Текст книги "Ожившие мертвецы. Начало"

Автор книги: Игорь Сдобников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

– Здоровый, видать, мужик был при жизни, чуть троих не задрал, – сказал подошедший к месту битвы Фархад. Посмотрел на кряхтяще поднимающегося Редькина, уточнил:

– Четверых.

Лапшунов был основательно избит: из носа и губ сочилась кровь, обе скулы заплыли, Редькин же был поцарапан и помят. Лёха, победно оглядел Лапшунова, спросил:

– Ну что, получил?

– Я победил! Если бы не зомби, я бы задушил тебя, – с вызовом ответил Саня.

– Может, продолжим? – посерьезнев, снова спросил Редькин, хотя воинственный вид из него куда-то испарился.

Лапшунов не успел ответить, подошедший Витёк, нервно хихикая, хлопнул обоих драчунов по плечам:

– Добро пожаловать в хату, бродяги!

В доме темнота сгустилась до ночной. Вахтовики, включив фонари и опасаясь нападения, обыскали его, стараясь не разбегаться друг от друга. В доме было смрадно, пахло разлагающейся кровью. Источник вони нашли на кухне. Видать хозяин, прежде, чем умереть, собирался что-то приготовить из большого куска мяса, потом, обратившись, сожрал его, разбрызгивая везде кровь. Из полезного нашли различные консервы: тушёнка, горох, фасоль, сгущёнка и даже пару банок красной икры. Собрав всё в кучу получили наполненный ящик. Редькин с Витьком нашли немного золотых побрякушек и тысяч десять рублей, рассовали всё по карманам.

– И зачем вам всё это теперь-то? – подивился Фархад.

– Пригодится, – ответили друзья.

В зале, пробегая лучом фонаря по пустому дивану, стенам и старому кинескопному телевизору, Доктор задумчиво спросил, ни к кому не обращаясь:

– Сюда дошла эпидемия, или кто-то заразил отшельника?

– А где тут подпол? – спросил чей-то приглушённый деревянной перегородкой стены голос.

– На улице посмотри, там вход должен быть! – ответил Саныч.

Вход скорее всего был тщательно замаскирован от людей и скорее всего, мертвецов, поэтому его не нашли в окончательно спустившейся на землю тьме. Инженер, не участвующий в обыске дома, развёл из разломанных заборных досок костёр, наполнил взятый из кухни котёл снегом и грел в растаявшей воде консервы. Голодные вахтовики подтягивались к огню.

– Ну что, поужинаем и поедем? – сказал Олег.

Мужики жадно умяли тушёнку с консервированной гречкой в прикуску с черствеющим хлебом. Отужинав и сыто рыгая, полезли в охладевший «Апельсин». Инженер завёл машину прогреть, вылез обратно на улицу, где оставался теперь только Бетке.

– Слышь, Саныч, поведёшь ты теперь?

– Конечно. Что случилось, Олег? Ты к еде едва притронулся.

– Да устал чего-то, подстыл ещё, наверное. Знобит слегка. Позови Мишу в кабину, мне в будке бы посидеть.

Бетке кивнул, хмурясь смотря на Варламова:

– Ты береги себя. Вы с Доктором самые нужные люди у нас в бригаде.

Машина снова затряслась по дороге. Часа в три ночи поменялись. ДжиПиЭс пропадал местами, но когда появлялся, было ясно, что едут правильно. Впрочем, и свернуть здесь было особо некуда.

Печору увидели в развеявшихся сумерках. Частные дома пошли гуще, образовывая небольшое приречное сельцо, вымершее, не дымящее трубами печей, выметенное от людей, машин и даже собак. Село закончилась, и дорога снова побежала через лес, а затем и вовсе закончилась, уперевшись в стынущую подо льдом реку. Лёд уже обтаял у берегов, готовый вот-вот тронуться.

Михаил, чертыхаясь, включил свет в кабине, развернул карту, сомневаясь, что правильно свернул с основной трассы. Пробудившийся Бетке потянул к себе карту, прошёлся по рисунку заспанными глазами, выругался:

– Блин, тут нет моста через реку! Только железнодорожный. Видишь пунктиры? Паром ходит летом, а может пантоны наводят.

– Твою же ты налево! – выругался Мякинин. Он выскочил из кабины, как будто могло произойти чудо и мост, как в сказке, соединит Печору и берег, где они стояли. Из будки вылезли вахтовики, сонно потягиваясь.

