Текст книги "Творец реальностей. Часть 3. Фантазм"

Автор книги: Игорь Журавлев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Подумать было о чем. Кем-кем, а дураком Егор себя не считал (а кто сам себя дураком считает?), да, в общем, и не был им. Даже в свои пятнадцать лет он хорошо понимал, что так вообще-то не бывает. Вернее, бывает, но ровно наоборот. В смысле, он знал, что иногда старшеклассники гуляют с девчонками на класс или даже на два младше. Не так часто, но и исключением такое не назовешь²⁶. Как для него, пятнадцатилетнего, тринадцатилетние девчонки кажутся соплячками, так же, наверняка, и для семнадцатилетней(!) десятиклассницы он должен выглядеть точно таким же сопляком. Да что там говорить, так оно наверняка и было! А потому всё это очень странно и похоже на какой-то розыгрыш или, возможно, девчонки о чем-то поспорили между собой. Такой вариант тоже исключать не стоит. Это даже больше похоже на правду, девки – они такие!

Например, Егор, как и многие другие, во время перемены постоянно оставлял свою сумку на подоконнике возле кабинета, в котором будет следующий урок. И нередко случалось так, что после звонка, сумки своей он на подоконнике не обнаруживал. В этом случае он, уже наученный опытом, шёл прямо в кабинет завуча школы – строгой дородной женщины с хорошим чувством юмора и явными следами былой красоты, и просил вынести его сумку из женского туалета. То, что девчонки нередко там его сумку прятали, завуч уже была в курсе и поэтому, привычно вздыхая и подтрунивая над Егором, сумку выручать шла. Или, если было совсем некогда, говорила, чтобы он попросил учительницу. Это потом уже Егор, наплевав на все правила, просто сам заходил в женский туалет после звонка и, не обращая внимания на девичьи визги, забирал свою сумку, которая обычно лежала в ближней к двери комнате (хорошо ещё не там, где унитазы) на низеньком шкафчике трюмо в углу. Вот, скажите, зачем они, в смысле – девчонки, это делали? Егор ответа не знал, но завучу, кажется, всё было понятно. Тоже ведь женщина и понимает своих!

Но будет очень, – здесь он подумал, возвращаясь мыслями к Ольге, и ещё раз добавил – очень жалко, если это обычный розыгрыш. Сердце Егора учащённо забилось: а вдруг всё же не розыгрыш, вдруг он ей и правда нравится? Ну, а почему, собственно, нет? Чудеса случаются и, может быть, это как раз тот случай? И здесь словно из тумана в голове отчетливо всплыла его прошлая подружка – Надя, с которой он недавно расстался. Просто подошёл и сказал, что ему нравится другая и он с ней больше не гуляет. Что, если честно, было неправдой, на самом деле она ему просто надоела. В ответ услышал, конечно, что-то про козла, но дело-то не в этом! Егор даже хлопнул ладонью по парте, чем заслужил вопросительный взгляд учительницы и недоуменный – от шарахнувшего в сторону Кузьмы.

– Напугал, блин! – прошипел тот. – Ты чего?

Но Егор только досадливо отмахнулся. Он в это время мысленно ругал самого себя за тупость. Действительно, рассуждает тут, понимаешь, о разнице в возрасте, о том, что так не бывает, что старшеклассницы не гуляют с младшеклассниками, а то, что его прошлая подруга Надька была десятиклассницей, только не из их школы, забыл напрочь! И правда, дебил!

Ладно, примирительно сказал Егор сам себе, был не прав. Вернее, почти прав, но не совсем. Скажем так: иногда, в его конкретном случае, подобные исключения происходят. Это воспоминание немного успокоило Егора в том смысле, что, может, на перемене был и не розыгрыш. Если одна десятиклассница в него втюрилась, то почему бы не втюриться и второй?

Почему-то слово «втюрилась» в отношении Ольги Егору не понравилось и он поморщился. Он уже очень хотел, чтобы она в него влюбилась – по-настоящему, по-взрослому! И здесь подростковый сленг показался совершенно неуместен. Но и слово «влюбилась» он пока произносить остерегался, не спугнуть бы!

