Текст книги "Гиперпанк Безза… Книга первая"

Автор книги: Игорь Сотников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

А женской части коллектива этого сообщества людей в первую очередь, а уж только затем оно подразделено будет в подразделение специального назначения – группу прямого воздействия, как опять затем только выяснится для Умника, коя вся сплошь состоит из не самых обыкновенных и обычных представительниц женского пола, этого особенного социума жизни, не показалось, а их до странности удивляет, что это ещё за такое обращение к ним Пруф позволил – дамы. Где это он тут интересно увидел этих самых дам, кто ещё в позапрошлом веке все повывелись в натуральном виде, а нынче и обращение такое исчезло из лексикона порядочного и передового современника, как подчёркивающее такой деструктивный подход к лицам интересного пола. Что это ещё за подразумевание своей убеждённости в глагольном значении этого обращения?! Нет уж, нечего себе даже надумывать и ставить представительниц интересного пола в заведомо ложное и сложное положение этим своим утверждением и непонятно на каких-таких основаниях было решено так подумать Пруфу.

Ну, а во-вторых, Ангелина Степановна, к кому Пруф решился сейчас так обратиться, как она понимает, не по причине того, что она берёт на себя право высказывать общее мнение женской части коллектива, а потому, что Пруфу давно пора вкрутить мозги хотя бы потому, что он в ней посмел увидеть несоответствие со своей действительностью – она, да всё так, именно она станет тем лицом, кто, считаясь только с собой и ориентируясь только на свои интересы, себе будет позволять неуместные сердечные движения в сторону Умника, обыгрывая его данность, как только ей хочется.

И понятно, что Ангелина Степановна такого стерпеть не сможет, и сейчас же этого Пруфа поставит лицом к лицу перед своей тухлой несамостоятельностью и никчёмностью. Но на сей раз Пруф сумел с помощью своей расторопности миновать эту опасность для себя со стороны Ангелины Степановны – он делает удивившее многих и вообще не дам заявление. – И прошу не обращать особого внимания на его уши. Они у него самые обыкновенные.

Ну и как после такой заявки на внимание (это такой спец рекламный ход), не обратить своё внимание на то, на что тебе говорят не обращать никакого внимания. И, конечно, все в тот же момент уставились смотреть на то в Умнике, на что Пруф им отказывал во внимании. И Ангелина Степановна в первую очередь, как имеющая наибольший авторитетный и буквальный вес в этом коллективе, оставила на потом свои претензии к Пруфу, да и давай всматриваться в Умника, пытаясь понять, в чём его необычность от всех остальных. И, пожалуй, для Умника одного придирчивого взгляда Ангелины Степановны было достаточно для того, чтобы подмяться в свою неуверенность и в себя, – его сбивало с ног не проходящее ощущение того, что крепкие пальцы рук Ангелины Степановны, из захвата которых точно не вырвешься, сейчас его схватят за уши, чтобы их проверить на необычность, – а тут ещё со всех сторон столько вопросов к нему.

И Умник под давлением всей этой внимательной придирчивости наблюдения за его ушами, про себя эмоционально вскипел. – Да какого хрена всем не дают покоя мои уши?! – А как только он так про себя взорвался, то и реакция на такое к его ушам внимание тут же последовала – его уши тут же покраснели. Что не может пройти мимо внимания всех тут людей, начавших расцветать в улыбках. И тут на помощь Умнику приходит тот, кто это всё и затеял – Пруф.

– Как теперь видим, рефлексы у него работают как надо. Что уже несомненный плюс. – Делает потрясшее своим цинизмом Умника заявление Пруф. Кто, как оказывается, решил экспериментальным путём, с помощью вот таких, его не спросив, психологических опытов, выяснять кто он есть такой. А с таким к себе подходом Умник не собирается мириться. – А спросить меня не хочешь?! Как я …– Но на этом месте Умник сбился в своей внутренней эмоциональной реакции на такие эксперименты в свой адрес со стороны Пруфа, кто всё-таки сперва попытался его спросить.

