Текст книги "Спасти Советский Союз (СИ)"

Автор книги: Илья Баксаляр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

– Зачем они это сделали? – удивился я.

Ленин загрустил, его лицо совсем посерело.

– Я тоже ломал голову, для чего меня так возносят? Потом понял. Что русский человек привык ценить, как ты думаешь?

От неожиданного вопроса я растерялся и честно сказал: – Не знаю.

Ленин тихо произнес:

– Русский человек живет верой в Бога и царя. Ну, а кто теперь будет царем, догадаться нетрудно. Все, ради чего я жил, отдавал полностью себя – оказалось страшным обманом. Для чего свергли царя, рисковали тобой, чуть не потеряв тебя, столько людей положили на алтарь революции и свободы? Зачем сломали старую систему, чтобы освободить трудящихся? Я жил только ради этого. И теперь на трон взошел новый царь. Я призывал к миру и мировой революции! Я обещал крестьянам землю, и мы начали отдавать ее людям. Но коллективизация отняла ее у людей, как и надежду на будущее. Я призывал передать фабрики и заводы рабочим, но теперь номенклатура стала хозяином предприятий. Я говорил о свободе. Где же она? Все подавила огромная бюрократическая машина, очень неповоротливая, малоэффективная, но крайне жестокая к людям. Что изменилось? Люди во всем мире смотрели на Россию, как на свою надежду. Именно здесь проходил эксперимент новой социальной формации, где люди были бы счастливы. Но, посмотрев на то, что сделал Сталин, с отвращением отворачивались, с ужасом понимая, как хорошо, что они не совершили подобной революции у себя. Но это чудовище создал не я! Я хотел другого – чистого, честного, справедливого, что привлекло бы людей со всего мира к нашим идеям. Того же хотел и Троцкий, мечтая о мировой революции. Так мы лишились поддержки мирового пролетариата и тем самым невольно раскололи рабочее движение во всем мире. А это всегда приводит к войне. Сейчас я сижу здесь и мучаюсь. Наследники Сталина не хотят отпустить меня к моим родным, продолжают использовать меня как свою икону. А для чего? Для веры в социализм? Но он должен был быть другим, должен служить людям, отражать их чаяния и желания, а не выполнять волю одного человека. Для чего им нужен я? Что бы все ошибки Сталина, его преступления повесить на меня, чтобы будущие поколения проклинали меня. И опять-таки защищая Сталина: видите ли, он всего лишь продолжил дело Ленина… Но я не имеют отношения к этому! Да была кровь и жестокость, но это была Гражданская война. С ней закончили – и больше не воевать, не проявлять жестокость, а протянуть друг другу руки и жить в мире и согласии. Я это хотел, власть должна быть у народа.

Ленин совсем растрогался. Я смотрел на него, и было страшно жаль этого романтика революции, этого интересного, живого и искреннего человека. Скорее всего, он был немного наивен и не очень практичен. Но мыслил он глобально, и думал чистыми помыслами. Ленин сидел на ступеньке Мавзолея и плакал над своей страшной судьбой. Я тихо отплыл от него, глядя с уважением на дух человека, который изменил этот мир. Весьма возможно, он мог бы сделать другой мир – великий, большой и добрый, где каждый человек нашел бы свое место.

Я уплывал дальше, продолжая размышлять о Ленине. Не стал задавать вопрос о себе. Зачем? Ленину и так было плохо, но я был уверен – он искренне думал обо мне и хотел для меня хорошего. Плывя над городами и селами, везде видел памятники Ильичу. Любой человек мечтает, чтобы после смерти так увековечили память о нем. Но Ленин страдал от этого, и даже его душа не находит покоя в ином мире.

Почему мне передалась боль Ильича? Я не мог найти ответа на этот вопрос. Мне вдруг захотелось пообщаться с Троцким. Возникла такая острая потребность, что понял: мне будет очень плохо до тех пор, пока я не побеседую со Львом. Но где его найти на этих бескрайних просторах? Слышал, что он похоронен где-то вдали от родины, на другом конце света. Там, где нашел свою смерть. Почему все так трагично?

