Текст книги "Остальное от лукавого (СИ)"

Автор книги: Игорь Озеров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

– Нет, так не может быть. Мы же не звери какие‑нибудь.

– Думаешь? – устало скривил в насмешливой улыбке тонкие бесцветные губы Пантелей. – Сейчас они вернутся и покажут тебе, люди они или звери.

Алексей подумал, что не только молодые парни самоутверждаются рядом с ним, прикованным наручниками к батарее, но и этот седой, уже довольно‑таки пожилой и, скорее всего, обиженный жизнью мужчина тоже пытается что‑то доказать себе, читая ему лекции по человеческой  психологии.

– Вот ты там за какую‑то идею решил пострадать, – продолжал Пантелей, – а зачем? Кому ты хотел лучше сделать? Им? – он показал пальцем в сторону двери. – Неужели ты думаешь, что можешь в этом мире что‑нибудь переделать? – он, довольный своей речью, откинулся на спинку стула. – Так что лучше расскажи все мне: кто тебе слил информацию, где есть копии этих материалов. И я тебя отпущу. Потому что ты мне нравишься.

– Поверьте, я не герой. Я бы и сказал...

 Алексей, уверенный, что его будут пытать, а потом убьют, был жутко напуган. В животе, то ли от ударов, то ли от страха все крутилось и дрожало. Было так обидно, что хотелось заплакать, как в детстве.

– Все есть в открытых отчетах и все, кому надо, могут сами все увидеть. Я могу вам показать, если дадите компьютер, – твердил он, понимая, что ни этого седого, ни пацанов, ни даже начальника полиции это уже не интересует.

Пантелей все еще держал пакет в руках.

– Мир изменился, – произнес он. – Прогресс на лицо. Раньше терновый венец на голову одевали, теперь пакет из сетевого магазина.

В дверь громко постучали. Он отбросил пакет в сторону и пошел открывать.

Вернулся Онопко. Он не был уже таким вальяжным и уверенным в себе.

– У администрации на площади чурки что‑то мутят... Взбунтовались узкоглазые, – сказал он Пантелею. – Всех силовиков в центр города согнали. Даже из Москвы, говорят, Росгвардию привезут. Национальный конфликт назревает. А значит, потом в любом случае все начальство трясти будут: «Как допустили?» Головы полетят...

Он быстро прошел на кухню и вернулся с бутылкой водки и стаканом.

– Ты не будешь? – то ли спросил, то ли пояснил Семен и налил себе одному полный стакан.

Пантелей промолчал

– Времени нет, – выпив залпом почти двести грамм водки и даже не поморщившись, Семен Васильевич продолжил: – Я про этого юродивого нашел кое‑какую информацию, – он достал платок и вытер толстые мокрые губы. – Баба у него есть... Так что, если он кому и рассказал, то своей бабе. Хотя это уже и неважно. Короче, вот ее адрес, тащите сюда.

Он подошел к Алексею и, глядя на него, добавил:

– Делайте с ней что хотите, но хотя бы какую‑нибудь информацию из него вырви.

Он опять присел перед Алексеем и с усмешкой произнес:

– Доигрался в Робин Гуда? Ну это уже ерунда... Так что, парень, никогда не жалуйся, что плохо живешь, потому что жизнь твоя всегда может стать еще хуже.

– Может ребятам этим и надо самоутвердиться... А вам‑то все это зачем? – с надеждой произнес Алексей, когда ушел Онопко и уехали за Настей молодые парни. – Вы же другой. Я же вижу, что вы образованный человек.

Он понял, что надеяться ему не на что. И единственная возможность спасти себя, и теперь еще и Настю – это попытаться переубедить оставшегося с ним наедине надломленного судьбой пожилого мужчину. Только как это сделать, Алексей не представлял.

– Как вы вообще оказались среди них? – спросил он.