Скажем сразу, что Егор, как и, наверное, большинство людей, особенно в столь юном возрасте, был о себе довольно высокого мнения. С его точки зрения, он был красивый, высокий, умный. Насчет последнего, ладно, это еще можно оспорить. А вот, что он высокий и красивый –достаточно объективно, первое – в силу своей очевидности, а второе неоднократно подтверждено представительницами противоположного пола. Но, даже учитывая всё это, не настолько он был самовлюбленным идиотом, чтобы думать, будто все девчонки спят и видят, как бы с ним замутить. К своим пятнадцати годам Егор, как это ни странно, уже успел сформировать точку зрения по данному вопросу и до сих пор опыт только подтверждал это его наблюдение. Он понял, что есть девушки, которым он нравится – он в их, так сказать, вкусе. Есть и такие, которые к нему равнодушны, словно его существование их совершенно не колышет. И есть третья категория, которым он почему-то активно не по душе. И согласно закону подлости, среди вторых и особенно третьих чаще всего попадаются те, которые нравятся ему самому. Нравятся, но недоступны, хоть ты наизнанку вывернись! А к нему, наоборот, то и дело липнут те, которые не нравятся уже ему самому. Жизнь несправедлива, правда? И вот сейчас, как ему только что объявили, он понравился девушке, которая ему не просто нравится, а такой, красота которой сразила его наповал! Такое совпадение, что даже подозрительно. Вот он и подозревает подвох, которого, может, и нет вовсе.

Конечно, мама часто повторяет о том, что любовь зла, полюбишь и козла, но это их, взрослые расклады. В его возрасте любовь пока еще являлась чувством бескорыстным. Да и что с него взять, какая выгода? Родители – обычные работяги, денег у него не водится, кроме тех двадцати копеек, что даёт ему мама на завтраки в столовой школы. «Хотя, стоп» – подумал Егор, – «о чем это я вообще, какие деньги»? И тут же, сам себе: «Как какие деньги, а вдруг она в ресторан захочет»?

Сам Егор в ресторане пока ещё никогда не был, обходясь со своими очередными подружками походами в кино и на танцы, а в основном вообще – традиционным для их возраста брожением по улицам города. Егор обдумал это со всех сторон и решил, что всё обойдется, никто их в ресторан не пустит, разве что днем пообедать комплексным за рубль двадцать. А какое может быть свидание с комплексным обедом?

– Тьфу ты! – досадливо шепнул он вслух собственным мыслям. Думает о какой-то ерунде. Причем здесь всё это? Сейчас-то что делать?

Учительница кинула взгляд в его сторону, а Кузьма вновь возбудился и пробубнил заинтересованно:

– Ты чего, а?

– Отлезь! – отмахнулся Егор, – не до тебя.

Кузьма обиженно засопел и отвернулся. Ничего, потом поговорим, надо будет с ним посоветоваться. Хотя, рассуждая логически, о чем с ним советоваться, что он может понимать в таких делах?

Нет, так-то Вован, конечно, пацан нормальный, надежный, но с девчонками ему фатально не везет. Один раз подфартило в прошлом году, когда староста класса Фомушкина предложила ему дружбу, и он даже ходил с ней на свидания, пока не выяснилось, что это она из чувства пионерского долга решила таким образом повлиять на отстающего и хулиганистого одноклассника. Вовка в тот раз, только раз глянув на её грудь, выдающуюся на фоне всех без исключения сверстниц и являющуюся предметом их тайной зависти, был сражен сразу и наповал. Но счастье продлилось недолго, как и быстро потерпевшие полное фиаско его планы эту грудь хотя бы потрогать. Фомушкина гулять с ним вечерами гуляла, до дома провожать себя дозволяла, разговоры разговаривала, помощь свою в усвоении учебного материала предлагала, но не то, что до груди своей допустить, она даже и поцелуев с Кузьмой, похоже, не планировала. Ну, или рассчитывала на более длительный и упорный приступ со стороны Вована. Он же, довольно быстро раскусив её хитрые пионерские планы и разочарованный до глубины души её коварством, отношения с ней прекратил, с видом опытного ловеласа рассказывая всем вокруг, что она ему, дескать, надоела – прилипла к нему, понимаешь, как банный лист! Народ слушал, кивал, но, в основном, в его версию не верил, зная его в этом плане совсем с другой стороны.

