Текст книги "Горький"

Автор книги: Илья Груздев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)

«Я – свидетель тяжбы старого с новым. Я даю показания на суде истории перед лицом трудовой молодежи, которая мало знает о проклятом прошлом и поэтому нередко слишком плохо ценит настоящее, да и недостаточно знакома с ним» ³⁴.

Так из книги в книгу писал Горький свои «показания».

Под Харьковом, в Куряже, Горький провел несколько дней среди бывших беспризорных, руководимых талантливым педагогом и писателем А. С. Макаренко.

«Эти дни были самыми счастливыми днями и в моей жизни, и в жизни ребят. Я, между прочим, считал, что Алексей Максимович гость колонистов, а не мой, поэтому постарался, чтобы общение его с колонистами было наиболее тесным и радушным», – вспоминал А. С. Макаренко ³⁵.

Горький уже несколько лет переписывался с юными колонистами, следил, как постепенно изменяется их орфография, грамматика, растет их социальная грамотность, расширяется познание действительности, как из маленьких анархистов, бродяг, воришек, из юных проституток вырастают хорошие, рабочие люди.

Теперь они сделали ему, как он сказал, «прекрасный подарок» – двести восемьдесят четыре человека написали и подарили ему свои автобиографии.

Горький приводит предисловие А. С. Макаренко к этим автобиографиям:

«Когда я печатал сотую биографию, я понял, что я читаю самую потрясающую книгу, которую мне приходилось когда-либо читать… В каждой строчке я чувствую, что эти рассказы не претендуют на то, чтобы вызвать у кого-нибудь жалость, не претендуют ни на какой эффект, это простой, искренний рассказ маленького, брошенного в одиночестве человека, который уже привык не рассчитывать ни на какое сожаление, который привык только к враждебным стихиям и привык не смущаться в этом положении» (17, 167–168).

То, что Горький видел беспризорных, – это, по его словам, останется одним из глубочайших впечатлений на весь остаток его жизни.

Путешествие Горького в 1928 году по стране оставило в нем огромное впечатление. В Сорренто он получал советскую прессу вплоть до заводских многотиражек, следил за всем, что делается в Советском Союзе, получал десятки писем от рабкоров и селькоров, которые ему, как художнику, давали иногда более конкретный и действенный материал. Но все же встреча с Родиной глубоко взволновала его, превратив самые пылкие мечтания в уверенность, показав ему нового человека в борьбе за свое счастье.

Эта поездка и новые публицистические выступления Горького вызвали поток брани и в эмигрантской и в иностранной капиталистической прессе.

В 1928 году по поводу статьи белоэмигранта А. Левинсона в руководящем французском органе «Temps» журнал левой ориентации «Europe» прислал Горькому письмо, в котором возмущался нападками и просил написать ответ.

«Сердечно благодарю Вас, – отвечал Горький, – за Ваше дружеское отношение ко мне, так прекрасно выраженное в письме Вашем.

В статье г. А. Левинсона я не нахожу ничего оскорбительного для себя. Он повторяет давно знакомое мне утверждение прессы эмигрантов, что я предался «Дьяволу». По этому поводу могу сказать только так: если Дьявол существует и если он меня соблазнил, так это, наверное, не «мелкий бес» честолюбия и самолюбия, но – Абадонна, возмутившийся против бездарного и равнодушного к людям творца. Однако я думаю, что не стоит говорить о Дьяволе, когда люди выдумали и защищают нечто неизмеримо более худшее, чем ад, – позорную структуру современного государства. Я иду с «большевиками», которые отрицают свободу? Да, я – с ними, потому что я за свободу всех людей честного труда, но против свободы паразитов и болтунов… С большевиками я спорил и враждовал в 1918 году, когда мне казалось, что они не в силах овладеть крестьянством, анархизированным войной и в столкновении с ним погубят рабочую партию. Затем я убедился, что ошибаюсь, а теперь совершенно убежден, что русский народ, несмотря на вражду к нему всех правительств Европы и вызванные этой враждой экономические затруднения, вступил в эпоху своего возрождения» [95]95
  М. Горький.Избранные сочинения, ГИХЛ, М. – Л., 1932, т. 1, стр. 92–93.


[Закрыть].

Так ответил Горький западному общественному мнению.

3

В следующем, 1929 году Горький отправляется на север, в Кемь, Соловки и далее – в Мурманск, в Хибины.