Пантелей медленно подошел к столу, чуть подумав, налил в стакан водки из оставленной Семеном бутылки и молча выпил. Присел и со злой усмешкой, глядя Алексею в глаза, похвалился:

–  А я вроде тоже, как и ты, за правду пострадал. Давно... Еще когда следователем работал, – он потер руками голову с седыми, но еще жесткими волосами. – Дочь предыдущего мэра сбила бабу с коляской. Ребенок жив, а мама сразу на тот свет. Хотя я к тому времени все гвозди, которые мне в голову при советской власти вбили, уже вытащил и иллюзий, кто есть кто, у меня уже не было, но что‑то меня тогда возмутило. Может действительно еще верил во что‑то... Только вся жизнь моя перевернулась...

Пантелей встал и, не обращая внимания на Алексея, сделал несколько шагов к окну. Отодвинув горшки с давно засохшими растениями, он оперся ладонями на подоконник и продолжил:

– Мне, конечно, звонили. Просили... Угрожали. И при других обстоятельствах я бы не сомневался, что делать. Но здесь... Когда эта дочка из машины пьяная выползала, ее десяток человек видело. Все сняли на телефоны и в интернет выложили. А журналисты вытащили новость на общероссийский уровень. Дочь мэра же... Что я мог сделать? Я тогда еще о карьере мечтал, надеялся заметят, в Москву вызовут. Поэтому передал в суд все как положено... И срок ей дали. Только она так и не села. Пока разбирались, ребенка родила... Ну и до совершеннолетия отсрочили.

Пантелей повернулся от окна и с той же  злой улыбкой, обращаясь к Алексею, насмешливо добавил:

– А вот я через полгода сел. Свои же местные нашли за что посадить, чтоб другим неповадно было хозяев не слушаться.

– А что же вы могли сделать? – спросил Алексей.

– Да что угодно. Например, написать, что та мамашка, которая под колеса попала, пьяная была. Максимум ‒ уволили бы... Да и то с повышением... Короче, сам виноват. Не сориентировался. Решил что самый умный.

Он шагнул к Алексею, сидящему на полу.

– Но, а ты, считай, сам в петлю залез. Зачем? Доказать что‑то себе хотел? А может и во мне тогда, и в тебе сейчас гордыня разыгралась? Ведь гордыня ‒ тяжкий грех.

Пантелей вернулся к столу и налил себе еще водки.

– Помню, в СССР с утра до ночи на каждом углу внушали: советский человек ‒ это гордость страны. Самый умный, самый образованный, самый работящий... Самый, самый, самый... Ну, и естественно, возгордился человек, попивая водку у себя на кухне. Возгордился и задумался: «Если я такой прекрасный и восхитительный, то почему же живу в таком дерьме?» И сразу виноватого нашел. Власть! – зло выкрикнул Пантелей. – Не сам же он в своей паршивой жизни виноват. Так и кончился СССР. А человек тот еще в большем дерьме оказался.

Выпив, он быстро подошел к Алексею.

– Вот и ты сейчас не за правду воюешь, а себя вознести хочешь. Мол, я не такой, не как вы все... Чуть ли не святой... Жизнь свою для вас не жалею...

Он опять подошел к столу. Вылил в стакан оставшуюся водку и устало сел на стул.

– А на то, что потом из твоей правды вырастет, тебе плевать, – Пантелей поставил локти на стол, обхватил ладонями голову и, глядя на стакан, тихо добавил: – Знаешь же  прекрасно, куда благие намерения ведут...

– Теперь, кажется, знаю, – тихо откликнулся Алексей. Он смотрел на  уже пьяного и казавшегося сумасшедшим человека в медицинском халате и с ужасом думал, что будет, когда сюда привезут Настю.

Пантелей будто очнулся и, с надеждой  повернувшись к Алексею,  спросил:

– Может тебе назвать кого‑нибудь? Любого, кого захочешь. У тебя же есть враги?.. Ты только имя назови, а я тебя отпущу. Никто же не будет проверять. На это и времени  нет... – он вроде уже и рад был бы отпустить Алексея и только искал повод. – И у тебя, и у бабы твоей шанс появится.

– Враги, конечно, есть, но как же так можно? А вдруг его потом так же как меня... Совсем ни за что...

– А ты и правда за них переживаешь или просто не веришь, что отпущу? – хитро прищурившись, спросил Пантелей.

– Почему не верю?..

