Текст книги "Магия скорбит"

Автор книги: Илона Эндрюс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Я покачала головой:

– Изо всех сил стараюсь ничего не думать. Пока что собираю данные. Ты видел, как бобик хлопнулся?

– Как будто сидел на цепи и выбрал ее до конца, – ответил Рафаэль, пальцами барабаня на приборной доске какой-то быстрый ритм.

– Это, вероятно, означает, что он как-то привязан к местности. Наверное, надо пойти и посмотреть.

– Пойдем. – Рафаэль поежился. – Вряд ли у тебя есть запасные шмотки?

– О шмотках надо было думать до того, как решил перекинуться человеком.

Снова та же грешная усмешка.

– Я так всегда мечтал оказаться при тебе голым, что не мог упустить шанса.

Я запустила мотор.

– Как ты всегда полон сам собой!

– Меня как раз интересует сделать так, чтобы мной была полна ты.

Я себе это представила, и у меня мозги закоротило, вышибая рациональные мысли.

– Кстати о том же: у тебя что-то на губах. Посмотри-ка в боковое зеркальце, что это там?

Он глянул – и у него отвисла челюсть. Губы оказались сплошь черные. Густая черная линия маркера подчеркивала глубоко посаженные глаза, и черная слезинка слетала с левой скулы. Он дотронулся до щеки, оттянул слегка, превращая лицо в плоскую маску, чтобы рассмотреть слезинку, посмотрел на меня – и взорвался смехом.

Я стояла на капоте джипа и медленно обводила биноклем сетку лощин. Джип я поставила на краю неглубокой расселины, слегка не доезжая до места, где Цербер чуть не выгрыз у нас кусок заднего сиденья. Рафаэль, все так же сияя нагой красотой, сидел на пассажирском сиденье и выдергивал из книги случайные фактики про Аида.

– Забавный мужик, Аид этот. Свою жену он просто умыкнул.

– В Древней Греции жизнь была куда проще, если ты бог. Наверняка у него был еще целый гарем любовниц.

Ветер доносил вихри ароматов от Рафаэля: легкий мускус пота, восхитительные испарения кожи… мне что-то трудно стало сосредоточиться.

– Вот это нет, – возразил Рафаэль, перевернув страницу. – На самом деле он не трахался направо и налево. Его женой была дочь Деметры, богини молодости, плодородия и урожая. Аид украл Персефону, Деметра тогда запретила растениям расти, обрекая всех на голод и в конце концов достигли компромисса: Персефона полгода с ним под землей, и полгода с матерью. Он ее имеет всего шесть месяцев из двенадцати и при этом ей верен. Наверное, секс там классный должен быть.

Я опустила бинокль, чтобы закатить глаза к небу:

– Ты о чем-нибудь вообще думаешь когда-нибудь, кроме секса?

– Конечно, думаю. Иногда думаю, как бы хорошо проснуться рядом с тобой. А иногда – как тебя рассмешить.

Я начинала уже жалеть, что спросила.

– Да, еще я иногда есть хочу. А иногда мне бывает холодно, – добавил он.

Мое внимание привлекло белое пятнышко, и я подкрутила бинокль. Дом. Двухэтажный особняк, с виду неповрежденный, на дне лощины. Мне была видна только крыша и небольшой кусок верхнего этажа.

Интересно.

– Кейт была права: греки боялись этого типа до судорог. Чтобы не называть его по имени, они придумали ему названия: Тот, Кто Богат, или Печально Известный, или Правитель Большинства, – ну, и так далее. Надежный путь разозлить Аида – это украсть у него одну из теней – душ то есть – из его царства, или же отвертеться от смерти. Вот один хмырь по имени Сизиф пару раз сумел обхитрить смерть, и за это Аид его приставил волочить на гору здоровенный валун. Каждый раз, как Сизиф уже почти доползает до вершины, камень скатывается, и приходится начинать сначала. Отсюда и пошел термин «Сизифов труд». Надо же, а я и не знал.

Он мне показал страницу. Там сидели на простых тронах мужчина и женщина, и сбоку от этой пары лежал Цербер. С другой стороны от тронов стоял ангел с черными крыльями и огненным мечом.

– Это кто?

– Танат. Ангел смерти.

– Не знала, что у греков были ангелы.

