Текст книги "Сказка о гениальном профессоре и его гомункуле"
Автор книги: Игорь Шиповских
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)
Игорь Шиповских
Сказка о гениальном профессоре и его гомункуле
1
Уж сколько существует всяких историй о создании искусственных гомункулов, и не сосчитать. Вот например взять хотя бы давнюю историю о сотворение папой Карло того же деревянного мальчика Буратино, а ведь он действительно его сотворил, произвёл на свет, словно истинный Создатель, как наш верховный отец Творец всего сущего. Притом сотворил он его из какого-то простого куска полена. Более того вдохнул в него жизнь, и отправил в люди учиться. Так что это вполне фантастическая история достойная сравнения с произведениями высокой научной фантастики, в которой говорится об изобретении гениальными учёными-одиночками искусственного интеллекта.
Впрочем, и помимо этого в истории литературы есть ещё немало примеров изобретательности человеческого ума. Сразу стоит вспомнить неподражаемого профессора Преображенского и его подопечного гомункула Шарикова, так лихо описанного великим Михаилом Булгаковым. Так же всем известен античный миф о греческом скульпторе Пигмалионе и его творении, деве Галатеи, которую он создал из слоновой кости и влюбился в неё без памяти. Но в этом нет ничего странного, ведь плох тот творец, что отвернулся от своего творения. Хотя такое и случается в обыденной повседневности; порой мать спокойно может оскорбить свою дочь, а отец опорочить честь сына, и наоборот. Пойди тут разберись, кто прав, кто виноват. Жизнь вообще сложная штука.
Но самое страшное, это когда от нас отворачивается наш главный Создатель, наш Верховный Творец, и тогда уж точно жди беды. На Землю приходят ненастья и катастрофы: извержения вулканов, ураганы, шторма, землетрясения, и их последствия – цунами. Иной раз мы крайне сильно гневим Всевышнего своим безрассудным поведением, и тут тоже всё очень сложно. Однако хватит философских умозаключений и нудных поучений, пора переходить к сути дела, ведь та история, что случилась в нашем прекрасном государстве много лет тому назад, не менее интересна, чем миф о Галатее и её творце.
2
А начиналось всё в те стародавние времена, когда Российской империей правила достославная наследница Петра Великого – Екатерина II. Столицей государства в те годы являлся Санкт-Петербург, а Москва оставалась прежней колыбелью всех начинаний великих царей прошлого. Тогда здесь было спокойно и даже уныло, ибо все бурные события теперь проходили там, на просторах Балтики. Хотя и в Москве ещё находились кое-какие очаги деятельного развития. И, разумеется, в первую очередь это были учебные заведения: гимназии, университет, и научные лаборатории, там жизнь кипела. Так же процветали и деятельные, инициативные люди от науки.
И вот одним из таких инициативных деятелей был немало умудрённый опытом и знаниями, профессор множества университетских дисциплин, пожилой естествоиспытатель, некто Ойген Карлович Тельнов. Про него в университете даже ходили легенды, мол, он настолько умен, что если бы потребовалось, то он только одним своим правым полушарием мозга с лихвой заменил бы весь научный состав. И это было действительно так, его познаний во всех областях хватило бы на многие учёные головы. Но профессор этим не кичился, был скромен, отличался порядочностью, и вёл активную, даже можно сказать кипучую, научную деятельность.
– Я известен не токмо своей сообразительностью, но и работоспособностью!… и только это даёт мне возможность столь долго и плодотворно жить в науке!… А потому я и всем прочим рекомендую непременно много трудиться!… лишь тогда можно постичь окружающий нас Мир со всеми его тонкостями и тайнами неизвестности!… – не раз говаривал он студентам на кафедре и продолжал работать над своим очередным открытием, которое корнями уходило в дебри зарождения человечества.
И как это зачастую бывает, профессор настолько был поглощён своим трудом, что абсолютно не заметил, как над ним сгустились тучи. Иначе говоря, в университете нашлись недруги завистники и оклеветали его. Уж больно сильно кому-то из молодых напыщенных учёных-выскочек приглянулось его насиженное место в ректорате. В общем, Ойген Карловича выжили из университета, а если быть точным в формулировке, то отказали от места и отправили в отставку по причине достижения преклонного и якобы нетрудоспособного возраста. У нас сейчас сказали бы просто, «спровадили старичка на пенсию».
