Текст книги "Панарин, Василевский, Тарасенко, Бобровский. Русские дороги к хоккейной мечте"

Автор книги: Игорь Рабинер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

– То есть у вас к нему нет претензий?

– Никаких. С тех пор мы не виделись, но я человек отходчивый – и с удовольствием с ним бы встретился и поговорил. Думаю, его единственная ошибка была вот в чем. Да, я стал хуже играть, потерял уверенность. Мне кажется, он как тренер мог мне ее вернуть, дать понять, что я хороший игрок – и тогда бы я раскрылся.

Белоусов тоже не видит в той ситуации большой тренерской вины:

– У меня тренер был, Станислав Шадрин, царствие ему небесное. Такие методы воспитания, которые он применял, сейчас пресекают. По жопе ты получал постоянно! Все через боль. Потом ее подзабудешь, а требования уже заучил – и вроде лучше играть начинаешь. У Тёмы тренер Семендяев вроде их не трогал. А то, что в «Сигнал» его отправил… Сложно в то время было представить, что он станет такой звездой, в НХЛ будет играть. Маленький был, щупленький. С искривлением позвоночника, не рос из-за этого. Какой-то сутулый весь был.

Искривление позвоночника – диагноз, о котором никто применительно к Панарину никогда не рассказывал. Тем интереснее и важнее, что хоккеист смог преодолеть и сложности со здоровьем, стать суперзвездой.

Панарин не помнит, чтобы Семендяев сказал ему об отчислении лично. Начались первые предсезонные сборы, все пришли в раздевалку на общее собрание. И перед его началом один из родителей сказал Артемию, что видел письмо, из которого следовало – он едет в «Сигнал».

Для него это был стресс. Он подумал: «Если правда – это конец». Потом то же самое ему подтвердил дед. Тренер лично объясниться не счел нужным. Тем удивительнее, что Панарин с удовольствием пообщался бы с ним сейчас. Представляю на его месте, например, Кучерова…

Тёме было неприятно и тревожно. Он жил в интернате с ребятами из «Трактора», но теперь вместо тренировок в классной школе и комфортных условиях ему надо было ехать на трамвае на другой конец города, играть на плохом катке, с плохими хоккеистами, в плохих раздевалках… Он не хотел ездить на тренировки и нередко их пропускал. Это был момент, когда Панарин был ближе всего к уходу из хоккея.

– Не в обиду «Сигналу», но после «Трактора» это был полный отстой, – исчерпывающе формулирует Артемий. – Какое-то сборище дворовых ребят, которые хотят заниматься физкультурой. Я пошел вниз по ступеням. И у меня не было никого, кто бы сказал мне – надо собраться, доказать, вернуться в «Трактор».

В челябинском детском хоккее тогда сверкал Евгений Кузнецов. «Он всегда был в таком порядке!» – восхищается Панарин. Ему тогда до Кузи было как до неба. Теперь они оба – звезды НХЛ, но приставка «супер» именно на сегодня (2018-й год уже не берем) применима только к Артемию.

* * *

Первыми после конфликта с Шадриным, тренером в «Тракторе» (не путать с легендой «Спартака» с той же фамилией), в Подольск уехали Белоусовы. Около года Георгий прожил в интернате «Витязя», и однажды его отцу позвонил дедушка Панарина: «Моего Тёму совсем зажали, не знаю, что делать. Что посоветуешь? Может, поможешь как-то?»

Белоусов-старший предложил поехать в «Витязь», пообещал договориться. Артемию было двенадцать. Вопрос решили быстро, после первого же просмотра – все-таки в «Тракторе» ребят готовили серьезно, даже тех, кого ссылали в «Сигнал». Уровень по сравнению с подмосковной школой был другой.

– Знаю точно: мой отец договаривался, чтобы Тёму в Подольске посмотрели, – подтверждает Белоусов. – Но думаю, что там долго не надо было смотреть.

Панарин помнит, что ехал с Урала в Подмосковье на поезде и очень переживал, что не попадет в команду, а возвращаться толком некуда. Не в «Сигнал» же? Но в «Витязе» команда оказалась такая, что Тёма за второй круг, на который его заявили, набрал больше очков, чем другие за оба. Скоро даже стал капитаном.