Я снова стала рассматривать дом – и как раз вовремя. Из лощины слева от дома вышел Цербер, мне еле была видна его спина. Он прошел мимо здания и стал описывать вокруг него круги.

– Вижу какой-то дом, – сказала я.

Рафаэль с нечеловеческим проворством оказался рядом со мной. Я передала ему бинокль, он выпрямился – почти на фут был меня выше. Стоять рядом с ним было тяжелым испытанием: его ароматы звенели во мне, тепло его тела проходило через одежду, а кожа его почти светилась. Все в нем говорило мне: «твой мужчина». Это не было рациональным, это слышала животная я, а мне положено быть больше, чем животным.

– Черт меня побери, – сказал он тихо. – Вот он, бобик. Кружит и кружит. Интересно, что там в доме-то?

– А мне интересно, почему он просто не зайдет и не возьмет, что ему нужно.

– Вот это, я думаю, мы и должны узнать. Андреа?

– Да?

Хоть бы он еще меня по имени не называл.

– Отчего ты закрываешь глаза?

Оттого что ты стоишь рядом.

– Мне так легче думать.

Почувствовав, как меня обдало теплом, я поняла, что это он ко мне наклонился. В голосе его звучала этакая тихая мужская хрипотца, невероятно интимная.

– А мне показалось, что ты стараешься не думать.

Я открыла глаза. Прямо передо мной горели эти две темно-голубые радужки.

Подняв руку, я надавила указательным пальцем ему на грудь. Рафаэль соскользнул по капоту, выгнутому изнутри ради размещения двигателя на заряженной воде, и пришлось ему с капота спрыгнуть, приземлившись с грацией гимнаста.

– Личное пространство, – пояснила я. – Свое личное пространство я защищаю.

Он только улыбнулся.

– Как мы попадем в дом, если пес кружит вокруг акулой? – спросила я.

– Бобик не слишком хорошо видит, – ответил Рафаэль. – Он далеко не сразу нашел трещину, где я прятался, и пришлось еще меня вынюхивать. Нос его мы обдурим, замаскировав свой запах, и тогда сможем подобраться поближе.

– А как ты предлагаешь это сделать?

– Старым добрым способом.

Я тяжело вздохнула:

– И этот способ состоит – в чем?

Он покачал головой:

– Ты и правда не знаешь?

– И правда не знаю.

Он подбежал к краю и нырнул в расщелину. Я пару минут подождала, и он вынырнул, неся два темных предмета, один из которых бросил мне. Я его рефлекторно поймала, хотя вонь уже ударила по ноздрям. Полуразложившаяся дохлая кошка.

– Ты спятил?

– Некоторые в таком валяются. – Он перехватил собачий труп и разорвал его пополам. Посыпались черви, он их вытряхнул. – Я предпочитаю разодрать на части и привязать к телу. Но если тебе больше хочется протереть себе этой штукой всю кожу, такое тоже пойдет.

Все мои фантазии о прикосновении к нему с легким хлопком растаяли в воздухе.

– «Охота сто один», – сказал он. – Твоя стая в Техасе никогда ее не проводила?

– Нет, – ответила я. – В стае такого типа я не была.

И сумела с боем вырваться из сообщества оборотней, пока еще не было поздно. Очевидно, у меня что-то отразилось на лице, потому что он остановился.

– Вот так было сурово?

– Не хочу на эту тему.

Рафаэль полез на заднее сиденье и достал моток шнура, который у нас с Кейт там лежит. Отмотав футовый кусочек, он разорвал пеньковую веревку легко, как волосок.

– Тебе не надо этого делать, – сказал он. – Я все забываю, что ты не…

Не что? Не нормальная? Не такая, как он?

– …обучена. Я скоро вернусь.

Ну уж нет. С чем он может справиться, от того и я шарахаться не стану.

Я подобрала моток шпагата. Будь я просто будой, как моя мать, я бы наслаждалась всеми улучшениями, которые приносит вирус «Лик-5», но пусть я слабее настоящего оборотня, с этой чертовой веревкой справлюсь. Я оторвала кусок веревки, вздохнула и разодрала кошку на части.