Ну а Пруф, сочтя, что он сумел настроить Умника на конструктивный разговор, – будешь дальше продолжать настаивать на своём молчании, то у меня есть ещё чем тебя удивить, – обращается к нему с вопросом:

– Ну и какими судьбами ты к нам попал?

Но Пруф не получает ответ от Умника. В их общение неожиданно вмешивается новое для Умника лицо. – Потом расскажет, если захочет. И если ты захочешь, хотя может создаться и обратная ситуация и ты не захочешь. – Делает заявление этот новый для Умника человек со знаковым именем Сленг, вклиниваясь между всеми и Умником. И судя по всему и тому, что этому человеку с неуловимой авторитетностью в себе, никто не стал перечить и возражать, а он кстати, сразу всех тут предупредил о несвоевременности всех этих возражений, – господа дилетанты, если вы ничего не успели, то кто же в этом виноват кроме вашей ограниченности собой, а могу сказать и тупости, верно говорю, Пруф, – то он имел здесь немалый вес в плане своего мнения и авторитета. А так-то он не был столь будь здоров, как Аидыч, отвечающий за физическое здоровье этого вверенного ему подразделенья, тогда как Сленг, этот во всём инициализирующий и бьющий ключом энтузиазма и потребности быть, а не не быть человек, вставший между ним и Пруфом, отвечал за их нравственное обеспечение себя и не беспокойство там, где оно того не стоит, и беспокоиться в том случае, если это принесёт невосполнимый ущерб конституции своей души.

– Да, а при каком твоём положении в пространстве может создаться такая прелюбопытная ситуация? – прямо не даёт Пруфу не растеряться Сленг, задаваясь одним за другим вопросами. А Пруф хоть и не первый раз знал Сленга, всё равно теряется перед его напором мысли, отвечая ему не слишком осмысленно и сбивчиво. – При…да сам знаешь каком.

И на этом всё, прелюдия выхода Сленга на первый план общего внимания закончена, и он берёт инициативу по дальнейшему введению Умника в курс всего тут происходящего в свои, хоть и не крепкие физически руки, но явно очень цепкие и они точно из себя не выпустят то, что в них окажется.

– Так, а теперь всё внимание ко мне! – так же как и Аидыч похлопав в ладони, что, наверное, и как подумалось Умнику, есть для всех тут специальный сигнал к ожидаемому с их стороны действию, Сленг окончательно привлёк к себе общее внимание. А как только все тут находящиеся люди обернулись в его сторону, то тут-то Сленг и начал всё расставлять по своим местам.

– Ну, господа дилетанты, – расплывшись в непростой улыбке и разведя руки в укоризне, обратился ко всем стоящим здесь людям, кроме только Умника Сленг, – я, конечно, всё понимаю, дилетанту ни к чему знать все эти образовательные препятствия, стоящие на его пути к цели, но давайте уж хотя бы попытаемся быть немного ближе к разумной действительности, а не пытаться на неё переть своим забралом. Хотя вы, наверное, не в курсе, чего это такое. – Как бы задумчиво усмехнулся на своей последней оговорке Сленг. При этом его никто не перебивает и не пытается возмутиться его такому к себе оскорбительному подходу, со смешиванием себя с диверсификацией неуча – дилетантом, и использования в свой адрес отживших уже давно своё теологических размерностей выделений тебя в отдельное сообщество людей по эксплуатационному цензу, а все ждут, что он дальше скажет и к чему он уже с такой позиции использует своё привычное обращение к ним дилетанты (вот и ответ на первый вопрос их не возмущения).

