Текст книги "Царь Венетам (СИ)"
Автор книги: Илья Маслов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)
Без лишних приготовлений Хейд выстроил свое войско так, как он всегда это делал ‑ впереди катафрактарии, позади ‑ пехота, по флангам ‑ обычная конница. Дважды, начиная так бой, он проигрывал восставшим. Но их тогда было больше, намного больше.
Что мог противопоставить ему Светозар? На этот раз ‑ совсем ничего. Он сидел на коне, рядом с ним были Вальгаст и Рингалл, который по‑прежнему не был многословен, хотя неплохо выучил язык венетов. Когда катафрактарии хоть немного задержат разбег коней, царь венетам поведет в атаку свою конницу ‑ и, может быть, произойдет чудо... Светозар надеялся, что Хват, если и не успеет угнаться за всадниками, не пропадет.
Он не чувствовал в себе того воодушевления, с которым некогда разбил Хейда. Именно здесь Светозар окончательно понял, что потерял все ‑ все, чего добивался долгие годы, все, ради чего бился с врагами. Беспросветная тоска вороной‑падальщицей терзала его сердце. О древних героях, испытывавших подобное, говорили: "И отправился он в землю чужую, смерти ища".
Знакомо задрожала земля. Вокруг Светозара молились ‑ некоторые вслух, некоторые ‑ молча, закрыв глаза. Одни обращались к Небесному Господину, другие ‑ к древним языческим богам. Но так или иначе, а все обращались к той Силе, которая благословляет людей на борьбу за свободу и свою землю.
Нет, чуда не произошло. Копейщики были практически сметены волной бронированных всадников с длинными копьями. Катафрактарии врезались в ряды обычной пехоты и ополченцев, топча людей. Иные из них уже побросали длинные кавалерийские копья и обнажили мечи, обрушивая их на головы людей внизу. Но все это Светозар видел словно во сне, будто бы наперед знал, что ждет венетов сегодня. Но вот враги окончательно прорвались сквозь ряды обороняющихся и начали, сломав строй топтать лучников. Вальгаст негромко посоветовал:
‑ Если когда и атаковать, то только сейчас:
Светозар порывисто обнял менестреля ‑ единственного человека, которому целиком доверял, а потом привстал на стременах, вздымая меч над головой, и крикнул:
‑ В бой!
Теперь уже раздался грохот копыт со стороны лагеря венетов. Всадники, возглавляемые царем венетов, словно острием копья, распороли вражескую массу и принялись яростно рубиться, самоотверженностью восполняя свое небольшое число. Следуя их порыву, воспряли духом пехотинцы. Казалось, повторялся сценарий прежнего поражения Хейда ‑ неповоротливые катафрактарии, растратив всю энергию своей атаки, преграждали путь другим вампирам, которые в давке и сами теряли построение.
Хейд понял эту угрозу. Но в мысли завоевателя, помимо его воли, вклинивалось и совсем посторонее: этот Светозар... Как он не похож на людей, окружающих его! И как похож на самого Хейда! Точнее, на того юношу, каким некогда был всемогущий повелитель вампиров. Да, Хейд думал только о себе и не особо любил окружающих, но было и еще нечто...
"Нет! Второй раз ему не победить! Не ему тягаться со мною! Не отделилось еще мясо от костей!" ‑ и Хейд поразился этой внезапно мелькнувшей мысли. Если срок еще не пришел, то однажды он все‑таки придет?.. Завоеватель опустил забрало шлема ‑ и тут же вслед за ним опустились забрала личной стражи. Где‑то здесь была и Ульра, не отличимая в доспехах от прочих воинов, готовых сражаться и умирать по воле Хейда. Как и он сам, впрочем ‑ ибо жизнь без уже обретенных величия и власти была ему не нужна. Взвились в небеса штандарт Империи ‑ бордовый, с крестом Бессмертия, и знамя личной стражи ‑ на черном фоне белый круг с перевернутой пятиконечной звездою внутри. Лязгнул, покидая ножны, остроконечный кавалерийский меч, и последний резерв повелителя вампиров двинулся в атаку.