Соловки – остров, оттеняемый блеклыми красками, так резко различными от привычных Горькому ярких тонов юга. Когда приближаешься к острову, видишь зеленые холмы, одетые лесом, и на фоне холмов – кремль монастыря. Вблизи кремль встает, по словам Горького, как постройка сказочных богатырей, – стены и башни его сложены из огромнейших разноцветных валунов.

Горький был в казарме, беседовал с уголовными, с молодежью, видел разные типы, вспоминал персонажи из своей молодости.

«…В большинстве своем они вызывают весьма определенную уверенность в том, что ими понято главное: жить так, как они начали, – нельзя» (17, 215).

Горький наблюдал людей, которые, отбыв срок заключения, остались на острове и работают неутомимо, влюбленные в свое дело. Таков заведующий сельским хозяйством и опытной станцией острова. Он мечтает засеять «хладостойкой» пшеницей триста гектаров на острове, разводит огурцы, выращивает розы, изучает вредителей растений. Он показал конский завод, стадо отличных, крупных коров, завод бекона, молочное хозяйство. Таков же заведующий питомником черно-бурых лисиц, песцов и соболей. Питомник – целый город, несколько рядов проволочных заграждений, разделенных «улицами», внутри клеток домики со множеством ходов и выходов, как норы, в каждой клетке привычная зверью «обстановка», деревья, валежники. Сумел приручить даже такое недоверчивое, злое существо, как лиса: она влезает на колени, на плечо ему, берет пищу из его рук и не прячет, не загоняет детенышей своих в нору, когда к ее клетке подходят люди. Такими же были и другие работники. По поводу таких людей хорошо сказал Горький: «Большое дело делают эти люди, работа их заслуживает серьезнейшего внимания и всемерной помощи» (17, 217).

Далее путь Горького лежал на Мурманск.

В очерке «На краю земли» он рассказывает о рождении нового города, дает живо почувствовать важность этой работы созидания, широту размаха государственного строительства, которое ведется здесь, «на краю земли»!

«Край оживает, – заканчивает очерк Горький. – Все оживает в нашей стране. Жаль только, что мы знаем о ней неизмеримо и постыдно меньше того, что нам следует знать» (17, 247).

В Мурманске Горький встретился с молодежью, будущими журналистами. Беседа с ними осталась в воспоминании одного из участников ее ³⁶. Горький говорил о том, на что прежде всего следует обращать внимание; указывал на слабые места, мимо которых нельзя проходить, а надо непременно придавать им общественное значение, смело критиковать недостатки; особенно Горький остановился на умении видеть, подмечать черты нового, поддерживать его.

Не трудно видеть, что советы Горького молодым журналистам были его собственной программой.

«Хочется еще и еще работать. Закончив третий том моего романа, я, наверное, займусь журналистикой, чтобы встать теснее к жизни, главное – к молодежи» ³⁷.

Это письмо 1928 года показывает, что Горький, не кончив романа, мечтал о журналистике и не только мечтал, а создал вскоре новую книгу – серию очерков «По Союзу Советов».

Очерки эти явились свидетельством успехов Советского Союза в 1928 году. И не в том только дело, что механизация работы, техника промышленности позволила сделать СССР семимильные шаги, а в том, что человек стал другим, стал хозяином своего, государственного дела. И Горький подчеркивает это, напоминает о необходимости перевоспитывать человека из подневольного рабочего или равнодушного мастерового «в свободного и активного художника, создающего новую культуру».

Мысли все время забегают в далекое прошлое, пишет Горький, и прошлое служит ему превосходным мерилом настоящего.

Тишина на промыслах Азнефти, – достаточно одной этой черты, чтобы оттенить новое от старых промыслов, с их шумом и воем, которые не мог забыть Горький.

Живя с беспризорниками, он вспоминает нижегородскую колонию малолетних преступников, в которой погибали талантливые дети. «Горестная судьба этих детей – одно из самых мрачных пятен в памяти моей о прошлом» (17, 154).

Прямое изложение в очерках перебивается разговорами на пароходе, на сельской дороге, рассуждениями о буржуазной науке, историей фольклора, и все это имеет одну цель – напомнить о чудотворящей силе воли человека, силе труда.

Об одном из своих спутников, товарище из Запорожья, Горький сказал: «Он, должно быть, из тех «дальнозорких», которые хорошо видят, как трудна дорога в будущее, но не смущается трудностью ее».