Ну а раз хотите, то получите. – А теперь давайте проявим не только к себе вежливость, но и к нашему, как я понимаю, возможно новому члену команды. А то вы все сразу на него со всех сторон навалились, что он и продохнуть не может. А что уж говорить о том, чтобы он мог ответить вам на все интересующие вас вопросы. Если он зажат со всех сторон вашим нескромным любопытством взглядов и боюсь, что тлетворным влиянием ваших в его сторону инициатив. – Делает своё обращение к окружившим Умника людям Сленг, и как видит сейчас Умник, то во-первых, у страха и в правду глаза велики, и он оказался в окружении не такого уж бессчётного количества народа, а счётного, из всего-то пяти человек, а во-вторых, то цепь из людей вокруг него разомкнулась и он остался стоять чуть ли не в одиночестве – все кто его окружал отошли чуть в сторону и, выстроившись там в сложную цепочку, сейчас со своим вниманием к нему противостояли опять же ему.

Ну а Сленг, добившись построения такого более-менее порядка, вышел на передний план общего внимания, встав между Умником и всеми этими людьми, составляющими собой подразделение специального назначения – группы воздействия. Правда, Сленг не так сразу всех этих людей представил Умнику, а он не стал всё одновременно валить на голову Умника, кто здесь оказался в первый раз и он всё равно, если что и воспримет из того, с чем его будут ознакамливать, то только обрывчато и не полно, и поэтому будет наиболее рационально и грамотно дать ему самую начальную информацию – кто здесь кто, кого нужно беспрекословно слушать, кого просто слушать, а мимо кого так проходи.

– Значит, ты у нас большой умник. – Рассматривая с интересом Умника, спросил ли или выразил сомнение Сленг, только самому Умнику решать. И оттого как он решит ответить, для всех станет понятно, ошибся ли на его счёт Аидыч, что априори быть не может, или же он ещё больший умник, раз сумел провести Аидыча.

– Люди, как правило, видят в тебе то, что хотят видеть. – Даёт краткий ответ Умник.

– Хм. Ну а ты кого в себе видишь? – прищурившись, спрашивает Умника Сленг.

– Считаю, что лучше отвечать возложенным на меня надеждам, чем как-то иначе быть. – Следует ответ Умника, заставивший Ангелину Степановну, а Вишенку уже давно и подавно, начать приглядываться к Умнику с других позиций – сможет ли он оправдать возложенные ими на него надежды, если такие вдруг у них возникнут в случае форс-мажорных обстоятельств. Что же касается мужской части коллектива спецподразделения, то там парни были все сплошь самонадеянные, чуть ли не сорви-голова, и они не привыкли жить надеждами, так что их нисколько не заинтересовало то, что о себе сейчас сказал Умник. Хотя они сумели сделать свои выводы из им сказанного. – Большой умник этот Умник.

– Что ж, принимается. – Усмехается Сленг. – А теперь и мы не будем не вежливыми людьми, и познакомим тебя с собой и с тем, с чем тебе придётся не просто иметь дело, а тут уж такое дело, что если ты хочешь здесь остаться, то тебе придётся сжиться с тем, что есть наша работа, а если быть буквально точнее, то с этим образом жизни и мышления. – С этими словами Сленг подходит к Пруфу, стоящему с одного края этого построения людей, и с него начинает знакомство Умника с существующими реалиями этого автономного от вне мира, если в общем, а если в частности, то с людьми из особого сообщества, собой олицетворяющих этот мир, живущий по своим отдельным от всех правилам и рекомендациям.

– Это Пруф. – Кивнув в сторону Пруфа, Сленг принялся представлять Пруфа. – Реализатор проектов, наш ведущий специалист по внедрению и проведению спецопераций. Так сказать, герой-любовник. – А теперь у Умника выдалась возможность уже более детально рассмотреть Пруфа, кто ранее скрывался от его взгляда внимательности за всей этой толчеёй вокруг себя и своим длинным носом. Где последний с таким напором вмешательства лез к нему, что Умник вечно на него наталкивался, стоило ему только захотеть узнать, да кто, собственно, такой стоит за этим сующим куда не просят носом. А такое первое знакомство с главным атрибутом внешнего я Пруфа, так сказать, не больно способствует к дружескому восприятию Пруфа, чья настойчивость в плане любопытства, кажется не просто назойливой, а чуть ли неуместной.

