Текст книги "Чужая дуэль"

Автор книги: Игорь Исайчев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

На фоне этого средневекового антуража потерялась миниатюрная женщина, сидевшая в кресле с высокой спинкой. Прохоров, видимо не раз здесь бывая, прямым ходом подошел к ней, поклонился и прикоснулся губами к облитому черной перчаткой узкому запястью, затем коротко представил меня.

Пока я неловко топтался, пытаясь понять, как правильно себя вести, она смерила меня взглядом с головы до ног, легко встала и ни слова не говоря, пошла к лестнице, ведущей наверх. Прохоров подтолкнул меня, шепнув на ухо: «Идите за ней».

Бесконечная галерея второго этажа, как и холл, тонула во мраке. Лишь немногочисленные светильники, скрытые в глубоких нишах, помогали не потерять из виду идущую впереди хозяйку.

Когда она вдруг скрылась за изломом стены, я прибавил шаг и чуть не сшиб ее, на всех парах вылетев из-за угла. Маленькая, но удивительно крепкая ладонь уперлась в мою грудь:

– Экий вы прыткий, батенька, – холодно усмехнулась наглухо затянутая в черное платье дама.

Пока я смущенно мямлил извинения, она извлекла пристегнутый к поясу ключик и открыла малозаметную дверку.

– Осторожно, берегите голову, – но предупреждение запоздало и многострадальный левый висок повстречался с низким косяком, хорошо еще повязку, больше из форсу, чем по надобности, я не снял, и она несколько смягчила удар.

Гася искры в глазах и вытирая выступившие от боли слезы, мне кое-как удалось боком протиснуться в низкую и узкую щель потайного входа. За толстой дубовой дверью скрывалось хорошо освещенное, просторное помещение, заставленное ретортами, перегонными кубами и вовсе неизвестными мне химическими приборами. Гладкие деревянные панели стен были расписаны разноцветными пентаграммами и густо увешаны астрологическими таблицами.

В центре стоял большой круглый стол, покрытый когда-то белой, а теперь местами прожженной, разукрашенной пятнами всех цветов радуги, скатертью. На нем кроме глубокой хрустальной пепельницы и голубенькой сигаретной пачки ничего не было.

Взгляд, скользнувший было дальше, вдруг зацепился и метнулся обратно. Я не верил своим глазам. Возле пепельницы лежал совершенно невозможный здесь легкий «Парламент». На нем была не только ненарушенная прозрачная пленка, но и издевательски ярким пятном пестрела акцизная марка.

Меня окатила горячая волна. Моментально вспотели рефлекторно сжавшиеся в кулаки ладони. Я судорожно пытался найти, но не находил ни одного подходящего объяснения происходящему.

Видимо мое смятение было настолько явным, что хозяйка дома, откроено довольная произведенным эффектом, все же решила меня пожалеть. Она сама отодвинула стул и легко нажав на плечо, заставила сесть. Затем присела напротив, сдвинула сигареты в мою сторону.

– Берите, берите, Степан Дмитриевич, не стесняйтесь. Я специально для вас заказывала. Сама-то сей дурной привычке не подвержена, но раз уж вам, мужчинам, обязательно нужно себя всякой гадостью изводить, препятствовать бессмысленно.

Я машинально схватил пачку, но не открыл, а стал нервно постукивать ее торцом по столу.

Хозяйка понимающе улыбнулась и ее пронзительные глаза, окруженные сеткой мелких морщин, выдающих почтенный возраст, неожиданно потеплели:

– Я, кажется, забыла представиться?.. Графиня Шепильская, – я сделал попытку подняться, но она жестом усадила меня обратно. – Для вас можно просто – Ксения Германовна… Надеюсь, вы простите меня за это маленькое представление?.. Хотелось наглядно продемонстрировать некоторые парадоксы нашего существования.

– Да уж, – у меня, наконец, прорезался голос. – Вам это в полной мере удалось. Откуда она у вас? – Я приподнял зажатую между средним и указательным пальцами пачку.

– Подарил один приятель, – просто ответила она, словно подобные вещи спокойно продавались в соседней лавке через дорогу.

– Познакомите? – вопрос помимо воли прозвучал с откровенной издевкой, потому что я начинал злиться.

– В свое время обязательно, – Шепильская сделала вид, что не заметила моего вызова. – Вы курите, курите. Здесь хорошо проветривается.