– Чё, приехали? – осведомился Витёк.

– Ага, только не въехать в город нам без моста, – зло ответил Михаил.

– Как так? Какого, на хрен, моста?

– А так, не сказали нам, что в город только зимой и летом попасть можно.

– Я говорю – козлодои! – крикнул Редькин.

Мужики заматерились. Михаил включил мобильный телефон, поднял вверх, поводил туда-сюда, вылавливая связь. Ничего. Несколько мужиков сделали тоже самое, запищали мелодии включаемых смартфонов, как из другого мира. Фархад выругался – его телефон разрядился.

– Как Варламов? Где он вообще? – спросил Бетке.

– Температура у него. Тридцать восемь. Грипп, по всей видимости, – ответил Доктор.

– Нам надо в эту драную Печору, а то Инженер перезаражает нас всех к чертям! –сказал Витёк.

– Да где ему грипп подхватить? Простыл от чего-то, а она не заразная. Может, продуло где-нибудь, – защищал доктор Серёга Попов.

Как раз из будки показался Варламов со стянутой с лица марлевой повязкой.

– Ты чего, ёлки-палки, Инженер, намордник снял? – встрепенулся Витёк.

– Я всё слышал, – ровным голосом сказал Олег, – обо мне не беспокойтесь. Едем дальше.

– Что там дальше, Михаил? – обернувшись к Мякинину, спросил Бетке.

– Ухта. Около трёх сотен километров.

Лапшунов, физиономия которого от побоев к утру совсем заплыла, и он стал похож на японца, грустно изрёк:

– Часов пять-шесть, если форс-мажора не будет.

– Какие, блин, мажоры, Ботаник? Мертвяки кругом. Тебе, по ходу, Редькин совсем башку отбил, – упрекнул Лапшунова Витёк. Лёха, что примечательно, промолчал.

Михаил молча залез в машину и завёл мотор.

Всю дорогу ехали молча. Бетке, хоть и не спал, всё смотрел в окно, на мелькавший лес, редкие вымершие посёлки. Мякинин даже не пробовал заговорить, скрывая раздражение от всей ситуации, усталости, Редькина с Витьком, Лапшунова, у которого была блестящая возможность свернуть Лёхе шею, от Инженера, который заболел и мог стать обузой. Через три часа поменялись, и Миша лёг спать.

Он проснулся, когда «вахтовка» остановилась. Косматый небритый мужик в армейской шапке и поэтому больше похожий на партизана, открыл дверь с его стороны. Михаил, совсем не понявший со сна, чего происходит, спросил:

– Что это?

– Блок-пост, – по-военному отрапортовал «партизан».

– Где мы, в Ухте?

– Сосногорск. Это пригород. Да вылазьте вы уже, не с руки с вами говорить, – велел мужик.

Вахтовикам приказали сидеть в машине, Бетке с Мякининым отвели на пост, оборудованный по всем правилам военного времени: из бетонных блоков, с бойницами, оборудованными стрелковыми гнёздами, ходами для отступления. Местные рассказали, что пост поставили на развилке трёх дорог, одна из которых вела в Сосногорск, вторая в Ухту, третья проходила между двумя городами.

– Зачем вам в Ухту? – осведомился пожилой умноглазый мужик, бывший здесь за старшего.

– Может, кто живой там и остался, но большинство, кто смог или захотел, перебрались в Сосногорск. Он поменьше и в нём легче скучиться. В Ухте полно мертвецов. Часть из них пробирается через лес, мы выставляем посты, уничтожаем их. А впрочем, как хотите: в Ухту мы вас даже легче пропустим.

Саныч с Бетке плохо соображали: шутка ли, больше суток в дороге, но здесь поняли, что их готовы принять.

– Мы устали просто зверски. Нам бы переночевать, а завтра утром уедем, обещаем.

– Больные, укушенные есть? – строго спросил средних лет мужик в армейской тёплой куртке, со звёздами подполковника на погонах.

– Нет, – опережая Бетке, соврал Мякинин.

– Что ж, мы посмотрим, – сказал, поднимаясь с табурета, подполковник.

Досмотр ничего не дал: из оружия только карабин Саныча, пистолет Михаил успел спрятать, а потом снова достал. Больше всего боялись за Инженера, но он вёл себя молодцом, сидел, развалившись на сидении, изображал из себя здорового. Их пустили, объявив строгое правило: с оружием из дома не выходить! Нож, да, можно. А подполковник добавил:

– И не вздумайте хулиганить! Мы уже сто лет друг дружку в лицо знаем, а по вам тем более видно, что вы не местные. Нынче время такое, что народ скор на расправу с чужаками.

В отличие от Усть-Усы, окружённой сплошной стеной, здесь оборонялись очагово, огораживаясь анклавами. Городок был явно больше и здесь исходили из практичности, как скучивались: семьями, знакомыми, так и строили заграждения.

С газом здесь было такое же чудо, как и в Нарьян-Маре: каким-то образом он доходил до потребителя. Выборный комендант города (вахтовики не удивлялись этим революционным нововведениям) до которого сопроводил посланный с поста молодой парень, дал им трёхкомнатную квартиру на первом этаже пятиэтажки. Судя по кровавым следам на обоях, здесь кого-то убивали, но это никого не смущало. Естественно, возник спор из-за комнат. Редькин с Витьком Михайловым безоговорочно заняли комнату средних размеров. Понятно, что к ним никто не вселится. Споры и крики не помогали, пока к ним не зашёл Инженер и не улёгся посреди комнаты между стоящими вдоль стен кроватями:

– Я буду кашлять и чихать, чтобы вас заразить. А хоть и убивайте, не уйду!

И Редькин с Михайловым перебрались в самую маленькую комнату. А в эту заехал Инженер с Доктором. В большой зале расположились остальные.

Время было почти два часа дня. Обедали в тишине, Инженер, отказавшись от обеда, сразу лёг спать. Уже после обеда, Редькин с Витьком, всё о чём-то шептавшиеся, выскочили за дверь. Лапшунов, обрадовавшись их отсутствию, побежал греть воду для ванны. Мякинин завалился спать.

Проснулся Михаил от громких разговоров, глянул на часы: шесть вечера. Хорошо поспал, чувствовал себя бодрым. Вернулись Лёха с Витьком явно навеселе, с собой ещё принесли початую бутылку какой-то мути. Говорили громко, с матерком, без живого литературного слова, смеялись и снова говорили. Вдвоём забрели на кухню, загребли из шкафа какую-то консерву из тех, что заботливо были расставлены Фархадом на ужин, открыли на закусь.

– Эй, оглоеды! Я кашу сварил, добавьте тушёнки! – крикнул им Фархад.

– Молодец, всё, отвали! – поблагодарили его.

Миша, во сне державший пистолет под подушкой, когда встал, сунул его сзади за ремень, сейчас нащупал рукоять. Пристрелить обоих, местным сказать, что обратились. Да, собственно, плевать! Он готов был сейчас их пристрелить. Время и беззаконие позволяло. Мякинин медлил. Из комнаты выбежал Доктор Попов:

– Инженеру совсем плохо! Температура под сорок, бредит, без сознания. Мужики, в аптеку надо сгонять, или что у них тут.

– Надо то что? – Вырос в коридоре Бетке.

– Пенициллин, жаропонижающее.

– А что, нет пенициллина в аптечке?

– Нет, не положили твои тупорылые буржуи того, что необходимо для жизни. Хотя, откуда им же знать? Их свои личные врачи в золотых дворцах обслуживают! – завёлся Доктор.

– Так ты напиши, что взять-то! – повысил голос и Саныч.

– Вот, – Серёга протянул список, написанный детским розовым фломастером на куске обоев.

– Фархад, ты со мной, Мякинин – ты за старшего!

– Ага, – съехидничал Миша, красноречиво посмотрев в сторону сидящих за столом Редькина с Михайловым.

Металлическая дверь с расшатанным замком закрылась за вышедшими. Мякинин, шумно вздохнув, сказал:

– Я на улицу курить.

Лапшунов выскочил за ним:

– Я с тобой.

«Вот и побыл один!» – с досадой подумал Мякинин.

Солнце закатилось за верхушки сосен, но не ушло ещё за горизонт, поэтому на улице было достаточно светло. За соседней пятиэтажкой виднелся забор из профлиста, для верности подпёртый изнутри кольями. Прямо посреди двора собрались в кружок и о чём-то беседовали четверо вооружённых мужиков. Они с настороженным любопытством оглядели вышедших из подъезда гостей их городка и взглядами проводили до скамейки, куда те уселись.

Было тепло, градусов десять, наверное, хоть безоблачная ночь и обещала заморозок. Всё же они уже далеко отъехали южнее Нарьян-Мара, но всё ещё были на севере. Михаил закурил, сделал несколько затяжек, посмотрел на молчащего Лапшунова. У него был настолько несчастный вид, что Мякинин решил заговорить с ним.

– Чего не остался? Глаза у тебя сонные какие-то, спать бы лёг.

Саня шумно вздохнул, помялся, выдавил из себя:

– Редькин же предупреждал, что продолжит. Он как раз пьяный, то есть храбрый, а я не готов.

Михаил рассмеялся.

– Что смешного?

– Понимаешь ли…

Мякинин затянулся, выдохнул дым.

– Редькин вряд ли тебя будет снова доставать. Ты его и в самом деле победил в драке. Он, ты не поверишь, боится драться с тобой.

– Однако он здорово отравляет мне жизнь.

– Ты, Саня, извини за откровенность, но сам в этом виноват.

– А что я ему сделал?

Миша, докурив, швырнул окурок в урну (надо же, тут выносили мусор!).

– Я, кажется, всю жизнь имел дело с такими как Редькин. В армии, в уголовном розыске. Так часто, что сейчас мне кажется, что таких, как Лёха, большинство. Он агрессивен, драчлив и одновременно труслив и подл. Хорошее обращение к себе он принимает за слабость. Помнишь, как ты его на «вы» называл целый месяц? Я уверен, ты думал, что делаешь ему честь, ставишь на одну ступень с собой и выказываешь ему уважение. Нет! Ты потерял уважение в его глазах, и он всё время пытался сорвать на тебе плохое настроение и просто так, разрядиться. Такие, как он понимают только силу.

– Как волки в стае?

– Нет, шакалы. Лёха из тех, что царапают чужую машину, которую кто-то поставил на якобы его парковочное место, он побоится сказать в глаза водителю, вдруг он окажется сильнее. Культурно попросить – это унижение. У него свои понятия порядочности: воровать – это хорошо, только у своих – плохо. Нет понятия «у тебя украли», есть понятие – «ты просрал». Он не держит слова, тем более, данное не своему, он готов умереть не за Родину, а за «кореша». Хорошая новость: большинство редькиных не занимается спортом, зато любят выпить, а на следующее утро вспоминать, кто, где и как начудил. Хами ему, веди как победитель. Поверь, такие, как он ломались у меня в кабинете после первого же удара в печень.

– Так это правда про ментов и пытки?

Но Миша не успел возразить, как из тёмного подъезда в светлый сумеречный двор выбежал Доктор.

– Мужики, по ходу, Инженер ушёл.

– Куда ушёл? – не поняли Миша с Саней.

– Не знаю, в Ирий, в Рай, в Вальгаллу. Помер, в общем! – повысив голос, как на непонятливых детей, ответил Попов.

– Врёшь!

Вбежав в квартиру втроём переполошили и двух остальных бурно выпивающих огненную воду вахтовиков. Докторский фонарик валялся около кровати, где лежал на животе, свесив вниз правую руку, Варламов, зловеще, по-киношному, освещая комнату, которая уже погрузилась в сумрак. Витёк протиснулся через всех, подошёл к Олегу, деловито, будто врач, пощупал пульс, перекрестился, первый раз на памяти соратников, прочёл свою короткую заупокойную:

– Хороший парень был Инженер, пусть Господь хранит его душу!

И тут же наказал Редькину:

– Лёха, тащи свечи!

Редькин принёс связку церковных свечей, добытых им с Михайловым в вылазке в город. Никто даже не стал интересоваться, где они их взяли. Олега перевернули, сложили руки на груди, вставили меж пальцев свечу. Две других воткнули в горшки с давно увядшими цветами, развешанными на стенах, третью поставили в канцелярский пенал на подоконнике. В наступивших сумерках создалась атмосфера часовни, куда на ночь принесли на отпевание покойника.

– Пожалуй, я здесь спать не буду, – заволновался Доктор, – Помогите перенести кровать.

Мякинин, отодвинув растерявшегося Лапшунова, начал помогать Попову. Витёк с Лёхой куда-то незаметно исчезли, наверное, пошли поминать.

Олдскульную кровать, разборную с деревянными спинками, поставили в зале пока посередине, рассчитывая сделать перестановку, когда вернётся Бетке с Фархадом. В одной из комнат кто-то вскрикнул. Попов с Михаилом ринулись туда.

В комнате с покойником в соседнем углу стоял, будто наказанный, Лапшунов. Около кровати с Олегом – Редькин, поставив ногу для удобства прямо на эту кровать рядом с локтём Инженера. Худенькие церковные свечи слабо освещали комнату, и Мякинин, приближающийся к Лёхе, слишком поздно увидел дуло беткинского карабина, нацеленного ему в грудь – уже нельзя было нырнуть обратно в коридор в спасительную тьму, а хватать за ствол было себе дороже.

– Что за хрень тут происходит? – прозвучал прямо над ухом Михаила голос Доктора, следовавшего за ним.

– У нас есть для вас новости, – произнёс Витёк, перекрывший сзади проход в коридор и легко без волнения, поигрывающий в руке редькинским мачете.

Психолог

– Проходите, присаживайтесь.

Спортивный крупный, и вместе с тем поджарый мужчина, лет пятидесяти, с густой проседью, по светлым волосам, зачёсанным назад, с хрустом сел в кожаное кресло. Строгий взгяд цепко оценивающе пробежался по Психологу.

– Меня зовут Вячеслав Яковлевич Морозов, – представился мужчина. И повелительно предложил:

– Спрашивайте.

Психолог выдержал короткую паузу, приручая собеседника, не улыбаясь заглянул в глаза ему не менее строго, чем тот пытался смотреть полминуты назад.

– Я хочу услышать вашу историю лаконично и с самого начала.

Морозов кивнул, принимая правила игры, начал рассказ:

– Я бизнесмен. Крупный бизнесмен. У меня доли в компаниях, принадлежащих, точнее принадлежавших первым лицам нашей лапотной страны. Официально у меня крупнейшая сеть дорогих ресторанов класса «люкс» «Капитан Грант». Я продюсер, благотворитель и ещё чёрт знает кто, забываю, кем там меня обзывают мои креативные менеджеры, которым я плачу, точнее платил, огромные деньги.

В тот самый день утром я заехал в кофейню со своей подругой, топ-моделью и участницей музыкальной поп-группы «Герберки» Стасей. После завтрака она ушла первой, я – минут через пятнадцать. Мы всегда так делали, когда проводили ночь вдвоём. Соблюдали, так сказать, конспирацию ради приличия. Папарацци? В лучшем случае они получили бы инвалидность, если б они сделали хоть одну фотографию. Это же Россия, и я принадлежал к касте неприкасаемых. Итак, вернёмся к началу.

Я вообще не слушаю новости и не смотрю за политикой, для меня это другой мир, в котором меня нет. Я жил другими принципами, мерами, понятиями, не знаю даже как ещё назвать. В общем, с этим миром я и столкнулся, выходя из дешёвой для меня, и как оказалось, дорогой для черни кофейни. На парковке на мой тюнингованный «Гелендваген» ссал прямо на водительскую дверь какой-то подвыпивший маргинал, два других существа, стояли чуть позади с бутылками пива в руках и веселились. Я так обалдел от такой наглости, что просто замёрз на месте. Это мне, с которым первыми бегут здороваться бывши воры в законе, а ныне известные успешные бизнесмены, для которых приказать убить человека, что пыль с вазы протереть, мочатся на машину! Мне, которому сам Президент вручал Орден Мужества… Стоп! Или «За заслуги перед Отечеством»? Блин, не помню. Ну, в общем, наглость была просто несусветная. Я им сделал замечание. Если опустить мат и крик, я сказал им что-то вроде: «Что ж вы, люди добрые делаете?». Тачка, дорогой костюм, властный голос, обычно ставят человека на место, но не в этот раз, не в дни Апокалипсиса.

– А личная охрана? – поинтересовался Психолог.

– Эти быки только мешались мне. Моя охрана – само государство, причём в буквальном смысле, а не в аморфном, в котором его представляют обычные граждане. Стоит кому-либо на меня косо посмотреть, так сам Гарант Конституции вступится за меня. А у него в подчинении такие орки, что за собой оставят выжженную пустыню.

– Однако это не помогло ни ему, ни кому-либо ещё.

– Ну, об этом спрашивайте не меня. Я продолжу свою историю. Мы остановились на том, что я сделал замечание. Ближний ко мне пьянчуга запустил в мою голову бутылкой. Было больно и обидно. Второй бросился под ноги, пытаясь свалить. Короче, свалили, пинали, причём явно не с целью убить, а унизить, вывалять в пыли. Не взяли ничего: ни ключей от машины, ни один из трёх дорогих телефонов, ни бумажника и ушли задорно гогоча. Господи, у меня давно такого не было, когда ярость перевешивает любую физическую боль. Я попробовал дозвониться начальнику ГУВД Москвы, его замам, в Московскую прокуратуру и – ничего! Кто-то сбрасывал, кто-то не отвечал, кто-то был недоступен. Тогда я начал догадываться, что произошло что-то из ряда вон выходящее. Я позвонил своему помощнику, тот должен был быть в центральном офисе, но он был в больнице, сказал, что заразился эпидемией, от которой все становятся сумасшедшими. Я ему предоставил выбор: брать пилюли, которые ему там выпишут эскулапы и ехать в офис, или искать другого работодателя. Поехал он туда или нет, я так и не узнал, потому что дальше событий стали развиваться с бешеной скоростью.

Я решил съездить домой, проверить как там и что, сходить в бассейн, пообедать, а потом уже поехать в офис. Жене специально не стал звонить, потому что она уже несколько дней подряд талдычила про какую-то эпидемию и слушать её панические возгласы лишний раз мне не хотелось. Живу я на Николиной Горе, что на Рублёвском шоссе, где обитают лучшие люди нашего многострадального царства. Навигатор рисовал мощную пробку на МКАДе, зато центр Москвы был почему-то почти свободен. Оказалось, центр был перекрыт гвардейцами, я сверкнул удостоверением полковника ФСО и проехал без проблем. А вот дальше начались пробки…

– Полковника ФСО? – переспросил Психолог.

– У меня ещё есть удостоверения полковников центральных аппаратов МВД и ФСБ, – похвастался Морозов и продолжил:

– Объезжая по улице, кажется, Герасима Курина, я почти не влетел в бок перегородившей дорогу «Газели». Два молодых качка в футболках грузили в машину какие-то ящики из магазина с развороченной входной дверью. Мне было до лампочки их мародёрство, но грузовик с моего пути им надо было убрать. Я попросил их это сделать.

– Так же, как попросили тех писунов не поливать вашу дверь? – С улыбкой спросил Психолог.

– Да. Но, выйдя из машины, я предусмотрительно вытащил «Глок» из «бардачка» и, когда качки снисходительно послали меня на три буквы, не остановив свою работу, я его достал.

Я не собирался убивать этих двух оболтусов, выстрелил по кузову «Газели», услышал стук пули по металлическому кузову. Качки тут же дружно нырнули за машину и побежали прочь. Ха! Настроение у меня поднялось, хоть кого-то я сегодня утоптал. Но слишком поздно я понял, что испугались они не меня.

За спиной я услышал довольно странный звук, как будто с десяток пьяниц одновременно начали блевать – то ли урчание, то ли рычание со вздохом. Я обернулся и увидел этих самых заражённых эпидемией. Они толпились около машины, двое с интересом заглядывали на водительское сидение, дверь была открыта. Семь или восемь направились в мою сторону, за машиной я увидел ещё идущих ко мне. Они были похожи на нарядившихся в зомби фриков: зубастые, с синяками под глазами, одетые в какое-то грязное тряпьё.

Я сказал себе: ну всё, хватит придурков на сегодня! Стрельнул у них над головой – никакого толку. Первому я выстрелил в ногу, тот остановился только на секунду и то из-за инерции пули, следующую пустил ему в грудь, снова без толку, лишь тёмный фонтанчик крови. В «Глоке» семнадцать патронов и стреляю я неплохо, так как регулярно хожу в тир, но до меня им оставалось несколько шагов, я чувствовал их паршивый запах, включивший во мне инстинкт самосохранение быстрее, чем их странный вид. Я бросился бежать вниз по улице, обогнув «Газель».

Я отмахал полтора километра и, запыхавшись, выбежал на Рублёвское шоссе, по которому катился неспешный, постоянно застревающий поток автомобилей. Между ними ходили эти самые больные, колотили по стёклам руками, рычали. Почти непрерывно визжали клаксоны, крики и матершина водителей. И ни одного полицейского, ни одного военного! Кого-то выскочившего из машины с бейсбольной битой против этих зомби, сами же зомби свалили и, нагнувшись, начали что-то с ним делать. Никто даже не остановился спасти мужика. Я тоже со своим пистолетом в руке стоял, разинув рот.

Нужно было остановить машину и убраться подальше, к тому же мои преследователи нагнали меня. Я как зомби бросился среди машин, колотя по капотам, стёклам, кузовам, прося помощи. Никто не останавливался. Увидел соседей: семью Рухляковых, Рухлячиха, увидев меня, заорала, состроив брезгливую рожу. Наверное, приняла за этих больных. Хорошо, что меня увидела преподаватель испанского, которая учит моих детей и детей одного моего друга. Она остановила свою дешёвую «Киа» и пустила меня на пассажирское сидение. И, как оказалось, тоже не просто так. Сама она из Лобни, одна воспитывает двоих детей. Прожужжала все уши, что неплохо было бы приехать ей с детьми под мою защиту. Она не справится, а у нас гвардейцы, ЧОПовцы, личная охрана. Я пообещал, просив приехать завтра утром, зная, что сегодня уже попытаюсь свалить отсюда. В общем, доехали, хоть и долго получилось в этом непрекращающимся потоке пробок.

У меня есть паспорт пилота, и есть частный самолёт. Есть большой бронированный внедорожник «Конквест Найт», или по нашему «Крестоносец», куда я со своими двумя пацанятами загружал вещи под неумолкающие паникёрские крики жены:

«Ты звонил Насте? Я дозвонилась. У них в Лондоне вообще кошмар творится. Заражённые, уличные банды, все убивают друг друга. Какой ужас!».

Настя – это моя старшая дочь. Учится в Лондоне. Сейчас мы ей ничем не поможем, надо спасти то, что есть.

«Соседний посёлок грабанули. Люди какие-то из нищебродов. Приехали человек двадцать. Убивали, насиловали, наверное, по ним стреляли, они стреляли в ответ. Отбились от них. Успели поджечь один дом, но его пожарные потушили. Ночью всё было. Что это, Слава? Конец света? Революция? Что мы всем им сделали?»

Я выкинул из грузовика всякие шубы, платья, драгоценности. Лишний перегруз самолёта не нужен, а за рубежом у меня столько денег, что я могу скупить пол Африки.

– А куда лететь собрались?

– В Австрию. У нас там вилла в Альпах. Я был уверен, что такой бардак только у нас, педантичные австрийцы точно уж чего-то и как-то организовали.

До аэродрома, нигде не обозначенного на картах и где стоят частные вертолёты, богатых и значимых людей, километров десять по лесной дороге, на которой шлагбаумы и посты.

– Вертолёты? – удивился Психолог, – Вы говорили про самолёт.

– Да, про самолёт. Один у меня на аэродроме «Жуковский», а второй в Чкаловском. Не на машине сквозь пробки туда добираться же! Поэтому лететь нужно частным вертолётом.

Морозов продолжил:

– Я говорил про посты и шлагбаумы. Посты были покинуты, шлагбаумы открыты, но это нас не смутило.

Аэродром был занят военными. Они организовали контрольно-пропускной пункт в домике охраны, усилив его мешками с песком. На КПП стояли сразу несколько вооружённых «калашниковыми» солдат. Я показал удостоверение полковника ФСБ и в разговоре выяснил, что они относятся к военным лётчикам и им приказали занять этот аэродром. Я попросил отвести меня к кому-нибудь главному. Один из бойцов зашёл на КПП и, по-видимому, позвонил куда надо, затем вышел и сказал, что все останутся здесь, а я пойду за ним.

В вертолётном ангаре вояки организовали штаб. Стол, на нём старинный телефон, около стола три стула. Молодой, лет тридцати пяти, подполковник, усталыми глазами едва глянул в моё удостоверение.

«Чего надо?» – грубо спросил.

Я хоть и не служил в армии, но у меня в институте была военная кафедра, и я знаю, что он должен встать из-за стола и отдать мне воинское приветствие. Два других офицера, майор и капитан, сидящие на двух из трёх стульях, неприязненно на меня смотрели. Качать права было рано, но я начал заводиться.

– Мне нужно забрать свой вертолёт», – сказал я и соврал на всякий случай:

– Это секретное поручение Правительства.

Подполковник отмахнулся:

– Нет больше ничего своего. Идите домой.

Тут я взорвался:

– Да ты знаешь, с кем разговариваешь?! Я сейчас позвоню, и ты сразу с должности слетишь!.

Я выхватил сотовый и начал искать номер одного из генералов Министерства обороны. Удивительно, но никто даже не попытался отнять у меня мобильник. Ещё более удивительно, что я сразу дозвонился.

– Сергей Николаевич, приветствую! Ваши военные мой вертолёт у меня забрали. Ага, сейчас дам трубку!

Подполковник без тени какого-либо трепета перед генералом, что военным не свойственно, взял у меня сотовый.

– Алё… Сами представьтесь… А я папа римский Иоанн Павел восьмой… Я вас не знаю и вживую не вижу… Какая разница, какое подразделение? … ВВС… переименовали, и что?

Было слышно, как мой генерал орёт на подполковника, а тот его культурно посылает лесом. Наконец офицер вернул мне мобильник. Генерал был ещё на проводе.

– Я этого так не оставлю, – сказал он, – жди, Вячеслав Яковлевич!

Я пододвинул к себе стул, собираясь на него сесть. И тут взорвался подполковник:

– Ты куда, блин, зад свой пристраиваешь? Встал и вышел отсюда!

Не дожидаясь моего ответа, он позвал:

– Васин, Магомедов!

В ангар вошли два весёлых гуся: один белый, другой чёрный, под два метра ростом и шириной с мой «Крестоносец», возрастом тянувшие на сверхсрочников.

– Вышвырните этого мудака за КПП.

Я пытался сохранить лицо, отпихивая их от себя, заверяя, что пойду сам. Мне врезали под дых, завернули за спину руки и провели, нагнув почти раком, через весь аэродром. Для меня даже открыли ворота, чтобы подчеркнуть унижение, а кто-то из этих мордоворотов врезал мне обидного пинка под зад. И это всё на глазах у жены и детей! Их всемогущий муж и отец лежал, униженный, в весенней грязи. «Глок» чудом не вывалился из наплечной кобуры под курткой, но я про него забыл. Я понял, что схожу с ума, медленно поднялся, не смотря никому в глаза, сел в машину, чтобы ехать домой.

Всю ночь я просидел внизу в гостиной с боевым «Ремингтоном 700» на коленях, периодически задрёмывая и вздрагивая от каждого постороннего звука. И хоть это мне было трудно понять и сказать даже сейчас, но я достаточно был мужественен в ту ночь, чтобы признаться самому себе в том, что я обычный человек. До этого дня я считал людей слабыми, а себя сверхсильным, наслаждался тем, насколько я превосхожу их всех. Единственное во что я не верил, что это навсегда. Я имею в ввиду зомби, тех военных, забравших вертолёты и весь этот хаос. Скоро всё закончится, только надо переждать.

Утром приехала та самая преподаватель моих детей из Лобни, которая меня подвозила. В вертолёте она была мне не нужна, так как он просто не выдержал бы перегруз, а мой самолёт уместит всех запросто. А до него нам придётся добираться на машинах. Сутки назад я бы послал её подальше, но я вдруг стал более человечным. Вещей у неё почти не было, и мы все утрамбовались в мой огромный внедорожник. Чёрт, я был мягкий как пластилин в то утро!

Итак, мы поехали. Решили ехать всё-таки в Чкаловский, там народу на порядок меньше, чем в Жуковском и Раменском, а значит меньше этих больных уродов. Москву объезжали далеко, аж по второй бетонке, делая сумасшедший крюк по менее населённой местности. Сейчас, спустя несколько месяцев после начала Хаоса, я бы ни в коем случае не поехал один с семьёй, когда вырвавшиеся из городов голодные стада оживших мертвецов бродят везде, когда объединённые банды разбойничают на дорогах. А тогда было много беженцев, полицейские и гвардейцы дежурили на трассах. Выходили мертвецы, прямо на дороге люди обращались в зомби. Я расскажу об одной такой показательной истории.