Текст книги "Однажды…"

Автор книги: Ильгар Ахадов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

– И я все дал бы, чтобы ты оказался на моем месте. А я на своем.

– Ишь ты… – он зло буркнул. – Поймать бы автора наших судеб. Задать бы ему… А-хх!..

Слова заклокотали в его горле, прервав богохульную речь. Он словно попытался ухватится за воздух и пошатнулся, шагнув в сторону окна, откуда наблюдал за Наилей.

Мне не обязательно было взглянуть на произошедшее, чтобы понять, что случилось. Прежде чем, выбив дверь и оказаться на коленях перед распростертым телом Наили, я, видимо, увидел эту сцену в обезумевших зрачках Расулова. А может, подсознание нарисовало…

Наиля билась в конвульсиях, но была еще в сознании. Ее отчаявшийся взгляд врезался в мою память уже навеки. Белая спортивка в области груди покраснела. Тонкая полоска крови просачивалась с краешка губ на шею.

– Машину заводи! – помню, я заорал Расулову куда-то в пространство. Позади услышал его мат и резкий металлический звук распахнувшейся калитки. Он пытался вычислить стрелка.

Стараясь не делать резких движений, я приподнял голову Наили и прислонил к колену. Она пыталась что-то сказать.

– Не напрягайся, умоляю тебя! – я отчаянно вымолвил.

Глаза ее увлажнились. Она перестала дергаться. После взгляд начал потухать…

Словно во сне, в замедленной съемке я увидел наклонившегося над собой Расулова, что-то кричащего и показывающего куда-то. Я оттолкнул его. После, обняв уже бездыханное тело Наили, отчаянно зарычал, завыл, не помню, наверное, как потерявший детеныша раненый зверь…

…Положив ее на заднее сиденье машины, я повернулся к Расулову. Он в стороне, молча курил и плакал.

– Уезжай! Дальше я сам…

– …

– Я не смогу ее оставить.

– А я что, могу! – он вдруг заорал, брызжа слюной. – С чего взял, что ты лучше меня? Я ее раньше тебя знал! Откуда ты свалился на нашу голову? Все было бы иначе!

– Уезжай! Ей уже не поможешь…

Нырнув за руль, вспомнил:

– Запомни номер, – я несколько раз повторил телефон Насти. – Передай все как есть. Под матрасом мой ствол и паспорт…

Глава VI

Я привез ее в больницу имени Меликова в поселке Кирова. Когда-то я здесь родился. В детстве находился с мамой в стационаре – заболел скарлатиной.

Называю старые названия. На новые память не напрягается.

Я безучастно смотрел как медики засуетились, принимая тело Наили. Положили на кушетку, осторожно сняли куртку, проверяли пульс и со скорбью отходили в сторону.

Прибежал главврач. Задал какие-то вопросы, которые я не осмысливал. Когда накрывали тело простыней, я подошел и все разбежались.

Она как будто спала. Выражение легкого испуга застыло на бледном лице. Возле губ темнела запекшаяся кровь.

Краешком простыни протер. После поцеловал эти обескровленные губы. Вспомнил, какие они были алые, страстные.

Теперь они холодные. Как наверно и должно было быть у бездыханного тела…

Снял золотую цепочку с медальоном с ее шеи. Нажал на маленькую кнопочку сбоку, и он раскрылся. На меня смотрело мое же изображение…

– Оно было размером 3 на 4. Меня сфоткали в ЦВР, когда заводили личное дело, – вздохнул рассказчик.

– Бедная девочка, – тихо промолвила Гюля. – Недолго длилось ее счастье…

Аталай со слезами уткнулась в плечо Ганмурата. После бесцеремонно высморкала нос в его пиджак.

– А кто ее? – спросил Арзуман.

– Разве не ясно? – переспросил уныло Длинный, вновь наливая себе.

– Не совсем, – ответил уже Прилизанный. – Ясно, что особисты или как они там… не стали бы нанимать стрелка, это абсурд. Это вероятно ваши московские “друзья”. Но все-таки проясните.

– А-а… – махнул Длинный. – Я должен был предвидеть. Никогда себе не прощу!