Горький видел, как и его спутник, что дорога в будущее трудна и что на пути ее «лежит болото личного благополучия». «Заметно, что некоторые отцы уже погружаются в это болото, добровольно идут в плен мещанства, против которого так беззаветно, героически боролись».

Будучи на Днепрострое, он видел, как была взорвана огромнейшая скала. Она несколько раз глухо охнула, вздрогнула, окуталась белыми облаками. Потом, когда облака рассеялись, скала стала шире, ниже, но общая форма не очень изменилась – на воздух не взлетело ни одного камешка.

Инженер, сопровождавший Горького, объяснил, что этого не требуется. Вся сила взрыва тратится на внутреннее разрушение породы, а на бризантное, разметывающее, действие не остается ничего.

И Горький пишет:

«Мне очень понравился такой экономный метод разрушения. Было бы чудесно, если б можно было перенести его из области техники в область социологии. А то вот мещанство, взорванное экономически, широко разбросано «бризантным» действием взрыва и снова весьма заметно врастает в нашу действительность» (17, 187).

Такова публицистическая заостренность очерков.

Художественными делают эти журнальные очерки, помимо общего строя, масса колоритных деталей: вид на Баку с горы ночью и сравнение с видом на Неаполь; танцы салунских армян в Эривани; картины старого Курска; полночное солнце в Мурманске; пейзаж Днепра; привал в лесу между Кемью и Мурманском и беседа у костра; воображаемое движение ледяной массы, ее неизмеримая тяжесть, треск и скрежет камня, который, дробясь и округляясь, катит под собой широчайший и глубокий поток льда.

Сохранилась фотография 1929 года. Горький, вернувшись в Ленинград с Севера, рассказывает о твоем путешествии с характерно присущими ему жестами Кирову, внимательно его слушающему.

Как редактор журнала «Наши достижения», Горький читал массу материала, переписывался с авторами, заказывал очерки.

«Довлеет дневи злоба его, – что поделаешь? – пишет он автору этих строк. – Я всегда чувствовал себя человеком сего дня. Вот и теперь с утра до ночи сижу, читая материал для журнала «Наши достижения». Уже достиг бессонницы».

Он получал массу писем от читателей. Письма эти высоко поднимали настроение Алексея Максимовича. «Разбирая письма, коими осыпает меня «Русь», – писал он, – завидую человеку, который будет рыться в моем архиве» ³⁸.

Среди тысяч писем, получаемых Горьким, были и письма людей, враждебно настроенных. Всем этим «корреспондентам» Горький ответил статьей «Механическим гражданам» СССР».

Беспощадно, с уничтожающим презрением разоблачая их перед трудящимися, Горький заканчивает статью:

«Людям необходима иная действительность, не та, в которой они привыкли жить. Я вижу, что процесс создания новой действительности у нас, в Союзе Советов, развивается с удивительной быстротой, вижу, как хорошо, творчески вливается в жизнь новая энергия – энергия рабочего класса, и я верую в его победу.

Верую, потому что – знаю» (24, 441).

Горький, как никто, знал гнет царской России, сам выбивался из ее глубин, знал всю ее мерзость и кабалу, тяготевшую над народом.

Кому, как не Горькому, было знать это? И он стремился передать молодежи это знание, внушить ей непримиримость к прошлому, научить ее ненавидеть мещанство, как пережиток капитализма.

Помимо работы в журнале «Наши достижения», Горький основывает и возглавляет журналы «За рубежом», «Литературная учеба», «СССР на стройке», основывает серии книг: «История молодого человека XIX столетия», «Библиотека поэта», «Жизнь замечательных людей».

О последней серии Горький особенно заботился. Он редактировал рукописи и писал:

«Биографии нужно издавать не год, не два, разумеется, а до поры, пока не будут очерчены фигуры всех, наиболее крупных творцов культуры».

По его инициативе возникают такого большого значения издания, как «История фабрик и заводов», «История гражданской войны»; он входит со своим содействием, со своей помощью в каждое нуждающееся в такой помощи предприятие общекультурного значения; не говоря уже о столь кровном для Алексея Максимовича деле, каким были для него помощь начинающим писателям и руководство советской литературой, – шло ли дело о работах общества «Долой неграмотность», об организации полярного года, о колониях беспризорных, об организации Всесоюзного института экспериментальной медицины, о десятках других работ государственного культурного значения – всюду входил он со своей инициативой или со своим ободряющим и серьезным вмешательством.