Вот и Умник с большой претензией смотрит на нос Пруфа буквально, нескрываемо в себе считая, что такая запоминающаяся во внешности Пруфа часть его лица – нос, будет только способствовать его большой запоминаемости и ничему другому. Что в свою очередь будет вредить тому делу, которому они все здесь посвящают всё своё время и жизнь, и которое как он догадливо понял, требует от них не быть столь приметливыми.

А Сленг и Пруф заметили, что Умник как-то уж пристрастно смотрит на нос Пруфа, и тем самым явно выказывает большое сомнение в том, что Пруф в полной мере соответствует всему тому, что за него обрисовал Сленг.

– Есть какие-то вопросы? – задаётся вопросом Сленг.

– К кому? – как будто не понял, переспрашивает Сленга Умник.

– К Пруфу! – заявляет Сленг и зачем-то тут вдруг отпускает странную шутку. – Не к его же носу? – И только он так пошутил, как он думал, как у всех появились вопросы к носу Пруфа, который, если уж быть честным, всех уже достал своим хамоватым поведением – он не просто выскочка, а вечно лезет во все дыры, заставляя затем всех работать внеурочно.

– И чего тебе Пруф всё на месте не сидится? Чего ты лезешь туда, куда нет разнарядки? – не слегка не понимает нисколько Пруфа Крименций, с укоризной покачивая головой. Но ему всегда простительно так думать о Пруфе, о ком он так же как и о всех думает с не всегда понимаемых позиций. У него есть ко всем из их группы такого же качества вопросы. И то, что он Пруфа мало вообще понимает, ещё не самое большое непонимание в его жизни. А его прямо вгоняет в растерянность Вишенка своим без обязательным поведением, а Ангелина Степановна своим показательным взглядом спросонья на него, который он никак для себя объяснить не может и почему-то не хочет объяснять. А это уже вопрос к себе. На который он не собирается отвечать. Вот такой сложный человек Крименций.

– А и в правду. А чего это ты такой самонадеянный. С какой это стати ты считаешь вправе выдвигать только себя на первый план реализации любого проекта? – Нервно задаётся вопросом Вишенка, не сводя своего взгляда с носа Пруфа.

– Прищемить тебе его уже пора. – И одна только Ангелина Степановна видимо не задаётся вопросами насчёт решения вопроса с носом Пруфа. Где даже и сам Пруф не устоял от соблазна и про себя возмущённо задался вопросом: Да что вам всем сдался мой нос?!

А между тем Сленг, сочтя за должное не отвлекаться на нос Пруфа, прошёл дальше вдоль этой шеренги людей и остановился на…будет не этично так говорить, а рядом с Ангелиной Степановной, то это наиболее здравое рассуждение и мысль. А иначе Ангелина Степановна, как не дама, как все мы уже о ней выяснили, а как бы её лучше звать ещё не решено, хоть о ней и известно, что она соответствует тому мужскому представлению о представительницах женского пола (ему она, что удивительно, ещё отдаёт предпочтение перед мнением своих единомышленниц по природе только, но не по мировоззрению), приписывающему ей все качества самодостаточной индивидуальности, крепко стоящей на своих хорошо развитых ногах, на которых крепится вся её здоровая во всех смыслах конституция своей существенности и бытия, и она никому не позволит без уважения к себе проходить мимо, не потерпит такого, что ещё за такие странные намёки, подхода к себе.

