Текст книги "Загадка 1185 года. Русь - Восток - Запад"

Автор книги: Игорь Можейко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 37 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

В монастырях служили молебны за здравие императрицы, были помилованы и возвращены из ссылки некоторые второстепенные участники заговора.

Когда это не помогло, правитель-инок решил, что рождению внука мешают духи его врагов, погибших во время смуты двадцатилетней давности. Поэтому после консультации с покорным теперь Госиракавой был издан указ о возвращении императорского звания сосланному после смут и умершему в безвестности Сутоку, затем решено было умилостивить и дух министра Ёринаги Фудзивары, убитого самураями Тайра.

В торжественной обстановке был обнародован императорский эдикт о присвоении покойному министру второго ранга Ёринаге звания главного министра империи. После этого придворному летописцу велели отыскать могилу Ёринаги и довести эдикт до сведения его духа. Однако, когда тот приехал в деревню, возле которой двадцать лет назад стрела пресекла жизнь Ёринаги, обнаружилось, что самураи Тайра выкопали останки министра и разбросали кости вдоль дороги. Вот и пришлось придворному летописцу зачитать эдикт траве, которая росла в придорожной канаве.

Радикальные меры помогли. Молодая императрица родила младенца мужского пола.

Наступил 1180 год – ему было суждено стать поворотным в истории страны.

Трудно установить точную последовательность событий, но вернее всего сначала умер мудрый Сигэмори – старший сын правителя-инока. Это был единственный человек, к мнению которого прислушивался Киёмори. Сигэмори заболел после того, как съездил на богомолье в монастырь Кумано. Впоследствии японские моралисты утверждали, что в монастырь князь отправился неспроста: он молил богов даровать ему смерть, чтобы не быть свидетелем злодеяний, совершаемых его отцом. Версия более чем сомнительная, потому что за годы, прошедшие после раскрытия заговора, никакими чрезвычайными злодействами правитель-инок не отличался, а суровость характера отца и его строгость в управлении страной вряд ли могли повергнуть Сигэмори в крайнее уныние. Возможно, то было отражением ходивших в столице слухов о неладах в семействе Тайра, а может быть, благочестивая выдумка авторов, желавших доказать доверчивому читателю, что даже близкие не одобряли поступков Киёмори.

Сигэмори отказался принять знаменитого китайского врача, которого выписал отец. Мотивировал он это чисто патриотическими соображениями: «Мне не хотелось бы быть обязанным жизнью какому-то иностранцу».

Узнав о словах доблестного Сигэмори, правитель-инок прослезился и заявил: «Наша маленькая Япония – слишком тесное вместилище для столь великого духа». После этого вернулся к себе в усадьбу и больше сына не навещал.

На восьмой день болезни князь Сигэмори умер, оставив пятерых сыновей, старшим из которых был весьма популярный в японской истории Корэмори.

После смерти сына правитель отбыл в дальние вотчины, и несколько недель о нем не было слышно.

Внезапно разнеслась весть, что Киёмори Тайра возвращается в столицу во главе нескольких тысяч вооруженных солдат.

Трепетавший от страха император-инок Госиракава послал к Киёмори монаха, который был причастен к заговору, но уцелел, потому что заговорщики его не назвали.

Приехав утром в усадьбу Киёмори, монах уселся у веранды в ожидании, когда его примут. Ему пришлось просидеть целый день. Лишь поздно вечером князь Тайра принял монаха и изложил ему свои претензии к Госиракаве.

Во-первых, император-инок не соблюдал траура по Сигэмори и еще до истечения срока траура устроил праздник с музыкой. Во-вторых, отобрал у сыновей Сигэмори земли, которые были за службу подарены ему на вечные времена. В-третьих, отдал высокую должность не зятю Киёмори, как было договорено, а сыну своего канцлера Мотофусы. К тому же Киёмори напомнил об участии императора в заговоре.

Когда монах пересказал эти слова императору-иноку, тому нечего было возразить: обвинения Киёмори были справедливы.