Но как ни говори, а Ойген Карловичу отныне пришлось забыть о регулярном посещении своей профессорской должности. Так что теперь он целыми днями находился у себя дома в небольшой усадьбе в пригороде, а куда ему ещё идти-то, ведь все двери любых научных лабораторий перед ним сейчас были закрыты. Влиятельными недругами был наложен запрет на его присутствие там. Однако наш «старичок» не стал унывать, и после первых нескольких дней раздумий он вдруг определился.
– Ну что ж, господа интриганы,… избавиться от меня вы избавились, но вот только изгнать меня из науки, у вас не получится,… не сможете вы этого сделать!… ха-ха-ха!… Погрустил я, и хватит,… пора продолжить свои исследования в сфере зарождения человечества,… но только теперь стоит задуматься и о помощнике!… Кафедры вы меня лишили, господа завистники,… нет у меня теперь студентов, но я и тут найду выход из положения,… я сам создам себе помощников,… сотворю их из небытия,… ха-ха!… Вот и будет, кому свои знания передать,… а то ишь, думали все мои открытия уйдут со мной в могилу,… нет уж, будет у меня приемник,… ха-ха-ха!… – не теряя оптимизма, и даже посмеиваясь, твёрдо решил Ойген Карлович.
И как всегда оказался прав, ведь в его замыслах имелось немало преимуществ. Ну, во-первых, после создания приемника, элементарно будет кому, помочь ему на старости лет. Во-вторых, появиться ум, в который можно будет вложить все те знания, что он получил за всю жизнь. А получил он их немало, ведь учиться он начал ещё в подмастерьях у самого Якова Брюса, сподвижника Петра Великого и по совместительству важного алхимика, уж тот знал столько всего о мироздании, что ни одному волшебнику или чародею даже и не снилось. Недаром же за глаза его называли императорским колдуном. Но это уже другая история, а сейчас Ойген Карлович взялся основательно преобразовывать свою нынешнюю жизнь.
Кстати, его слегка странное для современного времени имя и отчество, тогда ничем примечательным не выделялось, ведь Ойген в переводе с немецкого языка значит Евгений, или просто Женя, почти как Онегин у А. С. Пушкина. А отчество Карлович, это вообще распространённое и даже характерное явление тех лет, потому как увлечение Петра Великого всем европейским, сказалось и на его солдатах, что воевали с ним бок обок. И как раз одним из таких солдат, по преданию, являлся отец юного Жени, впоследствии Ойген Карловича. А вот фамилия Тельнов, пошла из глубины веков. Правда истинное происхождение своего рода Ойген Карлович держал в секрете, некоторые старожилы поговаривали, что на самом деле профессор гораздо старше, и это, мол, наоборот Яков Брюс учился у него. Впрочем, всё это лишь предположения, домыслы, лирическое отступление, ну а главные события только начинались.
3
На следующий день после основательного решения изменить свою жизнь и создать для себя приемника, Ойген Карлович взялся оборудовать у себя в усадьбе научную лабораторию, ничем не уступающую университетской. Для этого у него имелось всё необходимое: были и средства, и материалы, и инструментарий, и даже мелкие пустяшные аксессуары, такие как склянки, всего предостаточно. Но самое важное, у него были навыки, как всё это собрать и запустить в действие. Уж это Ойген Карлович знал прекрасно, ведь он как-никак профессор кафедры естествознания.
В общем, уже к вечеру первые очертания собственного научного поприща у него чётко наметились. Многое из задуманного было сделано, даже рабочий стол и инвентарь заняли свои места. Под это он отвёл боковой зал своего одиноко-стоящего, скромного дома, что располагался близ речки Яузы на краю сельца Богородское, которое некогда служило кузницей кадров для армии царя Петра. Эту небольшую усадьбу профессор приобрёл ещё в давние годы, и неслучайно, ведь здесь весьма живописные места. Рядом Сокольники и Преображенское, пышущие великолепной растительностью, и славящиеся множеством прудов с озерцами. А уж про знаменитую речку Яузу и говорить нечего, она кладезь чистой воды и рыбных запасов, по крайне мере в те времена рыбалка здесь была отменная.