И как только Сленг с подчёркнутым уважением представил Умнику Ангелину Степановну, в миг взявшую на прицел своего внимания Умника, то он сразу уловил связь между именами людей ему представляемых и их знаковой ролью для носителя этого имени. – Им, как и мне было дано имя, исходя из их видения теми людьми, кто их и меня сюда принял. – Решил Умник. А то, что имя Ангелины Степановны, как бы выбивается из общего ряда вот такого хода мысли Умника, то это только так кажется. Тогда как по мнению Умника, как раз её имя от рождения, как типа исключение из общего правила, подтверждает это общее правило формирования этих именований.

Ангелина Степановна сама в себе субъект такого монументального качества и характера, что её достаточно так по имени отчеству подчеркнуть и ни у кого уж точно не возникнет никаких вопросов в сторону её понимания. Ангелиной Степановной всё будет сказано для тех, кто хоть раз с ней на узкой дорожке сталкивался и ещё смел не уступить ей свободное место за столом в столовой. Ничего ему в горло дальше не полезло, мало сказать, когда нога, а точней сразу обе, были раздавлены ножками того стула, который по странной изобретательности своего рассудка, решил не уступить место Ангелине Степановне этот, только до вчера расторопный гражданин.

И Ангелину Степановну кроме как Ангелина Степановна, Сленг и не знает как больше представлять. Её имя всё само за себя говорит. Но только для людей её знающих. А вот Умник её ещё совсем не знает, а это ставит Сленга в неловкое и сложное положение перед Ангелиной Степановной, с интригой посматривающей на Сленга и ждущей от него, как он её, даже не представит, а скажет за кого он её тут считает. И не считаться с собой, как тот же Сленг понимает, она никому не позволит. Зря что ли она мастер спорта международного класса по толканию ядра. И если с ядром она легко справлялась, то и со Сленгом она всегда совладает. Вот, наверное, она так несколько сильно отталкивающе выглядит. Долгие годы тренировок и полная целеустремлённость своего взгляда на толчке, получили в ней материализованное воплощение, и она стала такая, какая есть. Хотя может это нет так…нет, всё-таки так.

– Ангелина Степановна это наше всё. – Сленг всё-таки находит обтекаемую формулировку, к которой даже Ангелине Степановне трудно придраться. И она с новым уважением посмотрела на Сленга, кто всегда умеет найти для неё убедительные мотивировки и слова, и всё же дала ему понять, что ей бы хотелось услышать детализации этого наше всё.

– Оружие возмездия. – Добавил Сленг, и чёрт его возьми, сумел потрафить Ангелине Степановне. – Наша, не побоюсь этого слова и его злоупотребления, Ангелина Степановна, берёт на себя обеспечение решения самых трудоёмких и сложных вопросов, и ставших перед нами задач. И за что она берётся, то можешь быть гарантированно уверенным в том, что она своё дело сделает как надо. – На этом моменте, чтобы слишком не переусердствовать с комплиментами в сторону Ангелины Степановны, кто может всякого надумать и зацепиться за то, что и не думал никогда, и не знал до этого момента, Сленг обходит её и останавливается рядом с Вишенкой, стоящей сразу за Ангелиной Степановной. И то, что Вишенка остановилась стоять именно здесь, в буквальной близости от Ангелины Степановны, было совсем не случайно. И эта не случайность была вызвана не как можно сразу подумать – одного поля ягоды люди должны держаться вместе, хотя бы из солидарных убеждений, а тут имело место другая причина, и куда как более значимая, чем эта первая пришедшая в голову мысль.

А всё дело в том, что Ангелина Степановна была таким уж нетерпящим любого рода соперничества человеком, – а в их числе она, как ни странно (нет, не странно) видела всех до единого своих только на словах единомышленниц и подруг, – что лучше ей не попадайся на глаза. Ведь как только дойдёт до дела личного характера, то куда что девается и что происходит с той, кому Ангелина Степановна некогда всецело доверяла все свои тайны и ещё что-то из того. Вот и нет у Ангелины Степановны с некоторых пор, ни подруг, ни наивных предубеждений на их якобы невинный счёт. Ну а Вишенка, будучи в курсе всех этих взглядов Ангелины Степановны на своих заклятых отныне единомышленниц, старалась лишний раз не попадаться ей на глаза, вызывая тем самым меньшие подозрения в её глазах. И вот такая близость её нахождения к Ангелине Степановне, как раз и позволяло ей быть менее для неё заметной. Чем ближе находишься к Ангелине Степановне, тем дальше от её подозрений.