На следующий день по распоряжению правителя-инока сорок три высокопоставленных чиновника были лишены должностей, канцлер Мотофуса сослан.

Еще через четыре дня наступил последний акт драмы. С утра самураи окружили дворец императора-инока, и разнесся слух, что они намерены сжечь заживо всех его обитателей. Госиракава сидел в тронном зале и ждал смерти.

В зал вошел Мунэмори, второй сын правителя-инока, ставший теперь наследником. Он был в латах и шлеме.

– Носилки ждут у дворца, – сказал он. – Прошу вас немедленно пройти туда.

– Но я не знаю за собой никакой вины! – попытался возразить император-инок.

– Вам ничто не грозит, – ответил Мунэмори. – Вы сейчас проследуете в загородную резиденцию. И будете там находиться, пока в государстве не наступят тишина и порядок.

Лишь один слуга да старуха кормилица осмелились сопровождать императора-инока. Там, оторванный от всех, он проводил месяц за месяцем. Грустную картину этого заточения рисует «Повесть о доме Тайра»:

«Миновала уже половина зимы, лишь громкий посвист зимней бури в горах доносился в усадьбу, да ясным светом сияла луна в заледеневшем саду. Снег плотной пеленой заносил сад, но никто не оставлял следов на белом покрове; пруд сковало льдом, исчезли птицы, прежде стаями летавшие над водой… Морозной ночью издалека чуть слышно долетал к изголовью веявший холодом стук валька, да на рассвете за воротами раздавался в отдалении скрип повозок, ломавших хрустевшие под колесами льдинки. По дороге спешили путники, ступали вьючные лошади – это зрелище жизни, по-прежнему совершавшейся в бренном мире, навевало печаль на государя. Вооруженные до зубов воины днем и ночью сторожили ворота».

Той же весной 1181 года наступила очередь юного императора Такакуры. Его не спасло даже то, что он был женат на дочери правителя-инока. Тому были известпы связи Такакуры с враждебными вельможами, влияние на него Госиракавы. Император Японии должен был быть абсолютно послушен дому Тайра, а этого можно было достичь лишь одним – сменой императора. Ведь Антоку, сыну Такакуры, внуку Киёмори, уже исполнилось три года. Возраст достаточный, чтобы стать императором.

На Японию обрушилась новая весть: Такакура добровольно отказывается от престола в пользу своего сына. Это еще более усилило раздражение феодалов, угрюмо сидевших в своих поместьях.

Три драгоценности – священный меч, священное зеркало и священную яшму – перенесли в новый дворец, а Киёмори и его жена были провозглашены дедом и бабкой императора.

Такакуре дозволено было отправиться на богомолье и даже навестить опального отца. Отныне в Японии три императора: дед, отец и внук, но ни один из них не правит – правит Киёмори Тайра.

Чем безмернее становилась власть старого правителя-инока, тем сильнее росли ненависть к нему и готовность к сопротивлению. Процесс был необратим, какие бы жестокие кары ни обрушивал Киёмори на непокорных.

В Киото, на Третьей дороге, стоял скромный дом принца Мотихито, второго сына Госиракавы. Престол по праву должен был в свое время достаться ему, а не его младшему брату. Но Тайра никогда бы не допустили, чтобы Мотихито стал императором: он не приходился им родственником. Принц играл на флейте, занимался каллиграфией и писал стихи. Так он дожил до тридцати лет.

В тот год, когда Киёмори заставил отречься от престола Такакуру, к принцу Мотихито приехал гость – бывший вельможа третьего ранга, а ныне монах Ёримаса Минамото. Монах принялся уговаривать принца возглавить восстание против Тайра. Он сообщил, что многие вельможи только ждут сигнала, чтобы подняться против Киёмори, но у них нет знамени, нет человека императорской крови, вокруг которого можно было бы собирать войска. Ёримаса доказывал принцу, что в восточных и северных землях у врагов Тайра есть надежные замки, верные самураи.

