Текст книги "Пять сказок о временах Петра I"
Автор книги: Игорь Шиповских
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)
6
День за днём, месяц за месяцем, неспешно прошёл год, а за ним и второй, и третий. Мальчишки уже совсем подросли и стали выглядеть так, как и полагается княжеским сыновьям в этом возрасте. Алёнка и сама не ожидала таких успехов от своих сыновей. Братья, глядя на отца и государя, старались им во всём подражать, и тянулись стать такими же, как и они, по-военному подтянутым, опрятным и готовыми к любым испытаниям.
Когда Дениска в перерывах между походами приезжал домой на отдых, они не отставали от него ни на шаг и брали с него во всём пример. Иной раз у них даже случались споры на тему первенства до того каждый из них хотел быть похожим на отца. Никитка как старший брат всегда хотел быть первым и постоянно настаивал на этом, а Данилка возражал, ведь он в свои четыре года вымахал выше Никитки и очень этим кичился.
– Я выше тебя, значит, я и первым за батюшкой пойду, когда он к крёстному нас поведёт… – шумел он, собираясь, в гости к царю.
– А зато я старше тебя! Значит, мне и быть первым с батюшкой… – резонно возражал Никитка, уже самостоятельно надевая свои сафьяновые сапожки.
– Да полно вам, все вместе, рядышком друг с другом пойдём, то-то государь нам обрадуется… – улыбаясь, глядя на сыновей, успокаивал их Денис. Хотя у братьев и случались мелкие размолвки подобного рода, но в целом жили они очень дружно и поддерживали друг друга. Попробуй-ка хоть кто-нибудь тронь оного из них, второй тут же бежит на выручку, и уж тогда держись обидчик, спуску не будет.
А уж как они оба любили свою сестру, так тут и в словах не описать, самой первой для неё защитой и опорой были. Бежит, бывало, маленькая Дашенька по дорожке, ножками топ-топ, да невзначай споткнется, упадет, а ребята уже тут как тут. Подниму её, на ножки поставят, отряхивают да смотрят, не ушиблась ли.
– Ах, вы мои заботливые, ах вы мои хорошие… – нахваливает их Аленка, наблюдая за ними. Так и жили, не тужили, дружно и ладненько. А как только братья подросли да постарше стали, то их тут же в военное учение отдали, здесь же в немецкой слободе специально для способных детей государем устроенное. А набралось таких отроков немало, ведь слобода-то с каждым годом всё больше становилась, росла да расширялась. Много в неё с Европы разных достойных людей понаехало, добрых помощников для государя, Россию-матушку обустраивать. И у всех у них, конечно же, тоже были дети, а им требовалось образование. Так что умных грамотных преподавателей, преуспевающих в европейских науках, также приехало немало.
Вот из числа таких приехавших педагогов, для Дашеньки и понабрали учителей по разным наукам; и по грамматике, и по математике, и по геометрии и даже по географии. А для занятий танцами и политесом, Алёнушка пригласила одну чопорную англичанку, мисс Хадсон. Ох уж и привередливая же была эта мисс Хадсон, ходила в широком тёмном платья на корсаже, в строгом напудренном парике, а прежде чем начать занятия всё в свой увеличительный лорнет сурово поглядывала. Дашенька поначалу даже убегала с уроков, до того её пугал вид английской мисс. Бывало Хадсон как зыркнет на неё сквозь свой лорнет, так Дашенька от неё в сад и убежит.
– Да я лучше с братьями в догонялки поиграю, чем на такое пугало смотреть! – говорила она матери в своё оправдание. Но потом вроде как попривыкла и с уроков больше не сбегала. Может сама поняла, что занятия танцами и политесом ей пригодятся, а может, и увещевания матушки помогли. В любом случае Дашенька, а ей недавно исполнилось уже семь лет, сделалась охочая до знаний и стала с прилежанием посещать занятия мисс Хадсон. А вскоре и она сама стала внешне походить на добропорядочную спокойную англичанку.