Но ведь были и хорошие времена. Были великие стройки первых пятилеток, победа над фашизмом, первый спутник и наш человек в космосе. Новые квартиры для людей, спокойная и вполне достойная жизнь, Олимпийские игры в Москве. Ведь было счастливое детство и хорошие школы, лучшее в мире образование, много институтов, передовая медицина – и все бесплатно. Почему же люди отвернулись и позволили мне умереть? Почему?

От переживаний и множества вопросов, на которые я не находил ответов, у меня разболелась голова. Я прилег на облако и заснул. Прикорнув на большом белом облаке, я плыл в дальние края. Мне снились добрые сны, которые пришли из теплых воспоминаний моих лучших лет. Там было много сияющих лиц, пионерские горны, теплое море, пионерский лагерь Артек, линейка на закате солнца, зеленые кипарисы. Сияющие улыбки и горящие глаза. Теплый морской бриз развевает большой стяг на флагштоке. Светило незаметно уходит с небосклона, заливая золотом берег. Солнце садится все ниже и ниже, оставляя после себя неповторимый розовый закат, воспоминания о котором останутся на всю жизнь.

Глава одиннадцатая. Герой революции

Вдруг резкий порыв ветра сорвал меня с облака, и я кубарем полетел вниз. С перепуга открыл глаза – меня несло прямо на большой курган. Собрав все силы, я извернулся и взлетел в небо. Что это было? Мне было страшно от резкого падения и неприятно, что не досмотрел такой хороший сон. Меня мотало из стороны в сторону. Ветер рвал то в одну сторону, то в другую. Наконец все успокоилось, и я опять присел на край облака.

Темные тучи постепенно разошлись, и передо мной открылась огромная степь, которую прорезали широкими изгибами серо-голубые лиманы. Над золотистыми нивами играючи носился легкий ветерок, наклоняя налитые солнцем тяжелые колосья. Земля дарила богатый урожай труженикам, которые денно и нощно работали на этих полях.

А вот и старое украинское село, люди ложатся спать, чтобы утром выйти в поле и собрать долгожданный урожай. Я плыву над домами, затухают последние огоньки в окнах. Наступает тишина, а на черном небе одна за другой появляются звезды, и скоро весь небосклон будет утыкан холодными неоновыми точками, создавая неповторимый колорит украинской ночи.

Я услышал какой-то шелест и посмотрел в ту сторону. Еле заметное свечение привлекло мое внимание. Стараясь не шуметь, я подлетел ближе и внимательно присмотрелся. Но тут ветер опять сорвал меня с места и бросил прямо на светящее пятно. Я не успел опомниться, как врезался во что-то воздушное и непонятное.

– Сударь, надо быть аккуратней! – раздался у меня за спиной чей-то голос.

– Извините, это ветер. – Я обернулся и обомлел. Передо мной стоял дух того профессора, которого я видел в Смольном. – Извините меня, пожалуйста. Я не хотел доставить вам неудобство.

Незнакомец посмотрел на меня внимательно, снял очки, не спеша протер стекла и опять надел.

– А что Вы, сударь, здесь делаете?

Я растерялся.

– Видите ли, я умер.

– Ты умер? – Профессор не верил своим глазам. – Как такое могло случиться?

– Да умер, просто умер.

– Этого не может быть! – Человек в очках был страшно потрясен. – Ты погиб во время войны?

– Нет, – растерянно ответил я. – Моя смерть наступила не от войны и голода, не от врагов и завистников. Все произошло из-за алчности князьков и равнодушия народа. Ему было не до меня. Он смотрел на мои предсмертные судороги и спокойно шел дальше, оставляя меня в прошлом.

Профессор покачал головой.