– Все-таки хорошо, что я наполовину гиена, – бурчала я про себя, продвигаясь по дну расщелины. С меня свисали клочья кошачьего трупа, распределенные по конечностям и подвешенные на шнуре на шее. Для человеческого носа все запахи разложения похожи друг на друга, но на самом деле каждый труп имеет свой неповторимый запах – как имел его при жизни. Вот этот конкретный труп вонял чем-то тошнотворно кислым. – Была бы я кошкой, просто сдохла бы от вони и возмущения.

– Знаешь, кто бы совсем не мог это выдержать? – Рафаэль карабкался на склон с быстротой ящерицы. – Дулитл.

– Врач Стаи?

Даже таща винтовку, я вылезла первой. Где я уступаю в силе, там беру быстротой и ловкостью.

– Ага. Барсуки очень чистоплотны. В природе лисы иногда захватывают норы барсуков, проникая туда и обгаживая все сверху донизу. Барсук такой чистоплюй, что предпочтет рыть новую нору, чем чистить старую. Дулитл может оперировать на открытом сердце, но покажи ему кусок гнилого трупа, и он с визгом удерет в горы.

Нас обдало эхом рычания, и Рафаэль замолчал. Здесь пес мог нас услышать.

Через несколько минут мы вышли на край лощины. Здесь сходилось их несколько, образуя провал, где могло бы разместиться футбольное поле. Дом стоял в его центре. Два этажа, ряд белых колонн, поддерживающих треугольную крышу, и смотрел дом на нас двумя рядами окон, закрытых темными ставнями. Черная дверь заднего входа была закрыта, как и двери в подвал слева от дома. И огорожен он был десятифутовой оградой с витками колючей проволоки поверху.

Пока мы смотрели, из расщелины рысцой выбежал Цербер. Он слегка подвывал, между зубами текла и капала огненная слюна, и он подбирался к ограде. Левая голова вытянулась на мохнатой шее и понюхала сетку. От металла к носу проскочила синяя искра. Цербер взвыл, взбил когтями землю в бессильной злости и убежал прочь.

Электрическая изгородь. Забавно. Проводов к дому не было видно, значит, энергия поступает изнутри. Напрягая уши, я различила далекое гудение генератора.

Двери, ведущие в погреб, медленно поднялись. Что-то между ними извивалось, что-то бледное. Правая створка открылась, и тварь выпрыгнула наружу. Иссохшее, похожее на гуманоидное тело давно лишилось последнего волоска и последней капли жира. Под кожистой шкурой отчетливо проступали ребра, под ними проваливался булыжный живот. Пальцы рук, длинные пальцы ног заканчивались огромными желтыми когтями.

Вампир. И если здесь есть вампир, то должен быть и его навигатор. Я поднесла к глазам бинокль.

На лицо вампира страшно было смотреть: маска смерти, вылепленная в виде человеческого лица, лишенная эмоций, интеллекта, сознания. Тварь остановилась, застыла на пороге погреба. Разинула пасть, показав два серпа желтых клыков, прыгнула вверх и прицепилась к стене как муха. Взбежав по стене, вампир промчался по темной крыше к белому обрубку трубы и прыгнул внутрь кошмарным Санта-Клаусом.

С электроизгородью мы бы могли разобраться, а с вампиром – проблематичнее. Никак не определить, сколько их в доме. Если два – то авантюра. Три – самоубийство. Особенно если нахлынет магия.

– Андреа? – теплым и пушистым облаком прозвучал в ухе голос Рафаэля.

Я обернулась к нему. Чего тебе?

– Тебе понравилась та вещь, которую я тебе оставил?

Вещь? А, вещь! У оборотней странный способ ухаживания. Как правило, надо показать предполагаемой подруге, какой ты ловкий и скрытный, а для этого – проникнуть на ее территорию и уйти. Поскольку вся земля принадлежит Стае, «территорией» становится дом предполагаемой подруги. Обычно оборотень проникает в этот дом и оставляет подарок, но у буд свое чувство юмора. Они проникают в дома намеченных подруг и устраивают шалости.

Отец Рафаэля приклеил мебель тети Би к потолку. Дядя Рафаэля проник в дом его тетки, снял двери с петель и перевесил их наоборот, так что все ручки оказались внутри. Следуя этой милой традиции буд, Рафаэль как-то скрылся во время Полуночных игр, проник в мою квартиру и оставил мне эту вещь.