Но это только внешне, внутри у Даши по-прежнему клокотал необузданный юный темперамент. И через месяц другой, у неё резко проявилась сильная тяга к весёлым мальчишеским играм, к каким она пристрастилась, озорничая с братьями. Ну что же тут поделать, детские годы, проведённые в военных забавах с братьями дали о себе знать. И дабы удовлетворить свою потребность в них Дарья попросила маменьку, чтобы та наняла ей ещё и мастера по фехтованию со знанием военных наук.
– Делать нечего раз у ребёнка есть пристрастие к этому, то его надо поощрять… – решила Алёнка и пригласила для занятий фехтованием известного французского маэстро боя на клинках, маркиза де Ля Криньёна. Тот, узнав, что его ученица не простая девочка, а крестница самого царя немедленно и с удовольствием взялся за дело.
– Но только я вас очень прошу маркиз, до поры до времени сохраняйте эти занятия в тайне ото всех,… мне бы этого очень хотелось! – попросила Аленка, нанимая его.
– О мадам ваше желание для меня закон! Я всё прекрасно понимаю, и если вы этого хотите, то от меня никто и никогда не узнает, что ваша дочь владеет шпагой! – вежливо поклонившись, заверил её француз и, закрыв рот на замок приступил к занятиям. А такие условия были просто необходимы, ведь в ту пору не приветствовалось, чтобы юные особы женского пола брали в руки шпагу и заниматься фехтованием и уж тем более интересовались военным искусством. Такие вот были времена. А князь Денис, приехав из своего очередного похода узнав о новом увлечение малышки дочери, только порадовался за неё.
– Да я знал, что всё так и станется! Ну не может же дочь князя, царская крестница, изучать только политес, танцы, да математику с грамматикой! Вот что значит, отеческая кровь, как бы там ни было, всё равно зовёт к оружию! Ну и правильно и пусть учится! – радостно заключил он, похвалив избыточное рвение дочери к шпаге. А уж то, что рвения у неё было хоть отбавляй, сомневаться не приходилось.
Дарья так рьяно, так страстно взялась за фехтование, что через два с лишним года усердных занятий, она по многим показателям приблизилась к своему учителю, и даже более того в некоторых ключевых приёмах превзошла его. Для своих теперь уже почти десяти лет Даша прекрасно владела клинком. И хотя её шпага была по размерам чуть меньше и легче чем боевая, это не мешало Даше управляться с ней настолько сноровисто, что иным воинам и с настоящим оружием не поздоровилось бы, схватись они в бою. Вот такой смелой и дерзкой росла Даша. Её братья также преуспели в своём начальном образовании и, достигнув определённого возраста, были отправлены царём за границу, получать знания по навигации и другим морским наукам.
– Зело ума разума европейского наберётесь, а как вернётесь, так глядишь ещё и наших недорослей поучите. Не посрамите отчизну, учитесь примерно, а по возращении будет у меня к вам особое задание! Так и знайте, мне в помощь учится, едите! – напутствовал Петр, направляя их в составе небольшого посольства в Амстердам. Так Аленка с Дашенькой опять остались одни. Денис на государевой службе, постоянно в разъездах, а братья за границей, знания получают.
– Эх, дело наше такое,… солдатским жёнам да матерями сидеть и ждать своих родных. Хорошо ещё что ты со мной,… и то смотрю долго дома не усидишь, чует моё сердце того и гляди за братьями в след ринешься… – немного шутливо и в тоже время грустно сказала Алёнка наблюдая как Дашенька страстно осваивает науку боя на шпагах.
– Ничего мамочка не ринусь, это я так на всякий случай готовлюсь,… а ну как пригодиться, времена-то ныне какие лихие, всякое может случиться… – отвечала Дарья, продолжая успешно заниматься.