Семь раз Хейд во главе своей личной стражи прорывался сквозь ряды яростно сражающихся, топча и своих, и чужих без разбора, ‑ и семь раз вновь бросался в сечу. Его доспехи, плащ, меч, копыта и морда коня были покрыты кровью, он рыскал по полю брани, и личная стража тенью следовала за ним. Неоднократно смерть угрожала повелителю вампиров, но он раз за разом отбивал удары, избегал стрел и дротиков, перерубал древки нацеленных копий.
И вот его взору предстал Светозар. Царь венетов, также верхом, был без шлема и щита, тоже с ног до головы покрытый кровью. Несколько секунд они разглядывали друг друга, а затем Светозар наставил на Хейда клинок и, что‑то крича, погнал коня вперед. Повелитель вампиров также пришпорил своего и изготовился нанести смертельный удар. Два всадника стремительно сближались, и никто не дерзнул вмешаться в этот судьбоносный поединок. Хейд хорошо разглядел спутанные русые волосы противника, залитое потом лицо и горящие гневом небесно ‑ голубые глаза. Оба изготовились для удара.
Но неожиданно, за миг до столкновения, два коня прянули в разные стороны ‑ словно вмешались некие высшие силы, по мнению которых время такого поединка еще не пришло. И Светозар, в тщетной попытке настигнуть врага уже не заботясь о себе, вытянулся в сторону Хейда и рубанул со всей силой, на которую был способен. Попади такой удар в цель ‑ и повелителя вампиров не спасли бы никакие доспехи. Однако тот нанес встречный удар ‑ и всадники миновали друг друга. Клинок Хейда вырвался из его руки, отлетел и упал на пропитанную кровью землю внизу. Светозар стремительно развернул коня ‑ но завоевателя уже скрыли теснящиеся всадники личной стражи. Царь венетам прошептал проклятие и огляделся ‑ на горы трупов своих воинов, на изнемогающих и едва держащихся под натиском превосходящего, не знающего усталости противника, людей, на сжимающееся кольцо окружающего противника... Он сорвал с пояса окованный медью рог и трижды протрубил сигнал к отступлению. Как и ожидал Светозар, в лагере позади ему откликнулись трубачи, и тогда лужич поскакал к ближайшему отряду своих воинов, отбивающемуся от тяжелых пехотинцев Хейда. Он еще мог послужить своему народу ‑ собрать оставшихся в живых в единый кулак и пробиться к лесу. Таков долг вождя.
Хейд не хотел верить своим глазам! Вместо того, чтобы в беспорядке бежать и гибнуть под ударами преследователей, большая часть воинов Светозара сжалась вместе, закрылась считами, ощетинилась оружием ‑ и вновь бросилась в бой! Разя направо и налево, ни разу не нарушив плотности построения, они пробились сквозь окружавших их врагов и начали двигаться к лесу. Туда же устремились повозки лагерного обоза, пытаясь хоть что‑то спасти.
Тогда повелитель вампиров, вновь с мечом в руке, в восьмой раз повел свою стражу в атаку. Здесь и сейчас он должен был уничтожить врага ‑ чтобы тот больше не возродился, не оспорил его, Хейда, власть. Когда тут было задуматься о том, что войско Светозара поредело и ослаблено, воины изранены, а новых набирать уже негде?! Перед глазами завоевателя стоял лишь тот миг, когда дерзкий царь венетам выбил из его руки меч, ослепительно засверкавший в падении. И это видение нужно было смыть новыми потоками крови!
Этого удара воины Светозара выдержать уже не смогли. У кого‑то подкосились ноги, кто‑то не удержал тяжелого щита, кого‑то пронзила боль раны ‑ и вражеские всадники прорвались сквозь внешнюю линию отступавших. Разгоняя и убивая людей, вампиры почти не встречали серьезного сопротивления. Почти не встречали...
Так или иначе, но даже аморфная толпа отступавших всему вопреки пыталась прорваться к спасительной чаще. Прорубившись сквозь них, Хейд вновь изготовил своих всадников к атаке ‑ и на их пути вырос живой заслон. Некоторое число воинов Светозара без всякого приказа развернулось и вновь встало плечом к плечу, прикрывая спины своих соратников. Повелителю вампиров бросились в глаза двое ‑ гигант с тяжелым боевым молотом в руке и стоящий рядом с ним молодой золотоволосый воин с мечом. Хейд взмахнул мечом...