Воспользовавшись ее советом, я сорвал защитную пленку с пачки, привычно вытащил и скомкал картонную рекламку, выкинул мусор в пепельницу. Первая спичка с психа сломалась. Я глубоко выдохнул, угомоняя бешено молотящееся сердце, подчеркнуто аккуратно чиркнул по темно-коричневому боку коробка и прикурил.

Подзабытый вкус сигареты неожиданно ярко воскресил в памяти недавнее прошлое. Реальность качнулась и поплыла. Я, как в первый день пребывания здесь, болезненно резко ощутил абсурдность происходящего и проглотив горький комок в горле, задал ключевой вопрос:

– Как я сюда попал?

Собеседница тяжело вздохнула, откинулась на спинку стула, прикрыла глаза, приложив указательный палец к зазмеившемуся глубокими морщинами лбу и лишь после продолжительной паузы вновь заговорила:

– Я ждала и одновременно боялась этого вопроса. Боялась, потому что не уверена, смогу ли я, хватит ли моих скромных знаний для объяснения происходящих событий... Но, все же попробую, – она уронила руку, выпрямилась и напряженно продолжила. – Вы, Степан Дмитриевич, в Бога веруете?

Несколько обескураженный вопросом, я неопределенно пожал плечами и неуверенно пробормотал под нос:

– Теперь даже и не знаю?.. А это что, обязательно?

Графиня побледнела, гневно сверкнула глазами и отрезала:

– Вера – показатель здоровья души. Ваша без сомнения не здорова. Но, к моему несказанному удивлению, вы, несмотря ни на что, были избраны для осуществления миссии.

«Час от часу не легче. Неужели теперь еще и в секту к одержимым занесло?» – этот вопрос задать вслух я не решился, а Шепильская, между тем продолжала:

– Хотите ли вы этого или нет, но добро и зло, воплощенные в Боге и дьяволе существует вне зависимости от веры в них. Вам выпал жребий выступить на светлой стороне. Или вы принципиально против?

– Ну-у-у? – снова замялся я, маскируя замешательство глубокой затяжкой. – Почему бы хорошему делу не поспособствовать? Только, не совсем понятно, в чем, собственно миссия и причем здесь я?

– Отвечать начну с конца и повторюсь: почему выбрали вас – не знаю. Я бы не за что этого не сделала. А миссия заключается в розыске врагов семьи Прохоровых и возмездии убийцам Николая.

Тут я насторожился и довольно невежливо перебил ее:

– А откуда такая твердая уверенность, что нужно искать именно убийц, а не маньяка-одиночку, о котором столько времени взахлеб твердят газеты и шушукаются кумушки во всех подворотнях?

Слабая улыбка тронула давным-давно забывшие помаду бледные губы графини.

– Вся эта история про сумасшедшего одиночку шита белыми нитками. Не нужно быть медиумом, чтобы понять это.

Хм, – едва успев раздавить в пепельнице окурок, я вытряхнул новую сигарету, – все это здорово, но, я так и не услышал, как умудрился сюда угодить? Это раз. А два – каким образом у вас оказалось это? – с силой отброшенная пачка едва не упала на пол. – И еще. Неужели нельзя было найти кого-нибудь среди своих, чем такой огород городить? Или вы не в курсе, что меня, вообще-то, не спросив согласия, против всех законов физики из будущего выдрали?

Шепильская вдруг потухла, сгорбилась на стуле. Я окончательно убедился, что ей уже прилично за пятьдесят. Теперь она заговорила без прежнего нажима:

– То, что вы из будущего, я знаю. В меру сил принимала участие в ритуале. Но в самом его конце кто-то извне попытался помешать благополучному завершению и вы, откровенно говоря, едва не погибли.

Я стряхнул нагоревший серый столбик в пепельницу и раздраженно забурчал:

– Готовиться нужно было лучше. Мало того, что, походя, всю жизнь с ног на голову перевернули, так еще чуть в гроб не загнали. Вы, наконец, объясните толком, в какую аферу меня втравили, или нет? Только без этих заумностей насчет богов-дьяволов. Просто так, по-русски, без затей.

Графиня не смогла удержаться от смешка и слегка оттаяла.

