Текст книги "Нестрогое соотношение сердца, души и родства"
Автор книги: Игорь Веселов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)
– Машку совсем извёл, сыном не занимался. Да, не оставил их без наследства и что? Со мной постоянно через губу общался. Как был нам неродной, таким и ушёл. Ладно, царство небесное убиенному Александру, – прошипела она, а лицо покрылось красными болезненными пятнами.
– Не суди да не судима будешь, Рита, – старик закатывает масленичные глаза. Ещё бы окладистую бороду приклеить ему – и напросто библейский персонаж.
– Он же весь в грехе! И перестань защищать этого человека, – двуличие тёщи не имеет границ.
Вот так – в духе лицемерия продолжалось и далее….
Новоиспечённая вдова как бы не в себе. А в панораме того дня я озвучено и официально упоминаюсь как один из лучших представителей современного поколения – никак не меньше.
А в конце траурного застолья моим, изрядно «нажравшимся», первым замом был произнесён тост, больше похожий на проклятье: «…оставайся, Александр Васильевич, таким всегда!»
Но подробности личной кончины постигаются мною из кулуарных перешёптываний.
Узналось, что мой труп, совершенно случайно, был найден через два дня после исчезновения, в результате телефонного звонка. Он последовал из районного участка полиции, который в двадцати километрах от города (кстати, совсем рядом с нашей дачей). А туда сообщили из местной сельской больницы.
В каком виде и где обнаружен – вызывает у меня, и у всех, кто в курсе событий, немереную оторопь. Так вот – лежало тело на операционном столе со вскрытой грудной клеткой и без гениталий….
– За какие прегрешения? – в данный момент этот вопрос в никуда.
Вообще, следует признать и ещё удивиться – моя персона сегодня вызывает у многих людей дикую смесь, состоящую одновременно из жалости и злорадства. А у некоторых даже проявляется уж явно неожидаемое от них по отношению ко мне, нотки внутренней радости от того, что среди живых теперь не значусь.
И ведь эти человеки, в массе своей, немалым обязаны мне – кто в чём, но гадостей, тем, кто пришёл сюда, им точно не делал.
Может вправду заслужил такого? И нет тут совсем ничего нового. Так как полюсность мнений со стороны о твоих поступках, оценка прожитого тобою, ошибок и достижений, до и после смерти подчас претерпевают серьёзную реставрацию.
Теперь же необязательная мысль – догадка прошлого враз переросла в уверенность….
___________________________________//____________________________
Какой-то кошмар! Хозяин рухнул как подкошенный, а меня сильные руки молодого громилы резко потянули вверх за поводок. Да так, что я повисла в воздухе, стала задыхаться и хрипеть, и лаять никакой возможности.
Не прошло и мгновения как грубо поместили в темноту большой сумки, а потом зыкнул замок. Здесь остро пахнуло какой-то гадостью и, едва успев разок гавкнуть, внезапно обезножила.
Сколько проспала не понять, только очнулась, когда трясли за загривок, вытаскивая наружу. Оказывается, мы в машине и сразу же вытошнило прямо на штаны того, кто запихнул в этот вонючий застенок. Ощущаю неимоверную слабость – лапы не держат. Человек зло и громко выругался на незнакомом языке, но бить не стал. А лишь спихнул себе под ноги и начал платком вытирать оставленное мною пятно.
Кроме него в этом пространстве ещё один, вернее одна (от неё тянет женщиной и густо духами) – она за рулём. Все молчат.
Едем долго. Хочу есть, но особенно пить. Да и в туалет не плохо бы – решилась заскулить. Кажется, поняли – остановились.
Бр-р-р! Какая холодрыга – словно лето сменила поздняя осень. А эти безлюдные ярко-зелёные холмы вокруг? Никогда тут не была. И где, наконец, Шурик? Издалека доносится солёность моря, так знакомая по нередким выездам, в клетке, на пляж со своей хозяйкой.
Дали, подведя к ручью, полакать воды (аж зубы заломило) и на землю накрошили сухого печенья. Наслажденье.
Новый господин повёл обратно, не отпускает. Я и не собиралась бежать. Куда? Надо являться полной дуррой, чтобы сейчас улепетнуть от них.
Только разместились, как по стёклам закапал частый дождь. Вскоре двое с гортанной интонацией о чём-то заспорили.
Что же Жулю ждёт впереди – какая жизнь? Бедная моя судьба. Продолжается подкожная мелкая дрожь и хвостом совсем не хочется вилять.
___________________________________//____________________________
Страшно потерять мужа, но ещё более невыносимо таким образом. Родной и любимый, как мне жить дальше без тебя, такого прекрасного и замечательного?
А ведь ещё недавно истерила его своими бабьими претензиями. Всё думала – изменю мир к лучшему. И была отчаянно не права!
Но если здраво рассудить (и мама говорит) – не из-за меня же это случилось. Вот и следователи рыщут по деловым связям покойного. Основные подозрения лежат там. Правда ведущий дело майор вдобавок интересовался обстановкой в семье и где я находилась на предполагаемый момент убийства Саши.
Понятно, что возмущена подобными вопросами. Но такова их работа и оскорбляться, считаю здесь неуместно.
И, конечно, загадка загадок – зачем и кому понадобилось лишать Шатрова сердца? Тут наверняка два варианта: либо взяли для каких-то донорских опытов (и «заказчик» вряд ли руководствовался слепым выбором), либо совсем из ритуально-сектантского, раз ещё детородный орган отрезали (и опять – почему именно он?)
В общем, форменный ужас! Остаётся только молиться день и ночь. Но отвлекает слабо и глаза полны слёз, а мои страдания продолжают быть эмоционально свежими.
Ко всему прочему, общаясь с полицией, уразумела – никто, до сих пор, не дал ответа по поводу обнаружения тела в том заштатном, почти медпункте. Весь персонал этого заведения так толком и не смог объяснить – как оно попало к ним? Нет версий и – почему так достаточно далеко от места нападения отвезли труп и где, а главное кем было совершено хирургическое надругательство?
Другими словами – логических зацепок не существовало. И постоянно меня преследует (прямо вижу перед собой) то, каким синюшным стало его лицо и эту полуоткрытую рану на левой части груди, когда пришла на опознание в морг.
Тогда во мне всё перевернулось, пусть и была заранее предупреждена. Но когда откинули простынь – потеряла сознание….
Если же обобщить усилия полиции: с уликами никак и следствие, знаемо, зашло в тупик.
Ещё жалко Ромку – отец значил для сына много. Вспоминается и собака Жуля – наша ведь животина, домашняя.
Пропади ты пропадом говно – Рейкьявик! Хотя он-то вряд ли причём. Просто вынуждено ищу глобальную причину, если она даже самая нелепая.
И хочется завыть на весь мир. Рухнула такая женская неизбывная мечта – чтобы и в 70 лет муж спросил – что ты хочешь, любовь моя?
_______________________________________________________________
Бытие
12.11-12. Когда же он приближался к Египту, то сказал Саре, жене своей: вот, я знаю, что женщина, прекрасная видом;
И когда Египтяне увидят тебя, то скажут: «это жена его»; и убьют меня, а тебя оставят в живых;
_______________________________________________________________
Неочевидное «уравнение».
Идиотизм по своей сути разносторонен (числитель) гениальность узкопрофильна (знаменатель). В итоге получается дробь равная среднестатистическому уму.
___________________________________//____________________________
Мне – Йону Йогурдсону уже 52. Сегодня собрался консилиум врачей. Вердикт вынесли единогласный – требуется срочная пересадка сердца и тянуть с этим – смерти подобно.
Деваться здесь некуда (по уверению специалистов – сердце за последний год стремительно начало хиреть и может в любой момент сделать остановку). И теперь с животным страхом приходится подписывать бумаги давая, таким образом, согласие на внесение собственной персоны во всемирную поисковую систему подходящего донора для меня.
А значит остаётся лишь ждать с кучей философских раздумий о бренности всего живого.
Кто же такой я? Да ничего особенного. Родился и до сих пор обретаюсь в Хусавике, тот на севере Исландии, притулившись на восточном берегу залива Скьялуфанди. Этот город ещё называют «китовой столицей». Там и школу заканчивал.
У моих пожилых родителей один сын, но тут запутанная история.
В день моего совершеннолетия мама – Якобина Сигурдурдоттир, сидя семейным узким кругом за праздничным столом, почему-то именно сейчас решилась рассказать о подробностях появления на свет её чада.
Оказывается, был брат – близнец, который исчез при трагических обстоятельствах. Моему удивлению, конечно, нет предела – по какой такой причине про этот факт говорится столько лет спустя? И что значит пропал?
Мамин взгляд скорбно потухший.
– Йонис (так звался своими), дорогой ты наш, вам было по дню, когда случилось землетрясение….
– Как так?
Отец же, вообще, закрыл лицо руками – ему тяжело.
А у их дитя присутствует сплошная ошарашенность:
– Ничего не понимаю! Объясните, наконец! Я – то почему выжил?!
– В ту ночь, в роддоме, нас сильно тряхнуло. И в самый момент тебя принесли ко мне на кормление. Но вот Стефаун, мы успели дать ему имя, лежал в кроватке совсем рядом – другая палата. Медсестра после первого толчка, сразу выбежала. Я же с тобой за ней. К счастью или сожалению дорогу преградила упавшая, буквально в сантиметрах, балка, – повисла тягостная пауза.
– А дальше? – нетерпение сжигает и захлёстывает.
Тогда уже папаша с глазами побитой собаки:
– Дослушай, сынок. Из рожениц в больнице находилась лишь твоя мама, а из медперсонала та самая, у которой был на руках и дежурный акушер. У нас в любом месте «исландская концентрация», – он пытается даже иронизировать.
– И слава Господу нашему, что вы с мамой чудесным образом выжили в этой катастрофе. Но нет с нами теперь Стефауна, а среди обломков наполовину разрушенного здания нашли лишь погибшего врача мужчину. Ни пожарные, никто иной других человеческих останков не обнаружили, – голос его подрагивает, выдавая большое волнение.
Мне ещё не доводилось раньше видеть отца таким.
– А пробовали разыскать эту медсестру? Ей и моему братику видимо удалось спастись, раз их тела так и не обнаружили. Тогда зачем скрываться? – пытаюсь поделиться догадкой и вопросами, с которыми, наверняка, ровно восемнадцать лет живут мои родители.
– Как испарились, Йонис! По всей стране полиция шарила, газеты и не только местные пестрели рубрикой «Разыскиваются», целый год международный аэропорт и океанские порты работали в особом режиме контроля, выезжающими из страны, но всё бестолку. И до сих пор не знается нам – в могиле он или нет? – последние слова им, бывшим сельским учителем Йогурдом Хьяртарссоном, комком сглатываются.
– Ну, а сегодня решились сказать об этом потому, что вчера мы с матерью увидели один и тот же сон, до деталей. Явились к нам та пропавшая из роддома женщина и твой дядя Олаф, которые прямо – таки в унисон – мол, не умер Стефаун и он где-то в России под именем Александр, и не стоит его искать – придёт время сам объявится. И будет это, для нас, одновременно находкой и потерей, – так они выразились.
А дальше продолжает:
– Получается, вроде бы дали некоторую надежду и одновременно поселили в моей душе неизбывную тревогу за тебя, – совсем упавшим тоном.
На стариков больно смотреть.
– В общем, ничего конкретного, сын. Но как бы – то ни было, заклинаем – пожалуйста, о таком разговоре никому, особенно моему брату – выскочке, – здесь папа о моём родном дядюшке, которого он почему-то недолюбливал.