Еще никогда прежде Рингалл не ощущал в себе такой силы. Мир вновь преобразился, и привычные образы уступили место хаосу разноцветных пятен. Его сердце переполнила ненависть ‑ и тут же ушла, уступив место печали по далекой Родине. Берсеркер занес титаническое орудие над головою ‑ и обрушил его на черную, клубящуюся стену черных облаков, волною накатившуюся на него и его братьев по оружию. И снова, снова, не чувствуя усталости, не нуждаясь в передышке! Он был уже недосягаем для обычных чувств ‑ с того момента, когда понял, что следующий натиск противника будет смертелен для беспорядочно отступающих людей, и что кто‑то должен остановить врагов. Это означало смерть? Что ж, он был готов к ней... Новый удар ‑ и черное пятно истаяло с лязгом и грохотом падения на землю. Может быть, там, после смерти, он хотя бы бесплотным духом, хотя бы на миг, но вновь увидит родные скалы, леса, продуваемые ветрами долины... Может быть, еще живы и пикты ‑ хотя бы один род из потомков Великого Медведя? Жаль, некому будет рассказать у костров о его подвигах в дальней земле. Ведь он и здесь сражался за далекую Родину, против угрожавшего ей врага...
Вальгаст, решивший если и умереть, то не в трусливом бегстве, а с оружием в руках, не успел выдернуть клинок из сраженного врага, как вдруг лезвие боевого топора задело его плечо. Пальцы разжались, менестрель упал на колени, зажимая рану ‑ но смертельного удара не последовало. Он успел увидеть, как со звериным ревом вперед бросился Рингалл, сокрушая всех, кто вставал у него на пути, как враги окружили его, умирая, но нанося рану за раной, но тут сознание Вальгаста помутилось.
Менестрель не успел увидеть лишь того, как могучий пикт пал среди вражеских трупов, последним ударом выбив из седла поразившего его конного стражника.
Волк Хват, метавшийся по полю боя, неожиданно застыл, подняв острые уши ‑ а затем, не разбирая дороги, рванулся в сторону леса. Он почувствовал, что хозяину грозит опасность, и мчался на выручку.
Светозар был для него не просто "хозяином", не просто тем, кому был предан благородный зверь. В глубине памяти хранилась память о том, как этот человек спас Хвата от смерти в лесу, которая грозила волчонку по воле чего‑то темного, холодного и страшного. Разве можно было предать спасителя в час, когда ему самому нужна помощь? Так мог поступить раб, так могла поступить домашняя собачонка. Но не волк.
Странная тяжесть вдруг наполнила все тело Хвата, и лапы словно начали увязать. И полуосознанная, страшная догадка родилась в мозгу зверя ‑ та сила, которая когда‑то хотела отнять его жизнь, теперь пришла за его хозяином, и стремится помешать волку придти на помощь. Он напряг все силы, несколькими скачками достиг леса ‑ и встал, глядя на всадника, поднимающего на вытянутой руке самострел.
Это была Ульра. Светозар не видел ее. Он все еще пытался придать отступавшим хоть какую‑то организованность, чтобы они, по крайней мере, стремились бы все в одном направлении. Королева же вампиров, оторвавшись в лесу от общей массы всадников, увидела царя венетов ‑ и поняла, что именно его смерть нужна Хейду. Самострел мгновенно оказался в ее руке и нацелился в спину лужича.
Хват охотничьим инстинктом хищника понял, что уже не успеет броситься на всадника и дать хозяину время обернуться. Рука с самострелом дрогнула. Оставался лишь один выход ‑ но не оставалось времени для выбора. Волк вжался в землю, и за миг до того, как стрела сорвалась с тетивы, прыгнул ‑ не на врага, а куда‑то в сторону.