– В Челябинске мы играли в первой группе детского хоккея – с Омском, Магниткой, другими хорошими командами, – рассказывает Белоусов. – В Подольске – во второй. Он приехал – навыки хорошие, техника. Всех обманными движениями раскидывал. Видел много раз, как вратарей обманывал и из-за ворот им забивал. Причем помногу. Вроде за игру ничего не сделал, но раз – и вот уже две! «Витязю» 91-го года он очень сильно помог.

А вот жить в интернате было непросто. Жора Белоусов, когда совсем допекало, звонил маме в слезах: «Мне здесь тяжело. Кормят плохо, старшаки все отнимают. Придешь, покушать купишь – борцы и боксеры все забирают…»

Номера были маленькими, но набивали в них по восемь человек, в два яруса. Двери не закрывались, заходи кто хочешь. О каком-либо личном пространстве не могло быть и речи. Оно возникало только в те минуты, когда на общий номер раздавался звонок, и дежурная кричала: «Панарин, к телефону! Дед!»

– Я очень вспыльчивый, очень, – признается Панарин. – Меня даже зажигать не надо. Напишет кто-то грубоватый комментарий в Инстаграме – сразу завожусь, отвечаю. Но проходит десять минут, мне становится по фигу. А если человек еще скажет: «Извини» – я его вообще расцелую. А вспыльчивость – она из интерната. Я такой агрессивный, потому что приходилось постоянно защищать себя. Был самым маленьким и худым, и надо было быть всегда готовым к отпору.

– Избивали?

– Чтобы прямо по лицу – нет. Когда уже подрос, в обиду себя не давал. Ни одного боя не проиграл, даже когда поменьше противника был. В десять лет, еще в Челябе, один раз пробили в ногу лоу-киком, а у меня тогда мышц не было. Получилось прямо в кость, я упал и орал от боли. Хотя воспитательницы меня новым ребятам в пример ставили – никогда не ревел. Пацаны постарше издевались над младшими, но я никогда не сдавался.

Белоусов развивает тему:

– Агрессия у него была, конечно. Представьте маленького пацана, который хотел бы жить в нормальных домашних условиях, есть человеческую еду, а не дошираки. И с хлебом, который у него старшаки забирают. Как тут злости не появиться?

Кормили очень плохо. Если тебе удастся на ужин доширак с одноразовым пакетиком майонеза съесть – это хорошо, а если сырок – так вообще классно! А могут и его у тебя забрать борцы и боксеры. Они чувствовали свою власть над нами. Если сегодня никто у тебя ничего не забрал, то ты довольным ложишься спать.

Но постоять за себя он умел, это факт. Даже если человек выше него на голову. Знаете, как я его называл? Клещ! Противник выше его на голову, а Тёма, маленький и худой, вцепится ему в глотку и будет его душить. Бывало, что и заваливал таких, а потом лежал на нем и долбил. Такой характер.

Мог ли Панарин пойти по дурной дороге? Запросто. Как и почти все тогда. Недаром он упоминал в одном из интервью, что у него «лет в пятнадцать были проблемы, когда голова могла улететь».

– Я же все равно сигаретки во дворах покуривал. Но большого интереса ко всему этому не просыпалось. В этом возрасте же еще важно, что девчонки начинаются. А я был такой маленький, что по этой части без шансов вообще. Не было даже желания куда-то ходить.

Однажды, правда, из школы «Витязя» он чуть не вылетел. За серьезное нарушение спортивного режима.

– На самом деле мы с ребятами годом старше напились водки, а не пива, как я сказал в фильме. Я никогда раньше водку не пил, а тут дошло до того, что по дороге обратно спьяну ботинки задом наперед надел. Ехали назад на общественном «пазике» вдвоем с пацаном, нам по пятнадцать лет, притом что оба лет на десять выглядели, а он вообще на девочку был похож. Он кричал взрослым, ехавшим после работы домой, что всем здесь набьет морду. Я в дальнем углу стоял, просто кипятком писал от смеха, что этот пьяный дурак несет. Кондукторша ему подзатыльники отвешивала.