– Так и знал, что все закончится плачевно. Когда-то я родился здесь, вон там был мой дом. Отец был крупный помещик, жили мы в достатке, но, выходя за ворота, видел, как живут остальные. Да мне повезло, я попал в круг избранных, а как всем остальным приходиться в этой тяжелой жизни, где каждый день нужно бороться за выживание? Такая несправедливость не давала мне покоя. Отец поначалу хотел, чтобы я унаследовал все его хозяйство, но мне не нужно было ничего. В душе страшно коробило, то, что у одних есть все, а другие еле сводят концы с концами. После окончания учебы в Николаеве познакомился с подпольщиками. На них меня вывела одна девушка, не знаю чем, но я ей, видимо, понравился. Тогда понял, что революция – это мое. Ее звали Александра Соколовская, мы с ней организовали Южнорусский рабочий союз. Мне было всего семнадцать. Но в наших рядах оказался предатель, и вскоре всех арестовали. Нас с Александрой сослали в Сибирь, прямо в поезде она родила мне дочь Нину, а в тюрьме и вторую – Зину. Так в двадцать лет я оказался женат, и у меня на руках оказалось двое детей. В тюрьме много писал, а часть статей отправлял за границу. Одна из них попала к Ленину. Он заинтересовался и пригласил к себе. Партийные товарищи собрали деньги на побег, предоставили новый паспорт и билет до Женевы. В тюрьме, меня поразил старший надсмотрщик – жесткий, твердый, решительный, его боялись все заключенные, охранники, даже начальник тюрьмы – и тот боялся. Вот каким надо быть, думал я тогда. Железной рукой он держал такой порядок, что тюрьма стала образцовой. Его фамилия была Троцкий. На тот момент это был мой кумир. И когда бежал из тюрьмы, то собственноручно записал в паспорт свою новую фамилию – Троцкий. Теперь все друзья знали меня именно по этой фамилии. В Швейцарии познакомился с Лениным. Этот человек произвел на меня сильное впечатление – умный, образованный, знал пять языков, работоспособность просто ошеломляющая. Мы много говорили о судьбе народа, о революции и будущем. Потом поехал в Париж. Там познакомился с Натальей Седовой, красивой изысканной девушкой, очень образованной и умной. Париж, Париж! – романтически вдохнул профессор. – Я влюбился и вскоре женился на новой избраннице. Александра узнала об этом, я сам ей написал, но мы остались друзьями на всю жизнь. В девятьсот пятом вернулся в Петербург. Рабочие выходили на демонстрации, выдвигая только экономические требования, но власть ответила насилием, и тогда вспыхнуло восстание. Поднялась Выборгская сторона, остановились практически все заводы, рабочие вооружались и захватывали все новые и новые районы. Мы требовали перемен. По приказу Николая Второго в город были стянуты войска, и восстание было жестоко подавлено. Меня снова арестовали, судили и отправили в Сибирь на вечное поселение. Помню, как ехал в теплушке в далекую тайгу, где мне предстояло провести всю жизнь. Тоска заливала душу, но потом решил про себя – нет, я не сдамся. И через некоторое время бежал с этапа. Потом было много событий. Работа за границей, Февральская буржуазная революция, которая переросла в Октябрьский переворот. Гражданская война. Это было мое время. Мне дали свободу действий. Я делал все, что бы спасти тебя. Было трудно, но это меня только подхлестывало. Тогда Красная армия разбила всех твоих врагов. Ты выжил и стал еще сильней. Но пока я мотался по фронтам Гражданской войны, в Москве создавался партийный аппарат, который возглавлял Сталин. К моему стыду, не придал этому значения. Все старые большевики знали, что Сталин фигура несерьезная. Но как же мы ошибались! Я допустил много ошибок и переоценил свои возможности. Сталин поставил везде своих людей и осторожно, незаметно вытеснял меня со всех позиций. После смерти Ленина он объединился с Каменевым и Зиновьевым. Меня стали обвинять в бонопартизме. Ну что об этом говорить? Пошла драка за власть. Я оказался не лучший мастер в таких делах. Воевать на фронтах моя стихия, решать сложные задачи умел, а вот подковерных играх оказался слаб. А победителей не судят. В двадцать седьмом меня исключили из партии и выслали из страны. И знаешь, куда меня депортировали? В Константинополь. Представляешь, в это гнездо всей белогвардейской эмиграции, и заранее сообщили об этом всему миру. Можешь представить, что меня там ждало?

– И что же было дальше? – живо поинтересовался я.

– Ох. – Троцкий опять снял очки и протер линзы. – Все почему-то обошлось. Бывшие белогвардейцы меня не тронули, сам не знаю, почему. Ведь я был их кровный враг.

Я посмотрел на Троцкого. Его глаза потухли, и было понятно, что все последующие годы прошли в тяжелых страданиях.

– Скажи, а ты был способен меня спасти?

– Не знаю. В тяжелые моменты делал все, что было в моих силах. Но мне мешала завышенная самооценка и неумение правильно оценивать противников в мирное время. После Гражданской войны у нас была самая мощная в мире армия. Но в мирное время содержать ее разоренной стране было трудно. Я хотел часть армии направить на трудовой фронт и создать так называемый военный коммунизм, но армия, созданная для войны, в мирных условиях оказалась мало эффективной для экономики. Поэтому и пришлось переходить на НЭП. Мог ли я спасти тебя? Наверное, мог. Но мы с Лениным поняли свои главные ошибки. Мы учились у Маркса. А он говорил, что социализм может победить только в высокоиндустриальной стране. Мы поторопили события и решили, что можно совершить революцию, и новая эпоха придет сама собой. Россия была аграрной страной, и здесь законы Маркса не действовали. Поняв это, Ленин отодвинул построение социализма на долгие годы вперед. Выступая на фронтах, я призывал людей воевать за новое светлое общество, и они мне верили. Но когда красноармейцы вернулись домой, увидели разруху, нищету и опять набирающую силу коммерсантов, в то время как заводы и фабрики останавливались, а рабочие голодали. И ради такого будущего они воевали? Получается, я их обманывал. Но понимал другое, что нужна сверхбыстрая индустриализация страны, иначе социализм мы еще долго не построим. Я даже знал, что нужно делать, у меня в голове созрел план развития страны на десять лет вперед…

– Лев, так все-таки, скажи, ты мог спасти меня?

Троцкий задумался.

– Не знаю, я привык работать в экстремальных условиях, возможно, смог, но чтобы тебя спасти, нужно было знать причину твоей болезни. Все-таки не до конца ее понял. Одно могу сказать: при мне фашисты просто не напали бы на тебя, и таких страшных потерь у народа не было бы. Это я знаю точно.

Дух Троцкого опять поплыл над родным селением. На его мужественном лице появились темные пятна боли – здесь после Гражданской войны жили его дети – Нина и Зина, их воспитывали бабушка и дедушка, родители Льва. В этом селении часто бывала его друг и мать дочерей Александра Соколовская. В тридцать седьмом году обеих дочерей арестовало НКВД – ни за что, просто потому, что это были дети Троцкого. Первую жену арестовывали несколько раз, всю жизнь она, старый революционер, моталась по ссылкам и тюрьмам советской власти, но и этого оказалось мало. В тридцать седьмом в возрасте шестидесяти шести лет ее расстреляли. За что? Только за то, что она была женой Троцкого.

Я смотрел, как удаляется от меня дух этого великого революционера, которому советская власть должна была ставить памятники за спасение. А как она обошлась со своим героем? С глубокой тоской провожал Троцкого, который не стал делиться со мной своей болью и страданиями. Он отошел в сторону, чтобы не портить мне и без того не лучшее настроение. «Как он все-таки одинок», – подумал я и, поднявшись в небо, присел на край облачка и поплыл дальше.

Глава двенадцатая. Зерно, золото для капиталистов

От долгих бесед устал и опять уснул. Мне приснились события начала тридцатых годов. Я иду по поволжской деревне, везде слышны крики мужчин, стоны женщин и плач детей. Люди в кожаных тужурках въезжают на подводе в очередной двор, соскакивают с телеги и начинают перерывать все. Ломают дверь амбара, врываются в дом. Интересно, что они делают? Подхожу ближе. Вот один из прибывших хватает одной рукой за грудки мужчину средних лет, отца семейства, а другой машет перед его лицом наганом.