– Хорошо, уговорили. Попробую быть предельно откровенной, – она машинальным движением поправила прическу. – Я сама далеко не всем до конца разобралась. Но, безусловно, одно – против семьи Прохоровых развязана настоящая война. Саша… то есть Александр Юрьевич, сейчас находится в центре государственной политики и любое негативное воздействие на него может иметь непредсказуемые последствия для всей державы. Но, самое страшное, что охотятся за ним не люди, – тут Шепильская запнулась. – Вернее, конечно, исполнителями гнусных замыслов выступают простые смертные, а вот управляют ими посланники темных сил. И справиться с ними, как гласит пророчество, может только человек из будущего.

Я поперхнулся дымом и надрывно закашлялся, а когда смог говорить, прохрипел:

– Ничего себе объяснили попроще. Вы тут что, совсем с ума посходили? Какие темные силы? Какие пророчества? Последний раз спрашиваю, как я сюда попал?

Лицо собеседницы застыло и побледнело. Подрагивающими пальцами она приподняла сигаретную пачку и разжав их, вновь уронила ее на стол.

– Ваше появление здесь, – голос Шепильской стал безжизненно тусклым, – напрямую связано с этими, как их… сигаретами, – она не сразу вспомнила незнакомое слово. – Их мне передал для вас тот, кто напрямую связан вашим перемещением.

– И кто же он такой? – похоже, я все же с горем пополам сумел подобраться к ответу на основной вопрос.

– Я называю его Странником, – графиня закатила глаза к потолку. – Но, на самом деле, он ангел. Он также легко ходит взад-вперед по времени, как Господь по воде.

Мне оставалось только горестно вздохнуть. Судя по всему, кроме мистической муры, ничего полезного я так и не услышу. И зачем только Прохоров меня сюда приволок? Оставалась, правда, одна зацепка – какой-то ангел-странник или странный ангел, благодаря которому я и оказался в столь интересном положении. Однако, несмотря полагающуюся эфирную сущность, сигареты у этого ангела водятся вполне настоящие. Поэтому я решил напоследок все же попытать Шепильскую.

– А встретиться с этим Странником каким-то образом можно? У вас, Ксения Германовна, связь-то с ним имеется?

Она отрицательно покачала головой и грустно вздохнула.

– Странник приходит, когда сам считает нужным… Хотя, постойте, – вдруг оживилась графиня. – Совсем запамятовала. В нашу последнюю встречу он сказал, что вы можете оставить… – порывшись в кармане Шепильская достала клочок бумаги, близко поднесла к глазам и запинаясь, по слогам, прочитала: – За-яв-ку… на не-об-хо-ди-мое… о-бо-ру-до-ва-ние…

Глава 9. Ты не супермен.

Встреча с графиней Шепильской не только не прояснила ситуацию, а, пожалуй, окончательно ее запутала. В глубине души ощущая себя полным идиотом, само собой не надеясь на какой-либо результат, я все же передал ей через Прохорова внушительный список в заклеенном конверте.

Каково же было мое изумление, когда на третий день утром меня разбудил стук в дверь и покрасневший от натуги лакей грохнул на пол посреди комнаты огромный саквояж с залитым сургучом замками.

– Это что? – едва приподняв голову с подушки, непонимающе захлопал я глазами спросонья.

Шумно отдувающийся и утирающий рукавом обильно струящийся по лицу пот слуга лишь пожал плечами:

– Не могу знать. Их высокопревосходительство велели немедля доставить.

Махнув ему идти, я накинул халат и осторожно осмотрел нежданную посылку. На сургуче имелся четкий оттиск печати со стилизованной буквой «Ш», что наводило на определенные мысли о личности отправителя.

Усмехнувшись, я обстучал сургуч, мусоря прямо на пол, открыл замки и обомлел. На меня смотрел новенький, упакованный в прозрачный пластик, кевларовый бронежилет, внешне похожий на светло-кремовую безрукавку. Дальше – больше. На свет появилась кобура для скрытого ношения с пружинным фиксатором. Затем три маски с прорезями для глаз и рта, соответственно по сезону черного, буро-зеленого и грязно-белого цвета. Под ними обнаружилась вовсе экзотические вещи, такие как нож разведчика, с выстреливающимися из рукоятки лезвиями, который я в руках-то никогда не держал и видел только на картинках; миниатюрный бинокль со встроенным лазерным дальномером; прибор ночного видения с креплением для ношения на голове; три радиостанции с гарнитурой; несколько фонариков с запасными лампочками и аккумуляторами; а также непонятного назначения, странной формы устройство, небольшое по габаритам, но чрезвычайно тяжелое.

