Текст книги "Энжи (СИ)"
Автор книги: Илья Сёмкин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Сёмкин Илья
Энжи
Илья Сёмкин ЭНЖИ 2018
Лазарь опустился на табуретку. Получилось это у него, впрочем, как и всегда, крайне медленно и кривобоко. Потом начался обычный ритуал поиска курева, заключавшийся в похлопывании по многочисленным карманам жилетки. Так как ритуал явно затянулся ввиду отсутствия искомого предмета, Кирс протянул ему свою, выуженную из пачки, сигарету. То же самое повторилось с зажигалкой. Наконец, Лазарь затянулся, и, откашлявшись, попросил:
– Плесни чего-нибудь.
Кирс пододвинул к нему стакан и налил немного виски. Выпив, старик некоторое время молча шевелил губами и, наконец, выдавил из себя:
– Стало быть, так оно и произошло.
На его лысине выступили капельки пота.
Кирс вздохнул:
– Послушай, Лазарь. Извини, конечно. Но я всё это раз сто уже слышал.
Тот ответил печально, и, даже, несколько сердито:
– Во-первых, не сто. И, во-вторых, должен же я кому-то рассказывать?
Кирс знал, что спорить бесполезно, и слабое сопротивление с его стороны было лишь жалкой попыткой избежать неизбежного. Он откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Хорошо, что сегодня выходной и спешить некуда.
– Когда я умер, – начал Лазарь, – случилась какая-то неисправность, и сигнал на центральный пульт больницы не поступил. Мальчишка-санитар нашёл меня, случайно зайдя в палату уже под утро. Говорит, что я был совершенно холодным. И пока он бегал за врачами (сигнал-то не работал) – меня и воскресили. Открываю глаза – сидит у меня на кровати девчонка, типа студентка по возрасту. Волосы чёрные как смоль, глаза и губы тоже чёрным подведены. Девочка-гот такая. "Привет", – говорит. "С возвращением." Я себя ощупываю – всё в порядке, ничего не болит. "Ты кто?", – спрашиваю. "Я – ангел", – отвечает. "Ну, мне пора". И – за дверь. И по трансляции вдруг песня заиграла, певца этого вашего умершего. Мрачная такая.
– Дэвид Боуи. Песня "Лазарус", – в который раз подсказал Кирс.
– Тут уже врачи набежали. Осматривают меня, удивляются. Никаких следов болезни не находят.
Старик рассказывал свою историю не спеша, со значением. После каждой фразы делал внушительную паузу. Под конец, Кирс спросил то, что спрашивал всякий раз, словно разыгрывалась пьеса и он не мог пропустить свою реплику:
– Ты, когда был мёртвым – ничего не чувствовал? Просто тёмный провал?
– Э, нет. Я, конечно, ничего не видел и не слышал, не осязал. Да и меня, в общем-то, не было. Но была – жизнь. Текла сквозь меня как река. И покой...
Лазарь подошёл к окну, из которого открывался вид на медленно несущую свои волны грязную речушку. Какой-то парень, переругиваясь с дружком, пришвартовывал к берегу свою моторку. Тихо щёлкали электронные часы на полке. Старик протянул Кирсу руку:
– Пойду я. Спасибо, что выслушал.
На пороге он остановился, словно вспомнив зачем, собственно, приходил:
– Я же тебе говорил, вроде, что у меня сны такие последнее время... Вроде как предостерегающие. И там не только про меня. И про тебя было. Так что ты смотри, поосторожнее. Ничего конкретного, просто повнимательнее будь. Мало ли что...
"Мнительность" – подумал Кирс, а вслух сказал:
– Спасибо. Осторожность никогда не помешает.
Кирс считал себя человеком, мыслящим трезво и разумно. У него не было оснований не доверять Лазарю, просто он считал произошедшее с ним яркой болезненной галлюцинацией, подменившей собой реальность. Чудесные, необъяснимые с медицинской точки зрения исцеления случаются не так уж редко – скрытые резервы организма ещё недостаточно изучены. Свидетельство санитара: ну, пошутил парнишка глупо и жестоко. Не всем дано иметь тонкое чувство юмора и врождённую, либо же приобретённую тактичность. Песня Боуи – просто совпадение. Некоторую неясность вносила девушка-гот в роли ангела – всё же пожилые люди представляют ангелов несколько иначе. Но мало ли что может выдать воображение человека, находящегося на узкой грани между жизнью и смертью...