И вот, в столь благословенном месте профессор начал свои первые самостоятельные опыты по созданию некоего гомункула, нового человека, образцового существа. Притом это вполне исторический факт, такие опыты действительно имели место быть. Остальные сведения записаны со слов местных старожил, кои были свидетелями тех событий. А события те, надо отметить, разворачивались весьма стремительно. Прежде всего, профессор воспользовался кристально-чистой водой с Яузы, и при её помощи составил из тщательно подобранных ингредиентов питательную жидкость.
– Ну что же, первый шаг сделан,… эта жидкость станет неким желтком для зародыша, который начнёт развиваться в ней, словно в курином яйце,… далее будет не менее интересно!… Теперь же пора создать и сам зародыш… – удовлетворенный качеством питательной жидкости заключил Ойген Карлович и перешёл непосредственно к формированию самого зародыша. Ну а формировать он его взялся из своих собственных клеток. А из чего же ещё его создавать? ведь так поступил бы каждый естествоиспытатель, так поступали и Луи Пастер, и Илья Мечников, и ещё много кто из плеяды отважных исследователей. С этого же начал и профессор.
– Как говорится, кровь всему начало, а плоть уже потом,… клетки крови послужат отличным материалом для развития зародыша… – твёрдо решил он. Тут же взял у себя из артерии несколько крупных капель крови и поместил их в стеклянный прозрачный сосуд, разогретый до температуры человеческого тела. После чего добавил в сосуд ещё и пару частиц загадочного ингредиента известного лишь ему одному. Притом этот ингредиент был больше связан со знаниями алхимии, которой пользовался Яков Брюс, нежели чем с естественными науками к коим был привязан профессор.
Кстати, тайна этого ингредиента не разгадана до сих пор, и вряд ли когда-либо станет известна вообще, ведь это нечто мистическое, связанное с магией, а современная наука её не признаёт. Хотя и зря, ибо после соединения того таинственного ингредиента с кровью Ойген Карловича, начали твориться чудеса. Кровяные клетки стали делиться именно так, как это происходит при естественном зачатии, но только с наибольшей скоростью. В течение минуты появились очертание некоторых сосудов и даже нервных окончаний. А вскоре весь процесс неожиданно сам собой заключился в какую-то плотную оболочку, в прозрачную капсулу-цисту.
– Так-так,… по-моему, всё идёт весьма успешно,… ведь когда-то у меня получалось же точно такое при экспериментах на мышах,… правда, они потом куда-то разбежались,… ха-ха,… но мыши-то, хоть и искусственные, но всё же были!… Так почему бы у меня и сейчас с человеком такое же не получилось,… ха-ха!… ранее я бы и не осмелился на такой шаг,… но уж коли меня отлучили от классической науки, то я невольно превращаюсь в колдуна,… хм, или же даже, наоборот, в Бога!… Хотя, нет-нет!… зачем же так кощунствовать,… это просто эксперимент с расчётом на удачу… – вполне логично рассудил Ойген Карлович, внимательно наблюдая за периодом созревания плода.
А меж тем клетки настолько наделились, что стали напоминать некие структуры человеческого организма, хотя и размером всего лишь с горошину. Вот тут-то профессор и поместил всю эту неустойчивую структуру в питательную жидкость, после чего процесс формирования клеток намного ускорился. Профессору даже пришлось понизить температуру жидкости почти на пару градусов, с повышенной 36.9, на почти летальную 35.0, что способствовало значительному торможению реакций. Прохладная ванна, в которую Ойген Карлович поместил сосуд с жидкостью, быстро замедлила процесс.
Но долго так не продолжалось. Уже через полчаса возникла опасность полной остановки деления клеток, так что профессору всё же пришлось снова подогреть жидкость до нужной температуры, и это повлекло за собой немедленное восстановление всех функций зародыша. Формирование клеток пошло равномерно. А вскоре из бесструктурной массы определились явные контуры человеческого тела, чему профессор был несказанно рад.
– Это удача!… всё складывается как нельзя лучше!… процесс пошёл свойственным природе путём!… гиперускорения не произошло!… А ведь был риск обрушиться в разнос,… но стоило-то всего лишь понизить температуру питательной жидкости и всё, пике прекратилось!… Гомункул начал развиваться в заданных параметрах,… ха-ха-ха!… – довольно потирая руки и весело посмеиваясь, сделал заключение Ойген Карлович и продолжил свои наблюдения.