Разложив нежданное богатство поверх наброшенного на кровать одеяла, я присел рядом на стул и в задумчивости закурил. Без сомнения столь щедрый подарок мог сделать только загадочный Странник, которому Шепильская переправила мой список. Судя по оперативности, графиня, мягко говоря, лукавила, когда уверяла меня в односторонней связи со своим ангелом.

Я встал и взял с подоконника пепельницу. Вернулся к кровати, продолжая созерцать разложенную на ней амуницию и вслух спросил сам у себя:

– Интересно, сколько мне это будет стоить? – в истинный альтруизм неизвестного доброжелателя верилось с трудом.

После того, как неизвестный устроил погром в моей комнате в поисках тайника с сейфом, дверь запиралась не только на период отсутствия, но и частенько на ночь. Поэтому, кое-как скинув подарки обратно в саквояж, я задвинул его под стол, чтобы не так бросался в глаза и отправился завтракать, понадеявшись на крепость замка работы немецких мастеров.

Торопливо, почти не жуя и не чувствуя вкуса я проглотил поданное прислугой, в три глотка, обжигаясь выпил чай и поспешил вернуться к себе.

На всякий случай заперев дверь, я снова вытряхнув содержимое саквояжа на смятую кровать. Скинув домашнюю куртку, первым делом примерил бронежилет. Тот оказался настолько впору, словно шили по моей мерке. Плотно к телу легла кобура, в которой удобно устроился «Гассель».

Покрутившись перед зеркалом и сделав несколько резких выпадов руками, а также из различных положений выхватив оружие, я почувствовал себя гораздо уверенней. Во всяком случае, теперь появился реальный шанс уберечься от шальной пули.

Мысленно пожелав здоровья неизвестному добродетелю, я обратился к увесистому серому ящику, пытаясь разгадать, для чего же он предназначен. Бесцельно покрутив его в руках, так ничего и не сообразив, бросил обратно.

Только еще раз перетряхнув саквояж я обнаружил завалившуюся за подкладку несколько вчетверо сложенных бумажных листов. На них оказался отпечатанный на ломаном русском языке перевод инструкции к непонятному устройству.

Продравшись сквозь невпопад используемые падежи и склонения, отметив про себя, что язык документа, хоть и искажен, но, тем не менее, мне современен, я, в конце концов, выяснил назначение прибора. Он казался банальным зарядным устройством.

Не удержавшись от соблазна, я засунул в специальную нишу, давным-давно севшую батарейку от мобильного телефона и защелкнул крышку. Мигающий красным индикатор через пару минут загорелся ровным зеленым светом, сигнализируя о завершении процесса.

Телефон действительно ожил и первым делом громким пиканьем известил об отсутствии зоны покрытия сотовой сети. С тяжелым сердцем я выключил его и засунул аппарат, превратившийся в бесполезную игрушку с глаз долой поглубже в саквояж. Затем погладил пальцами теплый пластик зарядного устройства, отмечая его непривычную, чужеродную геометрию.

Не было никаких сомнений, что этот прибор не мог быть изготовлен не только здесь, но и в современном мне мире, однозначно являясь продуктом гораздо более совершенных технологий.

Закурив, я подошел к окну, отодвинул занавеску и бесцельно рисуя пальцем на стекле замысловатый узор, тихонько спросил сам себя:

– Кто же ты такой, Странник?.. Не пора ли нам встретиться?..

* * *

Как-то само собой сложилось, что наши встречи с Селиверстовым стали ежедневными. Вырядившись в бронежилет и пристроив «Гассель» в новой кобуре, я решил заскочит к околоточному, узнать свежие новости и лишь потом разыскивать Стахова, с тем, чтобы вручить премию за спасение.

Оставшись без крыши над головой, околоточный окончательно прописался на постоялом дворе, отхватив номер с отдельным входом, и даже вынудил Буханевича приколотить над ним временную вывеску.

Окрыленный успехами, Селиверстов последнее время пребывал на пике работоспособности. Пополненная новобранцами полицейская часть день ночь ловила преступников, страдая от избытка служебного рвения своего начальника. Вот и сейчас он кого-то распекал, да так, что от крика содрогалась входная дверь.

