Текст книги "В тенях империи"

Автор книги: Игорь Прососов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

5. «Экстренное потрошение»

…В пакгаузе на окраине порта было шумно. Само строение стояло пустым – его резервировали для себя две купеческие ладьи, которые сейчас находились где-то в Пустоте: одна на пути к Земле, другая к Церере, насколько я понимаю.

Но порт жил круглые сутки. Сеть в ее привычном понимании пришла на Марс сравнительно недавно – и оттого сделки заключались нередко прямо на посадочном поле. Тут же узнавали новости и передавали слухи.

Гомон мешался с грохотом дождя по крыше, убаюкивал…

Капитан второго ранга Васильев опаздывал.

Наконец дверь внизу распахнулась. Я схватился за рукоять шпаги, торчащую из спортивной сумки: ничего лучше без проверки документов достать не вышло. А вот спортинвентарь для сражения с болванами – пожалуйста.

Револьвера с одним патроном как-то мало в нашем случае.

Хлопнула крышка люка.

– Здравствуй, дорогой мой, – сообщил знакомый голос. – Двое нас, что ли, осталось?

Я успокоился. Как оказалось – зря. Историю Дядя Вася рассказал следующую: они с Аверченко отправились на встречу с агентом, у которого была припасена некая карта памяти.

Передача состоялась к общему удовлетворению. Ничто не предвещало беды, пока на пути к машине наши не попали под перекрестный огонь с крыш. Пришлось укрыться в одном из куполов. Поднявшиеся наверх ребята Аверченко попытались расчистить путь, но схлопотали по пуле.

Впрочем, штаб-ротмистр не растерялся. Ушли техническими тоннелями канализации. Увы, не один Аверченко был догадлив – их настигли. Спецназовец остался прикрывать отход капитана.

Добравшись до порта и понаблюдав за безрадостной картиной того, как портовая полиция пытается вскрыть загерметизированную «Заступницу», Дядя Вася выматерился и решил уничтожить карту памяти.

Но все-таки не удержался, решил узнать, за что погибли хорошие ребята. Вышло, что ни за что. Весть, переданная агентом, была, конечно, важна, но о ней уже двое суток как пронюхали журналисты – и потому ровно никакой ценности не представляла. Об этом знал агент, знали преследователи, знало командование…

Выходил, как выражались в конторе, «фуфел». Ловушка.

…На этом месте рассказ завершился, потому что хлопнула дверь внизу. Либо кто-то забрел в пустой и запертый пакгауз, что маловероятно, либо кто-то из нас притащил «хвост».

Грохот автоматной очереди, рвущей металлокомпозит пола, подтвердил вторую версию.

Дядя Вася с грохотом рухнул.

Я уставился на него в ужасе, но тот быстро показал пальцем вниз. Стоило вновь затрещать выстрелам, я немедленно последовал его примеру.

Наверняка поднимутся наверх для «контроля». А уж в люк я не промахнусь.

Правильно, вот, молодец, лезешь. Сейчас аккуратно потянуть спуск… Мимо.

Зато кап-два не оплошал – срезал гостя так, что тот рухнул прямо на головы поднимавшихся за ним товарищей.

Ожидая града пуль, врезающихся в тело, вскочил и побежал. Сейчас опять в потолок садить начнут, гады. А у меня только шпага, уже без ножен – пусть не заточенная, но тяжелая: самое то по головам бить, да и колющим если кого достать – неплохо выйдет.

Не подведи, шептун, твой выход.

В зияющую пасть люка не спрыгнул – влетел, мимо ступеней, приземлился с перекатом. Трое. Двое у лестницы, один в стороне, на потолок нацелился. Брони нет, значит…

Первого достал в кадык. От выстрела ушел, рухнув на пол, подсек второго и тут же помчался к третьему. Удар чашкой шпаги по лбу – весомый аргумент в споре.

Второй уже изготовился стрелять, но подоспевший Васильев достал того выстрелом.

– Ну ты резкий, – уважительно, как мне показалось, заявил он, отпыхиваясь. – А если бы я не подоспел?

– Вашу скорость я приметил, – улыбнулся я. – На то и рассчитывал. Не их же стволы подбирать? Мало ли, вдруг биометрия встроена? Ладно, гляньте пока наружу. Если на пятках не сидят – хорошо бы разговорить языка.

– Даже если их тут еще нет, – сообщил кап-два несколько возмущенно, – то, милый мой, скоро будут. Что ты делать собираешься?