К сожалению, другого опыта в любовных вопросах у Кузьмы не было, так и старел друг нецелованным. А поэтому и дельного совета в сложившейся ситуации дать не мог в силу собственной некомпетентности. Так что получалось, что Егору рассчитывать надо лишь на себя самого.

Не то чтобы сам Егор был сильно компетентным в любовных делах, но на фоне товарища он выглядел почти специалистом. Опыт нескольких «гуляний» с девчонками и связанных с ними свиданий, поцелуев, обниманий и душевных записок, солидно смотрелся за его плечами и заставлял остальных с уважением прислушиваться к его мнению по такому важному вопросу.

Так что, в сухом остатке получается, что посоветоваться ему и не с кем, поскольку его достаточно скудный опыт в этом вопросе всё же явно превышал опыт практически любого из его знакомых. Ну, если, конечно, не принимать всерьез их хвастливые рассказы о собственных похождениях, рожденные в основном их же собственным подростковым воображением и частично почерпнутые из разных фильмов, книг, либо из таких же фантазий друзей.

Пока Егор рассуждал, прикидывал так и этак, прозвенел звонок. А на перемене, очень важная от порученной ей миссии пятиклассница вручила ему записку от Ольги. Чуть подрагивающими пальцами он развернул четвертинку тетрадного листа в клеточку и прочитал выведенные красивым девичьим почерком слова: «У нас сегодня вечер будет в 6 часов. Приходи, если хочешь. О.».

Сердце отчаянно заколотилось, Егор дважды перечитал текст, и аккуратно сложив записку, задумчиво убрал её в карман. Он знал, что сегодня у десятиклассников вечер, посвящённый предстоящему Новому году, и что там будет играть школьный вокально-инструментальный ансамбль. Объявление об этом висело на первом этаже. Вот только как он, восьмиклассник, будет чувствовать себя среди десятиклассников? С Надей, например, они только по улицам гуляли, иногда заходя к ней домой, когда родаков не было.

Однако мысли о том, чтобы не пойти, у Егора даже не возникло. Но надо было кого-то взять с собой для храбрости. Пожалуй, как ни крути, лучше всего подойдет Кузьма, его самый преданный друг, поскольку остальные могут на такое дело и не подписаться.

Глава

VI

1978 год, СССР.

Оля Лаврентьева, которой вопреки уверенности Егора Соколова, семнадцать лет ещё не исполнилось, хотя до дня рождения оставалось лишь несколько месяцев, несмотря на этот факт, полагала себя человеком достаточно взрослым и вполне самостоятельным. Однако, случилось так, что она никогда ранее не слышала даже о том странном и необъяснимом серьёзной наукой феномене, когда женщины иногда влюбляются в тех, кого жалеют. Особенности сложной и противоречивой женской природы она пока ещё только постигала по большей части исключительно опытным путем. Поскольку ни в школе, ни дома об этом ничего не говорили, не считая, конечно, безобидных пестиков и тычинок на уроках ботаники. Видимо, разумно полагая, что, поскольку самих их (учительниц и маму) никто ничему такому в юности не учил, то нечего и ребёнку голову всякой ерундой забивать. Придёт время, сама всё поймет и во всём разберется. Так оно, в общем, испокон веков и получалось, независимо от того, хорошо это или плохо, через набивание шишек физических и сердечных, то есть – чувственных.