Принц колебался, но в конце концов дал себя уговорить. И подписал манифест к вельможам и феодалам с призывом подниматься на войну против Тайра. Ёримаса отправился с манифестом на восток, где жили его родственники и друзья. Теперь у них был документ, который давал моральное право более не подчиняться правителю-иноку.

Первым делом Ёримаса отвез манифест скрывавшемуся на севере Ёритомо, старшему сыну погибшего за двадцать лет до того вождя клана Минамото. От него поехал по соседним замкам и усадьбам.

Поездка монаха из рода Минамото не прошла незамеченной. Губернатор северной области, верный вассал Тайра, дознался, что Ёримаса остановился в большом монастыре, где подстрекает к бунту монахов. Он решил разгромить заговор в зародыше, собрал тысячный отряд и бросился к монастырю. Но об этом стало известно нескольким феодалам, уже читавшим манифест, – они реагировали очень быстро: тут же отправились к монахам на помощь. И когда войско губернатора прибыло под стены буддийской обители, там уже собралось более двух тысяч защитников. После трехдневного боя губернатору пришлось отступить.

В те дни в холодном доме императора-инока Госиракавы вдруг появился целый выводок хорьков. Они носились по комнатам, громко пища. Госиракава не на шутку перепугался и послал письмо об этом главе ведомства астрологии и гаданий. В то время гадания были столь же обычны, как сегодня прогнозы погоды. И прорицателям верили так же умеренно, как синоптикам сегодня.

Верному слуге удалось ускользнуть из усадьбы и получить ответ в ведомстве. Ответ гласил: «В ближайшие три дня вы испытаете сначала радость, а потом горе».

Как утверждают современники, предсказание сбылось. Радость последовала на следующий же день: Киёмори смилостивился и разрешил императору-иноку вернуться в столицу, но не во дворец, а в дом покойной императрицы, под строгую охрану. Но тут же Госиракава узнал горестную весть: его сын, принц Мотихито, возглавил заговор против Тайра и отдал приказ о его аресте.

Принца успели предупредить, и он, переодевшись в женское платье, бежал в обитель Трех Источников. Монахи срочно вооружились, начали копать рвы и сооружать колючие изгороди вокруг монастыря. И в тот же день отправили гонцов в соседние монастыри с призывом прийти на помощь.

Но откликнулись лишь монахи одного из крупных монастырей в Наре. И, понимая, что его убежище находится слишком близко к столице, принц вместе с пришедшим ему на помощь отрядом Минамото решил укрыться в этом монастыре.

Войско Тайра догнало отряд принца у реки. Повстанцы успели перебраться на другой берег, а мост – разрушить. Пока воины Тайра переправлялись через реку, Ёримаса Минамото отрядил тридцать всадников и приказал им доставить принца в Нару. Имея в своих рядах принца, Минамото могли рассчитывать на поддержку монахов и старой знати.

Но один из самураев Тайра, увидев, что принца нет среди воинов Минамото, кинулся по дороге в Нару, и его отряд настиг Мотихито. В завязавшемся коротком бою принц был смертельно ранен стрелой, и ему тут же отрубили голову.

Семь тысяч монахов из Нары, которые выступили на помощь Мотихито, опоздали к месту последнего боя на несколько минут. Узнав о гибели принца, монахи повернули обратно.

Киёмори никогда не забывал обид. Страна замерла, в ужасе ожидая кары. И она обрушилась на обитель Трех Источников, которая дала приют принцу Мотихито.

Целый день монахи сопротивлялись войску Тайра, лишь ночью, в полной темноте, самураям удалось ворваться в монастырь и поджечь его.

Сгорело шестьсот тридцать семь строений, «славных красотой и древностью». Было уничтожено книгохранилище – более семи тысяч свитков, погибли две тысячи статуй. Многие монахи были убиты, некоторых отправили в ссылку, а настоятеля и старших монахов, как сообщается в летописи, «лишили сана и передали в руки чиновников сыскного ведомства».