Это он сказал вслух. Смысл был проще: «Заткнись, салага, я тут старший офицер». Я предпочел не обратить внимания.

– Экстренное потрошение. Так есть там кто? Нет? Значит, приступим…

…Крики до сих пор стояли в ушах, а кровь запеклась на пальцах. Мы бежали, лавируя меж пакгаузов.

– Стоп, – скомандовал Васильев. – Еще несколько клоунов. Ждем, пусть мимо прошагают, голубчики.

Ему тоже не понравилось «вскрытие». Дело было не только в моей готовности применить это решение – он и сам пришел бы к нему, но потерял несколько драгоценных минут.

Дело было в том, что «клоуны» оказались итальянцами. Притом именно итальянцами, а не еэсовцами. Эта мелочь, которой и на карте не видно, решила сыграть в свою игру, не имея даже собственной разведки и армии. Отчего? Кто-то очень большой, очень влиятельный, прямо из штаба ДыРы слил информацию.

Приказ у наших друзей был четкий: силовиков валить, летный состав брать живым, невзирая на потери и заодно записывая данные по боевой эффективности каждой конкретной рожи.

Знакомо, не так ли?

Палить на поражение начали, как я понимаю, больше от разгильдяйства и азарта охоты.

После того как допрос завершился, Васильев посмотрел на меня усталым взором. Сказал – как-то тихо, по-новому:

– Знаешь, у меня был такой приятель, Егор Давыдов. Ты на него похож. Не родственник?

– Нет. Большие друзья были? – спросил я с каменной миной.

– Скорее наоборот. Уж очень был… – Васильев кивнул на тело на полу, – вроде тебя. Чересчур. Не в обиду.

– Как погиб?

– Жив. Взрывная декомпрессия. Мне рыло подправило, ему аварийной переборкой ногу отрезало. Протезы с аугментациями сейчас ого-го, но в его деле таких примет иметь нельзя.

Я кивнул. Да, нельзя. А протез головы – можно?

Мы пробирались по порту к итальянскому кораблю. Небольшая шхуна, тридцать человек экипажа – и большинство ищет нас. Идеальный вариант, чтобы угнать.

Вдвоем управиться будет тяжеловато, но до Земли доберемся. А уж там выясним, какая тварь нас продала.

Скормить ей собственные кишки будет приятным началом нашей беседы, пусть так и знает.

6. «Обожаю дарить людям радость!»

…До шхуны мы не добрались. Зажали нас в очередном проходе. С одной стороны – полицейский спецназ, за его спинами сучок какой-то лысый в черном отирается, с другой – итальянцы.

Думал – все. Нет. Потребовали сдаться. С-час. С одной стороны – стволы, с другой – шокеры. А на руках только шпага.

Еще – шептун. И благодарность Зимину. Искренняя.

Спасибо, маэстро, за уроки, пусть я и дурной ученик. В конце концов все всегда сводится к невыученным урокам, не так ли?

Шпага, мертвенный свет фонарей, испарина на лбах. А ведь тут скоро осень. Красиво небось. К лешему! Живым не возьмут. И землю русскую не предам, и игрушкой в руках наших сволочей не стану. Третий выход есть всегда.

Молчи, шептун. Говоришь, должен выжить и мстить? Врешь, собака, жить хочешь. Я тебя раскусил. Взявший меч от меча и погибнет, а ты царь мечей. Нельзя Руси Святой тебя брать – оскотинится и душу загубит. Как я.

Значит, в драку – и насмерть.

Только решил папистов обрадовать, как еще толчеи добавилось.

Отряд войскового спецназа на крыши выбежал – ну как в дурном кино, и все по наши души.

Ударили пули по бетону. Ударил голос из мегафона:

– Прекратить цирк! Имперская Безопасность! – и показался наверху некто знакомый, в сюртуке буром, со значком золотым. – Господа иностранцы, будьте любезны сложить оружие. Инциденты будут рассмотрены как недопонимание. В противном случае все останется недопониманием, но станет трагическим, а мне эта головная боль совершенно не сдалась. Судари мои полицейские, вон! Без вас тесно!

Только выдохнуть успел – бес он или нет, а Конрадович вроде свой мужик, как крючок из-за спин полицейских вылез. Орет:

– Это операция Дальней Разведки! Права не имеете!

– Так что же, наши тоже гонялись? – шепчет Васильев.

– Жаль, ствола нет, так и тянет пристрелить, – отвечаю.

