355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Игорь Куберский » Записки из Интернета » Текст книги (страница 1)
Записки из Интернета
  • Текст добавлен: 12 октября 2016, 01:29

Текст книги "Записки из Интернета"


Автор книги: Игорь Куберский



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц) [доступный отрывок для чтения: 1 страниц]

Игорь Куберский
ЗАПИСКИ ИЗ ИНТЕРНЕТА

Рассказ

МНС – это мой новый ник, расшифровывается просто: „Моте Не Спится“. Под ним я буду рассказывать всякие пикантные истории. Что обозначает слово „пикантный“, я не знаю до сих пор, но подозреваю, что что-то остро приправленное, а может, и с легким душком. В некоторых странах пищевой душок считается деликатесом. Недавно один мой знакомый показал мне какой-то новый сайт в Интернете, где можно устроиться вместе со своими друзьями. Вход строго регламентирован хозяином – допуск только для своих, и обратная связь тоже по желанию хозяина, или как-то так, но при том, вроде, любой может там исповедаться, оставаясь инкогнито. Меня удивила исповедь одной женщины – она признавалась, что в юности крала вещи у подруг и еще что-то. Да, чувство вины в человеке сидит, как заноза, и его (ее) нужно регулярно извлекать. Я только не понял, ждут ли тебя на таком сайте сюрпризы, составляющие, по-моему, основную драматургию виртуального общения.

Итак МНС. Кстати, можете это переводить, как вам заблагорассудится. Даю первые пришедшие в голову варианты:

Маленькая Ночная Серенада

Младший Научный Сотрудник

Министерство Налогообложения и Сборов

Мор-Норильск-Строй

Мы Не Сеем...

Мотя Нас Стремает

Каждый может под этим ником рассказать свою историю, чтобы никому не было неловко и всем досталось бы поровну. Только пусть он к этому общему для всех нику добавит, скажем, + или – , или смайлика, или какую-нибудь букву, слово...

МНС+

Было мне лет двадцать пять, не больше. Скорее, даже меньше. Но больше, чем двадцать четыре. Хотя не знаю. Это смотря как считать. Но мне лень. Остановимся на двадцати пяти, потому что это более выразительно, чем двадцать четыре. Опять же, круглая дата. В каком-то смысле.

Дело было в Латвии, что немаловажно, потому что если бы дело было, скажем, на Украине я, возможно, поступил бы иначе. Итак, в Латвии я любил одну девушку. Мы с ней расстались, а через семь лет встретились. Зачем – не знаю. Очень уж воспоминания были красивые. В первой встрече ей было пятнадцать лет. Так что теперь выходило двадцать два. А мне соответственно двадцать четыре или двадцать пять. Не помню уж, на какой цифре мы с вами остановились. В эту вторую встречу я понял, что мы не встречаемся, а скорее прощаемся. Но этого я девушке не сказал, потому что мы каждый день целовались, и все шло к тому, чтобы БЫЛО ЭТО. И, пожалуй, нам обоим этого хотелось – мне больше из любопытства, потому что прежде мы не были близки, а почему ей – я не знаю. Иногда мне кажется, что она хотела меня любить и быть мне верной женой и подругой, но этого я точно не могу сказать. Да она и сама этого не сказала бы. Женщины – существа непостижимые и снаружи и изнутри.