У Киёмори не было оснований полагать, что мятеж был инспирирован Госиракавой, но он был уверен, что зараза шла от императорского семейства и клана Минамото, от вельмож, от монахов, окруживших Киото своими монастырями. Старому князю всюду чудились враги: к старости тираны всегда испытывают страх, и, чем ближе конец их земного пути, тем более они бесчинствуют. И множат врагов – не столько для себя, сколько для потомков, которым и приходится расплачиваться за их злодеяния. История разнообразна, она никогда в точности не повторяется, но как похожи ее трагедии, словно никто и никогда не способен научиться на горьких примерах!

Киёмори никогда не любил Киото, даже свою пригородную усадьбу Рокухару, и при первой возможности уезжал в дальние поместья. Там ему, выросшему в горах, было вольготно. Громадный же Киото казался ему скопищем порока, местом, где укрываются тысячи врагов.

И тут в голове Киёмори рождается дикий замысел – перенести столицу на новое место. Вообще говоря, на Востоке это было дело обычное. Такое случалось при смене династии, при изменении торговых путей. Почти всегда в основе этого события лежали гигиенические соображения. Восточный город, разрастаясь до гигантских размеров, становится громадной клоакой, и в жаркое время нередко возникают эпидемии, а скученность ведет к страшным пожарам. Но Киёмори менее всего думал о гигиене – он уничтожал очередного врага.

Место для нового города он выбрал не случайно – это была земля Тайра. Во всех, даже самых, казалось бы, безумных начинаниях Киёмори всегда присутствовал холодный расчет. Хотят его враги или нет, отныне столица империи будет на земле Тайра, и все ее обитатели станут арендаторами Тайра.

Никто не смел перечить всевластному тирану. В считанные месяцы старая столица была разрушена – разобраны храмы, сняты черепичные кровли с домов, благо город был деревянным. Но люди оставляли не только старые стены. Город – это и мастерские, и лавки, и сады, и родовые кладбища – целый мир.

Насильственный и разорительный переезд умножил ненависть к Тайра. И те, кто уже перебрался в новую столицу – Фукухару, и те, кто продолжал влачить существование в опустевшем Киото, с тревогой ждали новых перемен. Людям казалось, что все происходящее – смерть Сигэмори, отречение Такакуры, ссылка императора-инока, восстание принца Мотихито, гибель в огне монастыря Трех Источников – это лишь ступени к страшным и кровавым событиям завтрашнего дня.

Разумеется, не было недостатка в слухах, предзнаменованиях, пророчествах…

Рассказывали, что однажды ночью в опочивальню правителя-инока внезапно просунулась огромная, чуть ли не во весь покой, рожа и в упор воззрилась на хозяина. Но тот, ничуть не дрогнув, устремил на нее такой суровый взор, что привидение исчезло.

И тут до новой столицы донеслась весть о новом восстании. Весть восприняли как должное: ее ждали.

На этот раз восстание поднял Ёритомо, подросший наследник главы клана Минамото, сосланный на остров Идзу. Но не забытый. Мы помним, что, когда годом раньше начинался мятеж принца Мотихито, его манифест повезли именно Ёритомо. Тогда тот не успел выступить. Теперь же он напал ночью на усадьбу наместника острова и всех там перебил. Правда, за пределы острова он не двинулся.

Этот малорослый человек обладал любопытными качествами: он с полным равнодушием относился к таким понятиям, как рыцарская честь, законы войны, отвага и верность. Он редко участвовал в бою, никогда не стыдился бежать, если обстоятельства были против него. Ради достижения цели был готов на все. На сцену наконец вышел достойный соперник суровому Киёмори.

Вождя клана Минамото подтолкнул к действиям неуемный монах Монгаку. Этот человек не мог не бунтовать, не поднимать смуту, не призывать к ней.