Но, кроме государственной средней школы имени Владимира Ильича Ленина, которую Оля уже заканчивала, была ещё другая школа – школа жизни, уроками в которой служили собственные ошибки учащихся этой всеобщей школы человечества, из которых по умолчанию и предполагалось извлекать для себя такой необходимый в будущем жизненный опыт. Схема, в общем, классическая, давным-давно озвученная гением русской поэзии Александром Сергеевичем: «опыт – сын ошибок трудных». Или, как образно выразился другой гений из Америки: «Кошка, однажды усевшаяся на горячую плиту, больше никогда не сядет на горячую плиту. И на холодную тоже»²⁷.

А произошло вот что. Случай, надо сказать, неординарный в её жизни, в том смысле, что произошел сей казус, повлекший за собой цепочку неожиданных последствий, с нею впервые. Однажды Ольга с мамой, которую она сопровождала по ее просьбе-указанию, за какой-то надобностью (причина из Олиной головы вылетела напрочь) зашли к маминой знакомой в районную больницу, где та работала медсестрой, и в приемном покое встретили ещё одну мамину знакомую, которая была с сыном, на вид – Олиным ровесником. Это только потом она узнала, что внешность оказалась обманчивой и мальчишка на самом деле был младшее её на целых два класса. Но было уже, как пел тогда Высоцкий, поздно.

Из разговора родителей выяснилось, что этот парнишка сейчас пришёл с мамой для того, чтобы лечь в больницу, где ему будут делать операцию (аппендицит, кажется, или ещё что-то – такие мелкие подробности в её голове не задержались). Парнишка был симпатичный, слов нет. Здесь девичье сердце чуть дрогнуло в первый раз, как бы – пробный и потому не очень уверенный. И хотя, как мы с вами знаем, паренёк этот был младше Ольги, её необычайно поразило выражение мужественного безразличия на его лице (второй, более уверенный, сердечный толчок). Будучи женщиной, хотя и в подростковом ещё возрасте, Ольга тут же окончательно для себя решила, что он, наверняка, в душе очень боится. Да и кто вообще, скажите, не боится операций, если резать будут тебя самого, а не кого-то другого? Никакой лапароскопии в те времена не предполагалось, всё было по-честному – скальпелем, и чем разрез больше, тем удобнее хирургу.

Но мальчик, хоть и боялся, держался очень достойно, пусть даже лицо его весьма благородно побледнело. Ну, так тогда Оле показалось или, что вероятнее, она себе это просто придумала – для красоты (третий толчок сердечной мышцы на этот раз был заметно чувствительнее предыдущих). Она с детства была особой мечтательной и увлекающейся, с большой, можно даже смело сказать – необъятной фантазией. За что порой получала поучения от мамы в том смысле, что надо смотреть на жизнь трезво, вместо того, чтобы витать в придуманных мирах. Мама была, конечно, права по своему – по-матерински. Но кто, скажите, в этом возрасте, слушает мудрые советы родителей? В этом возрасте, именуемом переходным, поучения родителей кажутся такими далекими от современной жизни, в которой родители, будучи уже людьми явно престарелыми и отсталыми, конечно, ничего не понимают. Ведь в их молодости всё было иначе! Как именно было иначе – никто этим вопросом не задавался, но иначе было точно.

Это заблуждение с неизбежностью поражает каждое поколение молодых, без единого исключения, и проходит, к сожалению, часто лишь только тогда, когда что-то изменить уже сложно. Отсюда и народная пословица: если бы молодость знала, если бы старость могла. Народ в своих пословицах всегда очень мудрый, в реальной жизни умеет эти пословицы лишь изрекать с умным видом, но никто практически ими не руководствуется. Сначала потому, что смысл их ещё не доходит, потом – потому что слишком поздно дошёл.

Парень, между тем, казалось, её даже не замечал (как потом выяснилось, он вообще не помнил этой встречи, что она ему в конце концов, на первый раз простила), весь обращенный внутрь себя, видимо, готовясь к предстоящим нелегким испытаниям. И вот тут-то всё и случилось! Четвертый сердечный толчок был просто оглушительным, так что Оля словно бы оторвалась от земли и поплыла куда-то во внезапной тишине, не видя ничего, кроме его лица. Между нами говоря, были там ещё какие-то звёзды и даже как бы Млечный путь, отраженный почему-то в водах океана вечности. Но это уже мы окончательно отнесём к девичьей разыгравшейся фантазии. Ей вдруг стало его так жалко, так жалко, что даже слеза навернулась на глаза: ведь он был так красив и несчастен в этой своей мужественной борьбе с собственным страхом, в которой он явно побеждал!