Случилось это с Лазарем несколько месяцев назад. Кстати, тогда он носил совсем другое, вполне обычное имя. Лазарем его стали называть как раз из-за этих рассказов. Люди, в основном их с Кирсом соседи, относились к ним по-разному, но таинственность (а её здесь всё же хватало) всегда возбуждает любопытство, и Лазарь стал кем-то вроде местной знаменитости.
На следующий день Кирс отправился на работу. Он торговал недвижимостью, а работа эта, как известно, требует самообладания, сосредоточенности и находчивости. День как-то не задался и виной тому скорее всего было (в чём Кирс не хотел себе признаваться) туманное предостережение Лазаря, накрепко засевшее где-то на периферии сознания. К концу дня он был издёрган и вымотан до последней степени и мечтал лишь о том, чтобы завалиться на диван перед телевизором со стаканом скотча в руке. Рассеянный и уставший, чудом избежав двух мелких ДТП, Кирс выскочил из машины и, сделав два шага вниз, сунул ключ в дверь гаража и услышав угрожающий шум, обернулся, успев подумать: «не поставил на ручник», а машина уже заслонила небо, и он не успел отпрыгнуть. Чудовищный удар, хруст собственных костей, собственный крик и нестерпимая окончательная боль.
Когда Кирс открыл глаза, первым, что он почувствовал, был сильный холод. Первой же, кого он увидел, оказалась девушка – один в один из рассказов Лазаря.
– Привет, – сказала она, улыбаясь ослепительно яркой, искрящейся улыбкой. – С возвращением.
Кирс лежал на холодном оцинкованном столе абсолютно голый, с накинутой поверх простынёй. Внезапно всплыло последнее жуткое воспоминание, и он в панике принялся ощупывать своё тело.
– Всё в порядке, – сказала девушка, продолжая улыбаться. – Я тебя воскресила, ты жив и здоров.
Она сидела на самом краешке его стола. Одета была, почему-то, как дирижёр симфонического оркестра: фрак, белая кружевная сорочка, брюки со стрелками, узкие мужские туфли. Чёрные волосы с одной стороны были до плеча, а с другой – коротко острижены, а на виске и за ухом и вовсе сбриты. За ухом же имелась небольшая татуировка – слово на незнакомом языке. Глаза и губы были накрашены чёрным.
Кирс облизнул пересохшие губы и спросил:
– Лазаря ведь тоже ты воскресила?
– Ну да. Я ваш региональный ангел.
Это было сказано уже без улыбки, серьёзно.
Кирс вдруг подумал, что надо её поблагодарить:
– Спасибо.
– Пожалуйста.
– Можно спросить?
– Конечно.
– Почему Лазарь? Почему я? Вы же не всех воскрешаете?
– Да. Но ответа на этот вопрос я не знаю. Могу лишь предположить, что ваши земные миссии не были завершены, ваши жизни оборвались случайно и слишком рано.
Несколько секунд молчания.
– Ну, мне пора. Вызову сюда врачей, а то ты окончательно замёрзнешь.
– Постой! Я смогу тебя ещё увидеть? – Это Кирс выпалил неожиданно для самого себя. И тут же смутился.
Спасительница смотрела на него и опять улыбалась:
– Вообще-то у нас это не принято. А ты хочешь увидеться, чтобы побольше меня расспросить? Или я тебе понравилась?
Кирс хотел сказать, что и то, и другое, но почему-то сократил ответ:
– Понравилась.
– Это приятно. Ведь когда-то я была просто девушкой. Хорошо, я встречу тебя, когда будешь выходить из больницы. А теперь мне действительно пора.
И она скользнула за дверь. Внезапно на столе включился кем-то здесь оставленный приёмник. Тяжёлый гитарный рифф. Ну, конечно, кто бы сомневался. Дэвид Боуи, "Лазарус".