Когда вышли около интерната, говорю – давай хоть погуляем, протрезвеем, а то как мы такие зайдем? А он авторитетно заявляет: «Чтобы протрезветь, надо лечь спать». И пошли в интернат, а там жестко спалились. Тот вообще не в адеквате, лыка не вяжет, я хоть разговариваю. Начинаю на ходу придумывать историю, как нас гопники поймали и говорят: либо вы пьете, либо мы у вас забираем телефоны и избиваем. И нам пришлось…

Нас двоих уже отчисляли. Но дед то ли звонил директору школы Сергею Левашову, то ли даже приезжал в Подольск, плакался, чтобы меня оставили. В результате пожалели. А того парня выгнали.

– То, что он тогда с водкой попался – единичный случай, – говорит Белоусов. – Системы в этом не было никакой. Не было у нас такого интереса жизненного.

Больше пьяных историй за юным Панариным не значилось. Хорошо, в тот раз пожалели…

* * *

А пожалели не случайно. К счастью, в «Витязе» нашелся взрослый человек, который сразу оценил способности Панарина и взял его под опеку – директор школы Левашов, сам бывший игрок. Временами он и домой к себе его забирал, кормил. Тёма стал там почти членом семьи.

– Левашов мне очень помог, – говорит Артемий. – Коньки, помню, покупали, краги давали, клюшки. Какую-никакую стипендию платили. А самое главное – не было такого, чтобы он за мной следил. Я чувствовал, что тренеры ко мне немножко по-другому относятся, чем к остальным, свободу дают. Думаю, это его рук дело. Не уверен, но мне кажется, что он говорил: с этим парнем поаккуратнее, это наша перспектива, надо ему давать играть.

Тёма и так уже чувствовал себя уверенно, а тут совсем поднял голову. В выпускном сезоне его команда проигрывала одному из соперников 1:5 и выиграла 6:5. Все шесть шайб забросил Панарин…

Тем не менее, как мы помним из его слов, максимум, о чем он мечтал – посидеть на скамеечке со взрослой командой «Витязя». Вся эта юношеская уверенность слишком уж далеко не распространялась. И амбиции на тот момент были так себе. Белоусов подтверждает: никаких особых иллюзий Артемий в то время не строил.

– Кто думал, что у него так все повернется? – рассуждает друг Панарина. – Никто. На тот момент было просто приятно, что его вызвали в первую команду. Помню, как он часто говорил Акулинину, тренеру юниоров «Витязя»: «Игорь Иванович, ну вот он я, готов играть! Скажите, чтобы меня в первую команду потренироваться взяли!» Тот отвечал: «Да ты еще маленький. Тебя толкнут о борт, ты упадешь и развалишься». А вот когда он подрос – это дало большой толчок. Играть-то Тёма умел всегда. Тут и хоть как-то вытянулся, и подкачался, жилистый стал. Помню, на тренировки прихожу, смотрю, он там спину качает каждый день. Спрашиваю – что такое? «Сказали – если не будешь, тебе п…ц».

Говорить, что уже тогда Панарин твердо встал на верную хоккейную дорогу, было бы все же преувеличением. Тёма – человек откровенный, способный рассказывать о себе истории, которые почти любой другой закопает в самых тайных уголках памяти. Взять, например, его знаменитое интервью журналисту Sports.ru Александру Головину с критикой в адрес Владимира Путина и вообще устройства общественно-политической жизни в России, за которое Панарину потом «прилетело» от многих стремившихся выслужиться перед высоким начальством граждан.

В той честной беседе, нелицеприятно отзываясь о других, Артемий не жалел и себя. Вспоминал времена подольского интерната:

«Воровали, кстати. Телефоны, кошельки. Денег же нет – еда была три раза в день, но не сказать что хорошая. И хотелось вкусно покушать. Пойти купить себе мороженку. Доширак вечером съесть, шоколадку. Приходилось так делать.

Люди, когда на массовое катание приходите, кошельки забирайте с собой.