Ну вот, проведя в полуневинных ласках и поцелуях почти целый день, я возвращался в Ригу с дачи той девушки, в автобусе. Было уже поздно, на небе высыпали звезды, но окрест ничего не было видно – только бегущая под фарами мостовая, да придорожные кусты. И вот сижу я один слева и чувствую на себе чей-то пристальный взгляд. Я поднимаю глаза и вижу обладательницу этого взгляда, она сидит впереди, только на правой стороне и лицом ко мне. Надеюсь, я правильно обозначил мизансцену. Эти сидения, лицом к салону, а не боком, и сейчас в употреблении. Увидев, что я уже смотрю на нее, женщина не отвела глаз, а как бы подхватила мой взгляд, и подкрепила его своей полуулыбкой. На руках у нее была маленькая девочка, лет трех. Женщина была моих лет или чуть старше. У нее были тонкие черты лица, темные волосы, скорее всего, это была латышка, с этакой западной изюминкой раскованности и изящества в одежде и манерах. Подобное появилось в русских женщинах только в постсоветское время. Вот такая женщина смотрела на меня, не скрывая этого. Ехать было неблизко, и у меня было более чем достаточно времени, чтобы оценить ситуацию и принять какое-то решение. Верней, времени, пожалуй, и не было, потому что меня стало колотить, коленки чуть не ходили ходуном, и не от страха, а от волнения. Потому что это был тот миг, который выпадает очень редко, может быть, раз в жизни, и значит очень много, может быть – все. Я это каким-то образом чувствовал, и меня, естественно, трясло. А женщина все смотрела на меня, как бы продолжая знакомиться и с каждым взглядом все глубже проникая мне под кожу, в подреберье, в сердце, в душу. Наблюдение за мной, видно, ее удовлетворяло, потому что взгляд ее становился все теплее, увереннее и призывней, хотя и был лишен даже намека на пошлость, вульгарность и всякую там генримиллеровщину. Не знаю, как уж ей, с малышкой на руках, при явности своих намерений, удавалось не терять ни грана очарования, независимости и достоинства, но факт... Трясясь, я, хотя и судорожно, но соображал о поводе, который заставил ее вести себя подобным образом. Одна. Почему-то одна. Муж ушел. Мужа нет. Муж в командировке. Или просто прилетел Эрот и выпустил стрелу. А я случайно оказался на или по пути. Короче, я принял вызов и тоже стал смотреть на нее тем взглядом, который у женщин не вызывает сомнений относительно дальнейшего развития ситуации. И когда автобус, где-то уже в пригороде Риги остановился, и она вышла, еще раз для верности призвав меня взглядом, она была абсолютно уверена, что я выйду следом. Но я остался. Дверца захлопнулась, автобус тронулся с места, и в слабом наружном свете я видел, как она идет с гордо поднятой головой, держа за руку малышку и будучи абсолютно уверенной, что я иду следом.

Что было потом, не знаю, – скорее всего, ее гневный хохот, разъяренное рычание, ненависть и проклятия, потому что только самый крайний идиот мог повести себя так, как повел себя я. До сих пор щеки мне обжигает стыдом.

Апология моего поступка

1. Наутро я должен был встретиться в Риге со своей девушкой – мы договорились, что она приедет на квартиру, где я остановился, и где БУДЕТ ВСЕ, и я то ли решил сэкономить силы для завтрашних подвигов, то ли во мне заговорили остатки совести – к двадцати пяти годам я был хоть и довольно испорчен по части секса, но понимал, что с этой девушкой случай особый, и лучше мне блюсти себя.

2. Меня очень смущала маленькая девочка, тот прелестный ребенок у женщины на руках.

3. Я был уверен, что женщина – латышка и принимает меня за своего, а стоит мне заговорить с ней по-русски, как вся интрига тут же прекратится.

Но...

Я мог ее просто проводить, как джентльмен. Я и этого не сделал.

Я много чего мог, но не сделал ничего. Я праздновал труса.

Да, наутро я встретился с девушкой, и было ВСЕ.

Но это совсем другая история.

МНС посторонний

Идея, что женщина добропорядочнее мужчины, поскольку потенциально она мать и хранительница домашнего очага, не более чем мифологема. Не будем касаться проституции – хотя это наш главный козырь. Коснемся просто дамы приятной во всех отношениях, у которой все есть: любимый муж, положение в обществе, дети. Однажды я оказался рядом с такой в спальном вагоне „Стрелы“ на Москву – она ехала на какой-то важный съезд. В соседнем купе ехали весь вечер лебезившие перед ней подчиненные. Она была миловидна миловидностью женщины, которой хорошо за сорок, этакая деловая полнотелая блондинка, типа Думских дам. И вот я решил ее соблазнить – просто так, из спортивного интереса. На это мне понадобилось три минуты, ну, от силы пять.

Когда я пересел на ее постель и положил руку ей на грудь, она сказала:

„А если я сейчас закричу?“

„Тогда я уйду“, – сказал я.