Алексей задумался: «А может он прав? Может, если бы я был точно  уверен, что меня и Настю отпустят, как только я скажу ему чье‑нибудь имя, то назвал бы не сомневаясь?» Он представил, что произойдет, когда сюда привезут Настю. «Что они с ней сделают?» Ему стало жутко.

– Ну, я не знаю... – неуверенно произнес Леша.

– Ты хорошенько подумай. Вспомни, – будто искушая, уговаривал Пантелей.

– Нет! Нет никого, – отрезал Алексей. Он вдруг ясно понял, что никакого освобождения не будет, что этот человек через его падение хочет так же самоутвердиться, как те молодые отморозки.

– А ведь ты все равно задумался, – разочарованно покачал головой Пантелей. – Все мы люди. И когда припрет, то и мысли всякие закрадываются. Даже Христа дьявол в пустыне искушал, а уж нас простых... Хотя вроде и мы сыновья божьи, – с усмешкой добавил он. – Только одним от нашего общего папы досталось почему‑то больше, другим меньше. Это только считается, что во Христе все равны...

Он внимательно смотрел на Алексея, еще надеясь, что тот поверит его обещанию.

– Чтобы ты лучше все понимал, тем двум молодым пацанам от бога вообще ничего не досталось. Так что, то, что они с тобой пока делали – это была боль лишь физическая, а как бабу твою привезут, и моральные проблемы добавятся. Так что подумай хорошенько.

– А мне кажется, это не они хотят моего морального унижения, а ты, –  громко сказал Алексей.

Неожиданно Пантелей рассмеялся.

– И я конечно, – с удовольствием сознался он. – Не нравится мне рядом с тобой полным дерьмом выглядеть.

– А если просто отпустить меня, пока никого нет и самому уехать отсюда подальше? Ведь все сейчас в твоих руках... И моя свобода, и твоя совесть.

– Как ты все перевернул, – опять став серьезным ответил Пантелей. – То я тебя искушал, а теперь ты меня искушаешь. Но с тобой ясно: ты за жизнь борешься. А я‑то что получу?..

– Может прощение для себя?.. Может не перед человеческим судом, но хотя бы перед божьим? Ты же вроде верующий...

В дверь громко постучали.

– Ну вот видишь, – будто почувствовав облегчение, что уже не нужно выбирать, вздохнул Пантелей и, с сочувствием посмотрев на Алексея, пошел открывать.

Глава 14

Всю ночь Настя набирала телефонный номер Алексея, но в ответ слышала только ставший ненавистным голос автоответчика: «Абонент не доступен...»

Утром, позвонив несколько раз ему на работу, где он так и не появился, она, не зная что делать и где его искать, решила съездить в их домик у реки. Уже почти собравшись, стоя в прихожей перед зеркалом в куртке и сапогах, Настя вспомнила вчерашний вечер.

«А что бы ты ответила, если бы Роман предложил не место содержанки, а руку и сердце? – подумала она. – Ведь ты бы согласилась. Нашла бы как себя уговорить, – Настя подмигнула своему отражению. – Но ведь не предложил. Да и не согласилась бы. Так... Самолюбие бы свое потешила».

Она  глубоко вздохнула и решила, что надо все‑таки поговорить с Лешиной матерью, отношения с которой у нее так и не наладились. Покопавшись в сумке, достала телефон, когда в дверь позвонили. Настя с надеждой распахнула дверь. Но вместо того, кого ей очень хотелось увидеть, на лестничной площадке оказались два мерзко ухмыляющихся парня, которые мгновенно грубо вломились в квартиру, затолкав ее вглубь коридора.

 Крохотный размер прихожей, на который она постоянно ругалась из‑за невозможности нормально развернуться, в этот раз сыграл ей на руку. Настя подбросила телефон перед лицом первого из ворвавшихся, и пока тот машинально стал его ловить, выхватила из кармана нож и, выкинув большим пальцем лезвие, нанесла ему три удара: два в живот и еще один, когда парень согнулся от боли, сбоку в горло.

Второй отморозок, вместо того, чтобы хоть как‑то помочь товарищу, бросился открывать дверь, которую сам закрыл мгновение назад. Настя, почти перелетев через упавшего парня, рукояткой ножа с размаху ударила пытающего вырваться второго бандита по затылку. Он свалился как подкошенный рядом со своим приятелем, который хрипел, перебирая ногами в предсмертной агонии. Последний удар перебил ему на горле сонную артерию.