Начиналось все с интерната. Там жили боксеры и борцы. Оставляешь в комнате телефон на две минуты – все, его не будет. Постоянно с собой надо все носить. В Челябинске такого не было: телефон оставил на месяц – его никто не возьмет. Но там помоложе, а в Подольске взрослые ребята, постоянно можно было что-то «потерять». Мы это переняли.

Нас была группа – человек пять. Как происходит массовое катание, мы идем на стадион. Заходим типа посмотреть – нас же все вахтерши знают, пускают. Последний человек из раздевалки выходит, мы – туда. Идешь по карманам. Помню, нашел белорусские деньги – тысяч двадцать или пятьдесят. Друг мой взял, я как вырвал у него из руки! Потом посчитали – сто рублей».

– Вас не ловили, не сажали ли в каталажку? – спросил я у Артемия после.

– Не сажали, – отвечает Тёма. – А спалили меня только однажды в большом торговом центре рядом с интернатом. Бывало, выносили оттуда шоколадки в носках, когда еще металлоискатели не поставили. Потом поставили, и выносить мы перестали. Ели прямо там, в продуктовом. Быстро съедали, фантик прятали где-то. А попались на том, что один мудила сказал, что камера не работает. И я прямо под камерой спрятал фантик в майонез. На кассе нас забрали. Но что с нас, интернатовских, взять? Поругали чуть-чуть и отпустили.

Мордобой тоже был если не прямо обычным, то уж точно не диковинным делом. Однажды близ интерната Артемия и его друга какие-то чужаки хотели избить, но это увидели боксеры и борцы. Те самые, которые отбирали у юных хоккеистов еду, однако тут-то нападали на своих – и все внутренние противоречия сразу забылись. Повыскакивали и отметелили пришлых.

Такая там была жизнь. Она Тёму, с одной стороны, закалила, с другой – могла отправить совсем не в том направлении. Но стержень внутри него оказался правильный. Хоккейный. И, когда спрашиваю, можно ли его назвать воспитанником «Витязя», Панарин отвечает:

– Дед в интервью сказал, что я – его, дедовский. Да, это так. Но второе место у «Витязя».

Рассказываю Георгию Белоусову историю, что Никита Кучеров с первого большого контракта в НХЛ подарил своему первому тренеру Геннадию Курдину джип. И спрашиваю, делал ли кому-то такие серьезные подарки Панарин.

– Знаю, что он маме дарил автомобиль, – отвечает хоккеист. – И еще один – деду. Сначала, когда еще здесь был, – русскую, «семерку» «Жигулей». А уже когда заиграл в НХЛ – «Хендэ», джипчик I-35. На нем дед сейчас и передвигается.

– А ты себе какие-то подарки просил?

– Только кепки, другую атрибутику. А так мне от него ничего не надо. Главное – ощущение, что он всегда рядом.

* * *

В детскую команду Артемий приехал из Челябинска королем. То, как он пробивался во взрослый хоккей – уже совсем другая история.

В семнадцать лет попал во вторую команду, а через полгода подняли в первую, за что он по сей день благодарен ее тогдашнему главному тренеру Сергею Гомоляко и специально просит подчеркнуть, что начал играть во взрослом «Витязе» при нем. При Андрее Назарове – только продолжил.

– Когда Гомоляко забрал Артема в основную команду, родители в Подольске взбунтовались: «Почему взяли только иногороднего, а не наших?!» – рассказывал в интервью «Спорт-Экспрессу» дед игрока. – Тогда на просмотр отправили целую пятерку, никто не прошел – только Артем.

– Никто там не думал, что он вырастет в суперзвезду, – добавляет Георгий Белоусов. – А Гомоляко – вообще красавец, спасибо ему огромное. Об этом человеке можно сказать только позитивные вещи. Он нам обоим помогал, не только Тёме. Мы его не подводили, старались играть хорошо. Потому что он реально в нас поверил.

Контракт Артемия с «Русскими Витязями», фарм-клубом, подписывал менеджер Леонид Решетников. В первом сезоне во второй команде зарплата Тёмы должна была составить 9500 рублей, в случае перевода в первую – 20 тысяч. На следующий год – соответственно 14 и 28. Решетников приговаривал: «Так, у тебя сейчас девять с половиной. В первый год ты точно в первую команду не попадешь. Во второй – тоже. Третий – будешь уже рядом, но шансов мало. А вот на четвертый год в первой команде у тебя зарплата шестьдесят тысяч рублей, ты будешь плотно сидеть под ней».