И резко опрокинул содержимое рюмки…

Недалеко от нашей дачи тогда было одно, более или менее высотное сооружение – минарет старой мечети, я его описал. Вот оттуда, видимо, и был произведен выстрел. Я после проверил, двор просматривался – наш маленький дом в поселке был предпоследний. После, в сторону мечети, а далее к морю простирался пустырь с редкими инжирными деревьями и виноградными лозами вдоль песчаной дороги.

Скорее их было двое. Кто-то из местных должен был содействовать. Вспомнил слова Тощего.

“– У нас в Баку такие длинные руки, что ее из любой норы выкопают…”

Менты появились быстро. Как будто за дверью ждали. Медальон Наили все еще был в руке, когда на запястьях зазвенели наручники.

Кстати, этот же медальон стал основным вещдоком у следствия, выдвинувшего как рабочую бытовую версию убийства. Выгребли на свет мое криминальное прошлое. Вы же помните, я находился в розыске и обвинялся в убийстве гизира Бахтияра Мамедова.

И ментовское начальство довольно потерло руки. Попался серьезный типаж, а это, как минимум, повышение званий и рост количества звездочек на погонах.

Заодно можно было повесить на меня еще нескольких “собак”, все равно терять нечего.

Ведущий дело следователь в доверительной беседе со мной все так деловито и объяснил. За “чистосердечное признание” обещали долго не мучить, сносно содержать во время следствия и посодействовать, чтобы меня не расстреляли, если даже вынесут убойный приговор. Была зима 1996-го, смертную казнь отменят в Азербайджане, кажется, в 98-ом, хотя после я узнал, что вышка в принципе и так редко применялась к заключенным. Но эти два убийства классифицировались совершившимися при отягчающих обстоятельствах, так как жертвы находились при исполнении. Потому мне реально светила дырка в затылке.

Да, конечно, в деле были нюансы. Выстрел произвелся с дальнего расстояния – это установила бы баллистическая экспертиза, если, конечно, она проводилась бы при таком беспредельном раскладе. Отсутствовало орудие убийства, а также – почему я, практически, сдался.

Но это разве проблема для наших “сыщиков”? Главное, у следствия был мотив – ревность. Выяснилось, что Мамедова я тоже убил из ревности к Саламовой. Такова была официальная версия следствия. И что немаловажно – идентичный почерк. Обе жертвы были убиты из СВД.

Так что, сказал напоследок следователь по особо важным делам в чине майора – толстый с помятым пиджаком небритый тип – или по-доброму, в здравии признайся, что и как, а мы тебе поможем, если что где не сходится, или… Тут он противно ухмыльнулся, пустив дым от сигареты мне в лицо. Мол, человек ты серьезный, раз порешил аж двоих, не какой-нибудь ворюга, жаль такого ломать. С такими талантами ты и на зоне карьеру сделаешь… Так все равно же признаешься, куда денешься. Лучше сам…

Я вспомнил Мансурова и вздохнул. Неужели мне предстоит повторить его судьбу?

Попросил три дня на размышление, обещав в конце принять приемлемый для него вариант. Он с радостью согласился. У них тоже своя мораль, хоть и искаженная действительностью. Они просто так человека не ломают, если не совсем конченые твари.

В общем, как везде…

– Подождите, – вновь нетерпеливо перебил Прилизанный, – вы хотите сказать, что собирались брать оба убийства на себя?

– А был другой выход? – пожал плечи Длинный. – Знаете, вертеться на кончике швабры меня мало прельщало… Люди, которые могли бы доказать мою невиновность, сами были в дерьме, а Саламова убита. Оставался, правда, фактор Расулова.

– Вы хотели выиграть время? – догадалась Гюлечка.

Длинный кивнул:

– Мехди должен был сделать нужный ход. Он так и поступил.

– А что он предпринял?

– Информировал особистов. Он правильно проанализировал, что в ментовке у меня ноль шансов. А у особистов, пока те в чем-то разберутся, пройдет определенное время, пока появятся результаты от действий Гаджиева.

– А ваша московская организация? Эти твари хоть узнали о вашем аресте? Что они своей кровожадной, тупой вендеттой подставили вас? – в сердцах высказалась Аталай.

