Текст книги "Путь к свободе. О зависимости от вещей, людей и мнений"
Автор книги: Игумен Нектарий Морозов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)
«Мое, не отдам!»
Замечу: все, о чем мы здесь говорим, точно так же можно отнести и к такой «материи», как время. Скажем, я определенным образом распланировал свой день, но стечение обстоятельств, люди и их действия ломают мои планы. С «присвоенным себе» временем тоже надо уметь расставаться, с крушением планов тоже надо уметь мириться!
Уместно в такой ситуации спросить себя: чего я хотел, когда планировал свой день? Если я распланировал свой день, потому что собирался успеть сделать одни дела для спасения своей души, ради Бога, другие – ради своих ближних, а Господь все эти планы разрушил и заставил меня как-то по-другому действовать, то совершенно очевидно, что в этом случае, когда Господь «организовал» мой день по-другому, предложенное Им в гораздо большей степени соответствует тому, что Ему угодно. И не надо против этого бунтовать или с этим бороться – это надо с благодарностью принять.
В сущности, так же должно быть и со всем остальным. Вот ребенок. У него ничего нет: он не может сам зарабатывать, не имеет собственных средств, он всецело зависит от своих родителей. Родители его кормят, покупают ему одежду, игрушки. И благоразумный ребенок (бывают такие дети, хоть и редко, но бывают!) радуется этому. Купили ему игрушку – он радуется. Потерялась она или ее забрали у него – ну не было и нет, ничего страшного. Человек – такой же ребенок в отношении к Богу: ребенок, у которого ничего своего нет, ему абсолютно все дано. Много ли, мало ли, но все, что у него есть, не из пустоты появилось, а – дано. И дано Господом.
И вот Господь тебе сегодня дал, и Он же завтра забрал. Идеальным образом эта истина выражена в словах праведного Иова: Господь дал – Господь взял (ср.: Иов 1, 21). Если у человека есть понимание, что надо всем – Бог и Он и дает, и забирает, то это самое правильное расположение. А человек, который решается в то, что ему Господь дал на время, влюбиться, вцепиться в него и сродниться с ним, когда у него Господь забирает данное на время, хватается за эту вещь и кричит: «Не отдам!». Кому не отдашь? Тому, Кто тебе дал? «Да, не отдам!». Не отдашь Тому, Кто у тебя жизнь твою может забрать? «Да, не отдам! Мне это дорого, для меня это важно». И оказывается, что какая-то чушь, какая-то ерунда человеку важнее не только его самого и его вечной жизни, но и Самого Бога. И это бывает очень часто.
Встретился мне как-то такой образ: женщина, очень богатая, умирая, просила принести ей платье, которое она любила, и умерла, вцепившись в него, так что даже после смерти его не могли вырвать из ее рук. Невольно вспомнишь египетских фараонов, которых погребали со всем необходимым комплектом вещей, как будто в вечность можно унести что-то земное…
Это и смешно, и страшно, и нужна мудрость, чтобы самому в той или иной мере не оказаться зараженным этой болезнью. Мудрость – и познание той Истины, которая ото всего этого освобождает. Ведь порой человек, умирая, начинает заботиться о том, как распорядятся его вещами, где его закопают, какой будет гроб… Настолько он привязан к вещественному, что, даже понимая, что уходит, все равно продолжает думать не об участи своей вечной, а о том, что вместе со всеми его помышлениями погибнет, как напоминает нам Псалмопевец (см.: Пс. 145, 4).
Бегство в трудоголизм
Есть еще один вид зависимости, которую, на первый взгляд, и зависимостью-то не назовешь: наоборот, покажется, что имеешь дело с чем-то заслуживающим одобрения. Речь о так называемых трудоголиках, о людях, одержимых работой, одержимых настолько, что они напоминают японских камикадзе, которые во время Второй мировой войны приковывали себя цепью к пулемету или орудию, выражая таким образом готовность умереть, но порученного им участка фронта не оставить.
У трудоголизма бывают разные причины и разные основания. Может быть, человек просто бежит от себя самого, от своих страхов, от размышлений о том, что причиняет ему боль, и в работе, в деятельности находит для себя некое забвение. Ведь когда ты занят делом, это отвлекает тебя от многих помышлений – и худых, и скорбных, и просто тревожных. Вот, условно говоря, один род причин. Другой – когда человек понимает, что у него есть некий долг, и он пытается этот долг в своей жизни исполнить. Для верующего человека – долг перед Богом, для человека, который живет патриотическими убеждениями, – долг перед обществом, для человека, который заботится о своей семье, – долг перед семьей. Или некий абстрактный «долг», как, например, «долг» быть успешным человеком. Есть некоторые национальные культуры, в которых это обязательство – быть успешным – является основой, на которой зиждется все. Например, для того же японца очень важно быть успешным, поэтому он обязательно будет много работать и стремиться при этом к высокому результату, и, если результата не будет, он будет считать себя несостоявшимся человеком. В Японии огромный процент людей кончает жизнь самоубийством именно из-за ощущения своей несостоятельности в карьерном, в деловом, в жизненном плане. Порой из-за этого может пойти на суицид не только сам человек, но и вся его семья вместе с ним – по статистике, у них происходило до недавнего времени около тридцати тысяч самоубийств в год.