И кстати, Даша была успешна не только в фехтовании, но и во всех прочих науках, будь то политес, грамматика, математика или же бальные танцы. Но и это ещё не всё, Даша, глядя на то, как государь стремиться сделать из России морскую державу и усердно строит флот, старалась, чем могла помогать ему в этих его чаяниях. Она стала, здесь же в немецкой слободе, на Гловинских прудах, организовывать водные сражения на небольших лодочках кои были в распоряжении местной ребятни. Сама же Дарья всегда выступала в роли капитана. И смело заняв своё место на мостике, направляла в атаку командирский ботик на другую сторону пруда, туда, где в мрачном бастионе засел воображаемый неприятель.
Вот так, в небольших водоёмах, в малых прудах зарождались навыки юных последователей дел Петра. И что интересно именно в таких детских забавах-баталиях и выявлялись самые лучшие, самые стоящие качества характера. А таковых у Дашеньки набралось большое количество. Помимо того что она была смела, смекалиста, проворна и вечная заводила, она ещё была честна, отзывчива, справедлива и милосердна по отношению к своим побеждённым товарищам по играм. И за эти благородные качества ребята очень уважали, любили её и тянулись к ней. А когда Дарье исполнилось шестнадцать лет, на её день рожденья собралось столько друзей, что места в их доме не хватало и торжество отмечали на противоположном берегу Яузы в просторном дворце царя Петра.
7
К своим шестнадцати годам Дашенька заметно выросла и изменилась, из маленькой весёлой девчонки-непоседы, заводилы ребячьих забав, получилась настоящая юная красавица. Стройная, русоволосая, голубоглазая, с обаятельной белоснежной улыбкой, она девушка обворожительной привлекательности, стала теперь просто мечтой юношеских грёз. Государь на дне рождения, впервые увидев Дашу в роскошном взрослом платье, в изящных украшениях, разодетой по последней европейской моде, не мог не отметить такого её великолепия.
– Ну, какая же ты красавица выросла! Любо-дорого посмотреть! Всем пример и одета-то она как принцесса, и стройна, и умна! Смотрю на тебя крестница, и душа поёт! Ты словно воплощение нынешней России, такая же молодая, красивая, бесстрашная и смело шагающая вперёд! Ай да Дарьюшка, ай да княжна, порадовала! – искренне восхищался царь, поздравляя свою любимую крестницу с её праздником.
Все кто был в этот момент во дворце, все слышали столь превосходную оценку государя. И на следующий же день, вся немецкая слобода, по крайне мере всё её женское население, загорелось страстным желанием быть похожими на юную княжну, притом как в манере одеваться, так и в хороших манерах общения с людьми. Сама же Даша, как ни в чем, ни бывало, продолжала вести себя также как и раньше. Лестная похвала государя нисколько не вскружила ей голову, а наоборот лишний раз доказала Дарье, что она на правильном пути и что ей по-прежнему надлежит усердно заниматься как точными науками с политесом так и бальными танцами с фехтованием.
А всё так дальше и пошло, всё так и продолжилось. Но, вот как-то однажды, быть может, случайно, а может и нарочно, но в слободе сгорела торговая лавка с припасами тканей и всякой такой европейской бижутерией, а хозяин её толи сбежал, толи его украли, но вот только исчез он, словно и не было его. Хорошо ещё, что пожар не перекинулся дальше на другие дома, а сгорела лишь одна эта лавка и всё.
Может быстро потушили, а может именно так, и было задумано, но только после этого пожара ни тканей никаких роскошных, ни украшений европейских в слободе не стало. И все столичные модницы, разом загрустив, тут же обратились к Францу Лефорту с просьбой, мол, не можем мы без такой лавки наряжаться, как желаем, поспособствуй, говорят, заведи быстрей новую. Лефорт был человеком добрым и дамам всегда помогал, просьбам модниц внял и срочно отписал в Европу, чтобы оттуда прежнему лавочнику быстрее замену прислали. И надо же такому быть, в тот же месяц, как на удивление, словно в Европе и ждали такого случая, прислали другого лавочника-негоцианта.