Острый наконечник, способный пробить доспехи, вонзился в серый бок. Лес зазвенел от жалобного визга смертельно раненого зверя... Светозар обернулся, увидел, что произошло ‑ но у него не было времени даже добить страдающего друга, не то, что попытаться спасти волчью жизнь. Ульра опять спустила тетиву ‑ но стрела поразила дерево, а Светозар скрылся в зарослях. Она пришпорила коня, но чья‑то рука удержала поводья ‑ это подъехал к королеве вампиров Хейд и сказал, снимая шлем:
‑ Я послал по их следу конный отряд. Теперь им ‑ конец. Ничтожества.
Ульра кивнула. После таких поражений рушились империи, а не то, что союзы бывших рабов!
В Лесу ни один звук, ни один шорох не пропадает незамеченным. Встрепенутся птицы, зашелестит листва, наклонятся, слушая землю, венчики трав ‑ и нечто таинственное, давно позабытое глянет на осмелившегося потревожить покой чащи, нарушить ее порядки. Не потому ли люди, отрекшись от Правды, покинули Лес и начали беспощадную войну с ним? Но пусть нынешнее бездушное ничтожество в одниночестве встанет посреди вековечного бора ‑ и почувствует, какие силы оно настроило против себя! Ведь Лес ‑ это не просто "много деревьев". Нет, ничто не пропадает в нем без следа! Не сгинул и последний визг смертельно раненого Хвата, эхом зазвеневший между стволов.
Старый вожак поднял голову, прислушиваясь и нюхая воздух. Вздрагивала почва, доносился лязг, звон оружия. Люди? Нет. Они очень похожи на человеческое племя ‑ но это не люди. Это враги, по чьей вине смерть настигла одного из Серых Братьев! И еще ‑ они преследуют свою добычу? Они преследуют настоящих людей. И пускай даже давным‑давно разошлись пути Человека и Волка, словно никогда не было лучшей похвалою прозвище "Волк", словно не осталось памяти о том, как сквозь первобытную чащу мчались два охотника‑друга. Смерть Брата должна быть отмщена!
Седой волк поднял узкую морду к небу, открывающемуся за переплетением ветвей, и завыл. И не только полуночная жуть надвигающихся сумерек слышалась в его голосе, но и страстный призыв ‑ на который чаща немедленно откликнулась согласным хором клыкастых глоток. Как и людские племена, волчьи стаи нередко враждовали ‑ за территории, за добычу в голодный год ‑ но было и то, что могло заставить их встать рядом с былым соперником ‑ не только взаимная выгода или общая опасность, но и память о единой крови, зов Чести, горящей в зрачках ночных теней Леса.
Черные всадники великолепно видели в темноте, направляя коней по следам и крови на примятой траве. Предводитель, один из личных стражников Хейда, приказал вновь обнажить мечи, чтобы сразу уничтожить настигаемых. Но его ослепительно белый конь вдруг взвился на дыбы и заржал. Что могло испугать животное, обреченное всю жизнь носить на себе вампира?
Широким полукольцом, в несколько рядов, на пути всадников стояли волки, и края полукольца стремительно сжимались. Они не выли, не рычали ‑ только желтые огни их зрачков показывали, с какой ненавистью стаи шли мстить. В прыжке взвился вожак, и менее, чем через миг, за ним последовали остальные. Тяжелые кавалерийские мечи поразили иных волков, но второй раз почти никто не успел ударить ‑ звери заставляли всадников терять равновесие, рвали лошадей, вгрызались в чудовищную бескровную плоть, в незащищенные металлом доспеха конечности. У кого‑то от удара о землю распахнулось забрало ‑ и тут же серая морда вцепилась в лицо упавшего. Вампиры не чувствовали боли. Но каждый раз, когда клыки волков сжимались, воины Хейда жутко кричали ‑ от безысходности, не в силах признать, что обещанная им вечная жизнь обернулась местью Леса!
Когда‑то, очень давно, когда люди не знали металла и не умели строить дома, великие мудрецы и волшебники смогли, говоря на языке Духов, заключить союз с Волком. И у человека появился верный и надежный друг, бесконечно далекий от нынешних болонок и дворняжек, лишь изредка вспоминающих, кем были их предки. А потом ‑ Волкодлаки Севера с немногими братьями рядом сокрушали целые орды иноземных захватчиков! Многое роднило Человека и Волка ‑ верность Роду, Свобода, нетерпимость к малодушию.