Откровенно говоря, если бы в тот момент кто-нибудь описал Егору его собственные переживания и ощущения в таких выражениях, он бы, мягко выражаясь, очень сильно удивился. С его точки зрения, он просто стоял и ждал, думая о том, что под общим наркозом, как обещал врач, он даже ничего не почувствует. Но мысли мужчин, даже подростков, порой настолько просты и примитивны с женской точки зрения, что не стоит их вообще принимать во внимание. Главное здесь не то, что там на самом деле чувствовал он, а что за него придумала она. Это и было верным и правильным.

Ольге вдруг захотелось сказать ему что-то ободряющее или даже (о, Боже!) обнять его и погладить по волосам, успокаивая и утешая, но, конечно, ничего подобного она делать не стала. Хотя привычное к подобным заскокам воображение девушки уже несло ее галопом (нет, лучше – аллюром, так красивее) в страну мечты, подгоняемое пубертатной²⁸ плетью молодого организма. Говоря проще: в своих мыслях она его обняла, погладила и утешила, получив за это его робкий поцелуй и полный восхищения взгляд. В реальности же, их мамы, наговорившись и обменявшись всеми новостями, наконец, разошлись и Ольга, взглянув последним туманным и уже наполовину влюбленным взором на героического подростка, которого, как она выяснила из разговора, звали Егором, ушла, увлекаемая родительницей, словно что-то учуявшей и с подозрением на дочь посмотревшей. И ночью был Ольге сон.

***

Это был очень красивый, пожалуй даже, самый красивый из всех снов, которые она до этого видела. Что странно, этот сон был вовсе не похож на сон. Будто она просто перенеслась в какое-то место в другой реальности, в которой всё это было правдой и происходило на самом деле. В этом сне (или не сне?) они вдвоем с Егором шли по тополиной аллее, пронизанной насквозь солнечными лучами, взявшись за руки, а вокруг не было ни души. Егор что-то весело рассказывал, а она хохотала, не сводя с него влюблённых глаз. В этом сне он был её долгожданным принцем, о котором она когда-то в детстве мечтала, как и все девчонки. И пусть белого коня поблизости не наблюдалось, во сне она точно знала, что он у него есть. Да и разве в коне дело? Ведь она давно не ребенок и в сказки не верит. Ну, или почти не верит.

А потом он её очень красиво целовал, почему-то уже увлекая в головокружительном вальсе под музыку невидимого духового оркестра посреди громадного, украшенного яркими цветами и разноцветными лентами зала. А вокруг них, словно летний теплый снег, летал и кружился в вихре музыки тополиный пух, и голова её так же кружилась от счастья вместе с этим летним снегом!

***

Проснулась Оля наутро полностью и окончательно влюблённой – так, как это бывает только в ранней юности, в пору первой любви, которая одна только и есть любовь настоящая, истинная, единственная, безрассудная, сумасшедшая – такая, о которой слагают стихи, пишут книги, поют песни, снимают кино. И пусть мы, взрослые, знаем, что потом тоже случаются другие разные любови, но знаем мы так же и то, что они уже никогда не могут сравниться с любовью первой, хотя бы просто потому, что они уже не первые и не имеют ни новизны, ни остроты чувств.