– Эротические мечтания ДыРы мне неинтересны, – отвечает сучку тем временем Владимир Конрадович.

– Катись в ад, бес. У меня полномочия от Государя!

– У меня плохая новость, господа. Его Величество скончался сегодня днем. Уходят однокурсники… Царствие Небесное. Пока наследница не введена в курс, такими делами ведает думный боярин от Имперской Безопасности. Вовсе не диверсанты и мародеры. Полистай законы, там есть. Не читал, но уверен. К тому же, так уж вышло, не переживай, что Имперская Безопасность – это я. И боярин – тоже я, уже часов пять как. Последней волей загнал в Думу, представляешь? И я утверждаю: эти люди вольны идти куда хотят.

Пока Владимир Конрадович говорил, итальянцы предпочли тихонько раствориться в ночном воздухе. За ними последовала часть бесов. Ряды полицейских тоже поредели – многие резонно предпочли оказаться подальше. Заезжий бес улетит, а своя ДыРка рядом останется и будет помнить, как ей на твоих глазах клистир прописали.

Но мне было как-то все равно. Силы кончились. Тяжело опершись о шпагу, я стоял, не зная, куда деть себя. Помню, как спешил к нам спустившийся с крыши бес. В глазах играли чертики:

– Ну, мальчик мой, как вам финал? Проклятье, во мне погиб отменный режиссер. А каких трудов стоило собрать всех тут! Направить, так сказать. Но я обожаю дарить людям радость, такая привычка.

– Так вы боярин? – выдавил я.

– Шталь моя фамилия. Вам я не лгал, прятался здесь от шапки. Вот ДыРке соврал для красоты, но вы же не выдадите старика? После нашей встречи я начал вникать в дело. Очень уж любопытно стало. Понял, что время вмешаться. Пришлось выйти из подполья и связаться со Столицей, чтобы получить полномочия. Эх, Alexandre… Великий Государь был. А как пел!.. Хорошо, выслушать и подписать все успел. Как не вовремя! И как осложняет дело… Мальчик мой, да ты падаешь!

– Ага, – успел подтвердить я прежде, чем потерял сознание.

– Проклятье, ну каков подлец этот Кронин! Вот уж ДыРка!

Я только кивнул. Столица проплывала под аэромобом. Подмигивали огоньки на шпилях. Вот и альма-матер, Вышка, показалась. Привет от блудного сына!

На Землю мы вернулись три дня назад – и дни эти прошли в тумане. Отчасти от того, что весь полет я провалялся в лазарете на успокоительных – игры с шептуном не прошли даром. Отчасти – потому что дома меня ждало тошнотворно официозное письмо по электронке.

Наверное, Давыдов был не совсем не прав, характеризуя Энн как дрянь. Конечно, подробности нашего грандиозного провала в прессу не просочились, но слухи по Сети гуляли. Столкновение доблестных сынов отчизны с вражьей агентурой, героизм – наверняка их запустили бесы или ДыРа. Еще в Сеть ушло видео с камер наблюдения, на котором я шинкую итальянцев.

Зрелище неаппетитное. Анна Святославовна была готова мириться с мужем, убивающим людей нажатием кнопки, но не лично. Это ведь так неэстетично! Что подумает тетушка?

Так что оставаясь верной подругой…

Скатертью дорога.

Впрочем, это я со зла. Она искренне писала, что ее Сережа не был таким – и была права. Я не вернулся с Марса. Погиб еще той долгой зимней ночью. Ждать от нее поддержки? Не так устроена.

Вот та девчонка из маглева, та поняла бы… Уверен. Дадут отпуск – рвану на Марс и найду. Миллион населения – не проблема, это я решил твердо.

– Да вы меня не слушаете, друг мой! – Боярин Шталь заглянул мне в лицо с искренним беспокойством.

– Прибыть ко двору. Отчитаться. ДыРе – на орехи, нам – лавры, так? – спросил я.

– Какие лавры, дорогой мой? Очнитесь! Нам надо предотвратить войну. Вы так и не поняли, что замыслили подлецы?

– Как войну?

– Ох, горе. На вас натравили полицию и итальянцев. Европейцы мечутся, устраивая неприличный тарарам. Конечно, попадаются гоняющейся за вами полиции. Когда вас возьмет полиция… Ах да, с ней – вышло недопонимание, рука Запада. Так вот – все выясняется, вы даете нужные показания. При этом иностранцы узнают о существовании шептуна – шила в мешке не утаишь. Паникуют – и вот вам Третья мировая на Земле и в космосе.