Когда я без стука вошел, потому что стучать было бесполезно, все равно бы никто не услышал, то первым делом наткнулся на раскрасневшегося, мечущего громы и молнии околоточного.

В этот раз начальственный гнев навлек на свою голову Никодим, после пожара окончательно утративший доверие Селиверстова. Колесников стоял посреди комнаты и нудно скулил:

– Ну, Петр Аполлонович, трудно проверить что ли? Рядом ведь совсем. Сами же требуете преступления раскрывать. Я вот и раскрываю.

– Да что ты там раскрываешь, бездельник?! – изо всей силы топнул ногой околоточный и увидев меня, не здороваясь, картинно всплеснул руками, – Представляешь, этот индюк сведения приволок, которым в обед сто лет. А теперь хочет, чтобы я всех отправил их проверять. Вот прямо сейчас все брошу и вприпрыжку побегу!

– Ну, Петр Аполлонович, – не обращая внимания на крик, по новому кругу завел свою песню Никодим. – Христом Богом клянусь, там они прячутся. Три громилы столичные. Замышляют чего-то. Сейчас не возьмем, потом локти кусать будем. Ну, Петр Аполлонович…

Селиверстов подскочил к столу и с ревом: «Заткнись!!!» – грохнул по нему кулаком. Потом зашипел, наставив на съежившегося подчиненного указательный палец:

– Смотри, Колесников. Если там никого не будет, в порошок сотру.

Вслед за тем околоточный обернулся ко мне:

– Степан Дмитриевич, в твой экипаж еще трое поместятся?

Ухмыльнувшись, я, было, собрался послать нахального полицейского куда подальше, но в последнюю секунду передумал и заявил:

– Поместиться-то поместятся, но при условии, что я с вами пойду.

Селиверстов нахмурился:

– Гражданским при проведении полицейской операции присутствовать запрещено по инструкции.

Я пожал плечами и сделал вид, что собираюсь уходить:

– Дело твое, Петр Аполлонович. Но, в таком случае до места полицейской операции вы прогуляетесь пешком.

Околоточный на секунду застыл в раздумье, затем махнул рукой:

– А, семь бед – один ответ. Замыкающим будешь. И поперек батьки в пекло не суйся… По коням!

Следуя указаниям Никодима, минут через семь тряски в тесной деревянной коробке экипажа, наша импровизированная группа захвата остановилась в глухом переулке перед покосившимся забором заброшенного дома.

Выскочивший первым Селиверстов удивленно оглянулся и шепотом осведомился у выбравшегося следом Никодима:

– Ты куда нас притащил, Колесников? Да здесь почитай уже года четыре никто не живет.

Тот, пугливо поджимаясь и отводя глаза, тем не менее, зачастил вполголоса:

– Здесь, здесь у них дневка. Нутром чую, господин околоточный. Брать надо, пока не заметили и в овраг не сиганули.

Селиверстов сплюнул под ноги, выудил из внутреннего кармана револьвер, переломив его, проверил наличие патронов в барабане. С характерным металлическим щелчком поставил оружие на боевой взвод и буркнул:

– Раз уж приехали, нечего время терять. Пошли смотреть, что там к чему.

А у меня внутри вдруг все заледенело. На мгновение померк свет в глазах и напрочь заложило уши. Когда я пришел в себя, околоточный уже миновал висящую на одной петле калитку и споро шагал по еле заметной среди прошлогоднего бурьяна тропинке к крыльцу. За ним пристроился недавно прибывший, еще не знакомый мне, длинный, как фитиль, полицейский и замыкал колонну втянувший голову в плечи, низко пригнувшийся Никодим.

Ощущение смертельной опасности стало непереносимым, но остановить их я уже не успевал. Оставалось только, выхватив оружие, броситься следом.

Выстрелы захлопали, когда Селиверстов был в шаге от крыльца. Бледные в дневном свете вспышки указывали положение стрелков за окнами, косо заколоченными горбылистыми досками и лишенными стекол.

Первым, как подкошенный, упал околоточный. За ним, медленно, боком завалился в сухую прошлогоднюю траву его высокий подчиненный. Не попытавшийся оказать никакого сопротивления, опустившийся на четвереньки Никодим, шустро юркнул за угол дома.