Как все это бесконечно далеко от нас сегодняшних! Да было ли это?! Было...
Но я знаю, что когда человек захочет снова стать своим в Лесу, то на полузаросшей тропе первым встретит его былой брат и товарищ ‑ Волк, по‑доброму удивляющийся людским странностям ‑ столько лет самоистребления, вырождения, страдания потребовалось, чтобы наконец‑то понять, что мы просто пошли не тем Путем.
Вожак, чудом избежавший смертельного удара, подошел, припадая на кровоточащую ногу, к распростертому телу предводителя всадников, поставил переднюю лапу на бронированную грудь, и поднял морду к небу. Снова разнесся по лесу вой ‑ но теперь в нем были отчетливо торжествующие, горделивые ноты.
Ночь, темнота ‑ это время вампиров. Не потому ли ночью же и волки выходят на охоту, одинаково безжалостно преследуя и злодея, и труса, и предателя?
9.
Иногда подвиги совершают те, кто, казалось бы, совсем для этого не подходит.
Сперва в маленьком селении у подножия обледенелых гор появился лишь передовой разъезд вампиров, лишь на один день пути отставший от отступавшего в горы войска царя Светозара. Всадники с грохотом влетели во двор местного жреца Небесного Господина, и до наступления темноты ничего не происходило. Самые предприимчивые виллены махнули рукой на нажитое и, не дожидаясь возвращения прежних порядков, с малым скарбом скрылись в лесах, но большинство решило остаться. Кто‑то поступил так, считая себя ни в чем не повинным, кто‑то ‑ опасаясь за судьбу семьи, а кто‑то ‑ и желая доносами обеспечить себе успех при вернувшихся господах. С нетерпением ждали все они следующего дня. Не думая, что иногда "следующий день" может и не наступить.
Когда уже совсем стемнело и похолодало, селение заняло войско, посланное Хейдом вслед за царем венетам с приказом ‑ вырвать по дороге все ростки непокорства. И предводитель вампиров хорошо запомнил слова своего повелителя! Немедленно были разведены костры, разложены пыточные инструменты ‑ не потому, что местные жители действительно могли скрывать что‑то важное, а лишь чтобы устрашить тех, кто останется в живых. Пусть они расскажут детям своих детей, что ожидает непокорных!
Девочка видела все...
Видела, как раскаленный металл и пламя терзали человеческую плоть. Как мужчины и женщины бросались в ноги вампирам, пытаясь вымолить пощаду ‑ не себе, но детям и любимым. Как крутили головой, зажмуривались те, кого заставляли смотреть на мучения родных, как по их лицам текли слезы. Как презрительно и насмешливо смотрел на вилленов вражеский предводитель ‑ мог ли он относиться иначе к людям, даже перед ликом смерти не решающихся обороняться? Конечно, он был прав ‑ иного слабые души и не заслуживают. Другое дело, что даже среди таких людей могут найтись совсем иные.
А потом девочка вспомнила тех воинов, которые совсем недавно прошли через их селение ‑ на Восход. У них были усталые бородатые лица, тусклая, забрызганная грязью броня, их раны были наскоро перевязаны тряпицами. Там, на Закате, они сражались с теми, кто теперь пришел мучать и убивать. И еще ей запомнилось, как один из отступавших, молодой воин без шлема, с рассеченным лбом, наклонился к ней и сказал: "Мы обязательно вернемся!" А потом, когда войско царя венетам уже шло через горы, разразилась страшная буря ‑ сколько раненых и ослабевших осталось на перевалах, засыпанных нетающим снегом?
Вражеский предводитель нарушил свое молчание, повелительно простирая руку к вилленам:
‑ Кто берется показать мне путь, которым ушли эти язычники? Я знаю, что здесь только одна дорога через горы!
Сразу не ответил никто. Вампир выждал некоторое время и повторил:
‑ Кто берется показать путь? Отвечайте, пока я не посадил вас всех на колья!
Выбора не оставалось. И пока никто малодушный не вызвался, девочка откликнулась:
‑ Я покажу!