Кричать она не стала. Да и какой смысл, когда я предложил ей весь арсенал мужских ласк. Груди у нее были тяжелые, как глыбы, и такое же тело, но притом абсолютно послушное, удобное, поощряющее, так что я мог на нем творить чудеса. Потом она мне сказала, что первый раз в жизни изменила мужу и, судя по той неуклюжести, с какой она, постоянно вздыхая, принимала мои ласки, было видно, что ее любовный опыт, матери двоих детей, начался и закончился эдак тридцать лет назад, не обогатившись с тех пор ни на йоту. Потом она мне еще несколько раз звонила, но я ссылался на свою кошмарную занятость, а совсем недавно по прошествии десяти или более лет я ее случайно встретил в вагоне метро. Она стояла рядом со мной у двери и, слава Богу, меня не заметила. Конечно, она постарела, но что-то в ней еще оставалось, что-то такое, из-за чего я мог бы ее снова соблазнить.

МНС –

В молодые годы у меня была знакомая, что называется, жрица любви, по каковой причине я с ней не был близок, так как предпочитал выбирать преданных и верных подруг. Но она любила рассказывать мне о своих приключениях, поскольку я любил слушать. Она начала свой путь с семнадцати лет и к двадцати двум годам имела уже более тысячи любовников. Внешне она не была ничем примечательной, но фигуру имела стройную, в которой пышность форм сочеталась с тонкой костью и узкой талией. Такое мужчины любят. Так вот, она мне рассказывала, что обычно начинала день с интимной близости с одним, в обед продолжала ее же, близость, с другим, а вечер заканчивала близостью с третьим партнером. Практиковала она и любовь сразу с тремя партнерами. К тому же была большой умницей и автором нескольких изобретений в области космонавтики. По-моему, она и сейчас там... Да, однажды она и меня как-то очень по-мужски прижала к стене, потребовав ласк, но я отшутился. Вообще, я по жизни неадекватно реагировал на женскую инициативу – она убивала мой секс, которому всегда требовался азарт охотника и первопроходца.

МНС+

Женщина – существо вертлявое, беспокойное, чувственное и крайне любопытное. Сначала она ищет принца, потом, найдя ему замену, ищет интереса в жизни, потом, родив детей, пускается в бег за уходящей молодостью, на всех этапах испытывая дефицит любви – ей постоянно ее не хватает, как новых туфель, юбок, колготок, платьев, кофточек, поездок на курорт, выходов в свет. Женщина всегда готова к любви – и мужчина, способный дать таковую хотя бы однажды, имеет почти 100 %-й шанс на успех. Когда женщина заявляет, что она никому не дает, это верный признак того, что она даст. Только не надо просить – она слишком горда, чтобы сделать шаг навстречу. Надо ее обмануть, проявив якобы силу. И она с удовольствием обманется, проявив якобы слабость.

МНС посторонний

Однажды в длительной командировке я жил в одном южном городе. Чтобы сэкономить на гостинице, я поселился в квартире знакомых чьих-то знакомых. И вот как-то утром раздался звонок в дверь, и женщина, что называется, приятной наружности, возрастом где-то около сорока, спросила, не помогу ли я ей вынуть ключ из замка, а точнее, открыть замок, в котором заело ключ. В квартире у нее остались дети – и ей не войти, не милицию же вызывать.

Я взял плоскогубцы и пошел на выручку. Замок был старый, с большим люфтом. Короче, повозившись минут пять, дверь я открыл, и дети (мальчик и девочка лет шести и восьми) бросились к матери в объятия. Я же пошел к себе, однако вскоре снова раздался звонок в дверь, и та же женщина с милой улыбкой отдала мне оставленные плоскогубцы. При этом мне показалось, что посмотрела она на меня на полсекунды дольше обычного для таких ситуаций. Через час снова раздался звонок в дверь – и я уже не сомневался, что это она. Так оно и было. Женщина сказала, что отвела детей к своей маме, а мне, спасителю, в благодарность принесла шоколадку. Люблю ли я сладкое?