Длинный кивнул:

– Расулов информировал Павла, а тот Трофима. Романовы рвались в Баку, но, как и я ожидал, им запретили въезд. Отказ был мотивирован тем, что ведутся следственные мероприятия, и братьям появляться в Баку нежелательно.

Павел догадывался, кто заказчик. Но, не подал виду и даже при встрече с Тощим небрежно уронил, что верит официальной версии убийства сестры мною на почве ревности. Что-то подозрительно выглядело сначала ее, а после и мой скорый отлет в Баку. Может я ее преследовал? Что мы с ней вечно шушукались, наверно втайне и встречались.

Это было умно. Скорее Тощий планировал и от братьев избавиться. А заявление Павла, видимо, это предупредило. Во всяком случае братья остались живы.

Толику же не надо было играть, потому он прямо при Трофиме впал в ярость и начал орать, что меня из-под земли достанет и закопает. Он со своими скудными мозгами поверил, что это моих рук дело, а Павел не стал переубеждать, рассудив, так будет лучше. Младший был эмоционален, не умел скрывать чувства.

– Вы поступили глупо, – неожиданно проворчал Прилизанный. – Нужно было привести тело этой девочки в больницу, а самому скрыться.

– Ого! – воскликнул Бакинец. – У власти зарождается человеческое лицо!

– Да… замолчите вы! – огрызнулся тот, маша рукой. – Тоже мне, образец человечности.

– Вы, безусловно, правы, – рассеянно ответил Длинный. – Но вы на миг представьте мое состояние. За короткий промежуток я потерял столько близких! Отец при смерти. И в России, и в Баку мне грозила опасность. Казалось, внезапно вспыхнувшие чувства между мною и Саламовой способны растопить лед несчастий, но и они разбились вдребезги ее столь трагичной кончиной.

Всю дорогу в больницу меня преследовало предсказание Рады о проклятии. А дальше кто: мама, Павел, Толик?..

– Понятно, – вздохнул Прилизанный. – Скажи, чтобы принесли чего-нибудь пожевать, – буркнул он своему лакею. Зопаев выскочив, исчез за дверью.

Далее мы угрюмо наблюдали за очередным визитом нашего молчаливого и усатого официанта…

– Не буду вас утомлять подробностями, как контрразведка отвоевала меня у полиции, – продолжил после паузы Длинный. – Сцена, конечно, должна была выглядеть зрелищной, когда меня в наручниках передали конкурирующей конторе. Я не без удовольствия наблюдал, как толстый следователь бессильно жевал кончики своих обкуренных усов и с ненавистью провожал меня взглядом. Он наверно проклинал в эти минуты свою медлительность. Надо было в тот час добиться от меня признанку, закрепив за собой раскрытие столь резонансного преступления. Тогда можно было и “повоевать” с этими военными людишками за право преобладания этим делом, обильно привитым криминальными сюжетами. Теперь поздно. Особисты представили документы, подтверждающие, что я официально все еще числюсь в ОБСН, следовательно, являюсь подконтрольным военным судебно-следственным органам. А также то, что Саламова состояла на службе в Разведуправлении ГШ, и потому ее убийство должно расследоваться с соблюдением всех мер секретности.

Контрразведка, конечно, очень старалась разобраться в ситуации и потому буквально по букве изучала мое тощее личное дело, пытаясь уяснить мою роль в цепочке расследований по преступной продаже противнику нефтепродуктов. В этой связке только я был темной птицей. Из командира и Адылова выжали все соки – они в тюрьме. Расулов продолжал косить под дурачка-вояку, якобы был на подхвате – его решили пощадить. Саламова убита. А вот кто я и какие конкретные задачи своей конторы выполнял в Москве – это был для них вопрос.

К сожалению, вопреки прогнозам Расулова, меня все-таки пробили по месту жительства. Выявили факт женитьбы на Джулии Манучаровой. Это привело к определенным “логическим” выводам и открывало перед следственной группой, выполняющей политический заказ, огромное поле для фальсификационных сюжетов. Добавьте в ситуацию еще и “армянские” корни Адылова.