– Но зачем?

– Затем, что Кронин… – Владимир Конрадович выплюнул слово, которые больше ожидаешь услышать от грузчика, чем от потомственного боярина. – Как всякий параноик, он верит в войну на опережение и Wunderwaffe. И его позиции ничуть не ослабели. Шептун отныне не тайна.

– И как быть?

– Теперь все зависит от новой Государыни. Ее решение и ответственность.

– Почему вы сразу не ринулись к ней?

– Она путешествовала, яхта приземлилась час назад. Барышня разумная, я знал ее малышкой, но давненько не видел. А Кронин обязательно притащит какой-нибудь козырь.

Внизу показались деревья дворцового парка.

– С Богом, – выдохнул Шталь, размашисто перекрестившись. – Не оставь рабов Твоих…

7. “Casus belli”

…Кабинет, где нам велели ждать, оказался неплох. Думал, будет как в музее, а оказался в уютной гостиной. Разве что камин был непривычен, но, видимо, тут ценили архаику.

Обращали на себя внимание и лейб-гвардейцы – вернее, выпускницы военных училищ, которыми кто-то заменил привычных по фильмам молодцов. Мудро. В истории уже были проблемы с излишне любвеобильными государынями, не следует вводить даму в грех.

Развалиться бы в тяжелом кресле с бокалом, книжку – бумажную, настоящую! – с полки подхватить… Увы, компания подобралась неподобающая.

Бояре Шталь и Кронин неприлично собачились. Сам я жался к стеночке, а спутник Кронина, бритый налысо мужчина в инвалидном кресле, отвернулся к окну. Лица его я не видел.

– Вы пораженец! Иуда! – орал Кронин.

– Дружок, вы меня поражаете, – оскорблялся Шталь. – Вы дали врагу прекрасный casus belli, да еще ценой жизни собственных подчиненных. Измена, знаете ли…

– Размазня! Россия стоит на жертвах и посерьезней! Или вам не нравится Россия?

– Я люблю Русь православную, грешен. Своего россиянского монстра оставьте историкам.

– Это софистика, – внезапно успокоился Кронин. – Вы умный человек, Шталь. Признайте: победа того стоит.

– Нет. Никакая победа не стоит души. Господь не требует человеческих жертв, тем паче не следует людям. Боюсь, вам меня не понять. Давайте обмен, а? Что вы припасли для Ее Величества?

– Вы первый.

– Отлично. Показания моего штаб-ротмистра.

– Естественно, не отрепетированные. Поражаюсь я вам, Шталь! Мой обер-лейтенант – пример того, каким может стать русский воин…

– Психованным маньяком? Человеком, видящим то, чего нет? Отчаявшимся полудурком, преданным командованием? – вмешался я. – Не юлите под клиентом, ваша очередь.

Кронин одарил меня таким взглядом, что я точно понял – у меня появился новый враг.

– Капитан-лейтенант, представьтесь.

Человек повернулся. Его лицо было мне знакомо – слишком часто видел я его в кошмарах.

– Дав-Давыдов, – человек мелко затрясся. – Здравствуй, брат.

Я понял: он не сможет стоять. Даже за клавиатурой работать – и то не сможет.

– Что с вами стряслось, если позволите спросить, дорогой? – Шталь посмотрел на Давыдова с искренним сочувствием.

– Дек-компрессия. Контуз-зия. Теперь – ничего, жив. Хоть как пригодился.

– Это, – перебил Кронин, – мой аргумент. Боец, даже после такой трагедии вернувшийся на поле брани.

– Любопытная трагедия, – говорю по наитию. – В первый раз слышу, чтобы от оторванной ноги случалась контузия. Оно того стоило… брат?

– Т-ты ответь, – хмыкнул Давыдов. – Польза державы, тра-ля-ля, крындец всему, и жизни, и любви, враг у ворот, – фразу он произносил долго, тяжко. – Мы-то потерпим, да?

Я понял. В чем-то он был прав, этот вояка.

– И он засомневался, ты, немчина! – Кронин был доволен.

– Я немец? Это ты немец, Менгеле чертов! – Шталь аж закипел.

– Помолчите!

Этих слов не произносил никто из присутствующих. Открылись двери, и на пороге застыла хрупкая девушка с волосами цвета воронова крыла.