– Ты сейчас хочешь это знать? – яростно прошипела я.

– Ты можешь ответить да или нет?

– Ты и правда лучшего времени не нашел?

Глаза его сверкнули красным:

– Другого может уже не быть.

Я обернулась: Цербер присел в расщелине у нас за спиной, наведя на нас все три пары ушей и застыв в безмолвной ярости.

Очень медленно я повернулась снова к Рафаэлю.

– Тебе понравилось? – спросил он, совершенно закусив удила и не обращая ни на что внимания.

– Да, забавная штука.

Он улыбнулся – и лицо его стало невыносимо красивым.

С оглушительным ревом Цербер прыгнул вперед. Огромные челюсти Рафаэля покрылись мехом, я опрокинулась на спину.

Средняя голова Цербера спикировала на меня, разинув черную пасть, собираясь проглотить меня целиком.

Я выстрелила.

Первая пуля ударила псу изнутри в гортань. Он взвизгнул, и я всадила туда же еще две. Брызнуло во все стороны мясо, и стало видно небо там, где была глотка. Голова резко опустилась, а я успела откатиться в сторону, когда огромная лапа взрыла землю там, где я только что лежала. Самый маленький коготь зацепил мне ногу и бок, разрывая одежду и оставляя горячий ожог боли.

Я вскочила на ноги. Левая голова нырнула ко мне и промахнулась, потому что Рафаэль взметнулся в воздух и полоснул когтями нос Цербера. Пес дернулся назад, и Рафаэль вцепился когтями в морду. Цербер замотал головой, но Рафаэль держался мертво, выдирая и бросая на землю куски шкуры с мясом.

Я попятилась, перезаряжаясь. Рафаэль в ярости драл морду Цербера, разбрасывая клочья, и темными ручьями текла кровь.

Правая голова метнулась к нему, щелкая огромными зубами, как медвежий капкан. Рафаэль, держась когтями за собачий нос, взметнулся в сторону, как гимнаст на снаряде, и всадил когти ног в правую голову Цербера.

Я взметнула винтовку, предвкушая, как сейчас отпрянет пес.

Огромная голова отошла назад в замахе, будто в замедленной съемке. Ясно и ярко горел красный глаз.

Ровно. Целься.

Древняя связь протянулась между мной и Цербером, вибрируя, как натянутый провод. Связь охотника и добычи.

Голова заносилась все выше и выше.

Мне торопиться некуда.

Я спустила курок.

Из правого затылка Цербера вылетело кровавое облако. Голова дернулась прямо вверх, нос задрался к небу. Из разбитой орбиты глаза потек жидкий огонь, пламя взмыло, охватив голову. Она рухнула вниз, ударилась оземь, подпрыгнула, и Рафаэль спрыгнул на землю. У него за спиной затряслась и рухнула последняя голова, занялась тем же пламенем, а Рафаэль встал прямо, подобный демону, выделяясь силуэтом на фоне оранжевого пламени, и глаза его стали двумя точками огня.

Не пройди я профессиональное обучение, я бы просто сомлела от такой демонстрации жесткой крутизны.

Я подняла ствол точно вверх, поставив приклад на бедро, и надела Орденское лицо.

Пошли, нечего тут смотреть. У нас каждый день так.

Я еще думала было сдуть воображаемый дым из дула, но ствол у «Уэзерби» длинный, а рост у меня – пять футов четыре дюйма, так что вид был бы слишком глупый.

Решительным шагом подошел ко мне Рафаэль. Голос его звучал отрывистым рыком, искаженным клыками.

– Живая?

Я кивнула.

– Слегка поцарапана, ничего серьезного.

Мы пошли прочь, медленно, как приличествует крутым ребятам. Веющий ветерок доносил вонь горелого мяса.

– Потрясающе эффектный был выстрел, – сказал Рафаэль.

– Спасибо. Демонстрация рукопашной тоже завораживала.

Мы, черт нас побери, убили Цербера. Кейт от зависти позеленеет.

И тут нас накрыло волной магии, и мы оба остановились, чувствуя, как она просачивается в тело и пробуждает внутреннего зверя.

Из почвы полыхнуло ярко-синим светом. Он вспыхнул и пропал. Это был страж, сильный магический барьер, и он перешел в активное состояние. Подойти к дому в магический период было бы проблематично. Сквозь эту ограду надо как-то проламываться.