4
Между тем время шло, и равномерное развитие плода нисколько не снижалось, даже наоборот, его активность прогрессировала, отчего потребовалась дополнительная подпитка. Жидкость, сделанная профессором, быстро истощалась, и это вполне закономерно, ведь строительные материалы клеток заключённые в ней уходили на рост плода. В результате чего на следующий день профессору пришлось аккуратно заменить жидкость в ёмкости с зародышем.
А при замене он невзначай обнаружил, что у плода сформировалась некая аналогия пуповины сообщающаяся с питательной средой. И такое открытие тоже немало порадовало профессора, ведь оно означало, что он на верном пути. Его изыскания продолжились. Таким образом, прошёл ещё один день. Затем ещё день, и ещё, и ещё. Незаметно пролетела целая неделя. Теперь плод напоминал вполне сформировавшегося человечка. Но только размером пока с куклу: те же ручки, ножки, тельце, голова. А лицом он, кстати, сильно походил на самого Ойген Карловича.
Впрочем, чему тут удивляться ведь получившийся гомункул был создан из клеток крови профессора, а потому по его образу и подобию, всё сходилось. Но что ещё беспокоило Ойген Карловича, так это интенсивное деление мозговых корпускул, проще говоря, голова росла несколько интенсивней, чем тело и выглядела чуть великоватой, нарушая тем самым общепринятые пропорции. Хотя с другой стороны, профессора радовала такая интенсивность.
– Уверен, ума и рассудительности в этом существе, будет ничуть не меньше чем у меня!… И это весьма обнадёживает, значит, у меня есть ёмкость, куда я смогу переложить все свои знания!… полагаю, у этого мальчишки большие перспективы и светлое будущее!… Однако уж коли он развивается, как особь мужеского пола, то ему и следует дать соответствующее имя,… ибо без него никак невозможно находиться среди людей,… всякий индивид обязан носить имя!… Но какое?… как назвать?… Может, по библейски, Иоанн, или Матфей, либо Иосиф,… а может Адам!… О, нет-нет,… назову-ка я его лучше Ильёй, как Илью-пророка,… посмотрим, станет ли его имя таким же пророческим,… ха-ха-ха… – чуть усмехнувшись, решил Ойген Карлович, и сходу занялся приготовлением всяких там пелёнок, распашонок, и прочих детских одежонок, ведь всё это может уже скоро понадобится. А так оно и случилось.
Неожиданно эксперимент слишком ускорился и вышел из-под контроля профессора. Даже снижение температуры околоплодной жидкости не помогало. Гомункул стремительно набирал рост и вес. Не прошло и двух недель, как он преодолел все циклы развития, на которые простые роженицы затрачивают девять месяцев. И ровно в полночь накануне Светлой Пасхи, Ильюшенька вылупился из своей оболочки. Напористо ткнул её ножкой и сразу подал голосок, мол, вот он я, Мир встречай меня.
О, если бы Мир в этот момент знал, какое ужасное существо возвестило о своём появлении, то он наверняка ужаснулся бы, ведь Ильюшенька явился не христианским путём, а скорее дьявольским, без участия матери и отца. Однако это всё больше религиозные понятия, нежели чем житейские будни и ценности учёного человека, который совершил прорыв в науке и разумом победил тёмные предрассудки веков. Впервые в истории гомункул был создан в стенах лаборатории, и это неопровержимый факт. Тут уж профессор радовался сверх всякой меры. Прыгал, хлопал в ладоши, пританцовывал, ликовал и восторгался, словно ребёнок.
– Ура, свершилось!… я это сделал!… я покорил природу!… я подчинил её себе!… Наследник моих познаний явлен белому свету!… теперь я всё передам ему!… ура!… – восклицал он, одновременно наблюдая, как малыш задорно плюхается в околоплодной жидкости. Ильюшенька, будто в купели для новорожденных, принимал свою первую ванну. Но долго так не продолжалось. Ойген Карлович вскоре пришёл в себя, и его эйфория тут же сменилась на деловое настроение. Он быстро взялся за обработку малыша. Здесь-то и пригодились все те пелёнки, распашонки и полотенца, что были приготовлены им заранее.
В результате чего спустя всего полчаса Ильюшенька был хорошенько обмыт, обсушен, чист, опрятен, и аккуратно запеленован в свежие простыни. Хотя подавать голос он так и не прекращал, ему сильно хотелось кушать, элементарное желание грудничка. Впрочем, профессор и к этому был готов. В ход пошли кормовые смеси из коровьего молока и питательных веществ на основе простых зерновых злаков: проса, ячменя, ржи. Ильюшенька моментально заглотив импровизированную соску стал с особой жадностью опустошать бутылочку с молочной смесью.