И Шталь, и Кронин уже склонили головы, а я все еще не мог подобрать с пола челюсть. Опять галлюцинация? Не могла же вот так, в самом деле, в обычном маглеве, с книгой…

– Я услышала достаточно. Не вижу тут немцев и предателей. Вижу русских людей, и некоторые из них вконец запутались. – Интонация не могла принадлежать девушке, которая смеялась при виде дождя; интонация ясно намекала на кирпичную стенку и расстрел.

Но тут она украдкой мне подмигнула. Я не поверил своим глазам, а Ее Величество продолжала:

– Притом у двоих из них украли нечто важное. Пусть и по-разному. Ваши предложения, Кронин?

– Цена высока, Ваше Величество. Войне быть – рано или поздно. Но сейчас, с такими бойцами, как обер-лейтенант или штаб-ротмистр, называйте как хотите, готовыми заплатить… Мы устроим ЕС показательную порку. Провокация? Неважно. Ни один враг не сунется в наши пределы еще полвека, гарантирую!

– Маленькая победоносная война, – хмыкнул Шталь. – Где-то я это уже слышал.

– Шталь, если вам так не терпится, говорите, – смилостивилась императрица. – Только избавьте меня от соловьиного пения, а то я расплачусь прямо тут.

– Голубушка моя, – заворковал Владимир Конрадович, – то есть Ваше Величество, ну что же вы? Душите поэта на корню. Вот вам сугубо практические соображения: не правы тут будем мы. Истина рано или поздно выплывет. Помните, что сделала с Совдепией правда о ее возникновении? Великая ведь была страна. Да и война… Ну, война. Всегда были. Всегда будут. А сейчас пошуршим, глядишь, и рассосется. Радость людям! Итальянцам сунем денег, Евросоюзу – гарантии уничтожения всех материалов по программе…

– А места в Думе вы им дать не хотите? – съязвил Кронин.

– Ваше? Было бы неплохо. Знаете, хочу. Уступите?

– Паяц!

– Молчать, – вздохнула юная государыня. – Седые, а мальчишки. Капитан-лейтенанта я слышала, а что скажет господин штаб-ротмистр?

Шталь втихаря показал мне большой палец: живем, звание бесовское, не дырявое назвала.

Я не отреагировал. Вспоминал Марс. Разговор с призраком. «Жаль губить такого молодца». Экстренное потрошение. Галлюцинации. Кровь на пальцах. Тревожки по всем каналам. Ощущение загнанного в ловушку зверя. Обморок.

Письмо от Энн – награду для героя.

– Помню этот взгляд, – улыбнулась императрица. – Вы умеете сказать все, не сказав ни слова, штаб-ротмистр, это точно.

Пока бояре осоловело смотрели на меня, прикидывая, где бы это я мог встречаться с ней, девушка продолжила:

– Мы положимся на Господа и последуем тем путем, что предлагает Владимир Конрадович. Блаженны миротворцы, не так ли? Но дело не только в этом. Нельзя строить государство на уворованном. Даже если считаешь, что вправе взять, даже если кое-кто сам желает быть ограбленным – нельзя. Из лжи и крови – дурной фундамент.

Интерлюдия

1. Письма с границы между светом и тенью, продолжение

…Как же наивен я был! Мальчишка, дурак, прекрасная душа. Человек, которого искренне смущала кровь на руках и людская подлость.

Лучше бы я остался таким.

Правда.

Никакой войны, естественно, не случилось.

ЕС благополучно развалился, заклятые друзья вцепились друг дружке в глотки, и за общим весельем им стало не до нас.

Что до меня… В трогательном головиде герой с моим именем чудесным образом стал бы навигатором личной яхты ЕИВ; у героя бы был квадратный подбородок и римский нос; еще не обошлось бы без мезальянса в конце. Терпеть не могу героев; я не один из них, и самый большой комплимент, который можно сделать моей физиономии: от неё не трескаются зеркала и не разбегаются с визгом дети.

В любом случае, жизнь не слезливая мелодрама. В крайнем случае – авангардная драмедия без особых пафоса и надрыва чувств. По крайней мере, моя.

Меня действительно ждала новая служба, но отнюдь не столь романтическая и вполне логичная.

Я осваивался там и лечился от наивности: даже не обиделся на Шталя, когда понял, кто был настоящим организатором многоходовочки на Марсе.

Есть такая служба – в этом самом… ароматном… возиться, уж простите за грубость. Впрочем, позвольте предположить, подобные слова вам ведомы не хуже моего.