А Сленг, видимо, так же учитывая стремление Вишенки: не нужно на мне задерживать общее внимание, на долго рядом с ней не останавливается, и только назвав её имя, следует дальше и останавливается рядом с человеком нагромождением в себе всех видов мускул и по нему сразу видно, что он человек большой силы воли. Так он выразительно в себе и требовательно уже ко всему вокруг выглядит. И тут уж как сразу мимо пройти, не выразив в адрес этого человека-глыбы, не одну пару очевидных, комплиментарного характера словосочетаний. И хотя для этого человека-глыбы такой внимательный подход к себе со стороны любого человека был не нов и привычен – с кем бы он не встретится, все отдают должное его физической уверенности в себе – он, тем не менее, не чувствует в себе нежелания слушать в свой адрес все эти здоровые замечания. Впрочем, он был рад, если бы эти замечания в его сторону не были столь однообразны.

И Сленг сумел человека-глыбу – Крименция, удивить своим новым подходом к его ознакомлению. – Это Крименций, – говорит Сленг, представляя Крименция Умнику, – по его внешнему виду можешь уже догадаться кто он. – Здесь Сленг делает интригующую для всех паузу, во время которой все и главное Умник, должны догадаться и при этом верно, кто такой есть Крименций и за что он здесь отвечает. А вот здесь Сленг чуть не допустил ошибку, не учтя современные мыслительные приоритеты и тренды. Где человека теперь не судят …нет, так тоже нельзя злоупотреблять судебной системой, взяв на себя такие большие полномочия, а будет правильней сказать, что разумеют по внешнему виду – чего в нём много присутствует и выделяется, то значит, этим он живёт и гордится – и теперь на всё в тебе внешне подчёркивающее смотрят, не на как это всё, что ты можешь, а это всё твоё есть твоя жизненная позиция и философия жизни.

И хорошо, что все тут знали, кто Крименций есть таков – грубиян, бестолочь в кубе и квадрате, если уж на то пошло, то куб в себя включает так же и квадрат, как сам всех заверял Крименций, тем самым подчёркивая и подтверждая в себе ещё одну свою характерную черту, он был до своей бестолочи настойчивым в упрямстве быть во всём правым и самым умным наглецом, плюс его самонадеянность до самозабвения ладно бы его одного касалась и он за неё только расплачивался, но нет, в этом плане он готов со всеми делиться и это ещё больше всех тут удручает, и всё это не даёт никому из находящихся людей догадаться о Крименции как-то иначе.

А так-то Крименций человек полная противоположность устоявшимся клише и стереотипам о людях громадной физической силы и ещё большей воли, кто ежедневно и сиюминутно главное, все свои силы прикладывает к тому, чтобы доказать всем вокруг, что он самый сильный и волевой человек. И Крименцию ничего не нужно для всех и себя доказывать – он уже всем всё доказал, да с какой стати ты, гад, решил во мне увидеть теоретика теорем, кто только носится с этими доказательствами, – и спокойно смотрит на эту блажь в твоих руках и в его глазах – подкову, которую ты, провоцируя его на несдержанность, пытаешься изо всех сил согнуть, и как бы не можешь. А вот если бы Крименций вдохнул в тебя силы своим примером, – а ну дай подкову, я тебе покажу, как их надо гнуть, – то ты вслед за ним запросто бы согнул подкову, но уже другую, ждущую своей согнутой участи.

Но Крименций полная противоположность тем людям, кто вначале сгибает подковы, а затем только спрашивает: «Зачем ты мне дал подкову?», и он только с насмешкой к твоей судьбе смотрит на тебя и на подкову в твоих руках, провоцирующих его на слабо.