Страдала она от этой неразделённой и тайной любви, никому ничего не рассказывая (кроме своего дневника) целых три недели, прежде чем решилась открыться лучшей подруге. Может быть, вы уже и не помните, но эти сладостные страдания первого настоящего чувства так же дороги и прекрасны, как и первые поцелуи, и с ними так трудно расстаться! Их хочется длить и длить, разрывая себе сердце желанием ответной любви и не решаясь сделать шаг, в страхе услышать отказ. Пусть лучше так, пусть лучше неизвестность! Ведь, пока этот шаг ещё не сделан, есть надежда, есть вера, есть мечта, есть прекрасные сны. Но если после сделанного шага ты получаешь отказ, то жизнь на этом прекращается, ибо без него не может быть никакой жизни, неужели вы не понимаете этого? Неужели вы этого уже не помните?

Но момент, когда она уже больше не могла скрывать свои чувства, когда она решилась узнать свою судьбу, проверить, что там, впереди – счастье или горе, жизнь или смерть, пан или пропал – наконец, наступил. Неизвестность и мечты увлекательны и полны чувственности, но сердцу всё же хочется знать правду. И однажды на перемене она, наконец, решилась, и рассказала всё Ленке Герасимовой, с которой они с детства вместе – и в садике на соседних горшках сидели, и потом десять лет учились в одном классе. Да и жили рядом, всего через три дома друг от друга. Ближе неё у Оли не было никого, и если она кому и могла открыться, то, конечно, только ей одной.

О, Ленка Герасимова – девушка боевая и не привыкшая тянуть кота за…, скажем, хвост, поначалу удивилась такому необычному выбору подруги. Но потом, рассудив, что любовь зла, полюбишь и… восьмиклассника, тут же пообещав подруге всё уладить, отправилась на разведку. Пройдя пару раз мимо Ольгиного избранника, и проведя полный визуальный осмотр, она, наконец, решила, что на самом деле всё не так уж и плохо, как ей представилось вначале. Мальчонка был высокий, смазливый и выглядел старше своих лет. А потому и подруга рядом с ним не будет смотреться как старшая сестра и пара из них, пожалуй, получится вполне себе симпатичная. Успокоившись сама и уже увлечённая предстоящей интригой, она пошла успокаивать подругу.

Вернувшись к Оле, она тут же изложила ей свой план, от которого та пришла в ужас, но зная Ленку и ее опыт в подобных вопросах, покорно кивнула: была – не была, пусть вопрос, наконец, проясниться. И чем быстрее, тем лучше. А там – будь что будет!

– Никуда он от тебя не денется, – между тем авторитетно вещала подруга. – Поверь мне, как только он тебя увидит, влюбится разом, за уши потом будет не оттащить. Уж я-то в таких делах разбираюсь, ты меня знаешь!

Лена в их компании действительно считалась признанным экспертом в любовных вопросах. И хотя мальчиков, с которыми она гуляла, у нее было всего на одного больше, чем у Оли (три против двух), как-то так получилось, что её авторитет в этих делах признавали все. В смысле – и Оля, и третья их неразлучная подруга Лариса.

Впрочем, Лена, сделав таинственное лицо, не стала посвящать Ларису в тонкости вопроса, лишь скомандовала всем следовать за ней. Они и последовали, Лариса с нарастающим интересом, Ольга – с дрожащими коленями.

А вот и Егор идет, вероятно, в кабинет на урок. Их пути пересеклись ровно посредине коридора, где и произошел тот самый роковой разговор, который вы, дорогие читатели, уже слышали.

Вы слышали, а Ольга не слышала. Она стояла, не в силах оторвать взгляд от Егора, если точнее – от его лба, за который зацепилась глазами, крепко сжав зубы и сосредоточив все свои усилия, во-первых, на том, чтобы они не клацали от страха, а, во-вторых, на том, чтобы ноги не дрожали и колени не подкашивались. В ушах была вата, непонятно кем и когда туда засунутая, поэтому до неё доносился лишь тихий звук разговора, смысл которого она совершенно не улавливала.

Поэтому, когда Ленка взяла ее под руку и, развернув, куда-то повела, она автоматически последовала за ней, словно какая-то ходячая кукла. Немного отойдя, Ленка обернулась и прошептала:

– Девочки, вы только посмотрите на него. Застыл как столб, вот умора!