Чем еще я занимался? Подыхал от любви, неуместной и глупой, незаметно втекшей в жилы по капле.

Последствия Марса, сказал бы ученый эскулап, циник и умница. «Иди… неважно куда», – ответил бы я на это.

Временами казалось – я вплотную подошел к пределу. Мы, русские, привычны к границам, зачастую очерченным нами самими. Необходимая компонента устойчивого социума. Вежливость, нормы поведения, неписанный кодекс поведения благородного человека – а неблагородных среди нас нет, исходя из того же неписанного кодекса.

Каждый тупик, в который мы упираемся, содержит в себе подсказку, как выбраться. Любовь без шансов – изволь страдать молча и культурно, можешь немножко выпить, спеть песню, проспавшись, сходить в церковь, перелистать Экклезиаста – авось и полегчает.

Только вот у меня период этот затянулся. На сколько? Почитай на всю жизнь, сколько её там оставалось.

Иногда мне становилось интересно – что будет, если мы встретим не нами поставленный предел или просто предел без возможности отхода на заранее подготовленные позиции.

Мы – в смысле Империя.

Тритонский инцидент подарил мне ответ. И еще – кошмары по ночам.

Помните?

…Пожалуй, из моего опыта это ближе всего к кораблям, горящим на подступах к Ориону.

2. Выдержка из труда профессора Бернхарда Гнайде, д-ра политологии, магистра социологии, Берлинский университет, «Критика Утопии: Империя, которой нет»

…В отношении Империи термин «фронтир» не имеет смысла. Как такое возможно?

Мы подробно рассмотрели военную машину русских в предыдущей главе. Однако вы, как и я, не в силах представить себе степень интеграции её в имперское общество.

Армия и Флот не просто рядом – они неотъемлемая часть любой мало-мальски крупной гражданской инициативы русских.

Экипажи коммерческих и частных кораблей обязаны отслужить на Флоте, чтобы получить допуск к работе в Пространстве. Даже снимая погоны, они не освобождаются от присяги. Это – прекрасный пример одного из проявлений этой интеграции, равно как и культ «офицера и благородного человека», заметно перекликающийся с древним «офицеры и джентльмены» наших островных соседей.

Сами вооруженные силы состоят из прекрасно оснащенных и подготовленных контрактников и отлично обученных офицеров, многие из которых обязаны перед Академией отслужить два года рядовыми – это не касается лишь будущих пилотов военной техники, навигаторов и тому подобных специалистов, от которых взамен требуют беспрецедентной подготовки в необходимых им в профессии областях знания.

Добавьте к этому две спецслужбы, обе со своими подходами и секретами, а так же казаков – субкультуру, превращенную в живое оружие; воспринимающую поголовное ношение оружия и традиционную воинскую подготовку с детства не как общественно опасный фактор, стимулирующий преступность, а как привилегию.

Особенно возмутителен для нашего сознания тот факт, что во многом из-за этого неестественного отношения, определенно плода работы имперской пропагандистской машины, уровень бытовой преступности и антиобщественного поведения в их среде невозможно низок.

Слово «фронтир» само по себе подразумевает определенное отсутствие законов, анархию и алогичность.

Стандартный имперский протокол при колонизации подразумевает обследование небесного тела силами нескольких экипажей Дальней Разведки, затем высадку на плацдарм частей, напрямую подчиненных Имперской Безопасности при поддержке морской пехоты. За пехотинцами следуют поселенцы: вооруженные до зубов казаки в бронескафах армейского класса, с оружием в руках.

Автор описывает протокол высадки на мирную планету, лишенную фауны или расквартированных сил вероятного противника.

Скажите, какое место беззаконию и, можно сказать, романтике остаётся при таком раскладе?

Абсолютно никакого: через два года тут и там стоят аккуратные домики, и за исключением мелких деталей картина ничем не отличается от каких-нибудь Омска или Анадыри.

Единственный фронтир, с которым может столкнуться Империя, лежит не в физической, назовем это так, области, но в сфере разума.

Непознанное и непознаваемое – вот две вещи, что имперцам не удастся вогнать в строгие рамки протокола.

Пока что ничего подобного им не встречалось…

* * *

Данный отрывок рукописи вызвал значительный интерес, почти что восторг в Империи. Автор получил коллективное благодарственное письмо от представителей казачества и ЕИВ корпуса морской пехоты, а так же приглашение выступить с курсом лекций на эту и схожие темы в Столице.

Отказался, сочтя издевательством. Зря.