В глазах вражеского предводителя отразилось удивление. А вокруг ‑ в сердцах одних полыхнула ненависть, у других же разлилось облегчение. Но никто из них не подозревал, свидетелями чего они стали по воле Родных Богов.
Предводитель сел на коня и поднял девочку в седло. Войско двинулось в ледяной, снежный сумрак ночи, царившей между серых каменных уступов, взметнувшихся к небу.
Девочке было страшно. Но она боялась не врагов ‑ она боялась, что ее обман раскроется. Ведь как на самом деле могла она знать путь через горы, если не всякий взрослый мог бы им пройти? Но зато она хорошо знала другой путь, и ветер, заметавший следы отступавших, помогал ей вести вампиров совсем в другую сторону. Закутанная в плащ предводителя, она лишь изредка указывала, где и куда повернуть. Вражеский командир недовольно хмурился ‑ по его мнению, путь Светозара должны были устилать тела умерших от ран или замерзших, или по крайней мере ‑ туши павших лошадей. Так оно и было на самом деле ‑ но на другой, на настоящей дороге через горы. Девочка чувствовала раздражение всадника, и боялась еще больше. Но так или иначе, а войско царя венетам беспрепятственно ступит на равнины по ту сторону гор ‑ потому что вампиры не настигнут его!
Да, иногда подвиги совершают совершенно не подходящие для этого люди. Девочка совсем не была готова к тому, что все произойдет именно так. Конь предводителя преодолел еще один подъем ‑ и прянул от бездны, открывшейся под копытами, от головокружительной пропасти, одну из стен которой составляла почти отвесная скала, увенчанная гигантской снежной шапкой. И вражеский командир все понял.
Он схватил девочку за горло и бросил на землю:
‑ Тварь! Куда ты нас завела!?
Он замахнулся тяжелым мечем и на миг замер, ибо такая кара казалась ему слишком недостаточной для той, которая сбила с пути целое войско. Успеет ли он настигнуть Светозара по правильной дороге?
И девочка поднялась вопреки боли от падения, глядя прямо в глаза предводителю. Она почувствовала, как земля под ногами завибрировала, и почти сразу в ужасе заржали лошади воинства вампиров ‑ потому что снеговая шапка, потревоженная криком предводителя, стремительно заскользила вниз, минуя пропасть ‑ прямо на узкий проход между скалами.
Меч вампира все же запоздало опустился, рассекая жертву почти надвое, но что‑либо делать было поздно. Белоснежная, кристально чистая масса снега обрушилась на войско и поползла дальше, чтобы столкнуться с серым монолитом скал и застыть вечным монументом страшной гибели захватчиков...
Говорят, что человека вдохновляют на подвиг Боги. Может быть, и так. Но какой Бог или дух может внушить человеку готовность к этому подвигу? Это зависит лишь от самого человека ‑ и не имеет значения, молод он или стар.
Вальгасту плеснули в лицо холодной водой. Он начал приходить в себя, и тут его куда‑то потащили через бесконечные темные переходы, не давая даже времени оглядеться по сторонам идли посмотреть под ноги. Должно быть, он снова в плену:
Наконец менестреля привели к массивным, окованным металлом дверям, распахнули створки и втолкнули его внутрь. От дымного чада факелов Вальгаст закашлялся, но подавил тошноту, подкатившую к горлу, и окинул взглядом место, в котором оказался.
Это был большой зал без колонн и даже без окон. На его стенах через равные промежутки были развешены факелы, вставленные в металлические кольца. А впереди... Да, Вальгаст сразу понял, кто именно восседал на простом, но массивном троне, окруженный личной стражей и доверенными графами! Потому что ни у кого более не могло быть такого насмешливо ‑ безразличного взгляда, которым он, опираясь на меч, пронизывал до самых потаенных уголков души. Менестрель не собирался ни вырываться, ни делать что‑либо еще, ведь бросься он на повелителя вампиров, и десятки клинков, десятки стрел поразят его в первый же миг. И Вальгаст просто смотрел прямо в змеиные, мудрые и немигающие, глаза завоевателя, не отводя взора. Все, кто был в зале, хранили молчание.
И менестрель с удивлением ощутил, как страх в его сердце постепенно сходит на нет. Он кашлянул и сказал:
‑ Не думал я, что мне суждено увидеть твой тронный зал, Хейд...