– Где зерно? А ну говори!

Перепуганный хозяин дома машет головой.

– Нет у меня зерна! Нет!

Но человек в тужурке не успокаивается.

– Где зерно? – И приставляет наган к виску крестьянина.

– Нет, нет у нас зерна!

– Хорошо. А вот если найдем, тогда узнаешь, что с тобой будет.

Он отшвыривает хозяина дома и начинает рыться по всем углам. Где-то в сене натыкается по полмешка зерна.

– А это что?

Мужчина бросается на мешок.

– Не дам, это мое! Детям есть нечего! Они же с голоду помрут!

Гость начинает избивать хозяина, жена бросается на насильника, пытаясь защитить мужа. На шум подбегают еще трое сотрудников ОГПУ, они с силой отталкивают женщину в другой угол сарая.

– Ах, ты гадина!

Но женщина, обезумев, опять накидывается на чекистов, не контролируя свои действия, она знает только, что, если зерно заберут, дети не переживут эту зиму. Здоровые мужчины избивают хозяина, женщина со страшным воплем пытается вцепиться в полупустой мешок, но огромный чекист хватает ее за волосы и выволакивает из сарая. Она падает на промерзшую землю, от бессилия и страха начинает рвать на себе волосы. Сотрудники ОГПУ, забрав все, садятся на телегу, забрав с собой избитого до полусмерти и связанного по рукам и ногам хозяина дома. Телега выезжает за ворота, а во дворе на них с диким страхом смотрят маленькие детишки, оставшиеся теперь без отца и без хлеба. И я знаю их судьбу. Через два месяца они умрут. Их мать умрет раньше, отдавая ничтожные крохи еды детям. Обессиленные, они несколько дней не смогут похоронить ее, пока на шестой день женщины не подберут соседи и не закопают тут же в саду. Потом один за другим умрут и дети. Их тоже похоронят рядом с домом. Почти вся деревня не переживет эту зиму и весну.

Разве так можно поступать с людьми? Я возмущался, кричал, плакал и страшно страдал. Глядя на то, как умирают дети, женщины, мужчины, старики, а их последние запасы отнимают люди в кожаных куртках с каменными сердцами. В те годы от голодной смерти умерло несколько миллионов. Такова была цена индустриализации страны, ведь нужны были деньги для закупки оборудования фабрик и заводов. Новое оборудование закупалось за границей, а валюту можно было приобрести, только продавая за рубеж зерно. Сталин дал указание собрать как можно больше пшеницы и ржи. Потом началась коллективизация, которая серьезно подорвала сельское хозяйство. В то страшное для деревни время, сколько работящих крестьян, которые своим горбом добились благополучия, были арестованы и сосланы в Сибирь, как враги народа. Урожаи резко упали, и чтобы получить валюту, зерно просто отбирали у людей, оставляя их на мучительную, голодную смерть. Зато в городах шло массовое строительство гидроэлектростанций, крупных заводов и фабрик. Это был индустриальный рывок.

Я проснулся в холодном поту. Передо мной стояли глаза умирающих с голоду детей, безмолвно стоявших у тела своей матери. Такие страшные моменты бывают в истории! О них не принято говорить, но помнить об этих ужасах надо, ведь самое дорогое, что есть на земле, – это жизнь человека.

Только теперь я стал понимать, почему народ так равнодушно смотрел на мою гибель. В каждом человеке хранится частица его предков, и обиды прошлого всегда переходят в будущее через поколения. Так боль прошлого отдалась равнодушием народа ко мне. Но я не мог повлиять на поступки правителей и вождей, но и их поступки отразились на том, что я умер. Но нужно было признать ошибки, покаяться, и все можно было исправить?