Через полгода Панарин заиграл в главной команде «Витязя». Но обидел его не тогдашний прогноз Решетникова, а то, что произошло следующим летом. В первом сезоне Артемий стал лучшим бомбардиром второй команды, двое лидеров которой получали по 200 тысяч. Тёма надеялся, что его контракт перепишут в сторону повышения, он уже даже считал, сколько надо откладывать в месяц, чтобы купить подержанную «Мазду», хетчбэк – очень ее хотел.

И летом после такого сезона тот же Решетников говорит ему: «Тут законы поменялись, надо переписать контракт. Вместо 9 с половиной тысяч будешь получать 7 с половиной». Панарин позвонил Алексею Ярушкину, главному тренеру второй команды. Тот сказал ему, чтобы ничего не подписывал – Тёма так и поступил, но шел на базу обиженным на весь мир. Человек он незлопамятный, но даже у него перед глазами до сих пор стоит этот эпизод. Правда, вспоминая его, Тёма посмеивается.

– Разгонюсь, думал, блин, на автобусе, врежусь в этот дворец, что-нибудь этим гадам разобью, – сочно формулирует он тогдашние мысли. – В итоге Ярушкин позвонил, сказал, что мне сделали 12 тысяч рублей. Подняли на три тысячи!

В год перед выпуском из школы «Витязя» и переводом во вторую команду Панарин подрос – и как только оказался в «Русских Витязях», его, как он выражается, сразу же «посадили под штангу». До того он никогда с ней не сталкивался – в школе и зала тренажерного толком не было. Неудивительно, что столь резкий переход к силовой подготовке вызвал серьезные проблемы со спиной.

– Через полгода попал в первую команду и после каждой игры съедал по две обезболивающие таблетки, потому что вообще невозможно было сидеть. Проверили спину и сказали, что она у меня как у 60-летнего дядьки. Врач добавил: «Смотрим на тебя еще годик. Если будут ухудшения – то под списание. Мы в тебе не будем нуждаться».

Артемий испугался так, что весь год круглыми сутками качал спину – и потом еще года три делал то же самое. Это ему здорово помогло твердо держаться на коньках – до того, как Тёма выражался, его «на ветру болтало». Даже летом, приезжая в Коркино, он без остановки ходил в зал и достаточно хорошо накачался – по крайней мере, по сравнению с тем, что было. Сразу потерял в технике, довольно долго ее восстанавливал, зато ветром его больше не сдувало. В НХЛ это ему сильно пригодится…

* * *

18-летний Панарин был доступен на энхаэловском драфте 2010 года, но никто субтильного форварда не выбрал. Тогда это еще можно было понять. Но чтобы его не задрафтовали и год спустя, когда он уже был автором двух шайб в финале молодежного чемпионата мира…

– Мои габариты, видать, людей смутили, – реагировал он спустя шесть лет на мое удивление по этому поводу. – Ну и хорошо, что так получилось. На самом деле я рад. Потому что у меня появился выбор, куда пойти. Все, что ни делается, к лучшему. Если бы меня тогда поставили на драфт, сейчас мог бы оказаться не в том клубе, в котором нужно.

Теперь же я спрашиваю его, как он отнесся к этому в то время, не ударило ли это невнимание психологически.

– Вообще не ударило, – говорит Тёма. – Потому что я никогда не ставил себя наравне с топ-ребятами из той молодежки – Тарасенко, Кузнецовым, Кицыным, Орловым. В голову не могло прийти, что буду там же, где они. Да я даже не знал, что такое драфт!

Слышишь это – и снова думаешь о том, где сейчас Панарин и где Кицын.