Ну, уж лавочник так лавочник, всем лавочникам – лавочник. Такого как он, народ в слободе всего видавший, уж точно ещё видывал. Парик на голове высокий, словно башня, а напудрен, так что рядом стоять невозможно, чихать хочется. В лорнет свой, изумрудами да рубинами отделанный повсюду, так и зыркает. Знай, себе поглядывает, и по поводу и без повода лишь бы форсу навести. А камзол у него весь бисером, что платье женское, расшитый, а зауженный такой, что сзади фалды смешным пучком топорщатся. Люди, посмотрев на этот пучок, так его про меж себя и стали кликать – Пучком.
– Смотрите… – говорят, – вон Пучок идёт… – и хохочут, хотя сам он себя называл звучным и обольстительным именем Диметриус-Страстный. А говорил он мягко и с немецким акцентом, нарочито выговаривая вместо буквы «В» букву «Ф», считал, что это звучит красиво и придаёт ему ещё больше шарма. Правда иногда, когда забывался, то говорил чисто и без изъяна, но почти сразу спохватывался и вновь коверкал слова, дабы выглядеть своеобразным.
В общем, модник был такой, что люди поначалу смеялись над его видом и ужимками, и только когда чуть пообвыклись, лишь тогда перестали хихикать. Дивились такому франту, дивились, смеялись, потешались, а в лавку его всё равно ходили, ткань да платья покупать-то надо. Ну а лавочник-хитрец немного пообжился да знакомства выгодные заводить давай. То с какой графской семьёй через жену или дочку, что у него товар брали познакомиться, то глядишь, с боярином каким важным уже беседу ведёт, в гости напрашивается, плезиры обещает. Ох, и шустрый малый оказался.
А вскоре все так попривыкли к его присутствию, что это стало даже модным приглашать его в гости. Кто из столичной знати хотел выделиться среди прочих, то заводил знакомство с Европейским лавочником-негоциантом из немецкой слободы. Так и стал он вхож почти во все мало-мальски значимые дворянские семьи столицы. Приглашали его и на именины, и крестины, и даже на свадьбе он первый гость, а уж про балы да празднества всякие, коих в то время проводилось множество, и говорить не приходится, там уж лавочник Пучок завсегда в числе приглашённых был.
Он на вроде такого популярного талисмана сделался, где у кого какое торжество, так его туда тут же и зовут, по-доброму привечают, за стол как самого важного гостя сажают. Вот только в одном семействе ему не рады, к себе не зовут, не привечают, а семейство это Алёнкино с Дашенькой было. И это не потому, что пока мужчин в доме нет, братья по-прежнему так и учились в Амстердаме, а князь Денис с царём постоянно в разъездах находился, а всё, потому что он как-то Дашеньке не глянулся.
– Уж больно он весь сахарный, слащавый какой-то, приторный! Не приятный хлыщ! Такой как он, речи сладкие лопочет, в глаза смотрит, а сам вроде чего выведать желает, в доверие втирается,… подарки дарит, улыбается, а сам какую-то мысль чёрную, лукавую в душе прячет! Ох, и не нравится мне он… – случайно повстречав Пучка на улице, высказалась про него Даша.
8
И ведь оказалась права, сразу разобралась, что он не тот человек, за которого себя выдаёт. Хоть Пучок и называл себя красиво и обаятельно Диметриусом, но на самом деле его звали Демосфен-Гоблинус, и был он коварным и изворотливым лазутчиком, засланным со стороны шведского короля Карла. Дошли до Карла слухи про то, что царь Пётр город большой строит на Балтике, и что город тот преградой непреодолимой станет на подступах к границам государства Российского. Вот и заслал шпиона на землю русскую, дабы тот проник в царское окружение, разузнал всё и по возможности предотвратил задуманное нашим государем.