Человек, опять же, может много работать просто по необходимости. А с течением времени он привыкает к этому ритму жизни, и, даже если у него отнять эту необходимость – много трудиться,– он будет продолжать работать в том же режиме, потому что забыл, что можно жить иначе, привычка постоянно быть занятым делом обратилась в навык.
Если вернуться к многопопечительности, которая основана на чувстве долга, то надо понимать, что быть ответственным – это большое испытание, своего рода жизненный крест. Почему? Потому что когда людей долга много, то нагрузка между ними распределяется более или менее равномерно. Им может быть тяжело, но тяжело в меру. А когда их становится все меньше и меньше, то на тех, кто остается, ложится нагрузка, которую следовало бы разделить на двоих, троих, если не десятерых.
И здесь человеку необходимо здравое рассуждение, понимание ограниченности своих сил, которые надо отдавать не только материальному, но и духовному.
Если говорить опять же о Японии, там встречаются очень интересные бомжи. Бомжом может оказаться человек, у которого есть дом, приличный счет в банке, может быть, даже семья, а он ушел на улицу и там живет и выглядит при этом вполне опрятно, имеет приемник, портативный телевизор, спит в удобном спальном мешке. Он живет так, чтобы особенно не досаждать социуму. И класс этих бездомных людей во многом формируется за счет тех, кто устал отдавать долг обществу. Они считают, что они достаточно поработали для семьи, для своей фирмы, для общества в целом, и теперь хотят свободы от всего этого. И поскольку по-другому обрести свободу они не могут, они просто уходят и становятся бомжами. Кто-то потом возвращается. У нас это вряд ли возможно: бездомный человек быстро переходит определенную грань и утрачивает связь с социумом, а в Японии это своеобразный вид отдыха.
Сегодня есть такое явление, как дауншифтинг, когда человек уходит из привычной для него среды – из компании, корпорации, организации, учреждения, где работает, потому что он ощущает, что пребывание там его опустошает, разрушает, что он уже не работает для жизни, а живет для работы. И он бежит, бывает, даже на другой конец земного шара для того, чтобы таким образом эту связь и эту зависимость уничтожить, не видя возможности избавиться от нее, оставаясь в привычной среде, в привычном окружении. Бежит так же, как, например, наркоман, который хочет избавиться от зависимости, бежит из района, из города, порой из региона, где он жил, для того чтобы начать все с нуля с новыми людьми, которые его уже не будут тянуть обратно. И тут человек бежит от тех, с кем он работал и с кем он жил, для того чтобы вновь не погрузиться в это бурление муравейника, которое его поглощало и превращало в робота, в какое-то животное, которое ходит по кругу и благодаря которому жернова мелют зерно.
Бывает, что дауншифтер – как и японский бомж, это на самом деле явления одного порядка – возвращается, прожив несколько лет вне привычной среды. За это время он обретает свободу для того, чтобы принять необходимые решения в отношении дальнейшей жизни, что-то выбрать, на чем-то остановиться. И тогда он уже вновь может к какой-то полезной деятельности потихоньку перейти.
Вот до какого состояния, до какого края может довести то, что мы называем трудоголизмом, эта страшная зависимость белки от колеса, в котором совершается ее бег!
Глава 3. Алкоголь, наркотики, игромания: за что отдаем свободу?
Русским пить – незазорно?
Вернемся вновь к теме, к сожалению, неизменно актуальной: к разговору о «стандартных» зависимостях – алкогольной, наркотической, никотиновой. До этого мы в основном говорили о тех видах несвободы, которые не сразу бросаются в глаза, затрагивая упомянутые патологии лишь в общем. Алкогольная зависимость в глаза бросается очень сильно, ее не скроешь, не замечать ее, когда она берет верх, уже не получается. Но, с одной стороны, Россия занимает одно из первых в мире мест по количеству алкозависимых, с другой – мы к этому как будто… привыкли: да, в России выпивают, что поделаешь? Какого-то серьезного осуждения в обществе это не вызывает – скорее сочувствие: хорошенько выпить в праздники, даже напиться до беспамятства не считается зазорным. Почему так? Почему нет страха, нет отторжения?
Если говорить об этой беде как таковой, то, наверное, нужно провести определенную черту между разными народами. Есть такая вещь, как культура употребления алкоголя, и она совершенно естественна для тех народов, которые на протяжении многих столетий занимаются виноделием,– греков, испанцев, итальянцев, французов. И, как правило, у этих народов, во‑первых, гораздо более правильное отношение к употреблению алкоголя, а во‑вторых, алкоголь травмирует их гораздо меньше. Это действует как на биологическом, генетическом уровне, так и на уровне традиции употребления алкоголя – как некоего дополнения к пище, утешения в праздничные дни, и это обычно не приводит к тотальной зависимости.
Что же касается тех народов, которые исторически формировались вне винодельческой культуры, в жизнь которых алкоголь в массовом количестве оказался привнесен в какой-то определенный момент – преимущественно это северные народы,– их, безусловно, употребление алкоголя разрушает в значительно большей степени. Некое предельное выражение этого можно увидеть на примере народов Крайнего Севера: первое знакомство с алкоголем очень часто сразу рождает зависимость от него и фактически убивает представителей этих народностей.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