Посреди двора остался только я, чем не преминули воспользоваться невидимые стрелки. Словно громадный таран со всего размаха ударил в грудь, опрокидывая на спину. Однако кевлар бронежилета пулю удержал и я даже не потерял сознания.

Стрельба оборвалась. По всей видимости, засевшие в доме преступники, решили, что справились со своей задачей. Входная дверь в дом была давно украдена хозяйственными соседями и я, стараясь не шевелиться, до рези в глазах всматривался в пустой проем сеней, благо револьвер при падении не выпустил.

«Гассель» оказался на удивление точным оружием. Две пули, выпущенные на вскидку в появившийся на выходе темный силуэт, судя по крику и грохоту падения, нашли свою цель.

Тут же ожило окно. Возле моего левого уха два раза сочно шлепнуло и я обречено осознал, что третий раз стрелок точно не промахнется. Но тут от крыльца открыл огонь, очень кстати оказавшийся живым Селиверстов.

Крошившие гнилые доски пули, посылаемые им под острым углом, урона противнику причинить не могли, однако испугали, заставив замолчать на несколько спасительных для меня секунд.

Одним рывком перебросив ставшее невесомым тело под стену, я, первым делом обернувшись к околоточному, выдохнул: «Ты как?»

Тот, опершись спиной о темные бревна, прижимал к левой ключице перемазанную свежей кровью правую ладонь, судорожно тискавшую револьвер. Еле заметно шевеля бледными губами, он выдавил:

– Не уберегся я… Пулю схлопотал… Теперь уже и не знаю, сколько осталось…

Даже в бронежилете мне очень не хотелось еще раз подставляться под выстрел в упор. Но околоточного нужно было срочно вытаскивать. А, отлепившись от стены, я тут же становился отличной мишенью. Казалось, выхода нет. Однако острое желание выжить все же сделало свое дело и помимо инстинктов, в дело, наконец, вступил рассудок.

Я, присев на корточки, гусиным шагом подобрался к крыльцу и осторожно заглянул в сени. В густом сумраке бесформенной грудой лежало неподвижное тело. Не теряя ни секунды, я сгреб в кучку густо покрывающий доски пола горючий мусор и судорожно порывшись в карманах, вытащил бережно сохраненный из прошлой жизни раритет – газовую зажигалку.

Робкий огонек, раздуваемый сквознячком, очень скоро энергично затрещал, перекидываясь на тронутые жучком половые доски, а едкий дым потянуло внутрь. Еще немного и дом превратиться в пылающий факел.

На глазах слабеющий, белый как мел Селиверстов, так и не отнимая руки от обильно кровоточащей раны, одобрительно кивнул и через силу прошептал: «Умно».

Дождавшись, когда дым густо повалит из окон, я, не обращая внимания на резкую боль в груди, взгромоздил на себя околоточного и со всех ног бросился к экипажу. Только свалившись под его колеса, смог облегченно перевести дух. Пуля в спину так и не прилетела.

Первым делом я занялся надрывно стонущим, теряющим сознание от боли Селиверстовым. Обнажив ему левую сторону груди, кое-как перемотал пульсирующую темной кровью дырку под ключицей оторванным рукавом его же нижней рубахи и с помощью стучащего зубами от страха кучера загрузил внутрь повозки. Схватив мужика за грудки и крепко встряхнув его для острастки, прорычал в заросшее бородой лицо: «Живо в имение и чтобы там доктора сразу нашли, понял! Не дай Бог живым не довезешь, шкуру спущу!»

С тяжелым сердцем отправив околоточного я смешался с набежавшими на пожар зеваками. Вдалеке уже слышался дребезг колокола пожарной бригады, когда в толпе мелькнула знакомая рыжая борода. Как правило, ни одно мало-мальски значимое событие не обходилось без присутствия Стахова и было совсем не удивительно, что я так удачно с ним столкнулся.

Прихватив за рукав поначалу попытавшегося вырываться Андрюху, я чувствительно ткнул его кулаком в бок, а когда тот, охнув, узнал меня, бегом отправил в полицейскую часть за подмогой.

Лишь после того, как растерянные полицейские забрали тело погибшего товарища и до неузнаваемости обгоревший труп подстреленного мною бандита, я осчастливил терпеливо курившего в сторонке Стахова пятьюдесятью рублями, в которые оценил спасение собственной жизнь. Несказанно обрадованный таким оборотом Андрюха тут же понесся пропивать свалившееся богатство в компании собутыльников-попрошаек.