На МЧМ в Баффало, который завершился легендарным финалом с Канадой и последней на сегодня победой сборной России, Панарин выходил в четвертом звене. До решающей встречи игрового времени у него было немного, отличиться удалось только одной заброшенной шайбой. Геройства были припасены на главный момент…

– Валерий Брагин верил в меня всегда, – вспоминает Артемий. – Ему все говорили: «Он маленький, как будет с канадцами биться?» Чтобы понять это, он для начала взял меня на суперсерию. Помню, я старался проявить все лучшие качества, рубился со всеми в углах. У меня был выбор. Легче было отбывать номер, ездить, никого не трогать. Но из-за непростого детства, из-за того, что был голодный, я психологически немножко сильнее других ребят. У меня очень развито это чувство – за свое буду грызться, вцеплюсь мертвой хваткой, но своего добьюсь.

Как раз тогда это и проявилось. Панарин, как он выражается, «закусывался в углах с этими огромными защитниками», и тренеру Брагину это понравилось. По итогам ежегодной суперсерии между лучшими канадскими и российскими молодыми хоккеистами он в интервью отозвался об Артемии одобрительно, хотя по ее ходу произошел эпизод, которым игрочок тренера разозлил.

– Брагин относился ко мне как к недисциплинированному хулигану, от которого можно ждать чего угодно. Например, того, что на серьезном собрании заржу как конь. Как раз в Канаде на суперсерии был момент: он какую-то речь толкает, ругает кого-то. В том числе и мне «пихает», что я в пустые ворота не попал. Уже руки поднял радоваться, но шайба в ворота не залетела. И тренер говорил, что так нельзя.

В этот момент я увидел, что ребята держатся из последних сил, чтобы не засмеяться. И мне от этого стало так смешно, что я не выдержал – и как взорвался! Две минуты не мог успокоиться. Вся команда в тишине сидела, на меня смотрела вместе с тренером. А у меня – сопли, слюни. Потом Брагин минут 15 сидел молча, после чего встал, сказал: «Жалко, что мы в Канаде» – и ушел. Были бы дома – выгнал…

Но в итоге тренер хоккеиста не наказал. Правда, позже говорил команде:

– Вот Панарин. Как его брать на чемпионат мира?

Партнеры хихикали, говорили: ничего, все нормально будет! И тренер решился. Оказалось в итоге намного более чем нормально…

Белоусов вспоминает о финале с Канадой:

– Мы все болели за Панару на том чемпионате, переживали. Во время финала были в Череповце, игра на следующий день. Ночь, четыре или пять утра. Я будильник завел, думал третий период посмотреть. Включаю – 0:3! Кто-то после этого выключил, а я, раз уж проснулся, решил посмотреть. И тут Панара одну – херак! А потом понеслось. Вторая, третья… Очень рад был за него. И сейчас рад. У меня никогда не было к нему зависти. Понимаю, что не каждому такое дано – забить в финале молодежного чемпионата мира и тем более в НХЛ на ведущих ролях быть. Молодец!

– Ты к нему в Северную Америку ездил?

– Он предлагал: «Сейчас дом куплю, приезжай!» Но куда я с тремя детьми поеду? Тяжело. Перелет 12 часов. Может, дети подрастут – соберемся, съездим с удовольствием. А он потом подойдет к тренеру, скажет: «У меня есть правый крайний…» Шучу, конечно. Английского не знаю, трое детей – какая там НХЛ…

Это сам Белоусов такой скромный. А Панарин говорил о нем общему знакомому: «Если бы Жора захотел, он мог бы играть где угодно. Он талантливее, чем я! Но есть определенные вещи, которые мешают ему это сделать».

Панарину не помешало ничто.

Миф, озвученный в интервью дедом, что в момент первого своего гола Канаде Панарин не должен был находиться на площадке, а сам выскочил вместо травмировавшегося партнера, Тёма опровергает. Говорит – это другая история. Уже после молодежки его привлекали в первую сборную. Во время матча с норвежцами в питерском дворце спорта «Юбилейный» наш герой весь матч оставался на скамейке, сборная вела 5:2. И в третьем периоде договорился с двумя партнерами, что дадут ему по одной своей смене.