В стене перед нами, чуть справа, зажегся призрачный белый свет. Он с трудом высвободился и резкими рывками направился к нам. Расплывчатое свечение остановилось почти у самой границы стража и соткалось в прозрачного пожилого мужчину с чуткими глазами и светлыми волосами.

Я отпрыгнула и рефлекторно схватилась за оружие – которое при высоком уровне магии практически бесполезно.

Лицо призрака исказилось гримасой, будто он тащил огромную тяжесть.

– Рафаэль! – выдохнул он. – Опасно…

Из дома щелкнула искра магии, схватила призрака и дернула его обратно в стену. Рафаэль бросился на стража. Защитное заклинание вспыхнуло синим, Рафаэль зарычал от боли. Я схватила его и оттащила прочь.

– Это Дулос? Друг твоей матери?

Он кивнул. В глазах у него клубилась ярость.

– Мы должны его вытащить!

У нас за спиной зародился и стал шириться странный сосущий звук. Я обернулась через плечо. В шаре, пылающем языками пламени, поднимался с земли скелет Цербера. Пламя полыхнуло еще раз и вдруг погасло, будто задули свечу. Закручиваясь спиралью, нарастало мясо на костях.

Черт побери.

– Бежим! – крикнул Рафаэль, и мы помчались по лощине.

И уже пробежали полдороги до стены, когда первые раскаты рычания сообщили, что за нами гонится адский пес.

– Ты уверен, что Дулос умер?

Я как бешеная мчалась по встревоженным улицам Атланты. Рядом со мной сидел Рафаэль, зализывая ожог на руке.

– Он был забальзамирован. Уверен на сто процентов.

– Тогда вот это – что было такое?

– Не знаю. Тень? Душа на дороге к Аиду?

– А это вообще возможно?

– Нас с тобой чуть не съел здоровенный трехглавый пес. После этого не так уж много есть такого, что я счел бы невозможным. Осторожно, телега!

Я бросила машину вправо и едва избежала столкновения с возницей, показавшим мне вслед неприличную фигуру.

– Нам нужен ствол помощнее.

– Душ нам нужен, – ответил Рафаэль.

– Сперва ствол, потом душ.

Через десять минут я входила в помещение Ордена. Стоявшая в коридоре группа рыцарей повернулась когда я вошла. Мауро, здоровенный самоанец, Тобиас, вертлявый и быстрый коротышка, и Джин, закаленный детектив из Джорджианского Бюро Расследований. Они посмотрели на меня, и разговор смолк.

Я вошла в рваной окровавленной одежде, измазанная копотью, неся на волосах корку слипшейся грязи и засохшей крови. Мерзким облаком окружала меня вонь дохлой кошки.

Я прошла мимо них в оружейную, открыла застекленный шкаф, вытащила оттуда Бабахалку, прихватили коробку патронов «Серебряный ястреб» и вышла.

Никто ничего не сказал.

Рафаэль ждал меня в джипе – измазанное пятнами крови и грязи чудище. Надоедливая муха влюбилась в какое-то место на его круглом ухе, и он все время им подергивал. Положив Бабахалку на заднее сиденье, я прыгнула на свое место. Рафаэль зевнул, показав розовый рот с толстыми коническими клыками.

– Большой ствол.

– Куда тебя отвезти?

Человек-гиена облизал губы:

– К тебе.

– Ха. Ха. Ха. Смешно. Серьезно, куда?

– Когда мы дрались с псом и позже, в разговоре с Алексом, лицо у тебя было открыто. Кровосос тебя видел – то есть навигатор видел тебя его глазами. Вероятно, навигатор знает, кто ты. Так же вероятно, он делает в этой расщелине нечто такое, что ему делать не полагается. В последний раз, как я справлялся, похищение трупов считалось противозаконным.

Похищение трупов – чертовски противозаконно. Учитывая, что магия позволяет делать много нового и интересного, законодатели к похищению мертвых тел относятся очень серьезно. В Техасе за похищение трупов дают такой же срок трудовых лагерей, как за вооруженное ограбление.