Одним словом, дальше всё пошло именно так, как и полагается в таких случаях. Тем самым у профессора прибавилось хлопот, теперь в его доме появился настоящий ребёнок, младенец, требующий ухода. Начались трудовые бдения у колыбельки. И вот тут стоит заметить, что и они долго не продлились, не прошло и недели, как Ильюшенька покинул колыбельку и стал перемещаться по дому ползком. А вскоре и вовсе потребовал твёрдую пищу, смесей ему уже было мало, он перешёл на каши и даже омлеты. В общем, бурно развивался. Но и Ойген Карлович не стоял на месте, не тратя времени даром, он сходу принялся пичкать Ильюшеньку знаниями.
– Так-с,… не стану оригинальным и преподам ему ознакомительный урок!… Во-первых, пора бы уже начать учить его говорить,… элементарно правильно произносить слова!… Во-вторых, уж коли он так быстро растёт, то и пусть-ка найдёт себе применение в развивающих дисциплинах… – вполне здраво рассудил Ойген Карлович, и деятельно взялся за полный цикл обучения детей дошкольного возраста, хотя Ильюшеньке шла всего лишь третья неделя.
Но и тут не надо забывать, что профессор был преподавателем высшей квалификации. И вот вам чудо, Илья оправдал его надежды, ибо скорей всего его большая голова сама требовала скорейшего наполнения знаниями. Начался удивительный процесс, его мозг юного гомункула впитывал в себя всё сказанное, словно губка поглощает влагу. Осмысленную разговорную речь он освоил буквально за три дня, и начал общаться с профессором ничуть не хуже студента подростка среднего уровня развития. Притом один из его первых вопросов носил весьма щепетильный характер.
– А вот послушайте-ка меня профессор,… отчего же так получается, что мы с вами как-то странно общаемся, будто совсем чужие!… А ведь вы меня вроде как породили,… создали из своих частиц, маленьких корпускул вашего естества,… и я это понимаю и принимаю!… Но вдруг узнаю, что мне называть вас отцом нельзя,… вы мне в этом отказываете, не даёте, не позволяете,… но как же так? ведь вы же сами мне рассказывали, что у людей заведено как раз всё наоборот, у них кто породил, тот и отец,… и я бы этого тоже хотел!… Так в чём дело? почему нельзя?… – вполне осознанно и даже с лёгкой ноткой возмущения, как-то на досуге спросил Илья профессора, на что тот резко ответил.
– Ну что за вздор!… ведь с научной точки зрения ты, Ильюшенька, всего лишь результат моего удавшегося эксперимента!… И да, я честно тебе об этом рассказал, не стал утаивать и придумывать какую-то небылицу о твоём происхождении!… Да и нет смысла скрывать, ведь ты всё равно бы сам это от кого-нибудь узнал,… уж лучше от меня!… Тем более что ты как раз и создавался специально для того, чтоб принять от меня все мои знания без исключения!… Хотя конечно тебе присущи и примитивные человеческие эмоции,… тебе хочется иметь отца, это тоже понятно!… Но я считаю, что это не так уж и важно, а скорее излишне,… и даже вредно!… Пойми, ты для меня сосуд, некая ёмкость, и я хочу наполнить тебя своими знаниями, чтоб ты их сохранил и в последующем передал дальше своему приемнику!… Ты же видишь, я не испытываю ни к кому привязанности,… у меня нет ни семьи, ни детей,… мне наука заменила всю эту примитивную, первобытную чепуху!… Нет, ну конечно по молодости я пытался построить что-то семейное, какое-то гнездо, очаг, но всё тщетно,… девица, которую я полюбил, изменила мне, выбрала себе богатого купца,… и я после этого полностью разочаровался в браке!… Чем переживать измены и предательства уж лучше иметь трезвый ум и увлекаться наукой,… такого же будущего я желаю и тебе!… Так что давай обойдёмся без сантиментов,… к чертям семейную блажь,… займёмся знаниями,… хорошо!?… – произнеся целую тираду, настойчиво спросил Ойген Карлович, на что тут же получил утвердительный ответ.