– Замерз на лавке, а еще в перерыве орехов объелся, – в своем стиле вспоминает он. – В первой смене даже катить нормально не мог, а на вторую за пять минут до конца вышел и забил шестой гол. Еду и Брагину показываю: «Две смены мне надо, и я все сделаю». Он смеется…

Судя по всему, и в то время Артемий еще мог пойти не по той дорожке, которая привела его в примы НХЛ. Даже из диалога с Белоусовым можно было сделать вывод, что Панарин мог тогда стать звездочкой местного розлива. Спрашиваю его, была ли у Тёмы когда-нибудь звездная болезнь, и слышу:

– После молодежного чемпионата мира. Так разговаривал, что мне тогда вообще не хотелось с ним общаться, неприятно было. Тьфу! Я – простой человек, а он приехал такой: «Мне сюда, мне на интервью…» Не хочешь – не разговаривай, мне вообще по фиг. Я сказал ему тогда: «Так будешь себя вести – общаться с тобой не буду! Ты мне такой на х… не нужен». Может, он понял? Наверное, ему надо было это переварить. Прошло время – и все устаканилось, отношения стали такими же, как прежде. И больше не менялись, каких бы успехов он ни достиг даже в НХЛ.

Сейчас, во время сезона Артемия за океаном, они созваниваются нечасто. Но если это происходит, могут и час проговорить. Стоит один детский прикол вспомнить – за ним следует второй, десятый… И снова начинается веселье из совсем другой жизни, из прошлого, когда у того же Белоусова еще не было троих детей, из-за которых он давно не думает ни о каком отъезде в Америку.

Я спросил Панарина – кому из подмосковного клуба, кроме привлекшего его в первую команду «Витязя» Сергея Гомоляко, он благодарен больше всех.

– Алексею Жамнову, – отвечает он. – Как генеральный менеджер, он говорил тренерам, что я перспективный, меня нужно ставить, обращать внимание, давать время. Андрей Назаров давал много играть, у нас хорошо получалось в связке с Михаилом Анисиным. А при Юрии Леонове я уже сам много показывал, усиленно тренировался, доказывал ему – и он перевел меня из третьего звена в первое.

– Какая была самая жесть у Назарова? Твой друг Белоусов называет работу с ним школой жизни.

– Никакой жести не было. Сборы у него достаточно сложные. Он меня не трогал, за что ему большое спасибо. Особо не ругал. Я чувствовал поддержку и работал. Самое смешное было на собраниях, когда он матерился и такие коры выдавал!..

Говоря это, Панарин еще не представлял, какую «кору» Назаров выдаст в «Комсомольской правде» во время сезона-2020/21…

* * *

В именитом «Ак Барсе», первом большом клубе, куда Панарин перешел из «Витязя», у него не получилось. Владимир Крикунов, вроде бы тренер с наметанным глазом, открывший Павла Дацюка, Артемия не раскусил, о чем потом не раз высказывал сожаление. Впрочем, и тут, как и в случае с Семендяевым, хоккеист обиды не затаил.

– Вообще никаких обид! Потому что, опять же, это сыграло мне на руку. Не представляю, что в «Ак Барсе» я мог бы тогда прогрессировать. Там были большие звезды, чемпионы мира – Морозов, Зарипов, Терещенко. Мне было бы очень сложно там пробиться на топовые роли, и меня еще на год вернули в «Витязь».

Тем более что я хулиганил и в Казани, и до того в «Витязе». Гуляли с ребятами, что там говорить. И в «Ак Барсе» все это продолжалось. Дошли слухи, что меня подспалили и поэтому не дают играть. Поэтому, когда в «Витязь» вернули, я там кремень стал. В зале пропадал, работал над собой. Жизнь ударила, подсобрался, сказал себе: «Мне эти гулянки не нужны, хочу играть в хоккей». И после этого меня забрали в СКА. Когда перешел туда, следующие четыре года по ходу сезона вообще ни капли не выпивал – два года в Питере, два – в «Чикаго».

Белоусов говорит чуть ли не слово в слово:

– Когда его в Казань взяли, он там барагозил, не режимил. После этого вернулся в «Витязь», сел там, задумался: «Блин, если меня еще раз куда-то в сильную возьмут, и я снова обосрусь – больше не возьмут никуда!» И решил: хватит гулять, это – путь в тупик. Буду заниматься любимым делом, а там – как получится. Многое переосмыслил.