Но почему была застрелена Саламова? Кто? Как? Почему Мусаев и Адылов насчет меня молчат как партизаны? Почему наши личные дела с Саламовой хранились в командирском сейфе? И нет обо мне сведений у начальника Первого отдела? Как группа Мусаева изначально построила дело “Возмездие”?

Эти вопросы чисто в профессиональном плане интересовали высокого, сухого следователя в чине подполковника… то есть, по-вашему, полковника-лейтенанта, ведущего это дело. Полковник-лейтенант Керимов – так его звали.

Он перевелся в Особое Управление из МНБ. Эта была обычная практика. Все недовольные, опальные с МНБ перебирались в конкурирующую контору. Был холодно вежлив, задавал наводящие, конкретные вопросы, стараясь разобраться по сути. Но, видно, перестарался. Нужны были конкретные зацепки по выстроенному подложному обвинению по делу о шпионаже в ЦВР РУ ГШ ВС Азербайджана в пользу противника. Меня и Саламову вместе с арестованным Адыловым должны были связать в преступную группу, якобы возглавляемую руководителем ЦВР – командиром в/ч ХХХ полковником Мусаевым.

Видимо, Керимов не подписался. В скором его убрали…

– Думаешь, мы не знаем, что твоя женитьба на этой армянке была ширмой, – деловито расхаживая по широкой комнате, разглагольствовал новый полноватый следователь с какими-то “надувными” бицепсами. Он был в военно-полевой форме, тоже в чине полковника-лейтенанта, и тонкий ремень портупеи советского образца смешно выделял его пузо.

“Пузатый…”

Он старался говорить на русском, но очень бестолково, на крутых поворотах речи переходя на азербайджанский, с глубоко периферийным диалектом.

– Мы все про вас знаем! – пригрозил он мне мультяшным пальцем. – Твоя жена… эта Манучарова была посредницей между вами и армянскими службами!.. Негодяй! Твой народ гибнет в окопах, а ты на армян работаешь? Предатель!..

Он замахнулся, якобы в порыве праведного гнева хотел ударить. Но, типа, не захотел мараться. Убрав театрально зависший в воздухе маленький кулак над моей головой, он вновь начал расхаживаться.

Я сидел перед ним, руки были скованы спереди наручниками. В комнате за своими рабочими столами находились еще двое сотрудников. Оба были в гражданке.

“Кого мне напоминает этот болван?”

Вспомнил. Был такой австралийский мультик – “Вокруг света за 80 дней” по Жюль Верну.

“Мистер Фикс. Вылитый! Только шляпы не хватает…”

– …Откуда столько денег в сейфе Мусаева? – наклонившись, вдруг заорал мне в лицо “Мистер Фикс”. – Ведь это ты передал их ему за предательскую деятельность! Все вы предатели!

– Какие деньги? – я сосредоточился.

– 89 тысяч долларов! – торжественно объявил он. – За какие заслуги у обыкновенного полковника такие средства?

– …

– Ты передал! И убил Саламову, инсценировав ревность. Концы обрубал!.. Ты также убил Мамедова, так как он догадался, что вы армянские шпионы!..

“Редкий подонок.“

– …Я внимательно изучал материалы дела, – надув грудь, гордо выпрямился он. – Саламова раскаивалась, хотела сдаться властям, а ты ее убрал, исполнив волю этого изменника Мусаева! Но вам не повезло. Перед смертью Саламова успела оставить записку…

Я заметил, что он исподтишка наблюдает за моей реакцией.

– …Только как Мусаев смог связаться с тобой из тюрьмы?

– …

– Не надо было отправлять их в Баилово, – выслушав мое молчание, театрально обратился он к сослуживцам, – там все продажные…

Я еще раз рассмотрел его аудиторию. Один с узким лбом и широкими скулами, подобострастно поддакивал. Другой сидел тихо. Опустив голову и заметно покрасневший.

“И зачем 89! Не могли округлить, что ли? Или кто-то банально стырил…”

Невольно улыбнулся. После завершения следствия эти деньги, вероятно, осядут в карманах исполнителей в качестве гонорара от заказчика за проделанную работу.

– Если вы все знаете, то что хотите от меня?

– Ты должен подтвердить свою изменническую деятельность! Ты должен дать показания на Мусаева! Только чистосердечное признание может облегчить твою вину! А я обещаю, что вытащу тебя из этого говна, если сдашь Мусаева, – изменив обвинительный тон, игриво предложил он.