То, что эти парни причастны к исчезновению Алексея, Настя не сомневалась с первой секунды, как только увидела их на лестничной площадке. Она осмотрела карманы того, кому досталось по затылку. Сзади у него за ремнем она нашла пистолет, а в кармане его кожаной куртки несколько пластиковых хомутов. Одним из них она сразу же стянула ему руки. Потом еще раз взглянула на того парня, которому повезло меньше – было похоже, что он умер.

Настя без сил опустилась на пол и прислонилась спиной к стене. Она попыталась осмыслить произошедшее. И сразу сообразила, что нападавшие должны знать, где Алексей и один из них еще может ей это рассказать.

– Жить хочешь? – спросила она.

Бандит лежал лицом вниз, но Настя поняла, что он уже пришел в сознание.

– Не убивай, – всхлипнул тот.

– Тогда говори! Не услышу то, что мне нужно, отправишься за своим приятелем.

– Нас за тобой послали, – почему‑то шепотом, сильно шепелявя, заговорил парень. Потом повернулся на бок, лицом к Насте. – Мы должны были тебя с собой привезти на квартиру, туда, где твой парень.

– Он жив?

– Когда мы уезжали, был жив.

Настя облегченно вздохнула.

– Где эта квартира? Что вы от него хотите?

– Да я-то никто. И знать ничего не знаю. Там ваш главный мент командует... Но он сейчас уехал. С твоим парнем один Пантелей остался. Хочешь, я помогу тебе его освободить?

Все это парень выпалил так быстро, что Настя не сразу все поняла.

– Кто такой Пантелей? – спросила она.

– Так... На подхвате у вашего начальника полиции... Для особых поручений, – попытался объяснить парень. – Он тоже бывший мент, только отсидевший. Корчит из себя правильного, а на самом деле гнида и дешевый понторез. И кличка у него поэтому Понт. Хочет всегда правильным выглядеть. Не таким как все.

Через пару минут они ехали на машине, на которой приехали бандиты, только теперь за рулем была Настя.

Старый деревянный двухэтажный дом на несколько квартир готовился к сносу, и все жильцы давно были расселены. Вокруг росли пожелтевшие березы и клены. Порывы ветра срывали с них листья, и вся земля вокруг была покрыта мягким желто‑красным ковром. Чуть дальше начинался лес. Настя спросила шепелявого, как пользоваться пистолетом, а потом ножом перерезала ему пластиковый хомут на руках.

– Хочешь выжить, не дергайся, – произнесла Настя, заметно волнуясь и оглядываясь по сторонам.

Они вышли из машины.

По грязной скрипучей некрашеной много лет лестнице они поднялись на второй этаж. Настя, встав чуть за спиной парня, велела постучать в дверь. Через несколько секунд ее открыл седой пожилой мужчина с бесцветными глазами. Настя заранее решила не рисковать и поэтому выстрелила сразу. Потом толкнула внутрь квартиры растерявшегося парня, который надеялся, что все пойдет как‑то по‑другому, заскочила сама и захлопнула дверь. Мужчина был жив, но на белом халате в районе груди быстро росло красное пятно.

Настя заглянула в комнату и увидела прикованного Алексея.

– Где ключ? – быстро спросила она у лежащего на полу раненого Пантелея.

– На столе. Я принесу, – услужливо откликнулся испуганный парень. – Ты обещала меня не убивать, – напомнил он.

– Освободи его... Леша, ты как? – крикнула она не заходя в комнату, стоя около истекающего кровью Пантелея.

– Нормально, – откликнулся растерявшийся Алексей, вставая с пола и потирая затекшие кисти после того, как парень расстегнул наручники.

– Этого пристегни вместо себя, и уходим отсюда.

Алексей сделал все так, как сказала Настя, подошел к ней и посмотрел на лежащего Пантелея. Тот держал руку на прострелянной груди. По его глазам было видно, что он понимал, что умирает. Попробовав изобразить на лице улыбку, он прохрипел:

– А ведь был шанс спастись... Бог всегда дает шанс... Испугался...

