Текст книги "Мой убил этого мамонта"

Автор книги: Игорь Шахин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Игорь Шахин
Мой убил этого мамонта

© Шахин И. Ю., 2019

© ГБУК «Издатель», оформление, 2019

Рыбалка методом ножей
^{Рассказы}

Рыбалка методом ножей

Чете Сломовых

Вы же знаете, как это бывает… Стоит только появиться какой-нибудь дыре, как в нее сразу же устремляется черт знает что! И жизнь так закрутит-завертит, что из неожиданного приключения вываливаешься измотанным и психоватенько хихикающим… Хорошо, что на этот раз женщина оказалась просто чудом каким-то. Такие попадаются редко… Но кто знает, возможно, что они все такие и нужна только какая-то необычная ситуация, чтобы высветились совсем неожидаемые качества.

Дыра разверзлась, как это и бывает с дырами, совсем неожиданно. Дела, которые намечал я на вечер, по разным причинам сорвались, пришлось перенести их на другие дни. Вот так вот перенесешь и, как неприкаянный, болтаешься в потоке куда-то спешащих людей. И тут вдруг тебя хватает в охапку бывший однокурсник и ты уже млеешь от невыраженного чувства: только что был в целом мире потерян, и вот уже тебя узнали, тебе рады… О, этот самообман подогретой и разбуженной гордыни, дремлющей где-то там, в потемках души! Как же! Тебе так невероятно рады… Ну и что с того? Ну и пусть! Это ведь только потом, позже все становится на свои места, и ты сам себе обстоятельно все объясняешь.

А пока: «Иди ты! Ничем не занят? А со мной на рыбалку на ночь – слабо?!»

Конечно же не слабо. Как можно подумать, что мне слабо на ночь на рыбалку с тем, кого целую вечность не видел?!

И вот я звоню в семью из телефонной будки, так, мол, и так, повстречал у самого подъезда Вовку, да-да, того самого, что на моих институтских фотках всегда со мной рядом, да-да, того самого, который теперь не последняя шишка в профсоюзах, ну конечно же, чуть что – он всегда поможет с путевкой…

Последние слова про путевку – это уже так, вдогонку. С чего бы это я затеял с ним разговор о путевках? Хотя, конечно, он стоял рядом, все слышал и поддакивал.

После такой вот моральной сделки с моей супругой мы забираемся в профсоюзный автобус, переполненный мужиками, возбужденными рыбачьими предчувствиями, и катим, катим за город, в пойму, в наползающую лунную ночь.

Ах как странно легко дышится за городом среди дубков, тополей, ивняка!

Все ощущения и чувства, казалось бы навсегда забытые, приправлены легким волнением ожидания ночной рыбалки. И вот мы совсем, окончательно на месте.

Ну да и ладно, ну да и ничего, что сеть еще не приготовлена, что факелы для освещения места ночного лова еще пока недостаточно пропитались смолой, – дело житейское. Чуть раньше или чуть позже – какая разница! Главное то, что работники турбазы нас ожидали и хорошо подготовились к встрече. Отборные кусочки гуляша, обильно пропитанные ароматным соусом, горой возвышались над краями десятилитрового эмалированного тазика. Тут же выяснился и повод, благодаря которому затевалось пиршество: разъехалась смена отдыхавших, а следующая начнет прибывать через день-другой.

Лично мне все очень нравилось. Во-первых, десять мужчин и лишь две женщины-поварихи. Ну да конечно же молодые, симпатичные, но рядом с ними восседали их личные молодцы. Отлично! Хотя кто и что наперед знает…

Во-вторых, обилие гуляша и жареной картошки гарантировало спокойную жизнь после рыбалки: не надо будет затеваться с ухой. Это значило, что поедим, порыбачим да еще и перед отъездом успеем выспаться. Не знаю, как там другие, а нам с Владимиром край как надо было уехать рано утром. Он должен был отвезти своих дочерей в аэропорт, а я, понятное дело, обещал семье вернуться домой до обеда, чтобы рыба в жару не протухла.