Губы завоевателя искривились в усмешке:
‑ Да, ты в замке Аверон. И что ты скажешь о нем его хозяину?
Вальгаст на миг задумался, а затем ответил так, как только и мог ответить насмешник, бродяга и ниспровергатель прогнивших авторитетов:
‑ Должно быть, он такой же большой, как твоя жадность, Хейд... и такой же темный, как твоя совесть!
Один из стражников, сопровождавших Вальгаста, размахнулся для удара, но повелитель вампиров запрещающе поднял ладонь:
‑ Нет! Отпустите его.
Стальная хватка разжалась, и менестрель едва не упал ‑ так ослабили его раны. Хейд же продолжал:
‑ Конечно, что еще мог сказать рифмоплет, чьи бредни достигли даже моего слуха. Должно быть, ты предпочел бы попасть в плен к какому‑нибудь варварскому вождю, который бы сварил тебя в котле? Или к райксу, который посадил бы тебя в подземелье на цепь и заставил бы жрать крыс? Там бы ты не так говорил...
А Вальгаст к тому времени окончательно стал самим собой:
‑ Видишь ли, Хейд, я предпочел бы совсем не попадать в плен. Но уж лучше, как ты сказал ‑ "жрать крыс", чем самому стать твоим завтраком. Одна надежда ‑ может быть, ты мною отравишься?
‑ Ты слишком самоуверен, рифмоплет. И я знаю, почему ‑ тебе нечего терять, у тебя нет ни дома, ни семьи. Такие, как ты, только и способны, что вечно бунтовать.
‑ У меня нет ничего? Хейд, ты зря это сказал!
‑ О, я знаю, что ты скажешь ‑ у тебя есть твой народ, твоя "Родина":
‑ И это ‑ тоже. А еще есть солнечный свет, и мои песни, и... но ты этого никогда не поймешь.
‑ Солнечный свет такой же "твой", как и чей угодно еще. А песни ‑ что ж, может быть, я тоже хочу их послушать?
Кто‑то в черном плаще сунул в руки менестрелю великолепную арфу. Вальгаст тронул, полуприкрыв глаза, струны ‑ и сказал:
‑ Хорошо, Хейд. Жаль, что это не моя старая, но звонкая спутница ‑ но я спою для тебя.
Он еще раз прикоснулся к струнам. Родился негромкий звук, шелестом рассеявшийся в темноте, среди военачальников и графов Хейда. Вальгаст больше не смотрел ни на них, ни на самого повелителя вампиров ‑ он поднял лицо вверх, и его глаза незряче устремились туда, где за толщей каменных блоков ‑ он чувствовал это! ‑ сияло Солнце. Губы менестреля что‑то прошептали, и он запел. Негромко, сдержанно, без особого надрыва: Но все громче и громче:
Ты пой, струна, ты плачь, струна,
В огне родная сторона,
И дом, и сад разорены,
И песни птичьи не слышны.
Ты пой, струна, зови, струна ‑
Ведь Родина у нас одна,
И пусть проклятье поразит,
Того, кто в битве побежит!
Восстанем, братья! Кровь за кровь!
Мечи пусть укрепит Любовь,
И Ненависть пусть закалит
Того, кто ворогов разит!
Пуст торжествует вражий царь!
Мы помним ‑ говорили встарь:
"Раб ‑ мертв при жизни, а герой
и после гибели живой!"
Запомни, враг! Придет наш час,
Ничто не остановит нас,
Мечи тьму ночи разорвут,
И вражьи стяги упадут!
Запомни, черный царь ‑ тиран,
В сердцах посеявший обман ‑
Во прахе будешь ты лежать,
И ворон будет труп терзать!
Звени, струна, зови, струна ‑
Идет Священная Война!
Вставай с колен, свой меч бери ‑
Врага с земли своей гони!
Вальгаст замолчал. Его глаза вновь встретились с глазами Хейда, и менестрелю показалось, что что‑то изменилось во взоре завоевателя. Однако голос повелителя вампиров звучал так же насмешливо, как и прежде:
‑ Теперь я понимаю, почему тобою так восхищались взбунтовавшиеся рабы. Поистине, поэт может придать благородный облик чему угодно! Но здесь, среди истинных господ, подобным песням нет места.