Как Тайра, так и императора-инока Монгаку не выносил. Однажды он появился в императорском дворце и громко потребовал, чтобы ему построили обитель на горе Такао, где на него низошла благодать. Вел он себя настолько нагло, что Госиракава приказал выставить его вон. Монах бросился в драку, избил какого-то вельможу, и понадобились усилия нескольким самураев, чтобы его скрутить. Когда же его волокли из дворца, он не придумал ничего лучше, как проклинать императора. Естественно, Монгаку угодил в темницу. Через некоторое время по случаю кончины императрицы была объявлена амнистия, и монаха выпустили. Но он вовсе не смирился. Он принялся расхаживать по Киото и громовым голосом провозглашать скорое наступление смуты и кровавую гибель всех господ. Тогда Монгаку сослали на остров Идзу, где жил Ёритомо Минамото. Мстительный Монгаку понял, что именно Ёритомо мечом проложит ему путь в столицу. Он торопил молодого Минамото с выступлением и добился своего. И когда Ёритомо поднял белое знамя восстания, рядом с ним встал монах.

Киёмори решил задушить восстание в корне. Опасность нового мятежа заключалась в том, что он вспыхнул не в столице, где контроль Тайра был эффективен, а в северовосточных землях, населенных недовольными феодалами, близкими к роду Минамото. Поэтому, отправив на разгром Ёритомо губернатора северной провинции, он послал туда и своего старшего внука Корэмори. У войска стало два командующих, что всегда плохо.

Пока армия Тайра добиралась до мятежных земель, к Ёритомо присоединялись все новые отряды непокорных феодалов. Достаточно оказалось искры, чтобы пламя охватило весь край.

И вот наконец враждующие силы сблизились. Правительственная армия находилась в горах, что, на взгляд Корэмори, лишало ее преимущества в дисциплине и численности. Поэтому он решил двинуть ее вперед, на широкую равнину.

Губернатор, бывший куда старше князя и полагавший себя авторитетом в военном деле, возразил, что именно ему поручено общее командование и он лучше знает, как надо воевать. Поэтому он остановил армию в горах, на берегу бурной речки.

Вокруг стоял настороженный, чужой лес, поднимались до неба скалы. Людям Тайра казалось, что враг везде. Нерешительность командующего, непонятная остановка в диких горах подрывали дух воинов. Начали расползаться панические слухи.

Глубокой ночью кто-то крикнул:

– Мы окружены!

«Так велик был обуявший их страх, такой начался тут беспорядок, что схвативший лук позабыл взять стрелы, взявший стрелы позабыл захватить лук; тот вскочил на чужого коня, его конь достался чужому, а иной, взгромоздившись на неотвязанного коня, как безумный, бессмысленно кружился вокруг коновязи. Многим гулящим женщинам и девам веселья, приглашённым из близлежащих селений, в суматохе пробили голову, многих задавили, и они громко охали и стенали», – пишет автор «Повести о Доме Тайра».

Утром к стану Тайра пробрались разведчики Ёритомо. И странная картина покинутого в суматохе лагеря предстала их глазам: валялись панцири, оружие, были брошены шатры, повозки – и ни одной живой души.

Так Ёритомо одержал первую победу над войском Тайра.

Правитель-инок метался в своем дворце, страшась завтрашнего дня. Воспользовавшись удобным моментом, настоятели крупнейших монастырей обратились с петицией об отмене переноса столицы. Монастыри, окружавшие опустевший Киото, лишились паломников и доходов. Киёмори решил не ссориться с монахами, и последовал указ: вернуть столицу в Киото.

Это решение было понято всеми как свидетельство слабости правителя-инока. Общая радость от этого лишь увеличилась. Вот как описывает возвращение столицы автор «Повести о доме Тайра»:

«Все… устремились прочь отсюда… Да и кто стал бы хоть на лишний миг оставаться в постылой сердцу новой столице! С шестой луны минувшего года в старой столице ломали строения, перевозили добро и разную утварь, наконец кое-как обосновались на новом месте, а теперь снова в безумной спешке торопились обратно! На сей раз уже ничего не ломали, не разбирали, а побросали все, как было, и умчались назад, на старое пепелище. Там ни у кого не осталось жилья, и потому пришлось расселиться по окраинам… временно приютиться в галереях монастыря, в молитвенных залах храмов. Там жили даже знатные люди».

Монахи не скрывали торжества.

Новым центром волнений стал огромный монастырь в Наре, тот самый, что мог выставить семь тысяч воинов. Почуяв слабость Киёмори, монахи потребовали его ухода. С каждым днем они становились все более воинственными, угрозы по адресу правителя-инока звучали все громче. Правитель-инок, стараясь сохранить мир, послал для переговоров главу Школы поощрения наук. Того с позором изгнали. Монахи сделали деревянный шар, кричали, что это – голова правителя-инока, и катали его ногами по всему монастырю.

Последнюю попытку уладить дело мирным путем правитель-инок предпринял, послав туда главу сыска области Ямато с конным отрядом. Всадники отправились в монастырь без оружия. монахи захватили шестьдесят человек в плен, отрубили им головы и развесили на стенах обители. Тогда Киёмори был вынужден послать к монастырю в Наре войско под командованием одного из своих сыновей.

Штурм монастыря продолжался целый день, лишь к ночи монахи обратились в бегство.

Дул сильный ветер, собирался дождь, низкие облака неслись над поверженным монастырем. Командир карателей приказал принести факелы, чтобы искать бунтовщиков. Факелов не было. Тогда один из самураев поджег крестьянскую хижину, стоявшую возле монастыря. Быстро занялась вся деревня. Ветер перенес огонь на храмовые строения. К тому времени многочисленные обитатели монастыря, не принимавшие участия в сражении: старые и обезноженные монахи, рядовые послушники, служки и женщины – в поисках спасения кинулись в храм Великого Будды – самое большое деревянное здание в мире, в котором стояла громадная медная статуя Будды. Более тысячи человек забрались на второй этаж храма и втянули наверх лестницы, чтобы самураи Тайра не могли подняться следом. Однако вскоре храм был охвачен огнем. Те же, кто там скрывался, попали в ловушку: сначала огонь охватил нижний этаж и отрезал пути к спасению, затем занялись столбы и перекрытия. Сквозь треск огня пробивался вой сотен горящих людей. Почти никто не спасся.

Правитель-инок демонстративно игнорировал стенания, поднявшиеся в столице. Все считали, что воины Тайра сожгли монастырь, следуя его тайному приказу.

Враги Тайра воспользовались этим случаем, чтобы обвинить их в святотатстве.

А тут еще Японию облетела печальная весть: неожиданно скончался Такакура. Средневековые японские историки объясняют смерть двадцатилетнего экс-императора скорбью по причине гибели монастыря в Наре. О покойном рассказывали, что он был слаб духом и плотью, но очень добр и тих. Его все жалели.

Между тем правитель-ипок, понимая, что время работает против него, стал собирать силы клана Тайра. Во главе войска он поставил своего наследника Мунэмори. Но за день до выхода армии в поход правитель-инок внезапно заболел. Его мучили жар и жажда. Автор «Повести о доме Тайра» позволяет своей фантазии создать страшную картину последних дней правителя-инока.

Как описать страдания тяжелобольного, чтобы высокая температура превратилась в символическое адское пламя, пожирающее злодея? Жена приближается к правителю, превозмогая нестерпимый жар, исходящий от него. Дощатый настил, на котором лежит князь, поливают ледяной водой, и он катается по доскам, чтобы унять жжение. Княгине снится сон, в котором ее муж сгорает заживо в наказание за гибель храма в Наре.

Но даже в последние минуты жизни правитель-инок повторяет, что у него только одно желание – увидеть отрубленную голову главаря мятежников Ёритомо Минамото. И молит сыновей: «Снесите голову Ёритомо и повесьте над моей могилой! Это будет мне лучшее утешение!»