И, в-третьих. Водитель продуктового грузовика железно пообещал нас двоих рано утром подбросить в город.

Смущало одно: в турбазовском холодильнике штабелями в пять или шесть рядов лежали бутылки «Столичной», которые сразу же начали раскупоривать. Понятно, что никто и не собирался выпивать все эти бутылки, все-таки это запас сторожа на многие дни предстоящего отдыха, но кто мог знать что-то точно, когда все началось так весело и даже радостно.

Спохватился я поздно ночью и не сразу осознал, что вот уже сколько-то времени раскачиваю качели, на которых взвизгивает и хохочет одна из поварих. Как я с ней оказался в этом лесочке, вспомнить не удалось, да это было не так уж и важно, хотя и не исключалась возможность получить по физиономии от ее парня. Главным было другое! Мои часы показывали два часа ночи, скоро начнет светать, а рыбалка еще, наверное, и не начиналась. Как домой без рыбы?

Побрел искать Владимира. Вослед мне повариха раздраженно выкрикивала что-то вроде этого: – «Как большой начальник, так сразу же и нос кверху?!» Черт его знает, что я ей такого наговорил?

Поплутав между деревьев, пару раз провалившись в какие-то кусты и ямы, благо еще светила луна, я обнаружил приятеля в том самом корпусе, где все так хорошо начиналось. Он тихо посапывал за столом, уткнувшись вздернутым носом в недоеденный гуляш. Человек пять мужиков вразнобой тянули казачью песню.

Я растолкал Владимира.

– А? Что?

– Рыбачить пора! Скоро утро.

– Ры-ба-чить! Ры-ба-чить! – дружным хором подхватили певцы.

Выпили за удачную рыбалку. Взяли факелы, сеть-бредень и отправились к реке.

Худо-бедно, но мы все-таки добрались до Ахтубы. Плохо было то, что никто никак не мог вспомнить, как правильно заводить бредень – по течению реки или против потока. Мало того, кто-то прожег бредень факелом, и в итоге все мы в нем позапутались. Не утонули благодаря тому, что речка в этом месте совсем была мелкой. Решили прерваться, перевести дух и потом попытаться что-нибудь поймать.

Уже начал полыхать восток. Красотища! Тут же открыли еще бутылку и выпили за удачу, потом еще за что-то…

Нас разбудил водитель продуктовки, который сам вместо пяти утра поднялся на пару часов позже.

Боже! Володька катастрофически опаздывал. Ладно бы рыбу поймали, хоть какое-то оправдание могло быть перед семьями, а то – ни рыбы, ни аэропорта. Ко всему этому головы наши просто-таки раскалывались и на душе было препогано.

Кто-то из работников турбазы, видать, Вовкин хороший знакомый, нас просто спас. Когда мы уже утолкались в кабину, он сунул Володе ключ от своей городской квартиры.

– По пути забежите ко мне. В холодильнике есть килограмма три рыбешки. Заберите себе. Мы тут наловим. Ключ оставьте соседке.

«Хорошо, когда все хорошо кончается», – подумали мы, не подозревая, что ничего еще не кончилось.

Водитель гнал что есть мочи. Когда уже подъезжали к городу, прикинули, и получалось по времени так, что и рыбу успеем взять, и проводить девчонок в аэропорт.

Несуразицы начались у двери заветной квартиры. Сначала никак не поддавался замок, пришлось отпустить водителя: он спешил на продуктовый склад.

Затем раскричалась соседка: «Кто такие! Милицию позову». Это теперь не высунет носа, даже если дверь напротив начнут выламывать… Пришлось ей растолковывать, кто мы такие и что тут делаем. Наконец она привычно и легко провернула ключ в замке, провела нас на кухню и целый час нависала над нами, пока мы не убрались восвояси вместе с большим пакетом искромсанной рыбы.

Да, битый час мы крутились возле холодильника, пытаясь выковырять из морозилки застывшую до гранитного состояния слипшуюся рыбу, пока не догадались разогреть на газовой плите ножи и по частям вырезать «добычу» из ненавистных внутренностей агрегата…

Проводить девчонок в аэропорт мы, конечно, опоздали, но у нас была рыба. С ней все складывалось наилучшим образом.

Трясясь в утомительном троллейбусе от тракторного завода до улицы Порт-Саида, мы поочередно грели заветный пакет, чтобы рыба оттаяла. Не может она попасть в бредень уже свежемороженой!

Когда пересели в последний троллейбус, идущий до элеватора, где был дом Владимира, да и мой неподалеку, рыба еще полностью не оттаяла. Что делать? Не болтаться же по окрестным дворам, пока в пакете истает последний лед!

Мы гоняли одну и ту же мысль по кругу – когда оттает? вот что несет в себе похмелье!

И что в этом такого, что рыба подморожена?! Ну поймали с вечера, ну запихнули в морозильник! Естественным образом за ночь она окаменела… Вот уж глупцы! Таких поискать.

Почти не надеясь на прощение, мы протиснулись в коридор мимо открывшей дверь Натахи – Володиной жены, прошли на кухню, гордясь добычей, и уложили пакет… в морозилку. Ну никак не могли отказаться от инерции мыслей.

То ли Натаха нас простила, то ли отложила разнос мужу на то время, когда меня уже тут не будет, – не знаю. Судя по радостному спокойствию товарища, случилось прощение.

– Пировать так пировать! – глубокомысленно произнес Владимир. – Сейчас как-нибудь перед Наташей оправдаюсь и спрошу у нее денег на винцо. – И тут его осенило: – Вынь рыбу и давай-ка ее под горячую струю! Скажу, что не успел в аэропорт, потому что рыбалка затянулась до самого утра!

Еще бы не идея! Мы же с ним были повязаны со всеми остальными «рыбаками», и Натаха не могла не знать о мужской солидарности!

Через несколько минут он вернулся на кухню, и я ахнул – не Володька, а властелин Востока! И не потому, что нарядился в атласный халат, а потому, что во всем его облике невозможно было не признать победителя всех в мире злобных дýхов, не пускавших его из турбазы в город, домой.

– Сгоняй за винцом, – протянул мне деньги. – Я бы с удовольствием прогулялся с тобой, но мне надо сделать парочку важных звонков. Наталья, пока ты сходишь, пожарит нам рыбки.

Отчего же не сгонять, когда все так хорошо закончилось. И домой я успевал, и часть оттаявшей рыбы для меня уж наверняка приготовлена…

Чуть позже мы возлежали в мягких креслах и блаженствовали. Первая порция вина пошла, как говорится, в жилу. Из кухни доносился аромат специй. Там для нас жарили рыбу.

Вальяжный Владимир между прочим заметил:

– Как там у тебя со стихами? Или уже не пишешь?

– Пишу… Отчего же… Пишу. – И яростно прочел что-то социально-политическое с уклоном в любовь к женщине. Потом читал что-то еще, пока не появилась Натаха со своим произведением искусства на подносе.

Ах, какое это было объеденье! И вкус! И хруст! И никаких тебе косточек!

Это надо уметь, чтобы в речной рыбе не чувствовалось косточек!

– Ну как тебе наша рыбалка? Рыба еще та! – промычал Владимир в сторону супруги, смакуя пищу. Он, видимо, к этому моменту забыл про все наши нервотрепки.

– Вов, – бесцветным, спокойным голосом обратилась к мужу Натаха, – ты меня совсем уж за дуру держишь. Ешь себе свой хек серебристый и помалкивай.

Поначалу до нас не дошло. «Хек» – это такую придумала шутку. Но тут же мы оба разом уткнулись в остатки рыбных кусков, и до нас дошло: мы ели морскую, самую что ни на есть настоящую морскую рыбу, которая никаким образом не могла быть поймана в тихой речке под названием Ахтуба, в этом маленьком рукаве великой Волги.

…Недавно, по прошествии десяти лет, я попытался напомнить Натахе эту историю. Но – увы! Она посмеялась и сказала:

– Разве за вами, рыбаками, упомнишь все ваши побаски? Сколько живу, столько и разоблачаю… – И мудро улыбнулась.

Котлета в тесте

В затемненном купе на нижней полке беспокойно ворочалась молодая женщина. Вскоре она окончательно проснулась и начала быстро собираться: приближалась ее станция.

Единственный ее попутчик блаженно спал, сладко постанывая во сне. И хотя ему выходить на этой же остановке, будить его она не собиралась. Причина проста: так с нею не обращался еще ни один мужчина. Она устала, не выспалась, нервы были на пределе. Расскажи кому, как прошла эта ночь, – мало кто поверит.

Следует вернуться к самому началу того, что тут произошло.

По пути на вокзал она размышляла о том, что все сроки уже вышли, стрелка ожидаемых событий в личной жизни уже давно зашкалила за красную черту. Крепкий и, казалось бы, такой надежный парень с автомобильного завода имени Лихачева, приходивший чаще всего с деньгами и подарками для нее и для ее тогда еще десятилетнего сына, вдруг нашел себе прибабахнутых дружков, которых и поставлял вот уже четвертый год по выходным в ее однокомнатную «хрущевку».

Они всегда пьют, потом бормочут, вскрикивают, иногда орут, споря о Горбачеве, о Гайдаре и Жириновском. И ей всякий раз ничего не остается, как выходить к ним на кухню и говорить, по ее мнению, самые страшные для утихомиривания этих звездоболов слова: «Вам что, делать больше нечего?! Разорались! Дитя разбудите!» Хотя «дитя» теперь и само где-то частенько задерживалось.

Ясно, что им и в самом деле делать было больше нечего, как булькать в стаканы и политинформировать в открытую форточку…

А ведь ничего себе был парень. Захватит, бывало, будь это на кухне или в ванной, погладит, подернет и там и сям так, что и голова кругом. Нашепчет слов сквозь поцелуи – и понеслась душа в рай!

Когда это было… Теперь лишь один мат-перемат да утренние небритые хари, черт знает, каких его дружков. Но какие-никакие, все же свои люди. При случае и за нее, и за сына могли бы постоять. Может, и не постоят, но надежда какая-то теплится.

А Москва, замечала она по пути на работу и домой, опять жила чем-то таинственным – вот блин! Кто бы объяснил – чем?!

У Москвы и тогда была тайна, когда решилась она в свои пятнадцать сбежать из родительского дома под Арзамасом в столицу. Но худо-бедно ту тайну она быстренько рассекретила. Делов-то! Продуктов и барахла ни в Арзамасе, ни вокруг него нигде нет, а тут полно всякого добра и во всех магазинах! Кино и разные дискотеки – на каждом шагу. Одно плохо – жизнь в общаге была такой, что «ни бзнэ, ни пэ». А это, как пить дать, совсем не по ней. Пусть будут работа и праздники где-то там, а вот свой угол, он и должен быть только своим! И добилась. И вот на тебе – эта пьянь!

Опять весна, опять все соки от пяток к голове поднялись… Всегда ждешь чего-то необычного, когда куда-то собираешься ехать. Весной же – особенно.

Вот уже сколько лет в два-три месяца раз отправлялась она к родителям в свое село. Удобно: ночь на поезде, потом два часа на автобусе – и ты у матушки.

Отец уже умер. Тоска-а… Да и сколько можно было пить?.. Потому и удрала из села, что там и парней-то трезвых не было… И в поезде, не успеешь сесть, как сразу же «налить-закусить» начинается.

Сумки и на этот раз были неподъемными, но, слава богу, сын вымахал за год – на голову выше матери! Вдвоем эти грузы легко ворочать. А там, в поезде, всегда найдется какой-нибудь мужичишка, чтобы сумки поднести к автобусу. Да и с чего бы ему не найтись? И лицо у нее – от зеркала не отвернись, и фигура – сама бы съела, если б оказалась на месте какого мужика. А выпьют стакан-другой, так тут и фигуры никакой не надо. Кобели они и есть кобели…

«Ба! Что-то в небесах перевернулось. Поезд вот-вот отойдет, а в купе-то всего один человек. А-а… Ну да! Купейные билеты подорожали почти в два раза».

Сын тоже туда, подмигнул: «Смотри, мам… Этот дядя не так себе». «Вот уж – «не так себе»! Наивняк! Переоделся, а костюмчик свой шикарный вывесил у самой двери.»

– Молодой человек (молодой? Ну… чуть постарше), я недавно ехала, и случилось такое, что в соседнем купе какие-то гады открыли даже внутреннюю защелку! И пока те спали, все вынесли. – Она подсказала, что все вещи надо положить вниз, под полку.

Попутчик хоть и разусмехался, но сделал так, как она посоветовала. И лицо, и фигуру ее оценил, но как-то так, не нагло, как бы вскользь, но именно это и подействовало на нее будоражаще: «А! Пусть будет, что будет. Такого пожалеть – себе в радость… И бледный такой. Беда какая-нибудь у человека…»

А он? Он с самого обеда, как прибыл в столицу из своего волжского города, еще и не присел. С вокзала помчал к родственникам в Подмосковье, успев на ходу проглотить привокзальную апрельскую холодную котлету, запеченную в тесте.

Передав родичам приветы и сувениры, опять помчал в Москву. Надо было успеть на поезд до Арзамаса, бывшего секретного городка, где он должен был купить радиоаппаратуру для фирмы.

Автобус-экспресс только-только набрал скорость, как он почувствовал, что кишечник, или желудок, или черт знает что, решил функционировать самостоятельно, не учитывая каких бы то ни было нужд всего организма.

Всю дорогу до Москвы между организмом и малой его частью шла незримая «война гигантов». Несколько раз мозг порывался сдаться: попросить остановить автобус, выйти, затеряться в сосняке и сидеть, сидеть, сидеть под каким-нибудь кустом, пока желудок не отпустит. Но мужчина сжимал до головокружения, скажем так, челюсти, до холодного пота на лбу, усилием воли воображал себя йогом, математической системой, частью теории относительности Альберта Энштейна…

И это помогало. Формула была проста: два часа, всего два часа – дорога до Москвы, путь в метро и… полчаса после отправления поезда.

И все же, все же… Была эта надежда на «вдруг»!

Влетев в купе, быстро переоделся, чувствуя, что почти уже теряет сознание, деревянно ступая, направился к проводнице.

– Понимаете… Я из тех, у кого ненормальный желудок. Можно не через полчаса после отправления, а раньше, чуть раньше открыть… место общего пользования?

Юная улыбчивая рыжеволосая топ-модель в синем с иголочки костюме проводницы радостно ответила:

– Санитарная зона кончится через два с половиной часа после отправления поезда.

– Спасибо… Спасибо, извините.

Мир качнулся и чуть позже обрел твердость. Мозг быстро перепрограммировал временнóй отрезок ожидания будущего облегчения, хотя и не исключил варианта целлофанового пакета, который можно потом выбросить в неплотный стык между вагонами. Но и этот вариант рухнул: в купе вошла сияющая молодая женщина с ухмыляющимся подростком, который почти сразу же куда-то подевался.

Как во сне он подчинился попутчице: зачем-то уложил все вещи и костюм вместе с вешалкой в ящик под спальное место. Он был на грани позора или обморока. Санитарная зона длилась и длилась. Соседка доверительно продолжала о чем-то говорить. «Приятная женщина… В иных обстоятельствах и общение могло оказаться приятным». В кишечнике резануло, взбычилось. «О боже! Куда бежать?!»

В купе вошла топ-модель. Она улыбалась. Еще бы! В двадцать лет быть при деле, ловить ежечасно восхищенные взгляды пассажиров мужского пола, иметь собственное купе, ключи от туалета – отчего бы и не радоваться жизни? Взяла билеты. Уже уходя, обернулась, поманила пальцем белого с лица, несчастного, такого приятного, растерянного мужчину и таинственно прошептала ему на ухо:

– Минуток через десять подойди в мое купе. Я открою служебный туалет. Но чтобы ни-ко-му! Понял?