Вальгаст еще более внимательно пригляделся к всемогущему собеседнику ‑ и ответил:
‑ Однако ты сам приказал мне петь. А значит, по чему‑то человеческому ты все‑таки тоскуешь...
Неожиданно Хейд поднялся с трона, стремительно подошел к Вальгасту и схватил его с нечеловеческой силой за волосы, заставив отклониться назад и зажмуриться от боли. Блеснул клинок повелителя вампиров ‑ и обезглавленное тело рухнуло на пол, заливая все вокруг кровью. Хейд же воздел над собою голову менестреля, по‑прежнему крепко вцепившись в волосы и крикнул, наводя трепет на стоявших по сторонам вампиров:
‑ Ну?! Где твои братья, которых ты призывал взяться за мечи? Где твои песни, твое Солнце? Что, ты и сейчас будешь предрекать мне падение и гибель? Твой Светозар и его разбойники уже почти уничтожены, и так же я раздавлю любого, кто посмеет ломать созданный мною порядок! Ну, так обречен ли я? Погибну ли? Что ты теперь скажешь?
И вдруг отрубленная голова распахнула веки, страшным, ослепительным взглядом небесно‑голубых глаз пронизав Хейда. Завоеватель выронил ее, но тут же со злостью пнул сапогом и обернулся к рядам своих графов:
‑ Уберите тело этого ублюдка!
Яростные порывы ветра, снег, усталость, голод, боль незаживающих ран и холод, страшный, непрекращающийся, вечный холод серо‑ледяных гор ‑ все эти бичи обрушились на отступавшую армию Светозара, царя венетам.
Хлопья снега лезли в глаза, в нос, набивались за шиворот. Затем они таяли, причиняя дополнительные холод и неудобство, особенно попадая на раны. Катастрофически не хватало теплой одежды ‑ много ткани было пущено на повязки, а теплыми плащами укрывали раненых и обессилевших, которых несли буквально на себе. Лошадей царь также приказал беречь, хотя заготовленный на равнинах корм для них стремительно иссякал. Впрочем, лошади были жизненно необходимы ‑ они тащили повозки, в которых сидели совсем уж ослабевшие воины, жены и дети.
Это был немыслимый и страшный переход! Люди заходились истошным кашлем, харкали на снег кровью, а потом слабели и падали на землю, уже не в силах подняться. Рядом с ними валились лошади, ослепшие от почти постоянного снегопада. Огонь было не развести, и конину приходилось есть сырой, а все остальные припасы давно вышли. Недостатка в воде не было ‑ люди ели чистый снег, но это оборачивалось пыткой для простуженного горла. Когда призрак голодной смерти воочию предстал отступавшим, иные были готовы даже есть человечину ‑ плоть умерших воинов, но Светозар решительно запретил все разговоры об этом, так как знал: сломайся этот последний барьер ‑ и войско будет обречено, обратившись в неорганизованную толпу, каждый человек которой будет рассматривать соседа потенциальной добычей! И без того ослабшие люди, не слушая командиров, бросали по дороге мечи, щиты, доспехи, становящиеся все более тяжелыми с утратой сил. Такою была армия царя венетам, которая на последнем горном перевале, отделявшем ее от плодородных равнин за горами, лицом к лицу столкнулась с очередным воинством Хейда.
Конечно, новый противник значительно уступал прежним. Всадники‑катафрактарии со знаменитыми длинными копьями даже не поднялись в горы сами, остановившись на самой границе мертвого мира ледяных гор и привычной земли, покрытой цветами и травами. И они, разумеется, были непреодолимой преградой на пути оборванных и голодных воинов! Что остается им? Броситься на копья всадников, обрекая свои семьи на рабство или повернуть обратно, в объятия царицы Мораны?
Дрожащая в ознобе Волеслава, закутанная в теплый плащ, из повозки увидела, как Светозар верхом на коне взлетел на небольшое возвышение, на котором он был виден каждому человеку в своем до смешного маленьком войске. Полководец громко заговорил:
