. Я знала.

Было обычное, безысходно-осеннее утро, когда они оказались в квартире Исаака. Он прилёг поспать, пока на это ещё оставалось время. Ашер устроилась в кресле на кухне. Но не прошло и часа, как она уже трясла его за плечо:

– Вставай. Надо спешить. Вставай.

Дыра на куртке была заклеена скотчем. Через минуту они уже бежали к стоянке.

– Можно ехать быстрее? Чуть-чуть быстрее? – спросила Ашер, когда машина уже неслась с бешеной скоростью.

– Это небезопасно, – пробурчал Платон, но всё же повернул вправо ручной регулятор "газа". На пульте зажглась красная лампочка, пассажиров ещё сильнее вжало в сиденья.

От резкого торможения над стоянкой поднялось облако пыли. Они подбежали к высокому строению – то ли старая водонапорная башня, то ли заброшенная телевышка. Воспользовавшись, уже знакомой Платону машинкой, Ашер открыла дверь. Внутри царило запустение, но лифт, как ни странно, работал. На 90-м этаже двери открылись, и вошёл высокий, бледный человек. Платон сразу же узнал его, так как видел миллион раз на фото и даже, как-то, вживую, хоть и издалека. На нём был изысканный дорогой костюм, правда, изрядно помятый и в пятнах грязи. Волосы на голове ещё сохранили следы укладки.

– Мы здесь, чтобы помочь вам, – сказала Ашер. – Вертолёт уже в пути. Пока что всё по плану. Пока что.

Венсон лишь устало кивнул. Взгляд его серых глаз был пустым и отрешённым. Они вышли из лифта и, поднявшись по металлической лестнице, через узкий люк выбрались наверх. Это был единственный выход на крышу. Три фигурки стояли на небольшом островке, с четырёх сторон окружённые пропастью и ветер трепал их одежды. Ашер подошла к краю и взглянула вниз.

– Ну вот, началось. Началось, – сказала она очень тихо, но отчётливо.

Платон подошёл к ней и, проследив за её взглядом, глубоко внизу увидел цепочку похожих на муравьёв спецназроботов, входящих в здание. Подняв глаза на Ашер он увидел, что она смотрит куда-то вдаль, а губы её беззвучно шевелятся.

– Я должна задержать их. Посади его на вертолёт. Я должна.

Сказав это, она направилась к люку. Платон не знал, как Ашер собирается это сделать, но почувствовал, как где-то внутри него поднимается волна холода. Он не мог её остановить. Он ничего не мог.

– Хочешь знать, почему я здесь? – вдруг заговорил Венсон. Он обращался к Платону, но глаза его смотрели куда-то вниз, в пустоту. Не дожидаясь ответа, он продолжил:

– У меня был сын. Ему должно было исполнится семнадцать. Однажды он пришёл очень возбуждённый, после какого-то разговора с друзьями. И стал говорить, что всё враньё, что люди на Периферии живут в полном дерьме, что такие, как я зажрались и всё такое. Я хотел его успокоить, стал убеждать, что всё не так плохо, всё неоднозначно, что существуют объективные законы – в общем, всю эту политическую чушь. А он слушал меня с такой улыбкой... Бывает, что игрушка сломается и застынет в совершенно нелепой позе – вот такая у него была улыбка.

Снизу раздался удар. Потом ещё и ещё. Крыша задрожала. Далеко в небе возникла маленькая точка – вертолёт. Венсон, казалось, ничего не замечал и продолжал:

– Он ушёл той ночью. Мы долго искали его по всей Периферии и нашли в одной из квартир. Он был мёртв. Девчонка, которая вколола ему какую-то дрянь, плакала в углу. Сама уколоться она не успела. Вот тогда-то, похоронив сына, я и написал это послание.