Чего о нём, если быть честным до конца, никто не знал и не подозревал, а единственный, кто ещё мог на его счёт впасть в сомнения по причине не знания Крименция, Умник, не успел так о нём подумать. А всё из-за того, что Сленг поспешил закончить эту данную на обдумывание ситуации с Клименцием паузу, и озвучил вслух то, что он хотел сказать на его счёт.

– Клименций наш ответ всякому супергеройству, в которое столько сейчас вкладывается, что и не знаешь, какова истинная цель продвижения в массы идеи сверхчеловека. Хотят тем самым индивидуализировать подход к решению общественных вопросов? Повысить тестостерон и самооценку у индивидуума, давая ему надежду стать личностью? Или же всё предоставить решать кому-то другому? – задался вопросами Сленг, призадумавшись. Что видно не входило в его планы по ознакомлению с Крименцием, и он быстро переводит общее внимание на то, на что он хотел акцентировать внимание в Крименции. – Про таких как Крименций говорят: «Ломом опоясанный». Он сколько себя знает, подвязывает себя проволокой вместо ремня (а сейчас чем-то поколючей и по плотнее). Иначе не удержать в нём то, что из него так и рвётся наружу. – А вот это было лишне по мнению надувшегося Крименция, кто так удручился под прыск смешков из-за спины Сленга, кому сегодня вдруг вздумалось всё неудачно и не кстати шутить, вот он так не смешно и язвительно пошутил, вызвав в Крименции приступ недовольства и растерянности в той части себя, которая, как увидел Умник, и в правду скреплялась чем-то там условно железного исполнения, откуда и полезла наружу внутренняя и внешняя неудержимость Крименция в виде живота.

А Сленг, если и в чём не был замечен, то в своём неумении быстро собраться и сообразить на каком месте поставить точку. И Сленг, руководствуясь правилом: «Всё нужно давать в своей дозировке», оставляет Крименция наполняться возмущением отдельно от себя и переходит к последнему человеку из этой компании людей, с кем Умник ещё не был познакомлен.

– А это Молчун. – Подойдя к обособленно немного от всех стоящему человеку, ничем особенным в себе не выделяющемуся, представляет его Умнику Сленг. И как видит Умник по Молчуну, то он не демонстрирует со своей стороны нейтральность взглядов на него, а в нём так и проскальзывает некое недовольство и раздражение в его сторону. И Умник даже слегка озадачен таким проявлением антипатии со стороны Молчуна, с кем он точно нигде раньше не пересекался и ему не переходил дорогу. А вот на последней мысли Умник сбивается, вдруг натолкнувшись на то, что могло подвигнуть Молчуна на такие претенциозные взгляды на него.

– Это всё Пруф. – Вдруг догадался Умник. – Это он меня было назвал молчуном и тем самым заставил нервничать Молчуна. Явно не желающего делить с кем бы то ни было то, что он в себе несёт и был отмечен. И Молчун не настолько уверен, что я смогу должно держать марку молчунов, не проболтавшись. Что так в итоге и случилось. И я, как максимум, могу лишь претендовать на имя неразговорчивого человека, а молчун здесь только один – это он. Правда, это его всё равно не успокоило. – Остановился на этой мысли Умник, вглядываясь в Молчуна. Кто, нет никаких у Умника сомнений, точно так в его сторону думал и сейчас додумывал о том, с какой это стати и на каких-таких основаниях Пруф вдруг додумался их сравнить.

– Опять хочет навести побольше беспорядка и сумбура в наши головы. – С этими предположительными Умником мыслями Молчун бросил косой взгляд на ухмыляющегося Пруфа, и посчитал, что они не так уж далеки от реальности.