А для того чтобы всё это осуществить и подозрений не вызывать, для этого тайные агенты заранее прежнюю лавку спалили и старого купца извели. Хитро всё аспиды задумали, заранее место для Пучка подготовили. Ну а Пучок ловко этим воспользовался, внедрился и затеялся к нашим вельможным господам в доверие втираться, да тайны государственные у них выведывать. И, наверное, всё бы у него получилось, и всё бы он злодей прознал, да только так уж случилось, что все самые полезные из его знакомств толком ничего и не значили, вельможи те про будущие царёвы планы ни фунта и не знали и не ведали.
– Да кто же мне наконец-то сможет всё рассказать,… да где бы мне взять такого болтуна чтобы всё знал и мне сказал… – размышлял он, прогуливаясь как-то вечером по слободе, всё, пытливо высматривая, и вынюхиваю. И тут ему вдруг на глаза попался дьяк Прохор из соседнего Преображенского приказа. Дьяк иногда заходил в лавку к Пучку за лентами, и они, хоть и шапочно, но были знакомы. Ну а сейчас дьяк возвращался из гостей от своего шурина и был в изрядном подпитии.
– Ха дьяк Проша, здороффо! Что это тебя так качает, фроде фетер-то не дует… – ёрнически подшутив над ним, поздоровался Пучок.
– А лавочник, здорово! Да вот с именин шурина иду… и чую, мало я вина выпил,… думаю в кабак зайти да ещё принять чуток… – смачно икнув, ответил дьяк, и косо посмотрев на Пучка, добавил.
– А может ты мне компанию составишь да угостишь,… говорят у тебя деньжат многовато и ты их на вино не жалеешь… – Пучок услышав такое предложение только обрадовался.
– А почему бы и не угостить хорошего челоффека финном! Идём куплю тебе кружечку, посидим фыпьем погоффорим… – весело поддержал он предложение дьяка и, поманив его рукой, направился в кабак. Дьяк хоть и не твёрдо стоял на ногах, но услышав согласие, вприпрыжку пустился за Пучком. Через пять минут они были уже на месте. В кабаке Пучок заказал штоф вина и, усадив дьяка специально за дальний стол, чтобы их никто не видел и особо не мешал, стал исподволь допытываться до него.
– Рассказыффай мил друг, как тебе жифётся,… как служба тфоя,… что ноффого гофорят, какие дела в свете тфоряться… – мягко нашёптывал он. Дьяк, ничего не подозревая, потому как многие разговоры начинаются такими незамысловатыми вопросами, томно начал рассказывать ему о приказной службе, о ружьях, о порохе, в общем, ни о чём серьёзном. Но тут как раз принесли вино и дьяка, словно подменили, он оживился и даже слюнки пустил. Пучок чувствует, дьяк расслабился и готов на любые вопросы отвечать, и ну давай ему наливать да поддакивать.
– Да-да служба тфоя тяжёлая,… жизнь тфоя незафидная,… не то, что у царя, он-то фишь фсё ф радости да ф уюте купается. То себе не потеху фейерферки запускает, то балы устраифает, а то и города нофые строить затефает,… небось, ты тоже об этом чего слышал? – подливая дьяку винца подстрекал его Пучок рассказать о царских тайных делах. А дьяк Прошка голова простая, ну что с него взять, ничего не понимает, к кружке тянется, вино пьёт. Выпил, крякнул да ещё просит.
– Эх, винцо-то забористое хорошо пошло,… подливай! А что касается царя, так он мне не докладывается, что он там делать желает,… но вот только есть люди, от которых он ничего не скрывает да дружбу с ними водит… – чуть с обидой, пристукнув кулаком по столу, молвит пьяный дьяк.
– И что же это за люди такие, что для царя дороже фферного дьяка приказного? – задевая Прошку за живое подначил его ещё больше Пучок, почуяв что у того есть нужные для него сведенья.
– Да живёт здесь в немецкой слободе князь один,… из простого подмастерья своими заслугами перед отечеством в друзья к царю выбился. Царь его привечает, дом ему дал,… сыновей его в Амстердам на учёбу послал,… жене его да дочери почтение оказывает. Вот они-то всё про планы государевы и знают,… и куда он войной пойдёт и что строить желает,… а всё потому, что они в любимчиках у него ходят, он от того ничего не скрывает. Вот и сейчас, сам-то князь с государем в походе, а жена его с дочерью благотворительный бал устраивают по случаю открытия первого военного госпиталя. Меня так не пригласили, говорят, мол, пью я много да болтаю лишнего… – явно завистливо, проговорился дьяк, и от досады скрипнув зубами, отхлебнул ещё глоток вина.
– И что же это за князь такой, а я его знаю? – как бы невзначай тихонько спросил Пучок.
– Да знаешь, как не знать,… это князь Денис, что у Головинского пруда в хоромах живёт… – вытерев рот рукавом, пробурчал дьяк и, не успев ещё что-либо сказать, прямо на ходу заснул, уткнулся носом в стол и засопел, как ни в чём и не бывало.
– Очень хорошо, что уснул, ну а как проснётся, так наверняка и помнить не будет, о чём говорил,… а сказал-то он немало. Важную вещь сказал дьяк, теперь-то я точно знаю к кому мне надо подступиться. И то, правда что-то я на это семейство совсем внимания не обращал и зря не знакомился,… хотя и слышал про них немало. Как-то мне теперь надо к ним на праздник попасть… – понимая, что он выявил то, что хотел, наморщив лоб, задумался Пучок.
9
Но размышлял он недолго и, оставив дьяка в кабаке, прямым ходом отправился к одному своему знакомому вельможе, который по своей должности должен был обязательно идти на этот благотворительный бал. Вельможа тот был важный сановник – посланник датского короля, барон Шпиндихух, он всегда посещал подобного рода торжества. Пучок, едва найдя барона, тут же бросился к нему со своим делом. Изобразив на лице одну из своих самых слащавых улыбок, он попросил его, чтобы тот замолвил за него словечко и взял его с собой. Шпиндихух был человеком широкой души и, пожалев известного своей чудной оригинальностью коммерсанта, согласился.
И вот сейчас в голове у Пучка зародился новый хитрый план, как он лестью, уговорами и дорогими подарками вотрётся в доверие к дочке и жене сиятельного князя, выведает у них нужные сведения, а если повезет, то и подкрадётся поближе к самому царю Петру. Ну а для выполнения такого важного и коварного плана он стал готовиться основательно, уж что-что, а очаровывать дам, он умел и любил. Пучок думал и рассчитывал, что и в этот раз у него получиться всё также как и всегда, но только не учёл лукавый льстец, что очаровать Дашу и Алёнку не так-то просто, что они ни какие-нибудь там придворные вертихвостки, а верные царю и отечеству люди.
Но пока Пучок об этом ещё не знал и особо ни о чём не задумывался. Он как мог, нарядился более завлекающе, выбрал, как ему казалось самый изысканный камзол и самый шикарный по-модному напудренный парик. Подкрасил себе угольком брови и ресницы, что он делал в исключительных случаях, обрызгался ароматными цветочными духами и, как окончательный штрих подвёл себе губы красной жирной помадой. Да, выглядел он, конечно же, в отличие от остальных жителей слободы, чрезвычайно вызывающе и вот этим-то видом он и вознамеривался привлечь внимание княжны и княгини.
– Им теперь не устоять супротифф моего шарма! Какофф красафец прямо греческий бог Аполлон! – крутясь у зеркала, восклицал Пучок, собираясь на бал. Но вот пробил час, и он, спешно присоединившись к барону Шпиндихуху, отправился на праздник, покорять сердца очаровательных хозяек дома. Очутившись на балу, Пучок первым делом постарался найти своих прежних знакомых, чтобы те отрекомендовали его другим гостям. Ну а сам при этом ходил гоголем, всячески тряс фалдами своего узкого камзола, демонстративно поправлял парик и важно осматривал всех в свой драгоценный лорнет. Он словно всем своим видом говорил, смотрите же на меня, смотрите какой я красавчик, смотрите, как я шикарно выгляжу. В общем, воображал как мог.
Хитрец прикладывал кучу усилий, чтобы отличаться от других гостей и предстать перед хозяйками бала в выгодном свете. А после того как его наконец-то представили им, он потом ещё несколько раз намеренно прошёлся перед Дарьей чтобы продемонстрировать ей свой наряд. Мол, вот он я какой молодец-удалец, и зря вы до этого со мной знаться не хотели.
Весь расфуфыренный, словно балаганный паяц, Пучок, поглядывая в сторону княжны, многозначительно таращил свои подведённые глаза и выпучивал напомаженные губы, пытаясь заинтриговать её этим. Он-то ожидал, что обезумевшая от счастья его видеть княжна, тут же броситься ему на шею и признается в любви. Но она почему-то вместо этого лишь только рассмеялась. Дашенька, едва завидев его чрезмерное жеманство, сразу же поняла, что он пытается произвести благоприятное впечатление именно на неё, и тут же прикрыв лицо веером, продолжила посмеиваться над его выходками.
– Мама, да ты посмотри на него, он никак собрался очаровать меня своими потешными гримасами… – прыснув в очередной раз смехом, заметила она, украдкой показывая на Пучка.
– Ну не знаю, может у них там, в Европе, так принято за девушками ухаживать, сначала рассмешить её, а потом уже и на танец пригласить. Ты уж сильно-то не потешайся над ним, кто знает, может он ещё и убогий какой, а над ними смеяться грешно,… смотри, вон, как глазами таращится, не ровён час они у него из орбит повыскакивают… – подшучивая над Пучком, ответила Алёнка, и так же прикрылась веером, дабы тот не заметил её усмешек.
– Ну, хорошо пусть будет так. Пока отнесусь к нему как к чудному убогому, а там посмотрим кто он таков,… не гнать же его сразу вон. Уж коли пришёл так пускай повеселиться и неважно, что выглядит как недочеловек! – весело откликнувшись на шутку матери, сказала Дарья, и ведь оказалась не так уж и далека от правды.
Мало того что Пучок был шпионом шведского короля, и выглядел как недочеловек, так он ещё и был таковым. А именно, он был порождением болотных жителей, гоблинов подземных да троллей лесных. Нет, ну во всех своих нарядах и с людскими повадками, он, конечно же, выглядел как человек, но вот сама его сущность была чёрная, гадкая, звериная, не любил он людей и всячески старался им вредить.
История его происхождения проста и неинтересна, появился он на свет в колдовской семье гоблинов и троллей, что проживала в болотистой местности на севере Дании, но родиной своей он считал все те места, где затевалось хоть какое-то злодейство. Будучи ещё маленьким Демосфен-Гоблинус метался по всей Европе и там где жестокие люди готовили коварство, становился на их сторону и уже вместе с ними творил страшное зло, всячески вредя всем, кто попадался на его пути, и с каждым разом всё больше совершенствовался в изощрённости своих злодеяний. Демосфен не мог жить без зла, он просто им питался, совсем так же как люди едят пищу.
Вот и в этот раз он, узнав, что король Швеции хитрый и злобный Карл, готовит против России недоброе, подался к нему на службу и встал на тёмную сторону злодейства. В его руках была страшная колдовская сила гоблинов-троллей, и всю её он стремился употребить во зло царю Петру, дабы смести его с пути шведского короля. Тогда бы Карл беспрепятственно пошёл на Россию с разорительной войной, а ему Демосфену – мерзкому гоблину, жадному до чужого горя была бы пожива великая.
И вот теперь у него была верная возможность подобраться поближе к царю Петру, оставалось только завоевать расположение княжны Дарьи, и уже через неё разузнав все государевы планы навредить ему смертельно. Вот Пучок и изгалялся, старался как можно лучше себя представить. И всё-то у него замечательно выходило, но уж больно он подозрительно навязчиво хотел завладеть вниманием Даши. Да так что она, хоть и потешалась над его забавными ужимками, но всё же насторожилась.
– Что-то уж больно он важно старается,… никак что-то худое замыслил, пугало заграничное,… надо бы подыграть хитрецу да выведать, что ему от меня надобно. При первой же возможности сдружусь с ним… – задумала Даша, смекнув, что ей будет лучше ответить Пучку взаимностью и разузнать всё про его планы. Ну а Пучок долго себя ждать не заставил, и как только зазвучала музыка, и начались танцы, он уже был тут как тут и, склоняясь перед Дарьей в искусном реверансе, пригласил её на полонез.
– Прошу фас княжна не откажите,… я так дафно мечтал об этой минуте… – согнувшись в три погибели, с лукавой улыбкой на накрашенных губах, как можно слаще произнёс он.
– Ну отчего бы и нет… – только всего и ответила Даша, тут же подав ему руку и вступив с ним в танец. Легко кружась, изящно выполняя пируэты, и широко по-доброму улыбаясь, Дарья так ловко очаровала Пучка, что тот, и опомниться не успел, как ощутил к ней до этого неведомые для него трепетные волнительные чувства.
– Не может быть,… что это со мной,… это невероятно… – смутившись, сбиваясь с такта, покрывшись под толстым слоем пудры стыдливым румянцем, еле поспевая за княжной, подумал он. И едва прекратилась музыка, Пучок тут же откланявшись, резко выскочил на улицу. Ему срочно потребовалось придти в себя. Дарья мгновенно сообразила, что произвела на него должное впечатление, и спокойно осталась ждать, когда он вернётся.
– Попался голубчик,… ничего, никуда ты теперь не денешься, вернешься, как миленький,… я из тебя вытяну все твои тайны… – размышляла она, поглядывая на двери. И она оказалась права, через минуту отдышавшись и совладав с собой, Пучок вернулся, и тут же бросился к Дарье с объяснениями.
– Прошу меня простить…, просто уж больно много пудры на парике,… совершенно случайно попала в глаза… – почтенно приклонив голову растерянно оправдываясь, соврал он и, услышав вновь заигравшую музыку, немедленно пригласил её на танец.
На этот раз всё прошло без неожиданностей, танец закончился, и они вместе, как и положено отошли в сторону, учтиво заговорив о простых вещах, о погоде, о моде, о музыке. Ну а потом был ещё танец, и ещё, и они опять, и опять танцевали. В общем и целом вечер удался и прошёл без происшествий, и вот когда уже всё закончилось и гости стали расходиться, Пучок подошёл к Даше и, набравшись духу, прощаясь с ней, спросил.
– Может зафтра фстретимся? Мне нужно признаться фам ф чём-то очень фажном…, я был бы очень признателен, если бы фы сразу после полудни пришли на Голффинский пруд к ротонде… – явно волнуясь, склонившись в поклоне, дабы не смотреть княжне в глаза, тихо прошептал он.
– Отчего бы и нет,… приду… – лаконично ответила Дарья, и Пучок усердно распинаясь в реверансе, удалился. Конечно, можно было бы отказаться и послать его к чёрту, но Даше хотелось убедиться в своих подозрениях и узнать точно, что из себя представляет этот странный лавочник, опасен ли он, и если да, то насколько.
А Пучок в свою очередь хотел проверить, что же это всё-таки за такие чувства, кои нахлынули на него на балу, затронув нежностью и трепетом его звериное сердце. Ему надо было убедиться, что это всего лишь смутный зов природы, а не настоящее душевное расположение чувств. Ведь само понятие «душа» ему было чуждо, и он всегда руководствовался только звериными инстинктами, а тут он вдруг испытал такое смятение.