Удары стали ещё ожесточённее. Вертолёт приблизился и завис в полуметре от крыши. Дверца распахнулась, мощная загорелая рука сжала ладонь Венсона и втащила его внутрь. Вертолёт взмыл вверх. И буквально через пару секунд из люка выпрыгнул первый спецназробот, за ним ещё несколько. Они принялись стрелять вслед вертолёту, но он был уже вне пределов их досягаемости и, наконец, совсем растворился вдали. Роботы, один за другим, убрались обратно, не обратив на Платона никакого внимания. Он тоже нырнул в люк. После освещённой крыши, в полутьме чердака ничего не было видно. Платон включил фонарик. На ступенях лестницы лежало тело Ашер, вернее то, что от него осталось. Она, видимо, до последнего закрывала люк своим телом. Оно было изломано, расплющено и залито кровью. Исаак, в каком-то оцепенении, поднял его на руки и стал спускаться. Тело казалось почти невесомым. Он дошёл до машины и бережно уложил его на заднее сиденье. Назвал свой адрес, и, по-прежнему находясь в состоянии отупения, доехал до своей стоянки. Вышел, и, не дойдя до дома, завернул в ближайший бар, тот самый, в котором всего пару часов назад, они беседовали с Ашер. Платон заказал большой стакан ультрависки и моментально его осушил. "Странно, не действует", – подумал он и попросил повторить. Дальше были какие-то фрагменты: вот какая-то женщина (а может, трансвестит) пытается его обнять и он бьёт её по лицу. Вот его вышвырнули из бара и он лежит на холодном асфальте. Вот он дополз до машины, открыл её, но тела там нет, лишь окровавленная одежда. Тут Платон внезапно протрезвел. Ему вспомнилась книжка из детства, называлась она, кажется, "Утешительная повесть Матвея". Там тоже кого-то жестоко убили, а когда люди пришли к гробнице, то нашли там, как и он, только пустые одежды. Ничего не понимая, он ввалился в квартиру, упал на диван и оказался во власти тревожных, обрывочных снов. Ему снилось бледное лицо Венсона, сиденье машины с кровавыми лохмотьями и Ашер, глядящая вдаль и беззвучно шевелящая губами.

Платон проснулся от дикой головной боли. «Ну и дрянью же нас поят» – подумал он и тут же вспомнил то, чего не хотел бы вспоминать. Потом сообразил, что на кухне горит свет и течёт вода. «Странно, я вроде бы не включал ни того, ни другого». Платон встал, сделал два шага и оказался у входа в кухню. Он привалился к косяку, поскольку почувствовал головокружение. Дело в том, что у раковины стояла Ашер и мыла посуду. Во всяком случае, со спины, это была точно она. Ашер оглянулась. Это была она. Перепутать этот взгляд с чьим-нибудь другим было невозможно.

– Прости, что вчера не сказала. Боялась – вдруг что-то пойдёт не так и будет ещё хуже. Боялась.

– О чём, чёрт... о чём ты? – выдавил Платон.

– Пошли, присядем и я всё расскажу. Всё.

Они сели на диван и Ашер стала объяснять:

– Мы, синтетические личности, практически бессмертны. У нас есть устройство, которое в случае серьёзных повреждений тела, катапультирует душу в ... , скажем, в некое безопасное место. После стандартной проверки, через двадцать-тридцать минут, остатки старого тела аннигилируются. Создаётся новое тело, причём идентичное старому до мельчайших подробностей, и душу возвращают в него. Примерно так. Примерно.

– А что могло пойти не так?

– Ну я же говорила, что не совсем... стандартна. А такого со мной ещё не случалось. Так что, мало ли что... Но всё прошло гладко. Вполне гладко.

Платон замялся, но всё же спросил:

– Вчера. Тебе ведь было страшно? Я видел.

Ашер помолчала, как будто проглатывая комок, застрявший в горле. И тихо сказала:

– Да. Мне было ужасно страшно. Тем более я не знала, как всё пройдёт. Не знала.

И ещё тише:

– И ужасно больно. Но всё уже прошло. Прошло.