Глава тринадцатая. Ностальгия

Облако плыло над старинным городом, внизу виднелась городская ратуша. Я присмотрелся и вспомнил. Столица прекрасной Эстонии Таллинн. Старинный город. Как я любил гулять по его древним улочкам! Аккуратные домики, мощенные камнем тротуары, множество закоулков, большие сторожевые башни, окруженные могучими стенами. Любуясь стариной, попадаешь в другое историческое измерение, как будто ты попал в средневековье, еще немного, и из-за угла выйдет рыцарь в блестящих доспехах, поверх которых надет белый плащ, или выскочит ватага ребят в суконной одежде и деревянных башмаках.

Я с нежностью проводил этот прекрасный город и с тоской вспомнил свои лучшие годы, добрые улыбки эстонских девушек и юношей на певческом празднике, тысячи исполнителей и десятки тысяч зрителей. Как мощно пела эта огромная капелла, какие фантастические переливы звука и огромная мощь единения хора и зрителей. Я так любил бывать на этих фестивалях и восхищался всем, что происходило вокруг меня. Я любил Эстонию за ее сдержанность, красоту, аккуратность и спокойствие. Но все это в прошлом, а ведь, будь я здоров, этот край был бы моим украшением.

Ветер понес меня вдоль Балтийского моря на юг. Вот и русло знакомой реки. Западная Двина, по-латышски Даугава. Внизу раскинулся прекрасный город Рига. А вот и шпиль Домского собора. Я часто бывал там. Внутри особая атмосфера, в окна храма через цветные витражи пробиваются лучи солнца, и все убранство собора покрывается необычайными красками. В сочетании с высокими темными потолками это создает фантастическое ощущение присутствия в другом мире, а когда заиграет знаменитый орган, душа улетает в далекие просторы этого чудного мира.

Рига особый город. Старинный, средневековый, современный и рабочий. Я помню, как здесь строились новые заводы. Рижский вагоностроительный, чьи составы бегали по всей огромной стране. Знаменитые радиоприемники «ВЭФ» любили во всех моих республиках – их делали здесь, на Рижском радиозаводе. И, конечно, микроавтобусы РАФ, созданные умелыми руками рабочих столицы прекрасной республики. А самым большим подарком была бутылочка Рижского бальзама. Казалось только вчера, радовался успехам Латвии. Вспоминая ее красных стрелков, охранявших самого Ленина. Они мужественно воевали за меня в самые суровые годы Гражданской войны. Это были очень идейные и преданные делу революции люди.

Я сидел на туче, а память возвращала в прошлое. Город скрылся за горизонтом. Тоска тихо заползала в душу, гнетущей ностальгией. Почему же я умер, если везде было так хорошо? Почему народ не поддержал меня? Надо обязательно поговорить со Сталиным. Ведь, по сути, он заложил мой фундамент на многие годы, отойдя от проекта, который создавал Ленин. Меня стали одолевать сомнения. Хотя, с другой стороны, зачем? Историю не повернешь вспять.

Тут очнулся. Постой! Но ведь я много раз почти умирал и опять возрождался. Надо обязательно узнать причину смерти, чтобы передать потомкам ошибки прошлого и сберечь то, что еще осталось от меня. Ради этого нужно докопаться до истины и понять причины болезни, которая меня сгубила. Тучи поплыли на восток, я решил отправиться в Москву. Нужно все-таки поговорить со Сталиным. Мало ли, что про него говорят. Духи не врут, они освобождены от земных проблем, им нет смысла обманывать самих себя.

Все небо было покрыто густыми облаками, и не было видно земли. Я заснул. Первые лучи солнца разбудили меня. При ярком свете нехотя открыл глаза. Яркий диск выплывал из-за горизонта над огромной русской равниной, возвещая о начале нового дня. Где-то внизу кукарекали первые петухи, постепенно просыпались люди. Еще немного и все придет в движение. Закипят миллионы чайников на кухнях, приготовлены и выпиты десятки миллионов чашечек чая и кофе с бутербродами с колбасой, и масса людей хлынет на улицы по своим делам. Жизнь продолжается, она кипит и бурлит огромной энергией и разнообразием красок.