«…Правителю-иноку исполнилось шестьдесят четыре года – не такой уж старческий возраст, чтобы смерть была неизбежной. Но когда вдруг приходит конец назначенному судьбой сроку человеческой жизни, не помогут никакие сокровеннейшие молитвы: тут не властны сами будды и бодхисаттвы, и боги всех миров не придут человеку на помощь. Тысячи верных воинов, душой и телом преданных правителю-иноку, рядами теснились в его усадьбе, готовые отдать свою жизнь взамен его жизни, но, увы, не смогли ни одолеть, ни отогнать, пусть хотя бы на короткое время, посланцев подземного мира, невидимых взору, неуязвимых для любого оружия. И пришлось ему в одиночестве пуститься в последний путь…»

Киёмори был великим вождем, и смерть его описана торжественным языком эпоса. Он как бы сгорает в гигантском пламепи пожара священного храма Нары. Остается проклятие его судьбы, за которое расплачиваться сыновьям и внукам.

В день похорон сгорела усадьба Киёмори. И все в столице говорили, что усадьбу подожгли.

Главой клана Тайра стал второй сын правителя-инока – Мунэмори.

Так бывало в истории: в наследники предназначался другой, он учился править и владеть. Но умер раньше, чем наступил его час.

Мунэмори к роли правителя государства не готовился, да и был он, как видно из последующих событий, человеком ординарным и мирным.

В той ситуации спасти дом Тайра могли лишь решительные меры. Переход власти всегда вызывает активизацию противников режима. А Мунэмори решил, что для успокоения страны он должен не только воевать с врагами, но и умилостивить оппозицию. Первым актом нового правителя было разрешение императору-иноку вернуться в столицу. Мунэмори лишь попросил императора повременить с возвращением, пока он за свой счет не отремонтирует дворец. Но Госиракава и слышать не желал о задержках.

Как только тело правителя-инока было сожжено, а кости его, зашитые в мешочек, кроткий монах понес в далекий горный монастырь, император-инок приказал готовить повозки: он возвращался в Киото.

В тот же день он издал эдикт о возвращении наказанным монахам монастыря в Наре духовного сана. Вскоре начались работы по восстановлению Великого храма.

Мунэмори понимал, что одними уступками с Минамото не справиться. И потому после некоторого перерыва сбор войска возобновился. Командующим на этот раз был назначен третий сын правителя-инока – Томомори.

Войско Тайра не стало дожидаться, пока подтянутся ополчения феодалов, которые к тому же не спешили, надеясь, что обойдутся и без них.

Армии встали друг против друга, разделенные речкой. Силами Минамото командовал талантливый и смелый Юкииэ, дядя князя Ёритомо. Он знал, что враги превосходят его отряды числом, и решил напасть неожиданно. Его армия переправилась через реку и рано утром ударила по строю Тайра.

Томомори приказал пропустить всадников Минамото и закричал:

– Они плыли через реку, доспехи и кони у них намокли и отяжелели – бейте мокрых!

В этом бою погиб младший брат Ёритомо, а сам Юкииэ еле успел переправиться обратно. Но тут Томомори совершил ошибку. Он не преследовал врага. Победоносное войско Тайра повернуло обратно к столице. Так что Минамото потерпели неудачу, но не проиграли кампанию.

Уже к концу 1181 года Минамото не только оправились от поражения, но постепенно начали вытеснять наместников Тайра из восточных земель. Восстание ширилось, постепенно приближаясь к столице, но там словно и не подозревали, что творится в стране. Гонцов с дурными вестями забывали принять, зато не скупились на всяческие увеселения. Мунэмори не ведал, что с темнотой во дворце императора-инока появлялись беззвучные тени – гонцы из стана Минамото. Госиракава надеялся, что с приходом к власти Минамото он вернет себе бразды правления.

Следующей весной стало ясно: армия Минамото движется на Киото. Пришлось принимать меры. Снова был объявлен всеобщий сбор войск, и если с юга самураи послушно прибыли, то, к удивлению правящего князя, ни один вассал из земель к востоку и северу от Киото на призыв Тайра не откликнулся, словно непроницаемая стена выросла неподалеку от столицы. Что творится за ней, можно было догадываться, но догадываться было страшно.

Никогда еще столь большое войско не покидало Киото. По пути его все деревни были ограблены – словно саранча прошла по полям. Источники утверждают, что в войске было шесть великих генералов во главе с князем Корэмори, триста сорок знаменитых самураев, а всего более ста тысяч воинов.

Целью Тайра был разгром армии Ёсинаки Минамото из Кисо, которого чаще именовали просто Кисо. Именно его отряды подходили к столице.

Небольшое войско Минамото в открытом бою наверняка потерпело бы поражение. Поэтому Кисо решил не допустить выхода армии Тайра на равнину, задержав ее на горных переходах.

Он пошел на хитрость: собрал всех знаменосцев и велел им выстроиться в кустах и среди деревьев так, чтобы разведчикам Тайра казалось, будто перед ними большая армия.

Хитрость удалась. Войско Тайра остановилось в предгорьях, не рискуя спуститься на равнину. Наступила ночь. Малочисленные отряды Минамото, обойдя по горным тропам армию Тайра, неожиданно ударили по ней с тыла. В полной темноте, не зная, откуда ждать нападения, слыша со всех сторон боевой клич врагов, громадное войско Тайра начало отступать к глубокому ущелью Курикара. «В темноте не было видно, что стало с теми, кто первым бросился в пропасть; остальные же решили, что там, на дне, есть дорога… все смешалось, люди и кони – все катилось вниз вперемешку! Кровью заструились горные реки, горы трупов заполнили все ущелье…»

Не теряя времени, Кисо тут же повернул армию и кинулся на помощь своему родственнику Юкииэ, который отступал под натиском другой армии Тайра, и там Минамото тоже победили. Объединившись, они устремились к Киото.

Все окрестные феодалы, которые до того колебались, не зная, на чью сторону встать, спешили со своими самураями на помощь Кисо. И хотя по численности войско Тайра не уступало армии противника, оно было деморализовано после двух поражений, самураи бежали из него при первой возможности, и над ним нависла обреченность.

Решительное сражение вблизи столицы было очень упорным и кровопролитным. В «Повести о доме Тайра» рассказ о нем распадается на отдельные картины. Автор как бы высвечивает, отыскивает в сумятице гремящего боя отдельные лица и показывает их нам крупным планом.

Вот история отважного рыцаря Нагацуны, одного из верных вассалов Тайра. Оставшись один после бегства своих, он встретил юного самурая Юкисигэ. Тот обрадовался, увидев по роскошному панцирю, что перед ним знатный вельможа, и кинулся на старого воина. Но Нагацуна был силен и опытен. Он прижал юного самурая к земле и приказал ему назваться.

– Я Юкисигэ из селения Нюдзэн, восемнадцати лет от роду, – признался юпоша.

Нагацуна вгляделся в лицо Юкисигэ и вдруг подумал, что его сыну, погибшему год назад, тоже было восемнадцать лет и кто-то не пожалел его. Нагацуна произнес:

– Долг велит мне снять тебе голову, но я пощажу твою молодость. Уезжай.

Старый воин сошел с коня, чтобы передохнуть и дождаться своих. Он велел юному самураю сесть рядом с ним и рассказать о себе, о своих родителях, о том, собирается ли он жениться. Отвечая на вопросы, Юкисигэ думал: «Он пощадил меня, но все-таки он – завидный противник. Надо убить его во что бы то ни стало!»

И, воспользовавшись тем, что Нагацуна отвлекся, а меч его спрятан в ножнах, Юкисигэ ловким ударом полоснул собеседника мечом по шее, а когда тот упал, отрубил ему голову.