Настя потянула Алексея за руку.

– Бежим... Нет времени...

Глава 15

В два часа дня центральную площадь города прямо напротив здания  городской администрации заполнили черноволосые смуглые парни. Все прошло быстро и организованно. Большинство из них приехали на автобусах. Водители, гастарбайтеры из Средней Азии, будто по команде бросили свои маршруты и начали свозить на митинг своих земляков. За несколько минут людей стало так много, что находящиеся поблизости полицейские поняли, что сделать с этой толпой они уже ничего не смогут, и, доложив о происходящем, наблюдали за событиями не вмешиваясь.

На центральную площадь выходили три улицы. Две из них были плотно перекрыты теми же автобусами. Один автобус оставили в центре площади у фонтана для того, чтобы использовать его как трибуну для выступающих.

В том месте, где третья улица, оставшаяся не забаррикадированной,  вливалась на площадь, с подъехавшей «газели» сбросили несколько десятков старых покрышек.

Скоро к собравшимся прибавились зеваки и прохожие. Теперь толпа выглядела очень внушительно, но импровизированная трибуна была пока пуста. Местные жители обсуждали происходящее, сжавшись в кучки у стен домов. Они были немного напуганы и, казалось, не верили, что все это на самом деле происходит в их городе.

Директор завода, Роман Иванович Шмидт, ездил утром на совещание в городскую администрацию, а потом заскочил в магазин купить домой что‑нибудь из продуктов. В этот момент и начался митинг. Он вышел на крыльцо магазина, но дальше пройти было невозможно: все пространство перед ним было заполнено людьми.

Недалеко от магазина, через быстро подготовленную звуковую аппаратуру, с крыши автобуса уже выступал очень полный невысокий мужчина, с трудом забравшийся на него по приставленной лестнице. По его наружности и манерам было видно, что сам он точно не штукатур и не плотник.

– ...сегодня мы пришли сюда, чтобы показать, что мы есть, что мы сила и что без нас этот город жить не сможет, – выкрикивал он осторожно взмахивая короткими ручками, опасаясь скатиться вниз, – поэтому мы требуем равных прав...

Роман Иванович чуть удивился тому, что оратор говорит на русском языке. Но потом отвлекся, услышав разговор соседей по крыльцу.

– Ленин с броневика выступал, Ельцин с танка... – усмехнулся  мужчина с мутными, но веселыми голубыми глазами, – эти демократично... с автобуса.

– Вот бы их сразу в эти автобусы загнать и отправить обратно на историческую родину. Нечего им здесь в России делать. Мы уж сами здесь справимся... – строго сказал его приятель в коричневой замшевой кепке и в сером, немного затертым на рукавах, длинном пальто.

– Я вот тебя, Сергей, не пойму, – повернулся к нему весельчак, – ты вроде везде кричишь, что Советский Союз был лучшим в мире государством... А ведь тогда мы с ними были одним советским народом.  Зачем же их тогда выгонять?.. Ты уж или крестик сними, или трусы надень...

– Если их выгнать, кто работать будет? – вмешалась в разговор шустрая старушка, тоже застрявшая на крыльце. – Не вы же, бездельники...

– Почему это, бабушка, мы бездельники? – возмутился мужчина в пальто, важно нацепив очки в толстой роговой оправе, которые он церемонно достал из внутреннего кармана.

– Потому что время рабочее, а вы здесь зенки свои вылупили и несете околесицу. И перегаром от вас за версту несет...

– Работы, бабуля, для нас нет. Одни жулики кругом...

– А ты у этих поучись, – она показала своей палкой на толпу  гастарбайтеров, – может чему научишься. А то только языком трепать и водку жрать, прости Господи, – она спустилась на пару ступенек с крыльца, повернулась и добавила: – Проживут такие вот лоботрясы всю жизнь, а так и не задумаются, зачем жили...

Старушка вышла на площадь и, не церемонясь, раздвигая палкой толпу, похромала по своим делам. Роман Иванович с завистью посмотрел ей в след. «Она‑то точно знает для чего жила, – подумал он. – Отец тоже знал: мечтал, чтобы его самолеты были лучшими в мире. А я для чего?»