Разносторонность его интересов и знаний, блеск его мысли и инициативы были поистине поразительны. Горький был настоящим, исключительной работоспособности редактором. Он не только читал то, что сверстано и подготовлено заведующими отделов, как делают современные нам редакторы, он читал все рукописи, предлагаемые журналу или серии, сам правил, сам писал авторам, сам привлекал их к журналу, своей энергией заставляя работать всех членов редколлегии.

Три-четыре журнала и столько же серий книг – вот его огромная редакторская работа, которая вливалась в его организационную, публицистическую и художественную работу.

К сожалению, почти все литературно-политические предприятия Горького, за исключением «Библиотеки поэта» и серии «ЖЗЛ», прекратились с его смертью.

«История фабрик и заводов». 10 октября 1931 года ЦК ВКП(б) одобрил предложение Горького. В составе ОГИЗа («Объединение государственных издательств») было образовано новое государственное издательство – «История заводов», одним из главных руководителей которого был Горький. Главная редакция постановила осуществить в 1932–1933 годах издание двадцати шести книг. На заводах были организованы редколлегии.

Выходили сборники «Истории заводов», в которых публиковались статьи Горького и других руководителей. Первой отдельной книгой вышла «Люди Сталинградского тракторного», затем книга Н. П. Паялина «Завод имени Ленина» (бывш. Семянниковский), потом «Были горы Высокой», рассказы рабочих Высокогорского железного рудника, «Беломорско-Балтийский канал» и другие. Присланы были в редакцию «История Ижорского завода», «История Московско-Казанской ж. д.». В сборниках печатались главы «Истории Колпинского завода», «Московского инструментального завода», «Истории завода «Серп и молот».

Горький писал: «…Я горячо поздравляю рабочих авторов с хорошим, очень успешным началом большой, трудной и весьма ответственной работы. Работой этой пролетариат еще раз утверждает радостную и гордую уверенность в разнообразии и неисчерпаемости его творческих сил» ³⁹. Горький писал, что там, где история заводов поставлена как массовая политическая работа, она дает дальнейшие результаты в смысле воспитания новых слоев рабочего класса. История заводов есть прежде всего история развития классового самосознания рабочих – усвоение ими своей исторической роли и своего права на революционное действие.

Это большое государственное, культурно-политическое предприятие заглохло. Вышла еще книга «Рассказы строителей метро», организованная группой писателей, но в общем работа по «Истории заводов» после смерти Горького была свернута. Сейчас снова поднимаются голоса о возрождении этого горьковского начинания с указанием, что на некоторых заводах уже возобновляется работа по созданию «Истории заводов» ⁴⁰.

«История гражданской войны». Горький еще в 1930 году написал статью «Народ должен знать свою историю». В статье этой он писал: «История гражданской войны – история победы великой правды, воплощенной в рабочем классе. Эту историю должен знать каждый боец на культурно-революционном фронте, каждый строитель нового мира» (25, 276).

Была образована редакция из группы виднейших политических деятелей, но первый том вышел только в 1935 году, а второй – в 1942 году, причем заканчивается изложением событий Октябрьской социалистической революции.

В настоящее время возрождается и эта инициатива Горького. Заведующий сектором истории гражданской войны Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС профессор С. Ф. Найда заявил, что теперь в сравнительно короткий срок написаны третий, четвертый и пятый тома «Истории». «При освещении событий обращалось внимание на то, чтобы история была показана в ее подлинном виде, без искажений, вызванных культом личности» ⁴¹. Эти искажения дали себя знать особенно во втором томе (1942).

И еще одна «история» задумана была Горьким – «История деревни». Горький успел только собрать на своей квартире товарищей для обсуждения этого предприятия и написать две статьи.

Среди журналов, которые поставил и вел Горький, был журнал «Колхозник». Как и «Наши достижения», он был замечателен тем, что, помимо непосредственной редакции, Алексей Максимович давал в нем постоянно свой авторский материал.

Задача воспитания новых кадров деревни, нового колхозного крестьянства была, по словам Горького, важнейшим делом. Он всячески помогал «Крестьянской газете» и, как специальное чтение для повышенного читателя, вводит в деревню журнал «Колхозник».