…До места проживания я добрался только к вечеру. Постанывая от боли разделся и стоя перед зеркалом долго разглядывал налитый синяк в области сердца. А когда выковырнул застрявшую между волокон бронежилета деформированную пулю и бросил ее на стол, в комнату по-хозяйски, без стука вошел Прохоров.

Он пожал мне руку, прищурился на набрякшую фиолетовую кляксу, украшавшую мой обнаженный торс, взял со стола и подбросил на ладони сплющенный кусочек металла.

– Вижу, Степан Дмитриевич, вы время зря не теряете. Всегда в центре событий.

Уловив в голосе нанимателя нескрываемую иронию, я вскипел:

– Вы мне, Александр Юрьевич, как раз за это и деньги платите, чтобы я в центре был!.. Только почему-то все забыли, что я о такой милости никого не просил! Мне такого подарка и даром не надо!

Прохоров закаменел лицом, но еще раз подбросив и поймав то, что осталось от пули, справился с нарождающимся гневом:

– Какой вы право, горячий. Я пошутил, а вы так прямо с места в карьер.

Мне, по большому счету, тоже не было никакого резона на пустом месте обострять ситуацию. Поэтому сбавив тон, я примирительно проворчал:

– Да, понимаете ли, вот это, – мои пальцы коснулись синяка на груди, – не очень способствует развитию чувства юмора. Хорошо хоть презент от госпожи Шепильской вовремя подоспел. Иначе, – я кивнул на исковерканную пулю на его ладони, – не пришлось бы нам больше общаться… Кстати, к стыду своему совсем вылетело из головы. Как там околоточный? Вы в курсе, что его серьезно подранили?

Прохоров кинул едва не убивший меня кусок железа обратно на стол, по которому он, тарахтя прокатившись, упав на пол, и брезгливо отряхнул ладони.

– Не переживайте, на этот раз ему повезло. Ранение сквозное и без всякого сомнения жизнь его вне опасности. Однако, по словам доктора, он потерял много крови и я отправил его в лес, к Ксении. Она и ни таких на ноги поднимала.

После этих слов Прохорова от сердца отлегло. Я вдруг с удивлением осознал, как за последнее время привязался к непутевому Селиверстову. И тут меня осенило, как можно грамотно использовать сложившуюся ситуацию.

– Дражайший Александр Юрьевич, – хитро прищурился я на Прохорова, – а не похоронить ли нам околоточного надзирателя?

– Как похоронить? Зачем похоронить? – в изумлении вылупился на меня собеседник. – Он же жив и даст Бог выкарабкается. Я ж говорю, ранение не смертельное.

– А кто, кроме нас знает, что оно не смертельное, а? – я запыхтел, раскуривая сигару. – А мы вот возьмем и объявим, что Петр Аполлонович Селиверстов скончался от полученных ран.

– И какая от этого будет выгода? – склонив голову набок, внимательно посмотрел на меня Прохоров.

– Самая, что ни на есть прямая, – выдохнул я клуб ароматного дыма. – Если околоточный вроде как преставится, то противник, решив, что добился своей цели и обязательно проявит себя. Тут мы получаем реальный шанс выявить Иуду в окружении Селиверстова и через него, наконец, начать активно распутывать клубок. А то мне, откровенно говоря, осточертело топтаться на месте и бить по хвостам. Полагаю, вы не будете спорить, что все последние события связаны между собой. Вот теперь хотелось бы еще понять – как?

Тайный советник задумчиво почесал кончик носа, достал из коробки на комоде сигару, понюхал ее и поколебавшись, положил обратно. Косо усмехнулся, поймав вопросительный взгляд.

– Мой личный эскулап говорит, что я слишком много курю, а в моем возрасте это уже вредно… Хорошо, будем считать, вы меня убедили. Я поговорю с Бибаевым и он все устроит.

– Только, Александр Юрьевич, – у меня непроизвольно вырвался стон от неосторожного движения, – пусть об этом знаем только мы трое. Иначе вся комбинация изначально теряет всякий смысл.

Прохоров с сочувствием посмотрел на меня и согласно кивнул.

– Договорились. А теперь отдыхайте. Или может прислать врача?

Я отрицательно помотал головой.

– Не стоит. Бывало и хуже. А это пустяк, само заживет…