Она волновалась, как бы была сама не своя, но уже не могла остановиться. Я молча обнял ее, прижал к себе, и так мы стояли, и нас трясло. Потом я за руку отвел ее в спальню, усадил на тахту и стал раздевать. „Я сама“, – сказала она. И вот мы разделись и легли. И тут готовность вдруг покинула меня. Не знаю, что случилось – может, ее тело, ее запах были не мои, но мы уже лежали голые, и странно было бы встать и начать одеваться. Женщина увидела мою проблему и быстро своими уже побитыми в борьбе с домашним хозяйством пальцами привела меня в необходимое состояние. Наверное, с час мы занимались любовью, и я полностью реабилитировал себя в ее глазах. Но она была НЕ МОЕЙ ЖЕНЩИНОЙ. На прощанье она сказала что-то в том смысле, что я очень избалован их сестрой.

Может, да, а может, нет. Просто у меня стояли перед глазами девочка и мальчик, которых она отправила к своей маме. Или что-то еще, чему нет названия, хотя, казалось бы, трепет, охвативший нас тогда, у дверей, он – оттуда, с небес...

Просто МНС

Думаю, правы те, кто говорит, что не мы, а женщина нас выбирает. Но иногда приходится блеснуть золотой фиксой, чтобы на тебя для начала обратили внимание.

Можно ли соблазнить женщину, которая любит другого? Можно, если у нее с другим нелады. Женщина умеет жестоко мстить своим любимым – так можно невзначай оказаться орудием ее мести.

МНС

Вчера, помаявшись в абсолютном одиночестве над заказной работой (все мои близкие разъехались кто куда), я оседлал свой горный байк и поехал на залив искупаться (напротив гостиницы „Прибалтийская“). Там, как всегда у парапета разный народ тусуется. Приезжают на лимузинах невесты с женихами. Невесты в розово-белых кринолинах, как бабочки, женихи все черном, как жуки... У воды народ пораздетей. Вода чистая, чище, чем в Репино – там она из-за дамбы недополучает невско-ладожской подпитки, цветет и чахнет.

Красоток не было – все красотки как раз и уехали на „вольво“ и „мерсах“ в Репино, – там самая-рассамая новорусская тусня, шашлыки на воздухе под потные хрипы Гарика Сукачева и галифейно-портупейное мужество группы „Любэ“, почему-то обласканной президентом Путиным, здесь же остался народ попроще и победнее. Много детей. Одна мамаша лет тридцати (с сухими кистями) и суховатой же грудной клеткой, несоразмерно длинной по отношению к ногам, тощие груденки в дешевом купальнике расположены почти посредине, а не повыше, там, где им положено, так вот эта самая мамка привлекла мое внимание тем, как она мелиорировала занятую под себя территорию. Прежде чем постелить покрывало на смесь песка и щебенки, она долго детской лопаткой пятилетнего шоколадного сынишки (кстати, пропорционального, видно, в папу) расчищала поверхность, придавая ей идеальный вид. Камни она складывала отдельной горкой, которую затем присыпала песочком, специально приносимым из по преимуществу песочных областей пляжа. Улегшись на покрывало, она вдруг сухими ступнями обнаружила оставшийся непорядок и, сев, стала с той же тщательностью удалять неподобающее. Наконец (прошло не менее получаса) все было фундаментально благоустроено, и женщина легла загорать, но тут же, вспомнив о сынишке, встала проверить, как он там в воде, на песчаном островке. Островок этот, занятый башнестроительной малышней – мое любимое занятие в детстве, у меня даже есть рассказ „Построй мне башню“ – этот островок предстал ее очам тоже в самом немеолиорированном виде, и она пошла обихаживать и его. Камни сюда, мусор туда, бутылки аж вон куда. Делала она это спокойно, без тени раздражения и недовольства, я бы сказал, самозабвенно, и подумалось – хорошо бы иметь такую вот соседку на своей лестничной площадке.