И сама засмеялась первой. Вслед за ней, обернувшись, засмеялась и Лариса. Ольга тоже обернулась, ничего в тумане не увидела, однако подруг своим нервным хихиканьем поддержала. Выглядело это немного истерически, но то уже мелочи, не стоящие абсолютно никакого внимания.

Только уже у самого входа в класс, немного придя в себя, она спросила:

– Что он сказал?

– Всё оʹкей, подруга, – весело ответила Ленка, – он твой с голову до ног. Когда я тебя обманывала?

И Олино сердце вновь куда-то провалилось, а перед глазами поплыли очень красивые разноцветные шары. Возможно, вы такие когда-нибудь видели.

Глава

VII

1978 год, СССР.

И вот, в начале седьмого вечера этого же дня Егор с Кузьмой заходят в актовый зал школы – бывшей дореволюционной мужской гимназии. Вован горячо предлагал для храбрости купить бутылку «Агдама»²⁹, он уже тогда пристрастился к этому благородному напитку. Что, забегая вперед, Вована в конце концов и сгубило. До своих сорока лет он дотянул лишь благодаря собственной маме, неустанно принимавшей его сторону в любых обстоятельствах и ухаживающей за ним до конца его жизни, хотя, например, своего мужа, Вовкиного батю, в которого он и пошел этой своей беззаветной любовью к алкоголю, она ровно за то же самое давным-давно выгнала. Хотя, между нами говоря, Вован уже годам к двадцати пяти далеко обошёл своего батю в этой погоне за смертью. Но, вы же понимаете, одно дело – муж, а другое дело – сын. Муж – человек практически посторонний и случайный в жизни женщины, а вот сын – это своё, родное, кровинушка. Так, потакая кровинушке, она его и похоронила, под конец уже полупарализованного и очень мало напоминающего того веселого мальчишку, который вместе с Егором заходил сейчас в актовый зал средней школы №1 имени В. И. Ленина. Похоронила, так и не дождавшись ни невестки, ни внуков. Конечно, женщины у нас, а особенно в те застойные времена, существа излишне самонадеянные и отчаянные, готовые выйти замуж во чтобы-то ни стало, понимая, что все мужики всё равно козлы, но в надежде, что уж она-то своего козла выдрессирует как ей нужно. Но даже этим мечтам есть предел, который Вован перешёл очень рано. В результате, даже самые отчаянные и самонадеянные женщины не рискнули связать с ним свою жизнь узами Гименея. Но это всё дела будущие и пока ещё вилами на воде писаные.

От «Агдама» Егор, прикинув все «за» и «против», отказался, твердо решив оказать на Ольгу хотя бы самое первое положительное впечатление. Откуда в нем взялась эта так несвойственная ему, в общем-то, расчётливость, он и сам не понимал. Но решил и решил, правильно сделал.

Школа их, как было уже сказано, в девичестве была мужской гимназией, построенной ещё до революции на средства какого-то купца, имя которого в советское время не афишировалось. Однако, купец, видимо, был человеком совсем не бедным, потому как даже актовый зал в построенной им гимназии был просто огромным, явно рассчитанным на балы, а не на пионерские линейки. Его закругленные сверху широкие окна возвышались на целых два этажа, каждый из которых высотой был не меньше пяти метров, и выше этих гигантских окон были ещё одни окна меньшего размера, овальные, в красивой лепнине снаружи. А свисавшие с высоченного потолка большие стеклянные люстры с множеством висюлек в несколько рядов на вид ничем не уступали дворцовым. Сейчас таких не строят, в других школах их небольшого города, сложенных уже по советским проектам, нет ничего даже близко сравнимого по размаху. Поэтому немногочисленные десятиклассники, привычно расположившиеся у стен, в зале этом почти терялись. Их и всего-то два класса, большинство уходили из школы после восьмого – кто в техникум, кто в училище.