Из магазина на крыльцо вышла молодая симпатичная девушка. Оглянувшись по сторонам и сообразив, что выбраться отсюда не получится, она достала из сумки пачку сигарет, оценивающе посмотрела на Романа Ивановича и спросила, нет ли у него огонька.

Он зачем‑то похлопал себя по карманам, прекрасно зная, что ни спичек, ни зажигалки у него быть не может. Виновато улыбнулся и, качая головой, произнес:

– Огня у меня нет, но в этом магазине есть хорошее кафе. И так как мы здесь все равно застряли, то может нам пойти пообедать?

Девушка будто этого и ждала. Она быстро убрала сигарету обратно в пачку, сверкнула глазками из‑под длинных ресниц и, очаровательно рассмеявшись, ответила:

– Отличное предложение. А уж огонь мы с вами как‑нибудь добудем. Меня кстати Маша зовут.

Когда парочка вернулась в магазин, двое оставшихся на крыльце мужчин понимающе переглянулись, и тот, который был в кепке, сплюнул и презрительно сказал:

– Одни бляди кругом.

– Каждому свое, – весело ответил его приятель.

На крышу автобуса забрался еще один оратор. Молодой парень выглядел более решительным и настроен был гораздо агрессивнее предыдущего. Он рассказал, сколько раз в день его останавливают полицейские, вымогая деньги, сколько раз его обманывали работодатели, не выплачивая заработанные деньги. Потом, повернувшись к зданию администрации, выкрикнул, будто надеясь, что его услышат те, кто внутри:

– Пусть те, кто сейчас смотрит на нас из этих окон, знают, что мы устали от их постоянных унижений и поборов!

А в это время внутри здания на восьмом этаже глава местной администрации обсуждал с начальником полиции план действий. Может, все было бы проще, но как назло утром приехал из Москвы неприятный тип, чтобы проверить, как они здесь выполняют кремлевские распоряжения.

Молодой парень, «карьерист‑выскочка», как его сразу охарактеризовал Семен Васильевич Онопко, смотрел в окно, одновременно слушая разговор в кабинете главы города и то, что говорят выступающие на митинге ораторы.

Еще недавно Саша работал в далеком Барнауле. Его красивые доклады заметили в Кремле. Вызвали. Назначили для проверки в Администрацию Президента, где он себя прекрасно показал. Теперь он уже был депутатом Госдумы и возглавлял одну из ее комиссий.

Саша смотрел на митингующих и думал о том, как же хорошо сложилась его жизнь. Ведь останься он дома в Барнауле, то, скорее всего,  столкнулся с чем‑нибудь подобным. А за это точно надавали бы по шапке, и о карьере можно было бы забыть. Сейчас он фактически не отвечал ни за что. От него лишь требовалось, чтобы его думская комиссия принимала нужные Кремлю решения и правильно голосовала. А для этого и делать было ничего не надо: большинство депутатов знали, почему выбрали именно их.

Саша обратил внимание на стены местного Кремля на другой стороне площади и подумал, что такой митинг может произойти и в Москве.

«Вот когда головы полетят... И тогда главное не упустить момент... Теперешняя должность хорошая, но не очень хлебная... Не для нее мама такого сына рожала», – улыбнулся Саша, размечтавшись о возможных перспективах.

 Последнее время он часто общался с людьми, которые, как ему казалось, проверяют его на предмет возможного сотрудничества. Это были банкиры, промышленники, политики. Но Саша прекрасно понимал, что сейчас он как сапер – не имеет права на ошибку. Сделав неправильный выбор, легко можно испортить себе карьеру или вообще оказаться в тюремной камере. И поэтому не спешил.

Глава города напирал на начальника полиции, который говорил, что их силами ничего сделать нельзя и лучше просто дождаться, когда все кончится само собой.

– А если они сюда ворвутся? Ты тоже будешь бездействовать? – спросил мэр, оглядываясь на московского гостя.

– Да мы им не нужны. Они сами всего боятся, – поморщился Онопко будто от зубной боли.