Когда я, решив искупаться, попросил присмотреть за моим байком, я был приятно удивлен ее негородской приветливой улыбкой и альтовым голосом, которым она выразила не только согласие, но как бы и соучастие в моей маленькой проблеме по охране личного имущества спортивного назначения. Я зашел поглубже и поплыл. Я не ахти какой пловец, но воду люблю. Всем морям, в которых плавал, предпочитаю Черное море, когда ты в ластах, в маске... (Только на Красном было еще ничего, но как-то знобко из-за акул). У меня даже было помповое подводное ружье – ни разу ничего из него не подстрелил, зато фанерных дверей и ящиков пробил немало. Вечером, заряженное, клал его в палатке под правую руку, на случай, если кому-нибудь придет в голову меня грабить и убивать (шутка). Господи, как спокойно, мирно, как безопасно в быту мы жили когда-то. Даже не верится. Бедный мой Крым, любимое место на Земле...

Итак, зашел я поглубже, поплыл и вскоре вижу: впереди навстречу плывет девчоночья головка, плывет как-то отчаянно, носик к небу, как в мольбе, задыхается, кашляет, видно воды наглоталась. Завидев меня, крикнула: „Тут еще глубоко?“ Не отвечая, я рванул к ней побыстрее, подплыл, сказал: не волнуйся я тебе помогу, положи мне руку на плечо. Она меня послушалась, мы поплыли рядом, и через метров пятнадцать я, нащупав ногой дно, спросил:

– Ты как – маленькая или длинная?

– Маленькая, – переводя дух, сказала она.

Держа под мышками, я вывел ее на мель – она и в самом деле была маленькая, девчоночка лет восьми.

– Что ж ты одна так далеко заплываешь? – спросил я. – А если тонешь, нельзя молчать. Кричи: помогите, спасите! – тебя спасут.

Но она уже забыла свои неприятности и едва ли меня слушала. Только еще кашляла отчаянно. А я вспомнил, что сам был в такой же ситуации однажды в детстве и едва не утонул, поскольку молчал. А молчал, поскольку стеснялся.

Выйдя из воды, я поблагодарил свою соседку за хранение моего транспорта – она благосклонно улыбнулась. Растираясь полотенцем, я заметил, что она следит за мной. Я не сразу уловил направление взгляда – ниже моего пупка – неотрывное, несмотря на мои движения и повороты. Уловив удобный момент, я глянул вниз и увидел, что в моих мокрых плавках отчетливо прорисовано мое естество. Я поднял взгляд и встретился в упор с глазами своей соседки. Они смотрели на меня с вызовом и согласием. И я почувствовал, что не отказался бы от нее – маленькой, тощей, плоскогрудой.

МНС минус-плюс

Похожая история (рука на плече) была у меня в Крыму, в Гурзуфе. Я только познакомился с одной молодой женщиной, и мы пошли искупаться – вернее, поплыли в разговорах о том, о сем. Мы заплыли довольно далеко, не только за буи, но и оставив за спиной рейсовые суда, снующие в обе стороны. И тут моя новая знакомая, прервав светскую беседу, вдруг делает несколько судорожных движений, и я понимаю, что она испугалась. Да, до берега было неблизко, и ей стало страшно, что назад ей не доплыть. Ее буквально парализовало, я же понимающе засмеялся (хотя мне было не до смеха) и сказал, что нет проблем, плывем назад, пусть только положит руку мне на плечо. Так мы и поплыли. Правой она гребла, а левой опиралась на меня. Потихоньку-полегоньку моя новая знакомая успокоилась, и через полчаса мы вернулись к берегу, попав, правда, в целое стадо медуз, что, как вы знаете, довольно мерзко само по себе. Но спутница, поскольку уже поверила в благополучный исход, вытерпела и медуз. Только на берегу я увидел, насколько она устала. Она была еле жива, бледна, с синими губами, хотя улыбалась. Статистика говорит, что на море гибнут прежде всего от страха.

Мы обсохли, переоделись, и я проводил ее до дому.

Продолжения эта история не имела – уж и не помню, почему. Скорее всего, потому, что никто не любит чувствовать себя обязанным. Даже своим спасителям...

МНС

Кажется, у Горького есть рассказ о юной красавице из народа, сидящей на барже, на горе астраханских арбузов. Горький самозабвенно описывает лицо этой красавицы и то чувство, которое она вызывает у героя, но все это трагически прерывается в тот момент, когда красавица открывает рот и изрекает слово, неважно какое, может быть, даже междометие. И очарование, потрясение, восхищение убито. Может, я все переврал в сюжете, так как читал этот рассказ лет сорок с лишним назад. Но суть его именно такова.