Учитывая отдаленность от цивилизации и электрическую изгородь, очень вероятно, что окопавшееся там лицо или группа лиц не заняты ничем хорошим. Если бы это была легитимная операция Народа, к нам бы вышел часовой – человек или вампир. Мы имеем статус правоохранителей, и поэтому все навигаторы знают рыцарей Ордена в лицо и знают, что мы до невозможности назойливы. Функционеры Народа вышли бы со мной на контакт, чтобы убедить в полной законности своих операций, и спокойно бы меня отпустили.

Этого не произошло, и причин тому может быть две. Либо то, что происходит в доме, слишком грязно, чтобы Народ принял на себя ответственность, либо Народ тут вообще ни при чем. Второй вариант намного опаснее. Адепты из Народа, при всех своих отвратительных качествах, подчиняются строгим правилам и в целом законопослушны. По крайней мере сейчас. Они бы не позволили себе напасть на рыцаря Ордена, зная, что последствия будут публичны и болезненны. А вот навигатор-одиночка, вооруженный вампиром, такими соображениями не связан.

Мысли Рафаэля шли в ту же сторону.

– Этому навигатору нужно заставить тебя замолчать, пока ты не оставила бумажного следа, уничтожить который ему будет не под силу. Так что сегодня, быть может, к тебе заявится толпа кровососущих гостей на угощение. И мы поэтому едем к тебе, берем все, что тебе нужно, и оттуда ко мне. Меня он видел только в облике буды.

– Полностью исключено.

Рафаэль дернул носом:

– Ты так боишься оставаться у меня, что пусть тебя лучше пара вампиров разорвет в клочья?

– Я тебя не боюсь.

Губы у него растянулись, показав в леденящей улыбке такие зубы, которые коровью бедренную кость перекусывают как зубочистку:

– Я обязуюсь не распускать руки, язык и прочие части тела. Оставаясь дома, ты рискуешь жизнью. Сейчас поздно, и мы с тобой оба слишком вымотаны, чтобы сегодня лезть в логово Народа. Чем ты рискуешь, поехав ко мне?

– Невыносимой мигренью от твоего общества.

Как я ни пыталась, а дефекта в его рассуждениях найти не могла. Очень логично и разумно. И мне хотелось посмотреть, как он живет. Просто чесалось от любопытства.

– Поделюсь с тобой аспирином, – пообещал он.

– И больше ничем. Я серьезно, Рафаэль. Тронь любую часть моего тела любой частью своего без разрешения – и я всажу в тебя пулю.

– Понял.

Почти десять минут заклинаний ушло у меня на запуск джипа. На нем, кроме бензинового двигателя, есть еще один, работающий на заряженной воде, и джип в периоды магии развивает до сорока миль в час, что само по себе для магических приборов – достижение выдающееся. К сожалению, он страдает болезнью, поражающей все работающие на магии экипажи: создает шум. Это не обычный механический звук работающего двигателя. Нет, он ворчит, кашляет, ревет и громоподобно рыгает в попытке достичь звукового превосходства, и потому любой разговор приходится вести на уровне крика. Я молчала, Рафаэль дремал. Когда усталому оборотню хочется отдохнуть – можете рядом из пушек стрелять. Флаг вам в руки.

Через несколько минут мы подъехали к моему дому. Рафаэль поднялся за мной по лестнице, освещенной бледно-голубым сиянием волшебных фонарей, и небрежной походкой вошел в мою гостиную. Я открыла боковую дверь в одну из двух спален, которую я использую как кладовую, и услышала, как Рафаэль втянул ноздрями воздух.

Посмотрел вверх, я увидела вещь. Он ее оставил в гостиной, но я натыкалась на нее то и дело и потому наконец переместила ее сюда, в угол у зарешеченного окна. Шестифутовая металлическая штука, похожая на люстру, сделанная из тонкой медной проволоки, вещь висела от пола до потолка, медленно вращаясь. Из нее торчали проволочные ветки, на которых поблескивали небольшие стеклянные коробочки, подвешенные на золотых цепочках. В коробочках лежали трусики из кожаных ремешков.

– Ты ее сохранила, – сказал он тихо.

Я пожала плечами. Просто не учла, как это может на него подействовать. Просчет с моей стороны.

– Это удобнее, чем искать трусы в ящике.

У него глаза полезли на лоб:

– И на тебе сейчас такие?