– Но я же предатель? – я продолжал ухмыляться. – Мне не должно быть пощады. Вас будет мучить совесть, если отпустите меня.

Видимо не поверив ушам, он сначала остолбенел. После засеменил ко мне и вкрадчиво проворковал:

– Тебя обманули, сбили с пути, разве не ясно! Ты… маленький предатель, – махнул он рукой, – мелкая сошка. Ты еще можешь исправиться, мы тебе поможем… – он победоносно развернулся к сотрудникам, мол, видите, как я его расколол. – Настоящий, большой предатель – это Мусаев. Ты все напишешь! Как получал деньги у армян за предоставленные им разведсведения. Как готовили покушение на… – он непроизвольно глянул в потолок, но, видимо, вовремя заткнулся. – Ну, это после… Мы все сами напишем, ты только подпишешь… – Геюшев, что сидишь как мулла на похоронах, сними с него наручники, принеси чай. В холодильнике котлеты, тоже принеси. Я сразу понял, что это заблудшая овца…

Скуластый встал, неуверенно подошел, держа в руке маленький ключик. Но, подумав, обернулся к начальнику:

– Может, не надо? Говорят, он опасный.

– Кто сказал? – Пузатый рявкнул.

– “Моряк”.

“Моряк” был псевдоним стукача, внедренного особистами в ЦВР.

– Ладно… – видно, Пузатый тоже засомневался. – Он котлеты и так сожрет…

“Сволочь ты, Геюшев!” – я тоскливо посмотрел на большие окна сталинки, полуоткрытый балкон на улицу. – “Подавись ты своими котлетами…”

– Ты молодец, – Пузатый решил ко мне еще больше подластиться, пока Геюшев за котлетами бегал. – Думаешь, мы не поняли, что ты женился на этой… армянке по заданию. По-нашему… заданию, – подумав, поправился. – Мы сами внедрили тебя в это змеиное гнездо Мусаева… Понимаешь, о чем я? – подмигнул он мне. – Ты… на нас работал! – радостно додумался.

– Но вы же сами сказали, что я убил Мамедова и Саламову, – я испытующе посмотрел.

Он нервно начал расхаживаться по комнате:

– Я сказал, я сказал… А я передумал! – он мерзко залыбился. – Думаешь, ты один у нас изменник родины? Ты давай подписывай, – кивнул он на чистые листы, которые аккуратно разложил передо мной “тихий” сотрудник, предварительно убрав со стола графин с водой. – Подписывай, мы все сами напишем. Сейчас у меня голова болит, – вкрадчиво добавил он.

– Не могу… – я тоже улыбнулся. – Это противозаконно. Бог знает, что вы там сочините.

Пузатый разозлился:

– Слушай ты, идиот! Того, что тебе инкриминирует, хуже нечего!.. Ты что, мне не доверяешь? – кажется, всерьез обиделся он.

Это уже из области шизофрении.

Зашел Геюшев с подносом и содержимое начал раскладывать на рабочем столе.

– Честно говоря, я тебе завидую, – чавкая, продолжил Пузатый. Он жрал котлеты, видимо забыв, что они вообще-то мне предназначались. – У меня соседка была армянка. Уфф!.. – он вожделенно закрыл глаза. – Так и не дала мне, сучка! Я и так перед ней, и сяк… А твоя какая была? В смысле, худенькая или в теле? Мне, главное…

Что было для него главное, я не узнал. Он подавился котлетой и начал противно кашлять, брызгая на Геюшева, который брезгливо отскочил в сторону.

У меня же, кажется, вся кровь прилила к лицу. Я вспомнил покрытое снегом надгробие Джулии, где она с изображения мраморной плиты печально смотрела на меня.

Букет лилий на могиле, запорошенный снегом…

В какое-то мгновение я уловил во взгляде Тихого тревогу. Но он не успел среагировать. В следующий миг Пузатый с треском распростерся на полу. С до крови разбитой мордой и сломанным носом.

Он был на голову ниже. Я, пристав, просто долбанул его головой.