Он помещает там ряд первоклассных рассказов о старой деревне, чтобы колхозники могли сравнить прошлое с настоящим. Так же как в «Наших достижениях», Алексей Максимович дает здесь «показания на суде истории». Он рассказывает о людях, «враждебно оторванных друг от друга труднейшей борьбой за кусок хлеба», рассказывает о щемящей душу порке крестьян по приказу губернатора («Экзекуция»), о суде земского начальника над крестьянами («Орел»), о деревне Краснухе, в которой «из тридцати семи дворов девятнадцать закоренели в недоимках, а пять хозяйств из девятнадцати были совсем разорены», где бедные семьи, батрача на богатых, жили трудно, голодно и озлобленно («Бык»).

Возникла мысль возобновить журнал. Об этом пишет А. Жаворонков («Литературная газета», 1957 г., № 31):

«Настало время вернуться к замечательной идее А. М. Горького и возобновить выпуск литературно-политического и научно-популярного журнала «Колхозник». Думается, что обновленный журнал не только продолжит лучшие традиции прежнего «Колхозника», но и найдет новые, оригинальные формы журнального творчества…»

Так возрождаются идеи Горького в наше время.

4

«Тишина этой ночи, помогая разуму отдохнуть от разнообразных, хотя и ничтожных огорчений рабочего дня, как бы нашептывает сердцу торжественную музыку всемирного труда великих и маленьких людей, прекрасную песнь новой истории, – песнь, которую начал так смело трудовой народ моей родины» (24, 354).

Так писал Горький еще в Италии, до приезда в Советский Союз.

Получая советские газеты от центральных до заводских, получая до тридцати писем в день от рабкоров, селькоров и военкоров, он внимательно, с одобрением и восхищением следил за трудовой жизнью своей Родины.

Поездка по Советскому Союзу укрепила это настроение Горького.

Он не закрывал глаза на недостатки русских рабочих, на пережитки еще так недавно существовавшего капиталистического строя.

Он писал, что рабочие и крестьяне «живут в борьбе со своею собственной некультурностью и малограмотностью, с дрянными, крепко вросшими в плоть и кровь бытовыми навыками, которые они унаследовали от буржуазии, которыми заразил их проклятый, рабский, старый мир».

Со всем тем он твердо знал, что достигнуто самое главное: трудовой народ хорошо почувствовал несокрушимость силы знания, силу свободного труда, и, почувствовав это, он учится «хорошо работать, по-новому жить».

Будущий историк русской революции, по выражению Горького, будет изумлен тем, что сделал рабочий класс за десять лет.

«Владимир Ленин, – писал Горький, – был верующим человеком, он непоколебимо верил, потому что хорошо знал… Он видел, чувствовал вокруг себя тысячи творцов новой истории – передовые отряды рабочего класса, воспитанные его мыслью, его верой и способные вести за собою всю рабочую массу…» (24, 377–378).

Горького восхищало и вдохновляло изумительное напряжение «подлинно революционной и чудотворной энергии».

Он постоянно выступал в защиту революционного пролетариата от внешних и внутренних врагов с декларацией политического могущества Советского государства.

Когда-то Ленин писал Горькому:

«Но если есть охота и к совместной работе в политической газете, – почему бы не продолжить, не ввести в обычай тот жанр, который Вы начали «Заметками о мещанстве» в «Новой Жизни» и начали, по-моему, хорошо?» [96]96
  В. И. Ленин,Соч., т. 34, стр. 331.


[Закрыть].

Горький осуществил в полной мере это пожелание Ленина в советской прессе. Его статьи были классическим образцом пропаганды и агитации.

Настойчиво, с предельной ясностью и впечатляемостью он пропагандировал достижения Советского Союза, разъясняя значение труда, поднятого русским народом, значение дружбы советских народов и роста многонациональной советской культуры.

В статье «Пролетарский гуманизм» Горький пишет об империализме и фашизме:

«В массах разноязычного, разноплеменного пролетариата империализм и фашизм сеют злые семена национальной розни, расового пренебрежения и презрения, которые могут перерасти в расовую ненависть и затруднить развитие в мире трудящихся сознания единства его классовых интересов, – спасительного сознания, которое только одно может освободить рабочих и крестьян всего мира из положения беззащитных, бесправных рабов обезумевших лавочников» (27, 239).