– Кто такой Молчун? – задался риторическим вопросом Сленг, поглядывая искоса на Молчуна. – Скажем так, его молчание само за себя скажет. И часто бывает так, что самое ключевое слово. – На этом моменте Сленг поворачивается лицом к Умнику и на этом ставит свою точку в этом ознакомительном мероприятии. Правда, эта его точка выглядит как многоточие.

– Для начала этого будет вполне достаточно, чтобы знать, как друг к другу обращаться. А для всего остального будет время. Ну что скажешь? Как тебе мы? – задаётся вопросом Сленг. А вот это уже интересно в пятерне и в квадрате точно, как решил Крименций. Всем захотелось знать, что сейчас скажет Умник насчёт … прежде всего себя, раз ему вздумалось так ущербно и безнадёжно думать в сторону…каждого из них.

А Умник и вправду не дурак, раз в момент уловил хитрость Сленга, поставившего его в такую неоднозначную и тупиковую ситуацию. Где он и промолчать, а значит умолчать, что думает о всех, не может, и что сказать в адрес своих коллег, возможно так ещё минуту назад, а сейчас такое развитие ситуации становится туманным, не знает.

– Вы ставите меня в сложное положение, заставляя говорить не совсем этичные и возможно не комплиментарные слова в лицо малознакомым для меня людям. – Обращается умник к Сленгу, подразумевая в себе только честность. А тот только насмехается, заявляя свою точку зрения на то, что сказал. – Для нас лицемерие неприемлемо. Искренность и прямота – это то, на чём держится между нами доверие. А без этого фундамента мысли и не добиться результата. Так что мы ничего друг от друга не скрываем. – Обращается к Умнику Сленг.

– Что ж, тогда я скажу всё что я надумал. – Говорит Умник. – Но только тем, кто этого заслуживает. А кто считает иначе, то какой во всём этом толк. – На этом моменте возникает внимательная со всех сторон друг к другу пауза, из которой делает первым выход Молчун, развернувшись и выдвинувшись в сторону того коридора, по которому в своё время ушёл Аидыч.

И Умник на деле убедился в умении Молчуна без слов и их излишков добиваться нужного результата. А как только Молчун таким образом снял остроту поставленного Сленгом вопроса, то все, одновременно вспомнив, что у них есть куда как более важные дела, нежели здесь стоять и перепираться взглядами, постепенно разошлись, оставив Умника и Сленга наедине друг с другом.

Сленг же, дождавшись и убедившись, как только он знает, что они остались тут только вдвоём, посмотрел на Умника, ожидающего от него дальнейших предложений, да и обратился к нему с этими предложениями. – Ну что, в общих чертах с людьми, кто собой олицетворяет и занимается продвижением в реализацию идей нашего комитета права быть ты ознакомился. Как насчёт того, чтобы пойти дальше? – спрашивает Умника Сленг.

– А у меня есть выбор? – как в кино отвечает Умник.

– Нет. – Как не в том кино, которое видел Умник, отвечает Сленг.

– Тогда зачем меня спрашивать? – интересуется Умник.

– Это мой внутренний аутотренинг. Тренирую себя быть во всём свободомыслящим и также выражающимся человеком. А то ещё бывает проскальзывают во мне патриархальные закостенелости, эксплуататорского характера, угнетающие дух свободной воли человека. А такие свободолюбивые люди всегда очень остро чувствуют в собеседнике всякое отклонение духа в сторону несвобод, и они в раз в тебе вычислят чуждый элемент, кому свойственно эксплуатация, закрепощенность и угнетение духа. А это не способствует нашей работе. – Несколько путанно объяснился Сленг. И считая, что он лучше не скажет и он и так много лишнего сказал, в общем, на этом достаточно, кивает в сторону того самого коридора, куда все отсюда уходят и говорит:

– А теперь прошу следовать за мной. Нас впереди ещё столько всего ждёт. Для начала подразделение информационного прорыва.

На чём здесь разговоры заканчиваются, и Умник со Сленгом выдвигаются в сторону уходящего в свою неизвестность коридора.