Сказать, что врачи были ошеломлены, увидев ожившего Кирса – ничего не сказать. Вчера вечером в больницу были доставлены искорёженные останки человека, после констатации смерти, незамедлительно отправленные в морг. И вот, пожалуйста – на их месте живой и здоровый парень, в ответ на все вопросы лишь пожимающий плечами: «Похоже, что я воскрес». Врачи тоже пожимали плечами, тщательнейшим образом осматривали его, досконально измеряли все параметры жизнедеятельности организма и о чём-то спорили, сыпля малопонятными терминами. Вся эта суета тянулась два дня и на третий Кирс, наконец, был выписан, предварительно пообещав еженедельно являться в больницу для проверки. Один из санитаров съездил к нему домой и привёз новую одежду взамен изуродованной старой. Выходя, Кирс толкнул тяжёлую больничную дверь и, оказавшись на залитой солнцем улице, тотчас услышал: «Привет». Сегодня девушка-ангел была одета по-другому: маленькая чёрная куртка, чёрные узкие джинсы, майка с изображением Боуи («Похоже, там собрались его фанаты» – мелькнуло у Кирса), кроссовки.
– Куда пойдём? – спросила она, улыбаясь и щурясь от яркого света.
– Может, где-нибудь перекусим? После больничной пищи я бы проглотил что-нибудь человеческое. Да и выпил бы, кстати.
– Я – за, – не переставая улыбаться, она взяла его за рукав. – Сама-то я не ем и не пью, но пусть тебя это не смущает.
В итоге, они забрели в какой-то сомнительный бар, где после солнечной улицы царил полумрак и негромко играла какая-то рок-классика прошлого века. Кирс заказал себе пиццу с несколькими видами сыра и бутылку скотча (он ведь мечтал о нём ещё в прошлой жизни!), а для своей спутницы – бутылку воды (что-то же нужно было заказать).
– У тебя есть имя? – спросил Кирс, допивая первую порцию виски.
– Когда я была человеком – было. А у простых ангелов имён не бывает. Только у архангелов.
– Хорошо, ладно. Но как же к тебе обращаться?
–Можешь называть меня Энжи – годится?
– Да, отлично. Можно личный вопрос?
– Да, не стесняйся.
– Как ты стала ангелом? Для этого же нужно святой быть, как я понимаю?
Взгляд Энжи чуть погрустнел. Или показалось?
– Я болела, сильно. Так что нагрешить не успела. Даже не танцевала ни разу. Потанцуешь со мной?
Они вышли на свободное от столиков место и Кирс положил руки ей на талию. Из динамиков раздались звуки "Энжи" – знаменитой лирической композиции "Роллинг стоунз". Девушка в его объятиях казалась совсем невесомой.
– Можно тебя поцеловать? – выпив виски Кирс осмелел.
– Попробуй, – она улыбалась ему в полутьме. – Но тебе не понравится.
Кирс осторожно прикоснулся губами к её губам. Они были живыми и мягкими, но совершенно холодными.
– Почему ты холодная?
– Почему? Ну, помнишь старую шутку, про то, что жизнь – болезнь со смертельным исходом? Организм человека всё время борется, в нём постоянно идут процессы, напоминающие болезнь. Отсюда – температура. А ангелы не болеют. Всё просто.
Музыка смолкла.
– Мне пора, – тихо сказала Энжи.
Кирс промолчал. Они обнялись и через несколько секунд он уже был один. И даже не понял, куда она делась.
На следующий день Кирс проснулся с головной болью и в каких-то неопределённых, но явно противоречивых, чувствах. Старые представления о жизни были сметены вихрем произошедших с ним событий, а новые не спешили формироваться. Растерянность, смутная тоска, чувство утраты чего-то важного – всё это тяжело осело в груди, мешая дышать. Кирс позвонил на работу и сказал, что сегодня не придёт – ещё не восстановился после несчастного случая, что было отчасти правдой. Целый день он валялся на диване, уставившись в телевизор и потягивая виски, покуда не забылся тяжёлым сном, в котором были больничные палаты, он сам, Энжи, Лазарь – не было только никакого смысла.