Такие «заметки» о мировом мещанстве разоблачали капитализм перед лицом рабочих Европы и Америки, показывали капиталистов, как «обезумевших лавочников».

Только часть этих произведений составила том «Публицистических статей», не считая тома литературно-публицистических статей, не считая многочисленных писем, имевших характер публицистики.

До трехсот статей написал он в эти годы, публикуя их в «Правде», «Известиях» и в других газетах.

«Ураган, старый мир разрушающий», «Клевета и лицемерие», «Дружеская перекличка», «Под красными знаменами», «К иностранным рабочим» и другие статьи были подлинно превосходными произведениями государственно-культурного деятеля и советского бойца.

Горький писал против «культуры» американцев-фашистов, сжигающих негров-рабочих на электрическом стуле («Террор капиталистов против негритянских рабочих в Америке»), ответил на письмо американских журналистов большой статьей «С кем же вы, «мастера культуры»?».

«Упрекая меня в том, что я «проповедую ненависть», – пишет Горький, – вы советуете мне «пропагандировать любовь». Вы, должно быть, считаете меня способным внушать рабочим: возлюбите капиталистов, ибо они пожирают силы ваши, возлюбите их, ибо они бесплодно уничтожают сокровища земли вашей, возлюбите людей, которые тратят ваше железо на постройку орудий, уничтожающих вас, возлюбите негодяев, по воле которых дети ваши издыхают с голода, возлюбите уничтожающих вас ради покоя и сытости своей, возлюбите капиталиста, ибо церковь его держит вас во тьме невежества» (26, 260).

Горький обращает внимание американских интеллигентов на то, какой суровый урок дала история русским буржуазным интеллигентам: они не пошли со своим рабочим народом и вот разлагаются в бессильной злобе, гниют в эмиграции и скоро поголовно вымрут, оставив память о себе, как о предателях.

Отвечая на анкету американского журнала, на вопрос: «что вы думаете о цивилизации Америки», Горький писал:

«Я думаю, что ваша цивилизация, это – самая уродливая цивилизация нашей планеты, потому что она чудовищно преувеличила все многообразные и позорные уродства европейской цивилизации» (25, 6).

Не сомневаясь в силе советского народа, Горький был великим защитником мира.

«Рабоче-крестьянская масса Союза Советов не хочет воевать, она хочет создать государство равных. Но в случае нападения на нее она будет защищаться вся, как одно целое, и победит, потому что на нее работает история» (26, 35).

Это утверждение Горького полностью оправдалось в Великой Отечественной войне.

Горький горячо мечтал о мире, о плодоносном мире, во время которого освобожденный труд строителя социализма переделает природу по своим потребностям, накопит материальные блага, превратит труд в искусство.

Обращаясь к женщинам, к матерям, он писал:

«Почему не поднимаете вы властного голоса против безумия, грозящего окутать мир облаком отравы?..

Грудью вскармливаете вы ребенка, за руку вводите его в жизнь, в историю – как работника, трудом своим оплодотворяющего мир, как героя, как сподвижника человечества, как мудреца, как светлого мыслителя. Почему же так спокойны, так равнодушны вы перед лицом грозящей ему гибели?..

Матери! Жены! Вам принадлежит голос, вам принадлежит право творить законы. Жизнь исходит от вас и все, как одна, должны вы подняться на защиту жизни против смерти» (24, 247–248).

Но борьба за мир неотделима от страстных разоблачений империалистической реакции.

Почти все правительства империалистических государств проходят по страницам публицистики Горького. «О чем спорят хозяева?» – спрашивал Горький и отвечал: «Спорят они о том, которая группа воров имеет право быть самой богатой и командовать миром». Промышленники Америки запасают горы военного снаряжения, дающие им огромные прибыли и сулящие еще большие, «ведь доказано, что самое прибыльное дело– это обращать людей в калек и покойников».

Когда интеллигенция Европы собралась на Антивоенный конгресс в Амстердаме, Горький по приглашению конгресса отправился туда с советской делегацией.

Но голландское правительство, по указке крупных империалистических держав, не пропустило советскую делегацию на конгресс.

Тогда Горький послал делегатам конгресса телеграмму, в которой клеймил позорную трусость голландского правительства и обращался к делегатам с пожеланием полного единодушия в их отрицательном отношении к империалистам.

«…Бездельники, паразиты, привычные грабители чужого труда затевают новую бойню для того, чтобы остановить, прервать великий процесс преобразования земли, завования ее сокровищ».

В наше время голос Горького, великого писателя и великого публициста, несмолкаемо звучит в гневном протесте народов против войны.

В архиве Горького сохранились материалы для книги о социалистическом и капиталистическом хозяйстве. Горький набросал ее план: буржуазия строит хозяйство с расчетом «всестороннего укрепления власти своей над рабочим народом» – укрепления наемного и колониального рабства; в социалистическом хозяйстве все усилия, весь труд направлен к достижению одной цели – независимости Советской Родины, свободы и счастья ее народов ⁴².

Славя свою страну, Горький называл ее «богатейшей страной мира, разнообразной по ее природным условиям, по обилию ископаемых сокровищ, по разнообразию и талантливости ее наследия. Талантливость эта не является выдумкой для самоутешения, – она реальный факт, утверждаемый ежедневно молодой наукой, нашим искусством».

«Большой народ, великая энергия горит в нем, освещая весь трудовой мир планеты нашей!» – восклицает Горький (25, 271).

Многочисленны обращения Горького к молодежи, призывы к преданности «могучей социалистической нашей родине», где все люди призваны к работе полного и совершенного переустройства старых основ жизни, где расстояние от самых безумных фантазий до совершенно реальной действительности сокращается с невероятной быстротой.

«Чувствуешь себя идущим в гору, откуда все шире развертывается мощная историческая картина разнообразной работы миллионов…»

Такие торжественные слова говорил Горький и утверждал, что нет препятствий, которых не могла бы преодолеть организованная партией Ленина энергия рабочего класса.

Он призывал ненавидеть врагов, которые стремились помешать великому делу коммунистического преобразования страны.

«Внутри страны против нас хитрейшие враги организуют пищевой голод, кулаки терроризируют крестьян-коллективистов убийствами, поджогами, различными подлостями, – против нас все, что отжило свои сроки, отведенные ему историей, и это дает нам право считать себя все еще в состоянии гражданской войны» (25,228).

Эта статья написана 15 ноября 1930 года, а через десять дней начался процесс «Промпартии». На происходившие события Горький откликнулся не только публицистическими статьями, но и первоклассной художественной вещью.

Около этого времени он, видимо, вплотную начал работать над пьесой «Сомов и другие». В феврале 1931 года она была закончена.

Сомов – инженер высокой квалификации, связанный с западными капиталистами. Его дача – один из «генштабов» вредительства. Вместе с инженерами Богомоловым и Изотовым они обсуждают планы вредительства: накопление оборудования, торможение строительства по мере возможности, омертвление капитала, устранение людей, которые не входят в их организацию, и т. д.

Вот отрывок их интимного разговора:

«Богомолов.Дышать нечем.

Изотов.Н-да. Хлеба – горят.

Богомолов.Думаете – неурожай будет?

Изотов.Говорят.

Богомолов.Недурно бы, знаете, а?»

Сомов ведет дело очень «умеючи». Он вспоминает свой разговор с директором завода коммунистом Терентьевым: «Замечательный, говорит, вы работник, товарищ Сомов, любуюсь вами и думаю: скоро ли у нас такие будут?»

Только жена его, Лидия, не зная вредительских планов Сомова, чувствует его «двоедушие».

Сцена объяснения Сомова с женой является центральной сценой пьесы. Сомов разоблачает себя, желая привлечь Лидию к своим целям:

«Я двоедушен? Да! Иначе – нельзя! Невозможно жить иначе, преследуя ту великую цель, которую я поставил пред собой… Я – человек, уверенный в своей силе, в своем назначении. Я – из племени победителей…»

Это идеология фашизма, его предтечи – Ницше. Сомов мечтает о том, чтобы с помощью западных капиталистов устроить фашистский переворот. Но Сомов умнее своих единомышленников. Он понимает, что разговор о пятилетке, о социалистическом соревновании не фантазия, что большевики не глупы, что у них есть чутье, что молодежь талантлива и напориста. Поэтому слова его, что рабочие захватили власть, но не умеют хозяйничать, что их партия разваливается, массы не понимают ее задач, крестьянство против рабочих, – все эти слова превращаются у него в истерический крик.

Сомов испытывает Яропегова, своего школьного товарища, присланного на строительство, намекает на солидарность инженеров в деле вредительства, говорит, что им, руководителям, необходимо полное доверие со стороны рабочих.