– Мои трусы – не твое дело! – отрезала я. – Еще один подобный вопрос, и я остаюсь дома.

Он промолчал.

Я достала синюю дорожную сумку и стала обходить спальню, собирая вещи. Дорожный набор: зубная щетка, зубная паста, расческа, дезодорант. Арбалетные болты в связках, наконечники для безопасности увязаны в мягкую шерсть и уложены в коробки. «Снайпер-4», отличный легкий арбалет. Открыв комод, я достала несколько коробок патронов, с серебряной головкой.

– Ты единственная женщина, которая в комоде хранит патроны.

– У меня эта комната служит кладовой.

– В другом комоде у тебя тоже есть патроны.

Это было неизбежно. Он мужчина, он буда, и он был в моей квартире. Для него было невозможно не проверить содержимое моего комода. Ну, зато он хотя бы не написал большими красными буквами «ЗДЕСЬ БЫЛ РАФИК».

– Люблю быть готовой. Не хочется мне проснуться, разрядить пистолет в какого-то психа-оборотня, забравшегося ко мне в дом, а потом бегать и искать, где еще патроны, если с первой обоймы его уложить не удалось.

Рафаэль поежился.

Знал бы он, что про вещь я соврала, он бы не ежился, а улыбался от уха до уха. Не знаю, почему я ее сохранила. Разве что потому, что у него на сборку ее ушли часы, и потому что надо было быть почти богом ниндзя, чтобы ускользнуть от жесткой охраны Полуночных игр и ее поставить. Все это он сделал ради меня, и выбросить вещь я после этого не могла.

Наполнив сумку оружием разрушения, я вышла к себе в спальню и захлопнула дверь у него перед носом, когда он хотел войти следом. Нечего ему смотреть, как я сменное белье буду паковать.

Уложив смену одежды, я остановилась. Потому что грязная я была неимоверно. И душ надо принимать либо здесь, где у меня свой шампунь и свое мыло, либо у Рафаэля. Взяв смену одежды и пистолет, я вышла из спальни.

– Я сейчас пойду в душ. Близко к ванной не подходи.

– Окей.

Я вошла в ванную, задвинула задвижку и услышала, как Рафаэль прислонился к стенке.

– А я ведь видел тебя голой, – сказал он. – Дважды.

– При смерти, это не считается, – возразила я, раздеваясь и пытаясь не вспоминать, как Рафаэль меня крепко обнимал и нашептывал что-то ободряющее, пока Дулитл вырезал из меня серебро. Некоторые воспоминания бывают слишком опасны.

Выйдя из ванной чистая, одетая и пахнущая кокосом (с едва заметной примесью дохлой кошки), я увидела, что Рафаэль рассматривает фотографию у меня на полке. Я еще совсем маленькая и низенькая стою рядом с мамой – миниатюрной блондинкой.

– Тебе здесь восемь? – спросил он.

– Одиннадцать. Я всегда была маленькой для своего возраста. И слабее всех. – Я осторожно тронула фотографию. – В природе щенки гиены рождаются зрячие и с зубами, и сразу начинают бой. Самая сильная самка пытается убить своих сестер. Иногда девочки послабее до того запуганы, что боятся сосать и умирают от голода. Взрослые пытаются этому помешать, но щенки выкапывают норы, куда взрослым не пролезть, и там дерутся до смерти.

– Буды нор не роют, – тихо сказал он.

– Ты прав. И прятать свои битвы от взрослых им тоже не нужно.

Они просто бьют тебя смертным боем на глазах у всех. На глазах у твоей матери, которая не может тебя защитить.

Я взяла рамку и вытащила из-под нее сзади маленькую фотографию. Изображенный на ней мужчина странно горбился, голый, все еще покрытый выцветающими очертаниями пятен гиены. Руки слишком мускулистые, челюсти слишком тяжелые, кожа темнеет к носу. Круглые глаза сплошь черные.

«Лик-5» – вирус, создающий оборотней, – поражает в равной степени людей и животных. Бывают редкие случаи, когда он порождает оборотня-зверя: существо, начавшее жизнь как животное, но обретшее способность перекидываться человеком. По большей части такие животные не переживают первого превращения. Из тех немногих, кто остается жить, большинство страдает сильным отставанием. Немые и умственно недоразвитые, они становятся предметом всеобщего поношения. Оборотни-люди убивают таких на месте. Но иногда, в редчайших случаях, оборотень-зверь оказывается разумным, обучается членораздельной речи и умению выражать мысли. А в самых редчайших случаях он может производить потомство.