– Если бы сильно боялись, то такое бы не устроили, – не поворачиваясь произнес Саша. Больше всего он любил провоцировать людей на глупые поступки и потом стараться получить от этого выгоду для себя лично.

– Дожили, – устало вздохнул Глава, – даже гастарбайтеры нас не боятся.

– Люди ведут себя с властью так, как им эта власть позволяет. Значит, вы что‑то где‑то упустили. Может надо и твердость проявить, – заметил Саша.

– Может, не надо было их вообще сюда пускать? – огрызнулся Онопко. – С местными Ваньками мы бы сами легко справились.

– Ты поменьше рассуждай, Семен Васильевич, – сказал мэр, хотя был согласен с начальником полиции. – Собирай всех своих архаровцев и чтобы через полчаса площадь была пустая, а обезьянники у тебя в отделениях полные...

Онопко оглянулся на московского посланника, надеясь получить от него поддержку, но тот продолжал смотреть в окно.

– Ну как скажите. Только ничего хорошего из этого не получится.

– Да откуда ты знаешь? – выкрикнул в сердцах глава города.

– Я в армии под Ферганой служил. Я эту публику хорошо знаю...

– Давай, Васильевич, иди выполняй... Про свою армию потом будешь вспоминать.

– Ну как знаете. Мое дело предупредить. Хотите анекдот расскажу?

– Расскажите, Семен Васильевич, – повернулся от окна проверяющий и посмотрел на него с ироничной улыбкой.

– Сидит мужик на толстой ветке на дереве и пилит ее прямо под собой. Мимо старичок проходит и говорит: «Мужик, да если ты ветку спилишь, то упадешь». Тот традиционно ему в ответ: «Иди лучше куда шел, советчик хренов». Допиливает и, естественно, падает. Лежит, бок потирает и думает: «А старичок‑то – колдун, наверное».

 Глава 16

Первым в этот день погиб начальник полиции Онопко. После того, как он приказал немедленно начать вытеснение с площади митингующих, Семен Васильевич решил заехать к себе в отдел. Мало ли что там у администрации может произойти. «Это не пенсионеров разгонять, – подумал он. – Лучше отсидеться в сторонке, у себя в кабинете. И не придерется никто – координировал действия».

Подъезжая к зданию, он заметил, что дежурный, нарушая установленные правила, курит у входа. «Ну, сейчас ты, красавчик, у меня получишь», – гневно пробурчал себе под нос Семен Васильевич, паркуя автомобиль. Предлог, для того чтобы сорвать злость за все сегодняшние неприятности, был найден.

В тот момент, когда он уже зашел в дежурку и вдохнул полную грудь воздуха, чтобы высказать двум офицерам, что он о них думает, в оставленную открытой дверь вошел невысокий улыбчивый паренек азиатской внешности.

– Ты-то какого хрена сюда приперся? – набросились на него сразу все: начальник, потому что ему уже было все равно на кого кричать, а дежурные, чтобы показать, что не дремлют на службе.

Парень, ничего не отвечая, сделал пару шагов к рамке для досмотра и тут же прогремел взрыв. Через несколько секунд после этого в здание ворвались несколько человек. Только на втором этаже им оказали небольшое сопротивление. Но разница в подготовке была слишком большой. Бой продолжался всего несколько секунд.

После этого столкновения бойцы, захватившие здание, заняли те места, которые им были определены заранее при планировании этой операции. К месту, где была дверь, а сейчас чуть дымился огромный  проем, подъехал грузовик, из которого быстро вынесли несколько зеленых ящиков. Этой же машиной нападавшие заблокировали железные ворота на въезде.

На захват городского отдела полиции у них ушло не более двух минут.

В это же время в городе начались еще два пожара. Первый – на площади, где митингующие, заметив, что в переулках за домами концентрируются полицейские, подожгли с помощью приготовленного бензина заготовленные покрышки. Несколько из‑них, уже горящих и коптящих они со смехом подбросили к входу здания администрации. Черный дым быстро проник в фойе и коридоры, создав внутри невероятную панику.