– Ясно! Еще бы… – прошептал он.

Попутчица не могла сравнить мужчину – какой он вообще и какой теперь. Бледнолицый, какой-то чуть-чуть плутоватый. Понятно, не каждый раз попадаешь в купе на всю ночь с понимающей женщиной. «Рыжая уродка! Задом вертит, как дома перед зеркалом… А он! Уже готов на нее клюнуть. Изменился в настроении от ее шептаний. Ничего-ничего… она тут на ночь не поселится».

Какое же это блаженство, когда не самая главная, но такая садистская часть человеческого организма наконец-то получила безграничную свободу! Он расслабился и даже мог бы начать любоваться внешним миром, общаться с попутчицей, но усталость от всего пережитого усыпляла. Он сквозь сон улавливал отрывки фраз о ее первой любви, о ее трудностях с взрослым сыном, о каком-то алкаше. Из вежливости пытался даже поддакивать, но сон победить не удавалось.

«Что-то я заболталась. Парень, чего доброго, еще и уснет… А он ничего. Хорошенький. Не хамит. Другой какой уже бы полез. Сколько раз было: купе полно людей, хоть и храпящих, а обязательно какой-нибудь присядет на твою полку и давай лапать… Уснул! Ты смотри, совсем уснул. Или нет?.. Простыню сбросил, трусишки импортные… Вот уж эти умненькие! Нагородят, чего только могут… Встал бы да присел ко мне. Женщина, что ли, всегда все должна делать? Может, он думает, что я уже сплю?..»

Сон был взорван жестоким позывом не самой главной части организма. «Опять… О господи!.. Ничего-ничего, теперь все, что надо, открыто. Тихо встать, чтобы не разбудить соседку… А она и не спит? Ворочается, кхекает…» Мужчина посмотрел на свои «командирские». Флуоресцентные стрелки показывали, что прошло больше часа.

Стараясь на всякий случай не очень шуметь, он надел трико, накинул рубашку и тихо шмыгнул из купе.

«Куда это он?.. Покурить или в туалет? Присяду-ка к его приходу… Красоты какие за окном. Деревья… Лес, в общем. И огоньки… Что же это такое я делаю?! Нервы совсем сдали. Лучше лягу. Почувствует – присядет. Нет? Значит – нет!»

Его не было очень долго…

Не почувствовал, не присел. Улегся и, не сдержав блаженства от наступившего облегчения, тихохонько протяжно простонал. Уснул почти сразу же.

«Рыжая! Как же я не поняла! Они условились еще тогда, в самом начале… Кобель!!!»

Поезд, с привычным безразличием пожирал ночные километры, волоча сквозь тьму судьбы людей, их сны и нелепости жизненных ситуаций. Кто-то тревожно или блаженно спал, кто-то никак не мог уснуть по непонятным железному локомотиву причинам…

Мужчина проснулся с полным ощущением счастья. Тело его валялось и просвечивало. Он провел ладонями по своей радостной коже и подумал, простим его, шаблонно, отчего мысль не утратила своей первозданности: «Как мало надо человеку для полного счастья!» Скосил глаза налево, на соседнюю полку, и встревожился – не проспал ли Арзамас. «Да ну! Нет же… Рыженькая не допустит».

Соседки на месте не было. «Вышла, наверное, раньше. А говорила, что едет до Арзамаса… Вот досада! В кои-то веки оказываешься в купе вдвоем с приятной женщиной – и на тебе!»

В помещении вокзала передвигались полусонные люди, среди которых он увидел свою соседку, тащившую непомерные сумки к выходу, надо думать, на автобус.

– Доброе утро! Позвольте, я вам помогу, – нагнулся было мужчина к ее сумкам. Но в ответ – якобы не узнающий, стеклянный взгляд бывшей попутчицы…