Утром, хотя состояние его и не улучшилось, Кирс решил пойти на работу. Приятный прохладный душ и поездка на машине (перед работой он заскочил в автомойку, где смыл тёмные следы собственной крови) несколько взбодрили его, но ненадолго. Увидев бледного, растерянного и думающего явно не о работе подчинённого, начальник отправил его домой. Перед тем, как вернуться в квартиру, Кирс поднялся этажом выше, туда, где жил Лазарь и долго звонил в его дверь, но безрезультатно. Спускаясь к себе, он встретил соседку, которая сообщила, что Лазарь сейчас в клинике, где лечится от депрессии. "Ага, не у меня одного всё плохо", – мелькнуло в голове. Вернувшись в квартиру, он некоторое время ходил из угла в угол. Потом решил принять снотворное, чтобы уснуть, но при виде белых таблеток его посетила другая мысль. Вместо двух он высыпал в ладонь штук пятнадцать и резко проглотил. Добрёл до дивана, лёг, налил стакан виски и резко выпил. "Что ты делаешь?", – спросил Кирс сам себя. "Второй раз тебя уже не воскресят". Глаза начинали слипаться, он вытащил из кармана телефон, чтобы набрать номер скорой, но тот выскользнул из непослушных пальцев и грохнулся на пол. Кирс попытался подняться, но не смог. Веки стали тяжёлыми, глаза закрылись, и он провалился в темноту.
– Привет!
Кирс услышал знакомый голос и открыл глаза. Ситуация была до безобразия идентична недавней – он опять лежал на столе в морге, а в ногах у него примостилась Энжи. Правда, выглядела она несколько по-другому – одета была в растянутый, явно слишком большой для неё, свитер, линялые джинсы и кеды, а косметики и вовсе не было. Зато улыбка по-прежнему ослепляла:
– С возвращением!
Кирс тряхнул головой, сбрасывая оцепенение:
– Привет, Энжи. Я не знаю, как это случилось – наваждение какое-то. Почему мне было так плохо?
Она улыбалась, как ему показалось, несколько смущённо:
– Ну, тут, отчасти, и я виновата. Не зря же у нас не приветствуются встречи с... с пациентами. Я рассказала о себе, произошло некоторое смещение смыслов. Ты воспринял меня как настоящую девушку, которой я когда-то была. Но той девушки давно уже нет. Я – ангел.
Энжи на мгновенье задумалась и продолжила:
– Я же не знала, что ты такой чувствительный. Но суть не в этом. Лазарь тоже страдает, ты же в курсе. Считается, что человек впадает в депрессию, потеряв смысл жизни. Это не совсем так. На самом деле никто не знает смысла жизни. Но у большинства возможность узнать этот смысл существует в перспективе. Депрессия случается из-за потери перспективы. Старый шаблон разорван – нового нет.
– Во-во. Как раз это я и ощущал, – вздохнув, согласился Кирс. – Но что же делать?
Энжи улыбалась, теперь уже победоносно:
– Я дам тебе перспективу. Чем до поры до времени спасался Лазарь?
– Видимо, своими рассказами?
– Верно. Но я придумала кое-что получше. Итак, у меня есть для тебя задание: ты напишешь обо всём этом книгу. И ещё добьёшься, чтобы её издали. А потом, возможно, напишешь что-нибудь ещё. У тебя хрупкая, чувствительная душа. Оставь торговлю недвижимостью кому-нибудь другому. И пиши.
– Это действительно поможет? – усомнился Кирс.
– Увидишь. Эта книга станет нитью, связывающей нас с тобой.
– Но мы больше не увидимся?
– В этой жизни – нет.
– А... потом? Потом-то мы увидимся?
Энжи. Улыбка, побеждающая смерть, торжественный тон:
– Я не могу представить ничего, что помешало бы нам встретиться.
Сказав это, она встала, чмокнула Кирса холодными губами и исчезла за дверью.
Включился приёмник.
Гитарный рифф.
Дэвид Боуи.
"Лазарус".
По пути из больницы Кирс зашёл в магазин и купил толстую тетрадь и ручку «Паркер». Эту книгу он должен был написать от руки, не пользуясь компьютером.
Дома Кирс сел за стол, откинулся в кресле и закурил. "Я прямо как старина Хэм", -подумал он и вывел на первой странице крупными буквами: ЭНЖИ
Санкт-Петербург, 24 – 27 апреля 2018 года.