Второй пожар начался в неказистом кирпичном строении, которое находилось совсем рядом с отделом полиции. В находящемся там доме ветеранов загорелась столовая. Огонь начал быстро распространяться по коридору. Немногочисленный персонал попытался спасти стариков. Но большинство пенсионеров не могли передвигаться без посторонней помощи и вообще не понимали, что происходит. К тому же из‑за пожара нельзя было попасть на лестницу. А спальные палаты находились на втором и третьем этажах.

Две молодые медсестры попробовали быстро пробежать по ступенькам, чтобы оказать помощь заблокированным наверху людям, но, глотнув едкого дыма, мгновенно потеряли сознание. Их еле успели вынести на улицу вовремя прибывшие пожарные. Сразу за ними подъехали сотрудники городского отдела ФСБ. Кабинетные работники были совсем не подготовлены к борьбе с террористами и единственное, что могли сделать в этой ситуации, это организовать эвакуацию больных.

Пожар именно в столовой начался потому, что она окнами выходила на здание полиции, которое было всего лишь в десяти метрах. Теперь все здесь было охвачено пламенем и дымом.

Когда пожарные сбили огонь на лестнице, первым на третий этаж забежал Дмитрий. Он увидел, что некоторых больных уже спускают вниз с помощью двух металлических лестниц, приставленных к окнам. Но пожилых людей было слишком много, и большинство из них эвакуировать таким способом было невозможно. Носилок, для того чтобы вынести их по уже потушенной обычной лестнице, тоже не хватало.

В это время прозвучали первые выстрелы. Террористы, заметившие, что огонь почти затих, стреляли по окнам, чтобы не дать возможность контролировать из них свои передвижения.

Дима забежал в одну из палат. На кровати, сжавшись в комок под одеялом, лежала маленькая старушка. Она не была напугана и смотрела на него ясными, понимающими глазами.

– Вы не волнуйтесь... Тут у вас небольшое возгорание, – быстро начал объяснять Дима, соображая как лучше все сделать. – Я сейчас вас прямо с одеялом на улицу вынесу.

– Ты, внучек, не суетись. Возьми в тумбочке мои документы и, главное, телефон, – тихим голосом сказала бабушка. – Дочка позвонит, а если я не отвечу, то она волноваться будет. Так что забери все это, пожалуйста...

Дима сделал, как она просила. Потом завернул ее в одеяло, поднял на руки и побежал к выходу.

На улице его начальник в бронежилете, накинутым прямо на дорогой пиджак, и с автоматом в руках, собирал всех своих подчиненных.

– Эвакуацией пускай МЧС занимается, – сказал Анатолий Петрович. – У нас другие задачи.

Начальник критически осмотрел семерых молодых ребят.

– Не густо... – поправив на плече ремень, произнес он. – Заложников они не брали, а могли бы, – Анатолий Петрович кивнул в сторону эвакуируемых стариков. – И требований нет. Значит это акт демонстрации своих возможностей. Запугать нас хотят... И заодно на прочность проверить.

Он попробовал из‑за угла дома посмотреть, что происходит у здания полиции. Автоматная очередь быстро заставила его опять спрятаться.

– Суки! – прошипел он сквозь зубы. – Умеют, – Анатолий Петрович прижался спиной к стене и зло добавил: – Мы же знали, что именно так и будет... Что это лишь вопрос времени... На что надеялись? На авось? На пронесет? – говорил он неизвестно кому. – Тысяча лет стране, а все как у целки в первый раз – без крови не получается...

В этот момент у него зазвонил телефон. А Дима почему‑то вспомнил  первую ночь с Машей.

«Ведь мне тоже сразу было всё ясно, – подумал он. – Что Маша не та женщина, которую искал. Ведь с обеих сторон и намека на любовь не было. Зачем же тогда женился? Чтобы все как у всех? Ну и что теперь из этого вышло? Была пустота, а теперь еще, похоже, и ненависть... Ну не было бы этой аварии... Все равно бы через год, через два произошло бы что‑нибудь другое. Чего я тянул? Столько времени потрачено... А ведь это моя единственная жизнь и другой не будет. Почему я тогда не слушал свое сердце... Неужели возможность без особых хлопот заниматься сексом с симпатичной девушкой оказалась важнее, чем мечта? Я же всегда знал, что должно быть еще что‑то...»