– Этот человек единственный, кто жив из всей родни и, конечно, знает о нашей беде, но я не хочу позволить, кому-либо, обсуждать эту тему с ним, – прозвучало строгим родительским наказом.
И жалость к ним, добропорядочным лютеранам, и к самому себе острым спазмом встала в горле.
А ещё тогда подумалось – мистика снов, якобы вещих, пусть и синхронных, и дружное, до сих пор, умолчание о втором (или первом) сыне заставляет усомниться в том, что их ныне не посетило коллективное помешательство.
_______________________________________________________________
Бытие
17.5. И не будешь ты больше называться Авраамом, но будет тебе имя: Авраам, ибо Я сделаю тебя отцом множества народов;
___________________________________//____________________________
Вразумляй же нас Всевышний, вразумляй во все века,
Чтоб не стали мы здесь лишними и не сладилась беда,
А у взгляда лишь упрямость и у гордости намёк,
Так неумность излагаем, очень часто как и врём.
Не отметишь тут иного, кроме зависти своей,
Та же ложь в «друзьях» с тобою,
Не «разлей вода» вы с ней.
У неё твои запросы, у тебя «святая» лень,
Всё надежд не прибавляет, приближая смерти день,
Разухабистость упрёков ко всему, что ни причём,
Окруженьем недоверья режим жизни наделён,
Календарно набегает, так заслужено хандра,
И прощается продажность, а мы уходим в никуда.
_______________________________________________________________
Неочевидное «уравнение».
Размер лени определяется масштабностью планов и возможностью их реализации.
_______________________________________________________________
С намёком на концептуальность
I.
Тогда я был растерян и опустошён. Проснувшись, понял – меня некто заставляет лично прикоснуться к этой загадке.
В ту летнюю ночь 74-го услышан голос (подобное, почему-то, подспудно мной ожидалось). Парализующая своей интонацией речь издалека обрекает спящего постичь нечто из нереального и невозможного.
Загробное звучание – от него делалось страшно. Даются откровения, которые на мой обывательский взгляд, совсем ненужные.
И главное из них – есть некий «парадокс близнецов» и он неведом обычному смертному, а догадка о нём может быть лишь доступна избранным, как мне (это дословно) или некоторым душевнобольным людям.
А суть всего сказанного, сопровождающееся золотистым сиянием вокруг, заключалось, если же тезисно, и по порядку в следующем:
когда после рождения близняшек (и вдобавок расшифровано – всегда однозиготных, а они всегда одинакового пола) вскоре пропадал кто-то из младенцев, то его следует искать за многие километры;
у таких «клонов», как правило, оказывается разное гражданство, естественно, и судьбы (без каких-то примеров);
Откуда-то сверху продолжалось наставительное вещание:
а мне теперь отводится (правда неизвестно кем) роль соглядатая за двумя парами таких вот;
потом добавлено – всё будет делаться само собой, без моего (итак понятно) прямого участия;
ну и в конце, безаппеляционно, похоже на итоговое – с сего момента я, якобы, буду наделён заглянуть в прошлое и будущее этих близнецов (и, может, не только их). Но кто они и что произойдёт с ними, узнается через годы (передано буквально). И кроме всего, даже «ему», говорящему не всё пока ясно с конкретикой и частностями. «Он» будто и не боялся, исходя из последних собственных слов, признать лишь своё «посредничество», не более….
Потом «голос» затих, и окружающие краски превратились в темень.
Когда же очнулся, весь был в холодном поту. Тупым давило на виски, и сильно кружится голова.
Почему выбран именно Я? – сразу же задался вопросом. Настроение совсем никудышное. А если приснившееся имеет хоть какое-то отношение к правде? И всё равно мой «бенефис» привнесённый извне кажется никчёмным и, безусловно, странным – вроде бы незаслуженно зачислен в проводники чужой воли, того, кто вечно стоит над схваткой.
Тягостные размышления о сакральности сна доводит до настоящего исступления, похожее на близкое к антиэкзорцизму. На удивление, в дальнейшем сложилось во многом так, как и предсказывалось. Но чтобы окончательно убедиться в этом понадобилось, конечно, немало времени.
Теперь же если о себе. Величаюсь Олафом Хьяртассоном. До 35-ти лет фермерствовал недалеко от Акранеса. А когда наступает Рождество того года, взгляды на собственную трудовую деятельность волшебным образом начинают у меня кардинально меняться.
Подобную внезапность я чуть позже обусловил приездом ко мне без предупреждения, старшего несколькими минутами братца-близнеца Йогурда с женой и общим отпрыском Йонисом. Поскольку после их неожиданного появления в преддверии праздника настали события, которые вряд ли объяснить обычным житейским языком.
Моих родителей, к этому времени, уже не было среди нас (четырьмя годами ранее отец-рыбак с артелью попал в шторм, и судно сгинуло, а матушка и пары лет не выдержала случившейся трагедии с мужем, тоже уйдя в мир иной).
По жизни сложилось, что так и не пришлось жениться (ведь говорится – он и она жили долго и счастливо, поскольку не знали друг друга). И на ферме мне помогала, как умерла мать, семья польских иммигрантов Адам и Анна, а с ними пятилетняя дочка Агнешка. Но о них поподробней, есть смысл, несколько позже.
Сначала о своих отношениях с братом. Так уж получилось – с самого детства мы с Йогурдом совершенно разные во всём – в поведении, во взглядах на одинаковое, в характерах. Лишь внешняя идентичность – не более.
Отсюда – устойчивое и тихое неприятие друг друга – будто и не ближайшие родственники.
Ещё помню – любящие каждого по-своему и совсем не суровые в воспитании, родители, знаю, переживали, что между их мальчишками наличие братских чувств практически не наблюдается. Например, никогда не делали вместе уроков, часто дрались, хотя и не ябедничали, не влюблялись в одних девчонок, да и компании друзей всегда отличались. Говоря иначе – пересечений в похожестях было маловато: разные походки, почерки, жесты….
Именно после той рождественской ночи я, в один миг, про себя решил когда-то забросить фермерскую деятельность и круто поменять занятие. Но представления об этом были тогда размыты и не имели односложного ответа. А где-то через полгода ко мне пришёл тот самый сон-скрижали.
Теперь же домысливается – то скромное застолье явилось неким «рубиконом» после которого к Олафу Хьяртассону снисходит определённая уверенность – его ожидает некая миссия, а масштабы её никак не угадывались.
Почему так? Трудно объяснить. И постоянно мозг, с тех пор, теребит вопрос – одному ли тогда «повезло» внимать тому «таинству» в ночи.
II.
И через некоторое время, видимо следствием, вознамерилось в башке что-то укладываться. Замечу, без должной логики:
– всё не просто так, поскольку сам близнец;
– и у брата в семье рождены мальчики-двойники;
– бесследность Стефауна здесь только добавляет интриги;
– очень нетривиальным совпадением выглядит напрашивающаяся параллель в одной детали семейных драм моего брата и нынешних работников из Польши (о ней мне, будто случайно, поведал Адам буквально через сутки после приснопамятного сна);
– ну и, наконец казавшейся всем, в тот самый начальный момент, бредовая идея создать и возглавить первый, и до сих пор единственный в мире музей фаллосов. Сделав это предприятие, как показало время, целью чужого промысла. Как же я, вросший до самых ногтей в фермерство, смог всё неожиданно поменять в профессии?
В общем, к обеду следующего дня, за Светлым Рождеством немногочисленные гости в лице Якобины и Йогурда отправились домой, который за 250 километров от меня. А вот их сынок остался со мной на хозяйстве, пока у ребёнка каникулы – так впервые поступили его родичи (обычно этот школьный период, известно мне, Йон проводил в Рейкьявике у родни по линии матери).
Об этом попросил брат и получил согласие, поскольку с племянником мы виделись считанное число раз, и то урывками, и потому захотелось познакомиться с ним поближе. Даже когда ещё старики наши были живы единственного внука привозили крайне редко – словно боялись какого-то сглазу от своих же. Такое замечалось и, конечно, обижало, особенно бабушку с дедом. И что интересно – эта инициатива явно исходила от самого Йогурда. А здесь вдруг целая неделя со мной.
Пока он гостил, я непременно занимал Йониса конными прогулками на моих лошадках, ежедневным загоном овец с зимних пастбищ и обязательным участием в вечерней дойке трёх коров.
И вот всеми наблюдается (имею в виду ещё и поляков) давно запланированное «покрытие» соседским бычком по кличке Микки одной из тёлок.
У парнишки подростковая реакция на происходящее, впервые увидевшего «такое».
– Ничего себе длина (наверное, речь об эректальной длине члена грузного самца)! Дядя Олаф, а тебе не думалось прославиться?
– Это, как и зачем? – совсем не понял вырванную из какого-то контекста мысль мальчишки. Ещё плохо знающие исландский язык старшие Яцкевичи (фамилия гастарбайтеров) дружно повернулись в его сторону.
– А начинай-ка, дядюшка собирать пенисы разных животных и увидишь, – прозвучало недетским пророчеством. Отчего мне стало немного не по себе, но лишь рассмеялся.
– Что за глупость ты несёшь? Возможно, будет оригинально, и народ развеселю точно. Но, если ради того, то совсем несмешно.
Он же в ответ заулыбался и, вскинув голубые глаза, загадочным тоном неожиданно заявил:
– Ведь как-то озарило сейчас. Почему? Сам не ведаю. Будто меня благословляют на эти слова, – этакий маленький пастор.
Адам с Анной с неподдельным удивлением слушают наш диалог, и вроде до них теперь доходит, что трубные звуки, издаваемые ошалевшим от удовольствия быком, послужили основой какой-то серьёзности темы между нами.
В тот момент я только почувствовал некоторое смятение в душе, а больше переживал за свою корову, припавшую задними ногами под серьёзной тяжестью увлечённого процессом Микки, с кольцом в ноздрях.
Но вот уже ночью, когда все в доме улеглись, случается звонок в дверь. На пороге, в прямоугольнике электрического света стоит донельзя взволнованный хозяин сегодняшнего осеменителя – обычно спокойный Халдоур Свейнссон.
У него трясутся руки и бегают глаза:
– Олаф, ты привёл моего Микки, а гадина, через три часа, прямо в стойле, возьми и сдохни! Такая напасть! Может пожрал у вас что-то не то.
Признаться, был не меньше ошарашен этой новостью. Сдавал скотину, без сомнения, в хорошей кондиции – она всю дорогу помахивала хвостом-метёлкой и довольно мычала. Да и не кормил ничем особым, кроме сена. Ещё этого происшествия не хватало на мою голову – итак заплатил за короткую аренду быка целых четыре тысячи крон!
– Заходи, не будем за порогом, на холоде разговаривать, – пытаюсь быть гостеприимным к облепленному мокрым снегом.
Идём туда, где камин. Усаживаю соседа в кресло, развожу огонь и разливаю обоим по стаканчику лакричного шнапса «Бренневин». По традиции говорим друг другу – «скал» (будем здоровы), закусив кусочками вяленой трески.
Видно, как сразу после второй ему получше. Подробности, рассказанные им о последних мгновениях земной жизни любимого (выразился именно так сентиментально) Микки ничего, по сути, не прояснили – насыпал в кормушку, а когда через минуту вернулся – тот уже лежал бездыханным с вывалившимся языком.
Я же в свою очередь, тщетно пытался понять – есть какая-то взаимосвязь между скоропостижной смертью, пусть и староватого парнокопытного и сегодняшней то ли шуткой, то ли предсказанием племянника, по поводу моего возможного пути к мировой популярности.
И совершенно неожиданно для себя делаю пространное заявление, очередной раз, отхлебнув густоватого напитка:
– Слушай, старина Халлдоур, давай не расстраиваться. Всякое бывает, но поскольку такое произошло, то у меня родилось предложение.
Поздний визитёр весь во внимании.
– Желаю купить детородный орган покойного рогатого, – было сказано мною с полной уверенностью, что вызову лишь гомерический смех по поводу своего чудачества.
Но всё оказалось совсем не так.
– Ты серьёзно? И зачем тебе это? Почему именно Микин? Хотя, постой, что-то подсказывает мне – неспроста затеяно, – на его раскрасневшемся морщинистом лице дилемма – дальше задавать вопросы или без них попытаться назначить максимально высокую цену, пока есть покупатель, на никчёмный товар.
Говоря по-другому, стало понятно – крестьянский практицизм возобладал над недоходным любопытством.
– И много дашь? – им замечена моя дурацкая заинтересованность в этих гениталиях, и теперь он страстно хочет скрасить нежданно понесённый убыток.
А я в сей момент остро осознал – ведь мне просто необходимо совершить эту сделку, и именно с этим человеком и принять те слова Йониса за генеральное руководство к собственным дальнейшим действиям.
В итоге не стал скупиться и рассчитался как за годовалого бычка – так загорелся побыстрее заполучить первый экспонат будущей коллекции.
Обрадованный, увидев деньги «продавец», тотчас, по-молодецки, метнулся к себе на ферму, которая находилась в километре. А через недолгое время принёс большой полиэтиленовый пакет с окровавленным куском килограмма на три.
И мы решили продолжить застолье, чтобы отметить каждый свой коммерческий успех.
Так как соседом было справедливо заявлено:
– Друг Олаф, чувствую – в баре у тебя есть бутылка, которая наилучшим образом подойдёт к уже выпитой!
Наутро, когда за окном ещё несмело пыталось тяжело рассветать, проводив за дверь изрядно захмелевшего старика, стал спешно собираться в Рейкьявик за формалином. В башке уже начинает складываться план создания музея фаллосов.
III.
И спустя шесть месяцев, в летнюю белую ночь, на меня снисходит сон, позволивший соприкоснуться с извечными вопросами к Богу – что такое «думать сердцем», сама душа и, конечно, понимание нами категории родства?
Теперь в 2014 году и Олафу Хьяртарссону 75, могу лишь сказать, пояснив, даже не знаю для кого – калейдоскоп всех тех «необычностей» сегодня представляется некими взаимосвязанными по смыслу документальными роликами. Где в одних я «ассистент режиссёра», а в других простой «зритель». Причём с 62-го по 74-ый никакого своего вмешательства не обнаруживаю – только отрывочный видеоряд, перемешанный в хронологической подаче. Поэтому многое пришлось состыковывать в уме.
А что-то давно услышалось воочию (например, от Адама). Происходящее же с теми за кем мне суждено было пронаблюдать (получается этот «дар» возник свыше) и нечто познать в них, а в некоторых случаях и где-то являться невольным участником. Но подобное осознание приходит много позже, каким-то единым моментом.
И эти виденческие откровения саккумулированы мною в довольно нечётких выводах тогда, когда история вроде близка к какому-то логическому завершению. А про себя – уже глубокий старик.
Причём вся панорама необычных событий предстала прямо сейчас, разом, спустя почти сорок лет после того памятного сна в летнюю ночь. И немало здесь стало понятного, а ещё больше – нет….
Да, считаю необходимо добавить – практически двадцать два года я уже не Олаф, как таковой, обременённый земными обязанностями…. Но об этом скажут за меня другие….
_____________________________________________________________
Бытие
21.14-15. Авраам встал рано утром, и взял хлеба и мех воды, и дал Агари, положив ей на плечи, и отрока, и отпустил её. Она пошла и заблудилась в пустыне Вирсавии;
И не стало воды в мехе, и она оставила отрока под одним кустом;
_____________________________________________________________
Неочевидное «уравнение»
Самокритичность = комплекс неполноценности минус эгоизм.
_______________________________________________________________
_________________________________//____________________________
На месте роддома тренировочное поле, по которому, сегодня, футболисты гоняют мяч под нежарким северным солнцем.
Это Йон Йогурдссон собственной персоной приехал из Хусавика в Акюрейри, где родился 18 июня 62-го года.
Я послушал крики немногочисленных болельщиков и прямиком направился в городскую библиотеку.
Из газетных подшивок того времени подчерпнулось мало о том дне и развитии событий по поиску бесследно пропавших. Единственное, что прочувствовал, впиваясь глазами в неэмоциональные строки корреспондентов – для небольшой страны и населённого пункта в 20 тысяч почти точечное шестибальное землетрясение и исчезновение медсестры с младенцем плюс гибель дежурного врача, как ни странно, не явилось сколь-нибудь масштабным и трагическим. Хотя, судя по сухим информационным заметкам, полиция и предприняла максимум усилий в расследовании и поиске.
Женщину звали Хелен Оускардоттир 1939 г. р. Как вычитано – незамужняя и бездетна, жила одна (с фотографии, размещённой для розыска, смотрело миловидное девичье лицо).
И главное мной было понято – у сыщиков, на тот момент, сложилась стойкая версия, что, возможно, именно она разлучила нас с братиком. Но прямых улик не найдено, как, впрочем, не обнаружена и сама Хелен.
А ещё, листая пожелтевшие страницы, заключаю – где-то по истечению полутора лет общественное внимание к случившемуся постепенно сходит на нет.
Когда возвращался, всё не мог избавиться от ощущения некоторой обиды на короткую память моего небольшого народа по поводу нашего семейного горя. Ведь такое совсем не свойственной нам – исландцам, которым издревле присущ общинный дух. Наверное, во мне просто говорил юношеский эгоцентризм, не более.
Оказавшись дома, наталкиваюсь на вопросительные взгляды родителей. Они же в курсе – куда сын по собственной инициативе ездил. Но что ответить им в оправдание два дня назад неожиданно вспыхнувшей надежды – Стефаун жив? Так как рассказанное отцом и матерью, в мой день рождения, мало претерпело чего-либо кардинального, если рассуждать о новых, узнанных сегодня фактах, которые позволили бы пролить свет на почти двадцатилетней давности произошедшее.
Нулевой результат вполне объясним, поскольку по их же словам дело не закрывалось аж три года. Но тщетно – оно упёрлось в глухую стену и сдано в архив, несмотря на всю тщательность проведённого расследования.
Зато, когда показалось – посвятив меня в эту семейную тайну и свято уверовав (а здесь никаких сомнений) в материализацию общего сна, я как бы получил негласный родительский наказ – всеми правдами и неправдами найти Стефауна.
_________________________________//____________________________
И вот, исходя из всего этого, поступаю в институт Арни Магнуссона при университете Рейкьявика на факультет туризма. К такому шагу в выборе будущей профессии отчасти сподвигло, следует понимать, весьма наивное представление папы с мамой и о том, что полученная специальность каким-то образом сможет расширить, якобы, мои возможности по поиску брата. С неменьшим успехом, наверное, было мне стать и дипломатом, сыщиком или даже лётчиком.
Но почему-то легко согласился именно на родительские, робкие и ничем не аргументированные, но дружные доводы. Помимо прочего, у меня с довольно ранних лет развита тяга к путешествиям. И для исполнения подобного желания, казалось, учёба здесь в большей степени будет способствовать моим запросам во взрослой жизни.
В тех радужных планах рисовалось: – вот Йон Йогурдссон заканчивает университет и организует турфирму с разбросанной по континентам сетью филиалов.
А уж по поводу Стефауна, если честно, слепая вера, с того самого дня, домашних отыскать его следы, да тогда ещё в Советском Союзе со своим «железным занавесом» рассматривалась их сыном вроде блажи, не более. Но и подавать вид, что так думаю, не собирался – пусть надежда, для них умрёт последней.