Может быть, кто-то другой на его месте и побаивался бы наезда со стороны десятиклассников, но только не Егор. Егора данное обстоятельство волновало лишь в самую последнюю очередь. А, скорее всего, не волновало вовсе. Не тот, как говорится, случай. В 9-й класс идут, пусть и не одни ботаны, как считают некоторые его приятели, но всё же главные школьные хулиганы отсеиваются после восьмого класса, либо по собственному желанию (в подавляющем большинстве), либо по желанию педсовета с директором. Ибо, до восьмого класса школа обязана обучать всех, а вот в девятый уже есть возможность брать лишь самых успевающих и, главное – послушных. Для остальных есть многочисленные советские техникумы, ПТУ и вечерние школы.

Нельзя сказать, чтобы Егор был отъявленным хулиганом, вовсе нет, да и двоечником он тоже не был. В отношении учебы он относился, скорее, к твердым середнячкам. Да и то, не потому, что ума не хватало, а потому что учиться ему было откровенно лень – вхождение в подростковый возраст открыло перед ним множество гораздо более интересных занятий. Но если ему надо было поднять оценки, например, за четверть, он быстро и легко усваивал материал. Вот с поведением всё обстояло несколько хуже, выше трояка ему практически никогда не ставили во все годы его обучения в школе. Просто любил он порой выпендриться на уроке, что никаким учителям никогда не нравится. Хотя, повторю, к хулиганам его и учителя не относили, да и сам он себя к ним не причислял. Однако почти со всеми основными школьными и уличными лидерами молодежных компаний он был или в приятельских отношениях или просто знаком и при встречах они жали друг другу руки и справлялись, как жизнь. Были, конечно, и такие, которым он не нравился, но это уже дело житейское, для его возраста вполне нормальное. И десятиклассники, собравшиеся в зале, конечно, были в курсе такого положения, всё же в одной школе учатся, да и городок у них небольшой. А потому Егор чувствовал себя уверенно в том смысле, что не боялся каких-то стычек с потенциальными конкурентами. Они, скорее, сами побоятся приставать к нему. Тут уж, как и везде, репутация, если она есть, играет за тебя.

К тому же, он занимался боксом с четвертого класса. Не сказать, чтобы его сильно привлекал этот вид спорта, но так уж сложилось, что выбора у него, считай, что и не было. Ему, например, гораздо больше нравилась спортивная гимнастика, в секцию которой во Дворце пионеров он ходил с первого по третий класс. Но в четвертом классе Егор стал усиленно расти, и уже стало понятно, что будет он высоким парнем. А потому тренер его из секции попёр, посоветовав записаться на волейбол. В гимнастике с его ростом делать было совершенно нечего, там все малорослые. Но и в волейбол ему играть не хотелось.

Увидев такое дело, его отец, большой поклонник бокса, быстро подсуетился и подарил ему на день рождения две пары боксерских перчаток – тренировочные и боевые, боксерские лапы для отработки ударов вдвоём и, конечно, боксерскую грушу, которую он сразу и повесил у Егора в комнате, предварительно набив песком. А тут и дядька, двоюродный брат отца, подкатил, видимо у них с батей договоренность на этот счет имелась. А дядька у него не абы кто – мастер спорта по боксу и тренер боксерской секции в клубе им. Ленина (что, между нами говоря, Егор активно использовал для поднятия своего авторитета – кто захочет связываться с племянником такого дяди?). В общем, Егора Соколова, считай, никто и не спрашивал, да он и сам не сопротивлялся, всё же навыки боксера являются одним из лучших аргументов в пацанских драках. А драки район на район – это будни мальчишек семидесятых годов двадцатого века. В общем, драться Егору приходилось нередко, можно даже сказать – частенько, и не только на ринге. Удар у него был поставлен хорошо, особенно ловко получался апперкот – снизу вверх, гарантированно разбивающий сразу и губы и нос противника, заливая его грудь кровью. Тренер часто ставил своего племяша в пример по части отработки чистоты удара. Первый взрослый разряд Егор получил еще год назад, но вот дальше делать карьеру в боксе он не собирался. Давно понял свои границы в этом виде спорта: может, мастера он и заработает, поднапрягшись, но чемпионом не будет никогда. А раз так, то какой смысл пыжиться?