Геюшев, задев железный поднос и с шумом уронив его, бросился на помощь. Чуточку развернувшись, я легко встретил его апперкотом в челюсть, разумеется, обоими кулаками, скрепленными воедино наручниками. Он упал, как подкошенный рядом с Пузатым. После я с каким-то остервенением начал топтать их как вредных насекомых.

Не знаю, почему я забыл про Тихого. Может, впал в состояние аффекта? Вдруг что-то вспыхнуло в голове. От болевого шока в глазах потемнело. Это он долбанул мне по башке сзади чем-то тяжелым, наверно графином. Думаю, тоже стесняясь…

Я потерял сознание…

Глава VII

…Оно возвращалось из черного безмолвия, в котором я продолжительное время находился, промежутками. Помню Пузатого, наклонившегося и непрерывно что-то орущего и матерившегося. Иногда он шлепал меня по щеке, то ли пытаясь привести в чувство, то ли нанося побои. В комнате с грязным низким потолком, где я лежал, тусклый свет от единственной лампы, торчащей, кажется, аж перед моим носом, освещал темные пятна под глазами окосевшего от злости гнома и белый пластырь на его переносице.

Помню мужчину в белом халате, пытавшего оттолкнуть Пузатого и “ржавый” скрип железной койки. Этот звук не прекращался даже когда я проваливался в бездну.

Однажды открыв глаза, я увидел отца. Он был заметно похудевший, но не в том жутком состоянии, в котором я увидел его в больнице.

“Отец, ты выздоровел! Неужели ты выздоровел!..” – от радости я прослезился. – “Ты знаешь, отец, Джулия умерла. Я… не уберег ее.

– Знаю… Это тело мое умерло, дух следовал везде за тобой…” – он вздохнул.

“– А где мама, отец? Кто… стоит за тобой?..“ – я попытался приподняться. – “– Артур!..“

Я в страхе промолвил и вновь отключился…

Опять Пузатый! Странно, что не орет, а в каком-то замешательстве.

Кто эти люди вокруг?

Вой сирены… И Расулов здесь! Неужели и его?..

Образы плавно растворились в сознании…

Очнулся я уже не в серой и облезлой комнате. Не было Пузатого, и койка не скрипела.

Койки вообще не было. Я лежал в белой, чистой постели и на нормальной кровати. И спина уже не сгибалась в дуге над ржавой железной сеткой под собственной тяжестью.

Женщина в белом вводила препарат в капельницу. Заметив, что я очнулся, она вежливо улыбнулась.

– Где… я?..

Впервые с того момента как долбанули мне по балде, я услышал собственный голос. Вернее, шепот. Голова все еще гудела, впрочем, не так сильно, как в той грязной комнате с Пузатым.

– Вам нельзя резких движений, – она сделала предупредительный жест. – У вас открытая рана на голове. Хорошо, что открытая. В противном случае из гематомы, образовавшейся при таком ударе, кровь могла просочиться во внутренние участки мозга. Ну и, естественно, у вас сильное сотрясение.

– Где я?

– Скоро придет ваш товарищ. Он каждое утро заходит. Он и объяснит. А пока спите, вам нужен покой.

Я почувствовал мягкий укол. Веки закрылись, я вновь провалился в пустоту…

Очнулся от какого-то резкого запаха. Расулов в белом халате с радостной ухмылкой сидел рядом. Возле него стоял мужчина в преклонном возрасте, тоже в белом – врач. И уже знакомая вежливая медсестра. Запах нашатырного спирта сливался с запахом палаты, впитанной медикаментами.

– Проветрите помещение, – врач наклонился ко мне и внимательно просмотрел глаза. – Но не переборщите, организм еще слабый… Ну, как вы?

– …

– Понятно… Оставляю вас наедине, только ненадолго. Проследите… – уходя, бросил он медичке, которая также засеменила за ним.

– Где я?

– Это госпиталь МНБ. Все хорошо, брат. Считай, ты воскрес. Все наши мытарства позади. Жаль, только…

Взгляд его помрачнел.

– Это… Гаджиев?

Расулов кивнул:

– Молодец, старик. Добрался до самого… – он поднял палец верх. – В один миг все изменилось, я даже не ожидал.

– Расскажи.

– Короче, провели молниеносную операцию силами МНБ. Наш депутат, рулящий незаконным сбытом нефтепродуктов армянам, взят под домашний арест. Охрана его при задержании оказала вооруженное сопротивление. В общем, их всех положили. Кого в могилу, кого в тюрьму.

Оказывается, дело обстояло еще дермовее. На вилле этого субъекта под одним из резервуаров нашли такой арсенал оружия, что можно было вооружить аж батальон спецназа. Дача находится рядом с полуразрушенной апшеронской крепостью. В средние века это сооружение связывалось с Каспием подземным ходом. Оно частично было восстановлено этим типом, и на его выходе было построено с виду неприметное строение, укрывающее в себе несколько скоростных катеров.

Когда начались штурм и перестрелка, наш “герой” попытался воспользоваться этим путем отхода. Но на его невезение в этот день Каспий сильно штормил. Говорят, волны были в два-три этажа. Он решил подождать, как говорится, у моря погоды. Может, ему и удалась бы покинуть страну, но один из его работников, видя расправу над сопротивляющейся охраной, обезумел от страха и начал выдавать информацию. Тотчас были подняты по тревоге военно-морские силы, а вертушки с воздуха накрыли эту часть каспийского берега. Короче, взяли его прямо с пирса.

В настоящем все еще ведутся аресты среди его сторонников в высших эшелонах власти, а также ликвидируются боевики в разных точках страны, где у него были коммерческие или иные интересы…

– Братан, может ты все-таки назовешь имя этого мифического персонажа, – нервно перебил рассказчика Бакинец, – А то все это напоминает триллер. Лично я не слышал о такой операции в Азербайджане. А ведь она должна была быть резонансная.

Длинный сморщился:

– А я сказку рассказываю. Вам же все равно интересно?..

Аудитория слегка зашушукала.

– Я могу подтвердить, то, что это правда, – вдруг вставил Прилизанный. – Я понимаю, почему он не хочет конкретизироваться. Это был в свое время очень могущественный человек со связями и средствами. Да и сейчас… Поговаривают, что он представляет масонскую ложу в Азербайджане.

Он не любил высвечиваться, держался просто, но щупальца его, кажется, охватывали все сферы жизни страны. Об этой операции был информирован очень ограниченный контингент. Когда-то у него были прекрасные отношения с нашей правящей верхушкой. Но после между ними пробежали очень большие, черные коты…

Прилизанный глотнул из стакана холодный чай.

– …Такая операция действительно проводилась, но она держалась в строжайшей тайне. Все ее участники в письменном виде обязались о неразглашении.

Этот человек до сих пор находится под домашним арестом на этой самой даче и пользуется определенными привилегиями. Но выход его с территории строго запрещен, он полностью отстранен от политической и общественной деятельности.

Эта тема – табу, потому, даже те, кто посвящены, предпочитают молчать. Да их уже не так много осталось, время-то сколько прошло.

– Ну, прям Монте-Кристо, – проворчал Бакинец.

– А что, не могли его просто посадить? – спросила Аталай. – Если человек такой опасный, не легче его окончательно изолировать?

– Не все так просто, дорогуша, – немного рассеянно ответил Прилизанный, – даже я не владею всей подноготной этой истории. Но мы живем в таком мире, где абсолютная независимость не удается ни одной элите, даже самой сильной.

Думаю, этот человек действительно связан с ложами, возможно, превысил полномочия, но, видимо, за него попросили.

И вы думаете тюрьмы такие надежные? Поверьте, человека с таким масштабом надежнее контролировать персонально, чем классически.

А вы продолжайте, голубчик, не отвлекайтесь.

Тот кивнул…

– Сабира Ахмедовича и Адылова выпустили и восстановили в правах. Гаджиев Мусаева повел к очень высокопоставленному лицу в президентском аппарате, его обо всем подробно допросили. Теперь они проходят восстановительный курс в кардиологическом санатории в Бильгя1717
  Бильгя – поселок городского типа в г. Баку на берегу Каспия


[Закрыть].

Командир вчера приходил. Долго сидел, все молчал. Арест сильно подействовал на его психику. Кроме того, он себя считает виновным в смерти Наили. Ему кажется, что он сломал и твою судьбу…

Я не ответил тогда. Конечно, это не так. Провидение по своему усмотрению ведет нас по лабиринту жизни, то переплетая наши судьбы, то разъединяя. Может изменять и предначертанное. Короче, я этому верю…

– …Задержали и твоего следователя, и еще нескольких участников следственной группы. Арестован также один из замов начальника Особого Управления – некто полковник Джафаров, непосредственно руководящий мероприятиями по дискриминации Военной разведки. Он являлся родственником нашего депутата, кстати, его же ставленник. Все знают, что Джафаров метил на пост начальника ОУ и не считался руководством. Выяснилось, что сумку с долларами в сейф Мусаева подбросил тоже Джафаров…

Тут Расулов улыбнулся:

– Слушай, этот следователь-пузан такой трус! Выложил все, сдал Джафарова с потрохами. Тот, чем только не занимался: и коммерческие объекты крышевал, и людей за бабло устраивал… Пузан все плакал и рыдал, изображая из себя целочку, которую злостно отымели… Здорово ты его долбанул. А за что, кстати?

– Спасибо за все, майор.

– Считай полковник-лейтенант. Представление уже отправили, – подмигнул мне Расулов…

Когда он уходил, я наконец решился:

– Как отец?

Расулов замер у двери, не решаясь обернуться. Видимо, ждал этого вопроса, но, может, надеялся, что я его не задам… сегодня.

– Он умер? – я печально спросил.

– Да… Еще когда тебя держали в подвале особистов.

– …

– Похоронили… Как положено…

– Мама как?

– Под нашим наблюдением. Она вроде все адекватно воспринимает. Все тебя спрашивает. Я ей, естественно, не сообщил про твой арест. Сказал, ты возвратился в Москву…

Когда он прикрыл за собой дверь, я повернул голову к окну. Солнечный, пусть пока не очень “теплый” свет сквозь шторы пробивался в палату.

“– …Ты должен испить эту чашу до дна. Может, тогда духи сжалятся…”1818
  см. “Однажды в Москве” – часть II, стр. 83-84


[Закрыть] – я вспомнил предсказание.

“Неужели все закончилось?..”

Как оказалась, нет. Этой же ночью тихо во сне скончался Мусаев Сабир Ахмедович – полковник, командир Центра Военной Разведки и человек действительно с большой буквы. Встреча с ним определила всю дальнейшую мою судьбу.

После Москвы я так и не встретился с ним. Сердце его не выдержало потрясений – ареста, беспредела следствия, тюрьму, оскорблений и издевательств людей, находящихся по моральным, умственным качествам несравненно ниже его. О перенесенных им унижений, плача у его могилы, поведал Адылов.

Пусть земля будет пухом этому честнейшему человеку и патриоту своей родины…

– Господи! – воскликнул Бакинец. – Да ты всех перепахал! Надеюсь, это была последняя смерть?

– Что ты мелешь? – психанула на него Гюлечка.

Длинный жестом успокоил вновь “зашелестевшую” публику.

– Смерть никогда не бывает последней… Однако, в этих промежуточных звеньях времени и пространства смерть Мусаева действительно стала завершающей.

– Так выходит это конец? – пролепетала Аталай.

– Не совсем, милочка. И со смертью все не заканчивается, ведь остается память!.. Но, если желаете, я здесь поставлю точку, – улыбнулся рассказчик.

– Не желаем! – отозвалась хором чуть ли не вся аудитория…

– Далее произошла печальная встреча с матерью – не буду об этом. И сплошные походы по кладбищам. Казалось, только у могил родных и близких я мог обрести душевный покой. Те, которых я “оставил” в Москве, непременно меня сопровождали. Раньше они появлялись, когда я о них думал. Но в последнее время утром открывал глаза и наблюдал как Джулия с Артуром сидят на диване и о чем-то шепчут. Или в кухне молча пьют чай.

Видимо, чтобы не потревожить мой сон…

Если к этому еще добавить и мамин шепот о том, что Искандер с отцом никогда ее не оставляют, и она им регулярно стирает одежду, отглаживает так, как они любят носить, то состояние моей психики нетрудно представить.