Именно поэтому его в СКА и пригласили. Только там, в Санкт-Петербурге, он и начал думать об НХЛ…

– Помню, Тёма говорил: «Переживаю немножко. Но в принципе думаю, что в СКА все получится», – продолжает Белоусов. – Мы все понимали, что у него есть техника, талант, катание, ум. Но кто мог подумать, что ему в СКА доверят играть в ведущих звеньях? Никто!

Первым его тренером в питерском клубе был финн Юкка Ялонен. При нем Артемий пахал, доказывал. Впервые в жизни на морально-волевых выполнял «тест Купера», после которого едва мог дышать. Тренер ставил его в основном в нижние звенья – с Кучерявенко, Макаровым, – что не помешало Панарину в первом же полном армейском сезоне-2013/14 забить 20 голов и набрать 40 очков – столько же, сколько капитан Илья Ковальчук. Было чем гордиться!

А потом СКА возглавил Вячеслав Быков. Человек, тренировавший сборную России на двух золотых чемпионатах мира подряд, в Квебеке-2008 и Берне-2009, случившихся после 15 лет чемпионской «засухи». Специалист, обожающий красивую комбинационную игру – и создавший в Питере изумительное звено, в котором объединил Панарина с Вадимом Шипачевым и Евгением Дадоновым. Они тут же принялись разрывать всех, играя и за клуб, и за сборную.

– Думаю, это ему дало большой толчок, – размышляет Белоусов. – Когда играешь с такими партнерами, начинаешь мыслить по-другому, стараешься выйти на новый уровень. И у него это получилось.

С Дадоновым они видятся всякий раз, когда их клубы встречаются в НХЛ. Успешный первый сезон Панарина в «Чикаго» вдохновит многих его соотечественников – все-таки ему было двадцать четыре года, и своим блеском в «Блэкхокс» он объяснит им, что можно в уже достаточно зрелом возрасте перебраться за океан и оказаться там успешным.

– После его удачного сезона многие, и я среди них, по-другому посмотрели и на свои перспективы в НХЛ, – рассказал мне Евгений весной 2019-го. – А когда Панарин уезжал, лично я в него верил. Может, и не думал, что все так ярко получится прямо с первого сезона. Но играл с ним и знаю, какими качествами на льду и характером он обладает. Поэтому не было мысли, что у него не получится вообще.

– Не скучали по вашей питерской тройке?

– Ну, вот так чтобы сидел и скучал – нет. Но как-то наткнулся на видео, где были ее голы и моменты – и вот тогда ностальгические чувства нахлынули. А в этом году уже сам сознательно еще раз это видео пересмотрел…

Дадонов говорит это – и я думаю, что, сложись такая тройка в советские времена, она прожила бы лет пять минимум. А то и дольше. Теперь время в хоккее – да разве только в нем? – летит намного быстрее. Тройка играла всего год, но память о ней жива.

А Панарин тот сезон, в котором СКА во главе с их звеном выиграл Кубок Гагарина, называет переломным в карьере. Хотя и уточняет: нельзя сказать «просто фартануло», когда Быков поставил его в такое звено. Предыдущим сезоном, когда он набрал столько же очков, сколько Ковальчук, он на эту удачу наработал.

– У нас втроем «химия» была, мы сумасшедшую игру еще на сборах показывали! – улыбается Артемий.

Двое из троих сейчас играют в НХЛ. Третий, центрфорвард Шипачев, поехал в «Вегас», но не был принят с распростертыми объятиями и быстро вернулся домой. Панарин не склонен видеть в этом малодушие.

– С Вадимом – сложная ситуация. Все-таки игрок немолодой, уже на очень хорошем счету в КХЛ. У каждого своя жизнь. Есть хоккеисты, у которых ценности распределяются так – прежде всего семья, близкие, здоровье, счастье. А хоккей даже не в топ-5. На тот момент, когда я уезжал, у меня было по-другому. Хоккей для меня стоял на первом месте, деньги были не важны. Думал так: уеду и там уже разберусь. Так все и вышло. Был бы постарше – может, думал бы по-другому…

Артемий привез в родное Коркино выигранный со СКА Кубок Гагарина.