Что-то отдаленно похожее я испытал в минувшие выходные дни, когда с пятилетней дочкой отправился на городской залив возле гостиницы „Прибалтийская“. Там чистый песочек, чистая прохладная (ладожская) вода, так как устье Невы рядом. И вот, возвращаясь с дочкой на берег после очередного купания, я увидел, что рядом с нашим полотенцем впритык разлеглись три юные нимфы. В отличие от прочих, они из храбрости, рождаемой коллективизмом, обнажили свои груди. Какие могут быть груди у юных семнадцатилетних нимф? – конечно, красивые. Мужская половина пляжа постепенно перегруппировалась, так чтобы поле зрения постоянно находились три пары девичьих грудей. Мне же и вовсе не надо было суетиться, так как они светились прямо у меня перед носом. Да, все бы хорошо, но вот голоса у нимф были самые распэтэушные, дебильный хохоток и т. д., что почти напрочь убивало бессмертное очарование женской телесной красоты.

P.S. А вообще созерцание красивой женской груди – это эстетический праздник. Можно было бы устраивать сеансы для излечения мужчин от всяких там комплексов и неврозов. Только пусть демонстрантки на всякий случай хранят молчание.

Просто МНС

История такая: я всегда любил, чтобы во время занятий любовью женщины (девушки) подавали всякие голосовые знаки (одобрения, восторга, удивления, сомнения, неприятия, экстаза, недоумения, отторжения, притяжения). А еще я любил, чтобы все заканчивалось бурно и шумно и желательно с рыданиями (хотя Блок и говорил что „ничего не разрешилось весенним ливнем бурных слез“). Иногда я сам просил девушек (женщин) порыдать в виде маленького дополнительного подарка мне, хорошо потрудившемуся мужчине (юноше). И вот занимаюсь я как-то любовью с одной молодой красивой женщиной, и она, как в моем идеале, каждое мое движение сопровождает соответствующими голосовыми сигналами. Через пять минут меня это стало почему-то раздражать, а через десять минут я сказал, чтобы она замолчала. Она послушалась и стала молчать, как айсберг, и еще через пять минут я почувствовал, что с айсбергом, собственно, и имею дело. Нужно ли объяснять, что копуляция была окончательно испорчена, и мы расстались недовольные друг другом и больше никогда не встречались. В чем там было дело, я так и не понял, может быть, в тембре голоса, о влиянии какового на психофизику мужского эроса мы говорили вчера, а может, в том, что секс – это не компьютер.

А может, просто мы не любили друг друга.

МНС

Сегодня я это дешифрую как Мы Не Сдаемся.

Однажды, когда мне было двадцать пять лет (пусть мне всегда столько и будет), я отдыхал в Крыму. В тот раз, кажется, в Алупке. Жил на крутом склоне возле моря в одноместной палатке – таком, низкого постава, узеньком гробике. Впрочем, на двоих при желании места хватало. Напротив меня в четырехместной палатке гуртовались шесть темно-загорелых парней, похожих друг на друга, как баклажаны. Были они хохлами из Киева, студентами какого-то тех. вуза, предпочитали говорить по-русски, хотя с тем самым акцентом, о котором нужна отдельная песня.

В один из дней, когда я возился на берегу с маской и ластами, то ли выйдя из воды, то ли собираясь окунуться, с крутого склона, на котором стояли палатки, спустились два моих хохла, усталые, притомленные и жаждущие „купнуться“. Не помню, с чего начался наш разговор, но они сказали, что у них в палатке рыжая девица из Москвы, и что все они ее имеют по очереди, сейчас там с ней четверо осталось. Нет, никакого насилия – все по добровольному приятию и согласию. Поскольку мне не приходилось принимать участия в групповухе, я им не позавидовал. Однако вскоре увидел эту девицу, а на следующий день – еще раз, одну, сидящую на обочине одной из раскаленных улочек полуденной Алупки. Она была великолепна. Копна медно-рыжих вьющихся по плечам волос, длинные руки и ноги, тонкие щиколотки, вольный взгляд зеленых глаз – тип распутницы-интеллектуалки. Как-то ночью один их хохлов растолкал меня и попросил перейти в их совместную палатку, поскольку он привел себе девицу для индивидуального пользования. Я вылез, чтобы поменять крышу над головой. Рядом, отвернувшись в смущении, стояла какая-то обыкновенная пигалица... А рыжая, видно, еще не раз наведывалась к хохлам. Потом они снялись с места и, попрощавшись со мной, сказали, чтобы я принял у них рыжую. Я хмыкнул, типа – посмотрим. Но сам не без волнения ждал, что она придет. Она не пришла. Видимо, нашла другой коллектив.