Я – плод скрещивания самки-буды и гиено-оборотня. Мой отец был животным. Среди оборотней таких, как я, называют «звереныши». И нас убивают. Без суда и следствия – смерть на месте. Вот почему я так глубоко прячу свою тайну и никогда, ни с кем ею не делюсь.

Когтистая и шерстистая лапа Рафаэля нежно легла мне на плечо.

Я хотела, чтобы он меня обнял. Совершенно идиотское, смехотворное желание. Я – взрослая особь, более многих способная себя защитить, но вот он стоит рядом со мной, и я у меня сердце замирает от желания, чтобы меня обняли, как ребенка, поддержали крепкой рукой.

Но я дернула плечом, сбросив эту самую руку, засунула фотографию за рамку и направилась к двери.

– Дом, милый дом, – сказал Рафаэль с порыкивающей интонацией, показывая на красивый двухэтажный кирпичный таунхаус.

– Это твой?

Он кивнул. Ничего себе был домишко, и снаружи выглядел вполне достойно. Учитывая его донжуанские наклонности, я бы не удивилась, если бы внутри оказались вибрирующие кровати в форме сердца и зеркальные шары с дискотек.

– Чем это ты таким занимаешься, Рафаэль?

– Всякой всячиной.

Когда он впервые ко мне пришел, я стала проверять его биографию, но ничего не выяснила, кроме имени и статуса единственного ребенка тети Би, альфы клана гиен. Он входил в высшее руководство Стаи, и материалы по нему были под грифом. Чтобы в них копаться, нужен был ордер.

Но я кое-что выяснила у двух буд женского пола. Полное имя – Рафаэль Медрано. Стая владеет несколькими предприятиями, одним из них он управляет: «Экстракторы Медрано». Когда магия разрушает здание, бетон превращается в бесполезную пыль, но металл каркаса остается. «Экстракторы» его извлекают и продают с аукциона или покупают сами. Работа опасная и весьма, но половина мира лежит в руинах, и безработица Рафаэлю в ближайшее время не грозит.

Он взял у меня сумку, открыл дверь и придержал ее, пропуская меня с Бабахалкой внутрь. Я оказалась в просторной гостиной со сводчатым потолком. Пол был деревянный, покрытый однотонным бежевым ковром, под цвет большого дивана, бдительно охраняемого коренастым кофейным столиком из темного дерева. На стене висел плоский экран, обращенный к сидящему на этом диване. Противоположную стену украшали массивные кубы полок с книгами и дисками.

Светло-коричневая с серым раскраска стен напоминала камень. Вместо картин их украшало оружие: мечи, сабли, шпаги, кинжалы всех возможных размеров и форм. Здесь было чисто, аккуратно и не захламлено, не засыпано безделушками и подушечками. Очень мужское жилище. Будто вошла в берлогу средневекового феодала со склонностью к частой уборке.

Рафаэль запер дверь.

– Будь как дома. Мой холодильник – твой холодильник. А я в душ.

Я поставила Бабахалку под окном – на случай, если вдруг понадобится, – и села на диван. Сверху донесся уютный шум воды в душе, сообщающий, что Рафаэль отмывается. По дороге от Ордена он подремал, так что, быть может, переживет трансформацию без отключения.

Мысль о голом Рафаэле в человеческом облике под душем сильно отвлекала.

Вдруг навалилась невероятная усталость.

Я сползла с дивана и заставила себя выйти в кухню. Есть еду Рафаэля – такой вариант не рассматривался. У оборотней еде придается особое значение: обхаживающий желательную подругу оборотень прежде всего пытается ее накормить. Так однажды погорела Кейт: Властитель Зверей Атланты, главный альфа Стаи и ее верховный повелитель, накормил ее однажды куриным супом. Она съела, понятия не имея, что это значит, и Властитель Зверей, по ее словам, очень по этому поводу веселился. У Куррана странное чувство юмора. Ну, кошки вообще создания необычные.

Я достала телефон – гудка не было. Магия еще действует.