Она, действительно, ничуть не изменилась. Та же обветренная кожа на губах, та же непослушная прядка волос слева. Новой была только одежда – чёрные джинсы, куртка цвета хаки, серебристые кеды.

– У меня (и у тебя, если ты со мной ) новое задание, -сказала Ашер. Мы должны похитить президента. Прикинь? Президента.

Когда Платон несколько пришёл в себя, он был посвящён в подробности плана. Дело в том, что президент Ленингазсити, работая на теневые международные структуры, был человеком весьма недоверчивым, а точнее, полным параноиком, и все нити держал в своих руках. Устранение его вело к быстрому и неминуемому концу данной, отдельно взятой, Империи Зла. Ещё он был весьма не равнодушен к юным девушкам, на чём, собственно, и держался весь план.

– Я буду его подарком. А как только он заглотит крючок, дело будет сделано. Будет. – заявила Ашер.

– Но если он такой параноик, к нему, видимо, очень трудно подобраться, – осторожно предположил Платон.

– Трудно. Но у нас здесь много своих людей. Довольно много.

– А когда начало операции?

– В течение получаса мне должны позвонить. И сразу начнём. Сразу. А пока ждём, я должна переодеться. Пока ждём.

Ашер вытряхнула из пакета купальник-бикини, чёрный плащ, туфли на шпильках и тёмные очки. Платон повернулся, чтобы подлить себе кофе, а когда развернулся обратно, увидел, что она стоит уже совсем без одежды и держит в руке верхнюю часть купальника. Несколько секунд они с недоумением смотрели друг на друга. Потом Ашер схватила одежду и кинулась на кухню, на ходу оправдываясь:

– Прости. Я что-то не сообразила. Прости меня.

Платон усмехнулся и пожал плечами. Когда она вышла через несколько минут, её было не узнать. Шпильки, плащ, очки, аккуратно расчёсанные волосы – плюс губы, ярко накрашенные помадой. На мочке уха звякнул миниатюрный телефон. Ашер стояла, слушая. Затем тряхнула головой:

– Пора идти. Ты же готов? Пора.

На парковке их ждало такси. Они уселись и, в полной тишине, безо всяких команд и указаний, машина плавно тронулась с места. Они ехали молча, сосредоточенно глядя вперёд. Въезд в центр, пограничный пост. Фальшивые документы, неотличимые от настоящих. «Проезжайте.» После получасового кружения по Центру они оказались у здания бань, стилизованных под древне-римские. По периметру, через каждые пять метров – автоматчик. Ашер и Платон выбрались из машины и направились к центральному пункту охраны. Исаак, по такому случаю, был приодет не хуже, чем она: белая сорочка, шикарный костюм, галстук-бабочка.

– Куда? – охранник взял автомат наперевес.

– Я подарок Самому от... Не могу тебе сказать, от кого. Позови старшего. Позови.

Ашер держалась очень уверенно.

– У нас указание вызывать старшего только в крайних случаях.

– Это и есть тот случай. Старший может очень рассердиться, если узнает, что ты его не позвал. Очень рассердится.

Охранник отошёл и вёл переговоры по рации. Потом вернулся:

– Ждите.

Ждать пришлось довольно долго. Наконец, в сопровождении двух роботов появился старший караула:

– И от кого же вы, юная леди?

Ашер встала на цыпочки и что-то шепнула ему на ухо.

Старший отошёл, чтобы в свою очередь пообщаться с кем-то при помощи рации. Вскоре вернулся:

– Я должен вас обыскать.

Он расстегнул ей плащ, под которым был только купальник и тщательно прощупал всё тело.

– Вы можете пройти, юная леди.

– А я? – спросил Платон. Я – личный охранник.

– А вам придётся подождать здесь. Ничего, вернём в целости и сохранности.

И старший подмигнул Исааку. Тот стоял и смотрел, как Ашер, под прицелом автомата, провели внутрь. Дверь захлопнулась. Ему оставалось только ждать.

К счастью, ждать пришлось недолго, минут сорок. Но и эти сорок минут показались Платону вечностью. Наконец, дверь распахнулась и появилась Ашер, бок о бок с пожилым, невысоким мужчиной. Мужчина имел седую козлиную бородку и был одет в незатейливый, но очень дорогой костюм. Это был президент. Со стороны казалось, что они просто вышли прогуляться. Президент успокаивающе махнул рукой охраннику и они направились к машине, где их поджидал Исаак. Ашер открыла дверь и забралась в такси, втащив за собой своего спутника. Автомобиль рванулся с места. Только тут Платон заметил, что зрачки мужчины расширены от страха. Когда из бардачка появился шприц, президент предпринял попытку вырваться, но голос Ашер: «Тихо, тихо» заставил его снова застыть.

– Это всего лишь снотворное. Всего лишь.

И закатав ему рукав, она аккуратно ввела содержимое шприца ему в вену. Президент сразу обмяк, глаза его закрылись.

– Сейчас я тебе всё расскажу. Всё. – сказала Ашер. И, поймав недоумевающий взгляд Платона: "А как же прослушка?", махнула рукой:

– Теперь это не важно. Пока они расшифруют записи, всё уже должно быть кончено. Должно быть. В общем, слушай. Меня ещё три раза обыскали. Потом, оставив на мне только купальник, отвели в большой зал с бассейном. Там сидел президент, в окружении ещё нескольких девушек. Все были полностью обнажены. Он приказал, чтобы я тоже разделась. Я сказала, что очень стесняюсь и попросила, чтоб мы с ним пошли в отдельное помещение, мол, там я разденусь. Это ему понравилось и мы отправились в душевую. Там я достала из лифчика мини-удавку (в свёрнутом виде она не больше горошины) и накинула президенту на шею. Суть была в том, чтобы сделать это максимально быстро, молниеносно. И мне удалось. Удалось. Он оказался в западне. Удавка настолько прозрачная, что совсем не видна на горле, от лёгкого прикосновения моих пальцев мгновенно затягивается и может полностью перекрыть доступ кислорода. Я тихо объяснила ему всё и продемонстрировала, как это работает. Ещё я сказала, что являюсь синтетической личностью и убить меня нельзя, а вот он, если попытается подать какой-нибудь знак или ещё как-то привлечь внимание, будет мёртв через две секунды. Ведь удавка настолько прочная, что может легко отрезать голову. Он всё понял, мы с ним оделись и спокойно вышли наружу. Спокойно.

– Ух, ты! – сказал Платон.– А ты молодчина. Мои нервы, пожалуй, не выдержали бы.

– Думаю, ты не всё о себе знаешь, – серьёзно сказала Ашер. – В нас много скрытых резервов. Очень много.

Такси въехало во двор похоронного бюро. Там стоял чёрный катафалк. Какие-то люди открыли двери и оттуда, по пандусу, выехал открытый гроб. Эти же служащие помогли уложить в него спящего президента и закрыть крышку.

– Всё нормально, там есть отверстия для вентиляции. Он не задохнётся. Не задохнётся. – пояснила Ашер.

Они с Платоном переоделись в чёрные с золотом траурные костюмы, одели тёмные очки в золотистых оправах. И, получив поддельные документы, уже на катафалке выехали со двора.

Пограничный пост на выезде из Центра остался за спиной. Всё прошло на удивление спокойно. Пролетев под землёй Периферию, они оказались на Северо-Западном шоссе. Ещё через пять километров похоронная машина затормозила у заброшенной бензиновой автозаправки. Прошло минут пятнадцать и послышался шум моторов. Рядом опустился вертолёт. Гроб со спящим президентом перенесли, грузовой люк задраили.

– Мне пора лететь. Пора. – сказала Ашер и пошла к вертолёту. Вдруг она развернулась и подбежала к Платону. Обняла его.