МНС в дороге

В дороге жизненный тонус повышается. Не знаю, с чем это связано, видимо, с наблюдением новых мест, проносящихся мимо. Каждое могло бы быть твоим, в каждом ты жил бы как-то иначе, – в дороге ты пролистываешь книгу нереализованных возможностей, и железы твои работают на всю катушку, дабы вырабатывать гормоны мужества и отваги для покорения неизвестных пространств. Но можно отвернуться от окна, посмотреть внутрь металлической трубы, несущейся по рельсам, и поискать приключений, не отходя, так сказать от кассы. Я их любил – не деньги, приключения. В дороге я любил выпить красного вина и с кем-нибудь познакомиться. И хотя знакомства случались, но редко они доходили до стадии, которую уже можно смело назвать приключением.

Итак.

Обычно я ездил в купейном вагоне. И если в купе оказывалась одинокая (хотя не обязательно) молодая женщина, то это был всегда повод подумать о ее ответственности за мои мысли. А мысли у меня всегда катились в определенном направлении, как наш поезд. Однажды я ехал на юг в соседстве со здоровой молодой бабищей, она, как и я, занимала верхнюю полку – великолепная стартовая площадка для приключения... Ее мужик ехал то ли внизу, то ли, скорее всего, в другом купе, так как МПС (не путать с МНС) всегда продавало билеты с каким-то особым иезуитским подходом – чтобы доставить тебе и твоим близким максимум неудобств. Короче, вечером я по обыкновению принял на грудь в вагоне-ресторане пол-литра сухого вина и завалился на свою верхнюю полку. В купе было жарко, от жары меня еще больше разобрало, и я алчно глянул на соседнюю полку, где уже возлежала моя избранница-бабища. Нужно сказать, что страшна она была, как крокодил. Но в тот пьяный миг она показалась мне вожделенно-прекрасной (по известной формуле: некрасивых баб не бывает, бывает мало водки).

В полутьме я протянул к ней руку, чтобы дотронуться до одной из ее полувываливающихся из ночной рубашки грудей, но, потом решил, что народ внизу еще не угомонился и лучше подождать. Пережидая нижнее угомономление, я не заметил, как заснул, а наутро, проснувшись и еще раз глянув на мою гипотетическую любовницу, сделал глубокий выдох, поблагодарив бога Морфея за то, что отвел от меня этот нечистый искус и вовремя смежил мне веки.

* * *

Вторая история полностью противоположна первой, хотя сюжет в ней как бы зеркален по отношению к первому. Тоже женщина, но теперь рядом со мной на нижней полке, и тоже какие-то родственники то ли в соседнем купе, то ли на верхних, рано заснувших полках. Тут по зеркалу идут волны, ибо оно кривое, и когда его поверхность снова выравнивается, я вижу перед собой прекрасное женское тело, с которого сползла легкая простынка. Это тело принадлежит брюнетке лет двадцати шести. Тело крупное, но поразительно стройное, великолепная грудь, сильные бедра, от тела этого хорошо пахнет, хотя ему жарко, и все оно при том перетянуто сбруей гарнитура из дорогих причиндаликов черного цвета с кружевами, даже на ногах полупрозрачные чулочки, от которых вдоль литых белых бедер тянутся к ажурному поясу ажурные же резиночки с кокетливыми штрипками, под поясом черной летящей чайкой чернеют ажурные трусики, такие же кружева полуприкрывают совершенные полушария грудей, а над всем этим великолепием покоится на подушке прекрасное лицо, с закрытыми глазами, печальное во сне, и сверху вьется вдоль шеи, по плечу и предплечью черная, как бы бегущая к берегу мечты волна волос. Полночи я созерцал эту красоту, как эстет и гурман, не смея до нее дотронуться, чтобы ее не разрушить. Я уже прошел тот возраст, когда мне было совершенно необходимо погрузить свой предмет в знакомую среду упругости и горячей влаги. За прошедшие со дня потери невинности годы я, в общем, понял, что эта среда у всех примерно одинаковая, плюс минус влага, температура и упругость, и что дело совсем не в этом, а в чем-то другом, в любовной игре, в отношениях, в том, как и почему тебе уступают и отдаются или не уступают и не отдаются ни за что. Вот почему я просто недвижно молчал возле этой спящей красоты (как отрок Андрей в Тарасе Бульбе) – и мне этого было достаточно.

МНС в скобках

Совершенно правдивая дорожная история о том, чего не было и не могло быть, с дополнительными мерами безопасности для участников действия.

Однажды я возвращался из Риги. Дело происходило уже в постоветском (советском, царском) пространстве, потому охотников ехать из Риги в Питер оказалось маловато. В моем четырехместном купе почти до самого отправления было пусто, а потом вошла высокая стройная девица, обратившая на себя мое внимание какой-то не по-русски горделиво выпрямленной спиной да шляпой, какие в Питере еще не носили – большая такая шляпа, в стиле ретро. Девицу сопровождал некто очень смуглый, я видел только его косичку и каштановый отлив щеки. Я полагал, что мы поедем втроем – я, она и ее метис-мулат, но, когда поезд тронулся и девица наконец переместилась из узкого коридора в купе, оказалось, что она одна.

Дело было под вечер, но к разговору и знакомству почему-то не тянуло. Я, как водится, читал Владимира Соловьева – я его всегда читаю в поездах, а она, по моим наблюдениям, читал Генри Миллера, а именно „Тропик Рака“. Поскольку мы читали совершенно разнонаправленные произведения, то наши мысли, чувства и взгляды не пересекались. Меж тем сгустились зимние сумерки, явился вечерний чай, а затем пришла пора разбирать постели, что мы и сделали по очереди, деликатно выходя, чтобы не мешать друг другу. Да, молодая эта женщина (лет двадцати двух, мой любимый возраст) имела имя Оксана, и говорила по-русски, хотя и с латышским певучим прононсом. Когда я вошел после разбора постелей, она уже лежала с тем же Миллером в руке, причем одно ее плечо было обнажено и мне настолько понравилось, что я, улегшись, перестал читать Соловьева, а стал смотреть на это плечо, благо, глаза моей попутчицы были уставлены в книгу.

Наконец она, учуяв мое внимание, подняла их, наши взгляды встретились, и я спросил:

– Нравится?

Она кивнула, тут же показав лицом, что вообще-то читать ей надоело, и она не прочь поболтать. Что мы и начали делать, с каждой минутой все успешнее – факт, лишний раз подтверждающий мое коренное убеждение, что жизнь поинтересней самой блестящей прозы, буде даже с эротической закваской. Мы поговорили о литературе (Оксана оказалась прилежной читательницей), и перешли на ее собственные дела. Она была в каком-то бизнесе и ехала в Питер на три дня, чтобы просто отдохнуть и потратить доллары. Долларов было много, и в „Астории“ для нее был заказан номер-люкс. Поднялась она после студенческой бедности на челночных поездках в Польшу и другие сопредельные с бывшим СССР государства. Но особенно в Польшу. Что-то они увозили, кажется, ювелирные изделия, и чего-то привозили – кажется, всяческие шмотки. Там было дешевле это, здесь – то, первые месяцы горбачевской экономической свободы, когда и были сколочены из ничего, просто из перепродажи, первые состояния. О Польше у нее не осталось никаких воспоминаний, кроме огромного вытоптанного пространства рынка в каком-то приграничном городке, где все это обменивалось, на краю которого длинной полосой, шире государственной границы, лежало и прело человеческое дерьмо (туалетов в зоне свободного экономического предпринимательства тогда не было)


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю