Текст книги "Всё равно мы люди (СИ)"
Автор книги: Игорь Осипов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Игорь Осипов
Всё равно мы люди
– Всем кто слышит, терпим бедствие, терпим бедствие. Всем кто слышит, SOS. Всем кто слышит, помогите…
* * *
Я смотрел на станцию. Восемь бетонных куполов, освещались красно-оранжевым светом звезды-гиганта, отчего они из серых становились яркими, красочными. Жизнь светила приближалась к переломному шагу, когда оболочка вот-вот слетит в ослепительной и всеразрушающей вспышке, обнажив ядро. То, в свою очередь, сожмётся, став другой звездой, нейтронной.
Но это не сейчас. До реинкарнации этому светилу оставалось несколько десятков тысяч лет. Крохотный по меркам вселенной срок, и достаточно большой, чтобы люди смогли воспользоваться ресурсами обречённой на гибель планеты. Какой-то шутник дал ей имя Малифисента. Впрочем, планет найдено много, и было принято решение, что названия будут даваться только тем, на которые ступала нога человека. В мифологии имён уже не хватало, потому сейчас в своём вечном беге по орбитам вокруг светил кружились Золушка и Белоснежка, Гуффи и Скрудж, Том со спутником Джерри или, к примеру, целая система, полная рыцарей круглого стола.
Земля погибла. Учёные прохлопали ушами, не заметив приближения чёрной дыры. Рассчитывали, что планету выкинет гравитацией подальше в глубины космоса, но и тут просчитались. Колыбель человечества разорвало чудовищными приливными силами на несколько кусков. Погибло двадцать миллиардов человек. Но остальным тридцати всё же удалось спастись.
Человечество вскипело в короткой, ожесточённой войне за остатки ресурсов Солнечной системы, череде революций обречённых государств и общин, но выжило, вырвавшись в дальний космос. Ближайшие к Солнцу системы освоили, проделав к ним долгий путь во чревах гигантских транспортников, шедших через пустоту целыми караванами.
Война не кончилась и там. Золотое правило колониального мира: тот, кто раньше начнёт осваивать новое место, получит фору в экономическом развитии. На слуху были масштабная битва за Альфу Центавра и гонка за Темницей, планетой-гигантом, не привязанной к какой-либо звезде, и имеющей сто шесть спутников. Мир был потом.
Я смотрел на станцию. Туда-сюда сновали роботы-погрузчики и служебные механизмы. Громадные карьерные самосвалы тащили тонны руды, которую автоматический завод расщепит на ионы, отсортирует и сконденсирует по категориям в сверхчистые материалы. Сто тридцать человек обслуживало это богатое месторождение золота, платины и иридия, ценнейших промышленных металлов. Раз в три месяца приходил сухогруз, забирая добычу и оставляя припасы. В прошлый раз притащил ещё и новичков.
По внутренней связи непрерывно шли голоса открытого аудиочата.
– Триста семнадцатый разгрузился, реци́клю…
– Семён, замени силика́тные ёмки. Эти полные уже…
– Любонька, говорят, наш ресторанчик получил последние обновления. Сходишь со мной?
– Ну, создай себе бота и сходи с ним. Ко мне-то что приспа́мился?
– Бяка ты.
– Не бяка, а Любовь ноль один шесть.
– Вот и говорю, что любви в тебе ноль целых, шестнадцать сотых.
– Засранец…
Я ухмыльнулся последнему диалогу. Семён всегда начинал так общаться с девочками из диспетчерской. Каждый раз приглашал в ресторан или кино, и каждый раз получал отказ. Это было уже традицией.
Четыре смены по двадцать восемь человек, плюс администрация, работающая по нормальному дню. Жизнь кипела.
– Триста восемнадцатый отстаёт на пять минут от графика…
– Сейчас слетаю, гляну…
Пару секунд спустя над пыльной равниной промчался дрон с видиоглазом. Атмосфера была немного плотней стандартной, а гравитация, наоборот, ниже на треть, и поэтому приходилось разрабатывать летательные аппараты с учётом этих особенностей.
– Олег.
– Он лайн, – откликнулся я на своё имя.
– Новичков распределили, принимай пе́та, – произнёс Серёга, наш старший смены.
– Стажеров всем дали, или только мне?
– Считай, тебе по блату достался, вон третья бригада подралась с четвёртой из-за новенького.
– Что ж там за новичок такой?
– Сам догадайся, – со смехом ответил шеф.
Никакого блата не было, лишь строгая разнарядка. Это я знал.
– Здравствуйте, – раздался голос в эфире, – Олег, вы меня слышите?
Я скривился. Это, видимо, тот новичок.
– Мы все работаем в открытом аудиочате, поэтому, если хочешь вызвать кого-то конкретного, обращайся по полному позывному. Потом перезнакомишься, будут отслеживать, кому войс кидаешь. Твой позывной какой?
– Егор сто тринадцать.
– Девчонки дали такой?
– Не знаю.
– Значит, они. Мой полный позывной Олег сто ноль восемь. Ты сейчас где?
– У главного шлюза.
– Мой маячок на карте видишь?
– Да.
– Топай сюда. Я у резервного реактора. Как раз тебя тестировать буду.
Я стоял и смотрел, как фигурка новичка быстрой походкой перемещалась в моём направлении. Наконец, он подошёл и остановился. В дополненной реальности мира, существовавшей только на моём служебном ви́ззе, над ним, совсем как в онлайн-игре, висели маркер состояния и позывной. Когда новичок заговорил, возникла крохотная скачущая линия эквалайзера, при этом я знал, что он видит то же самое, но с моими данными.
– Ещё раз здрасьте, – начал новичок.
– Здравствуй. Если уж мне тебя навязали, то надо познакомиться.
– Я щас ссыль на свою страничку в Кипарис Онлайн кину.
– Нет. Так не пойдёт. Это тебе не столица. Это дальняя база. Рассказывай по старинке, где родился, где крестился.
– Что, простите?
– Вот, темнота безархи́вная, – тихо выругался я, – это старое выражение такое, доконе́чное. Рассказывай о себе, как можешь.
– Мне семнадцать земле́т. Родители на Кипарисе. Мама соцник, папа старший диспетчер второго терминала. Окончил школу, выбрал специальность техника. Сейчас первый курс. Меня потому в вашу смену и поставили, чтоб удобно было практику с общим курсом проходить.
– То есть ты уже на Кипе родился, реала никогда не видел?
– Сейчас-то я в реале.
– Я не о том, – с протяжным вздохом ответил ему я, – Я про настоящий реал, когда собственной кожей траву трогаешь, и вкус настоящего пива пробуешь.
– Нет. В таком реале я не был.
– Ладно, слей мимо эту инфу. Прежде чем ты полезешь к реактору, расскажи про а́нтра, которым сейчас управляешь.
– Ол Восемь, ты ему решил сразу драва поправить? – раздался голос Любы.
– Ну, должен же я знать, что мне за ветт вручили. И вообще, не отвлекай.
Ухо привычно фильтровало диа– и монологи смены, вычленяя нужное. В любом случае можно было откатить запись всего чата и прослушать нужный кусок по-новому.
– Ну это антропомо́рф модели у́ник пятьсот два. Предназначен для работы в условиях агрессивных атмосферных сред. Степень подобия девяносто один.
Я кивнул.
– Что значит степень подобия девяносто один?
– Это значит, что он способен выполнить большинство задач, свойственных настоящему человеку.
– Хорошо. Теперь смотри. Видишь вот это сооружение? Это резервный реактор. Поскольку здесь наличествует атмосфера, то проще было изготовить классическую паровую турбину. В центральном блоке идёт расщепление материи в кванты. Высвобождающаяся энергия нагревает воду до состояния пара. Тот толкает многокаскадную турбину. Потом остывает и конденсируется. Потом повтор цикла. Здесь, – я похлопал по дверце, прежде чем продолжить, – блок предохранителей и физические датчики. Они дублируют основные. Надо открыть и проверить.
Стажер замер, глядя на дверцу.
– Ты что делаешь? – спросил я у него.
– Пытаюсь найти приложение управления.
Я поднял лицо в небо.
– Повторяю первый и последний раз. Она. Открывается. Вручную.
– Да ладно, ты меня тро́ллишь?
Я взялся за рукоять и повернул на девяносто градусов, а потом потянул на себя. При этом синтетические мышцы, нанизанные на титанокарбоновый скелет, вздулись, подпирая внешний гибкий корпус тела, а мультипластиковые пальцы с резиновыми накладками скрипнули, скользя по запылённому металлу. Я поставил напоминалку, что надо продуть механизм двери. Дверца нехотя, но открылась.
– Вот это да, настоящие манометры со стрелками, и предохранители плавкие из металла, – заголосил стажер, – я визка́т сделаю, друзьям кину. Пусть поудивляются. А это зачем? – начал он вопрос, но я его прервал.
В эфире творилось что-то странное. И страшное.
– Он на ручном идёт…
– Сколько их?
– Сорок два.
– По оптике идёт?
– Да. Он при ударе об атмосферу повредил механизмы управления.
– Значит, мастер ведёт, раз до сих пор тянет.
– Какая разница, мастер или нет, он на ручном, да ещё с дисфункцией. Не посадит.
– Откуда он, вообще, взялся?
– А я откуда знаю.
– Всеобщая готовность, внимание, всеобщая готовность! На аварийную посадку идёт малый лайнер! Всеобщая готовность!
– Ну стажер, готовься стать взрослым, – пробормотал я.
– Чего? – неуверенно переспросил он.
Вместо ответа я показал пальцем на постепенно увеличивающуюся точку посадочных огней. Лайнер не был предназначен для таких манёвров, но пытался дотянуть до квадратов посадочного поля.
– Ну же. Давай, давай. Аккуратнее. Любочка веди его спокойнее. Любонька спокойнее, – тихо шептал девичий голос в эфире, обращаясь к старшему диспетчеру.
Точка увеличивалась, и казалось, что лайнер успешно сядет. Но крики в эфире говорили об обратном.
– Слишком быстро снижается, не успеет погасить в нуль перед контактом! Чёрт, чёрт, слишком влево.
– Сколько?
– Пятьдесят метров расхождение.
– Моделирование!
– Принято. Три. Два. Один. При контакте с грунтом сломает шасси. Семьдесят девять, каркас останется цел. Сто, разгерметизация. Восемьдесят шесть, потеря внешнего оборудования. Пожар пятнадцать. Столкновение с элементами базы сто.
– Скорость?
– При контакте горизонтальная сто восемьдесят.
– Всего-то? Хоть спасать кого будет.
Точка уже выросла до звездолета и шла прямиком на базу. Из разговоров я уже понял, что будет, но оставалось только ждать. Мы были бессильны действовать. Выпуклое зеркало искривителя пространства отстрелилось в аварийном порядке ещё в верхних слоях атмосферы. В штатном режиме оно отклонялось на девяносто градусов, подготавливая аппарат к атмосферному полёту. А сейчас он шёл на плазменниках с регулируемым вектором тяги и небольших крыльях. За ним тянулся белый след.
Лайнер вскоре неуклюже плюхнулся на брюхо, и по инерции, поднимая тучи пыли и грохоча металлом, попёр дальше. Будь это большой лайнер, то скорости были бы совершенно другие, да не предназначены большие для атмосферных полётов. Это был бы просто метеорит.
В эфире повисла тишина, а ведь были подняты все смены. Все напряжённо наблюдали.
Лайнер, меж тем, цепанул смятым крылом грузовик, дёрнулся влево и, прокатившись ещё сотню метров, въехал носом в дальний технический купол. От удара его снова развернуло, а потом он остановился.
Мы, не сговариваясь, бросились к исковерканному звездолету, выжимая из антропоморфов всё, что они могут. Когда добежали, то пришлось тормозить, выставив вперёд ладони, уперев их в корпус летательного аппарата. Пожара не было, и это даже очень хорошо. Я указал на запасной люк в хвостовой части.
Мы бросились туда. Без слов было понятно, что в сплющенной носовой части живых нет. Я ухватился обеими руками за слегка отошедший край люка и упёрся ногой в корпус. Загорелся маркер, предупреждающий о критической нагрузке на синтетическую мускулатуру, но люк даже не пошевелился.
– Помогай давай, чего стоишь?! – рявкнул я на стажера.
Тот тоже вцепился в металл. Теперь дверца поддалась, скрипнув только первые полсантиметра. Потом люк рывком открылся. От неожиданности стажер упал на одно колено, но рукоять так и не выпустил. Я заскочил внутрь. На голове сразу зажглись фонари, освещая мрак коридора. По обе стороны тянулись рядочки одинаковых дверей кают. Я открыл одну. Там в двух аварийных перегрузочных креслах сидели маленькие люди. Без сознания. На обоих были кислородные маски. Дети.
И тут я сообразил, о чём мы все забыли.
– Шеф! – заорал я в эфир.
– Он лайн, – серьёзным голосом ответили мне.
– Шеф, это полноценные люди. Что нам с ними делать?
Снова повисла тишина, продлившаяся пару минут.
– Кирилл.
– Да.
– Атмосферу в третьем хранилище смени с инертной на пригодную для дыхания и скомпонуй оборудование, чтоб спасённых разместить.
– Один час, шеф.
– Полчаса, – с металлом в голосе произнёс шеф.
– Шеф, хотя бы пятьдесят минут.
– Полчаса и ни минутой больше! – рявкнул начальник станции.
– Ноль первый, – вышел кто-то с позывным и шеф снова отозвался.
– Говори.
– Этот лайнер снёс нам передатчик гиперсвязи.
– Вот только этого сейчас не хватало!
Оно и понятно, почему начальник возмущался. Теперь мы отрезаны от мира. По протоколу, если нет гиперсвязи, очередной сухогруз притаскивает рабочий блок. Вот только звездолет придёт через три месяца.
– Олег, ты слышал, куда переносить выживших.
– Да, шеф.
Я вздохнул и аккуратно отстегнул первого маленького человечка. В живых осталось тридцать семь. Из них только трое взрослых. Таскал не я один. Помогал стажер. Подоспели ещё шестеро антропоморфов. Всех перенесли в ангар спецтехники. И никто не знал, что дальше делать, особенно когда они начали приходить в сознание.
Из взрослых одна выжившая оказалась медсестрой, она шатающейся походкой ходила от ребёнка к ребёнку и осматривала их. Один мужчина умер, не приходя в сознание. Если экипаж погиб от деформации кабины, находящейся в носовой части, то этот не был пристёгнут и получил множественные травмы от ударов о стенки коридора. Если бы у нас было оборудование, мы бы могли его спасти, но у нас его не было.
Шеф приказал мне и стажеру неотлучно быть с людьми. Остальные принялись разгребать остатки лайнера на предмет самых необходимых вещей. Лекарств, еды, аварийных комплектов выживания.
На молекулярном принтере, который обычно применяли для создания несложных запасных частей и приспособлений, смастерили кружки. Притащили большие ёмкости с дистиллированной водой. Напоили. Еда будет позже. Когда придумаем, как её изготовить. Потому что запасов было найдено слишком мало.
А потом пришла пора объяснений. Подошёл толстый мужчина и стал сразу орать. Требовал условий, требовал пустить всех к персоналу, а не держать в ангаре, как существ второго сорта. Он визжал как свин, которого заживо варят, роняя слюни и, размахивая руками.
Я дал ему под дых, немного испугавшись, что не смогу ограничить силу своего антропоморфа. Он, хватая воздух, осел на пол.
– Но почему? – испуганно спросила медсестра.
Я оглядел их. Ладно взрослые. Дети. Это школьная экскурсия. Оказывается, они летели на Крионику, где ещё первые переселенцы наткнулись на странную цивилизацию квантовых роботов, оставшихся от погибших в катастрофе древних хозяев, и осознавших себя как личности. Странную, загадочную и привлекательную для туристов цивилизацию нереального, вывернутого наизнанку мира энергетических куполов и призраков мёртвой звезды.
У них отказала система управления. Они, ориентируясь лишь на наш маяк, прилетели и выжили.
Я медленно встал посреди ангара и заговорил.
– У нас нет жилых помещений. Мы члены проекта «Рой».
– Вы не люди? – раздался тоненький голосок.
– Люди, только не такие, как вы.
– А какие?
Надо было говорить. Неведомое пугает куда сильнее. И я начал рассказ.
– Когда стало известно, что Земля погибнет, начали готовить громадные звездолеты, способные вместить если не всех, то многих. Готовились экипажи, чтобы вести эти корабли. Остальные должны были спать в криокасулах, пока транспортники не прибудут к выбранной планете. Но некоторые избрали другой путь. Это члены проекта «Рой». Они отказались от полноценных человеческих тел, оставив только живой мозг. Этот мозг подключили к компьютерам и системам жизнеобеспечения. Инро́и переехали из реально мира в виртуальный, начав жить в невероятной смеси социальных сетей полного погружения и компьютерных игр. Так можно было вместить больше людей на маленьких транспортниках. Всё ведь хотят жить. Сейчас нас таких, урезанных до минимума, сто восемьдесят миллионов.
– А вы тогда кто?
– Я? Я тоже живу там, но сейчас подключился к специальному роботу. Правда, он очень похож на человека в лёгком скафандре? А это наша станция добычи полезных ископаемых. Нас тут аж сто тридцать. Тут есть хмурый шеф, а есть весёлые девчата диспетчеры, они всегда шутят и иногда поют хором песенки.
– Получается, что вы все киборги? – спросил один мальчик.
– А что ты понимаешь под словом киборг?
– Это когда живое смешали с машинами.
– Ну, в чём-то ты прав. Мы тогда действительно киборги. Только мы коллективные киборги. Если выйти наружу и пройти пятьдесят метров направо, то можно прийти к главному корпусу. Там, под многослойной защитой в специальных нишах, лежат банки с нашими живыми мозгами.
Я замолчал, когда стажер внёс из шлюза кипу пенистых ковриков. Сейчас наш мини-завод непрерывно создавал предметы быта. Техник-диз под крики шефа моделировал новые и новые предметы, ставя их в очередь производства. Коврики, синтетические одеяла, разборные стулья и столы, посуду.
– А когда нас заберут домой?
– Через три месяца, это в самом плохом случае, но я думаю раньше. Вас кинутся искать, пробьют вашу траекторию, прочешут маршрут. Это две недели. У спасателей очень быстрые кораблики.
– А когда нам есть дадут?
Я вслушался в аудиочат.
– Женя, что там с едой? Детишки спрашивают, – раздался голос Нади.
– Ой, девочки, я могу только им только питательный раствор предложить. Его напрямую с системы жизнеобеспечения можно слить. Он сладко-солёный на вкус.
– Думаешь три месяца этим их кормить?
– Пока не знаю, но первые несколько дней наверняка. В нём всё необходимое есть. От истощения точно не умрут. Вроде как бульончик получается.
– И когда?
– Можно сразу, надо только ёмкости сделать.
Я переключился на детей. Хорошо, что они не слышат наши внутренние беседы.
– Скоро. Только бульон приготовят, и будете есть.
Стажер принёс кучку стульев. Парень не уставал физически, в виртуальности нет такого понятия, а антропоморф нуждался только в зарядке раз в сутки, которая происходила за несколько минут, да в обслуживании раз в месяц. Но вот морально он устал. Это было видно в качающейся походке, в периодических остановках без причин. Тяжело ему, но сейчас нельзя останавливаться.
– Расскажите, а как вы там живете? – спросил паренёк, высказавший, что мы киборги.
– Ты играл в игры? Такие, чтоб с полным погружением. Когда всё, как взаправду.
– Ага. Они классные.
– У нас так же, только лучше. У нас свой придуманный мир. Специальные процессоры считывают информацию из файлов и через электроды подают напрямую в мозг. Изображение для глаз, звук для ушей. Нет глаз и ушей, провода и микросхемы нам их заменили. Так же со вкусом и запахом. Нюхаешь цветок, и процессор считывает данные с архива, а затем пойдёт этот опять же в мозг. Кусаешь яблоко и…
Я вопросительно замолчал.
– И компьютер вкус в мозг, да?
– Да.
– А потрогать?
– Всё так же.
Антропоморф не мог улыбнуться, но я внутренне улыбался. Я рассказывал им про наши необычные профессии, такие как дизайнеры вкуса и запаха. Рассказывал про наш спорт, где девиз не «быстрее, выше, сильнее», а «ловкость, внимательность, командная игра». Рассказывал про детей, которым обеспечивали максимальное подобие реального мира, где они моги учиться быть людьми. Рассказывал про наши ценности. Что бездельники получают меньше всего ресурсов сети и процессоров, а трудяги могут реализовать любую фантазию.
Всё почти испортил тот толстяк. Он сначала ходил из стороны в сторону, а потом подскочил с очередным приступом крика.
– Я подам на вас в суд. Я знаю свои гражданские права. Вы применили ко мне силу. Вы нанесли мне травму.
– Замолчите, – зашипела на него медсестра, – вы ведёте себя непристойно. Потом будете разбираться, кто прав, а кто нет.
– А вас… Я потребую вашего увольнения, – подскочил он к девушке, – вы не оказали мне медицинскую помощь, и вы не засвидетельствовали побои.
Девушка побелела, а я подошёл и схватил толстяка за грудки. Синтетические мышцы напряглись, отрывая человека от пола. Запищал ограничитель, которого я не слышал. Не хотел слышать.
– Я сейчас отнесу вас обратно на корабль. Спасайтесь сами, – выпалил я и швырнул трясущегося выродка в угол ангара, того что ближе к шлюзу.
Зашедший в это время с очередной кипой вещей Егор, озадаченно уставился на скулящего толстяка.
– Что это с ним?
– Наружу хочет. В туалет, наверное. Невтерпёж совсем. Проводи. А то загадит всё.
– Сейчас маску дам ему, – на полном серьёзе ответил стажер, – там пока Великое Око в зените, не замёрзнет, думаю. Я ведь совсем забыл, что им нужду справлять надо. А он за три минуты не хватит радиацию? Я честно не знаю.
– Нет! Нет! Не надо! – заверещал толстяк, – не надо наружу!
– Да заткнись ты! – заорал я на него, а потом добавил, – я тоже про туалет только сейчас вспомнил. Благодаря этому засранцу. Я заказ сделал, Егор, принеси горшки ночные. Пока так. Потом что-нибудь придумаем.
Стажер молча вышел. Почти сразу шлюз открылся, но вошёл не он, а Евгения с большой пластиковой канистрой питательного раствора.
– Вот, детишки, – звонко заговорила она, – черпайте бульончик. Он голод утоляет хорошо, а вам надо питаться, чтобы быть сильными.
– Ой, а вы тётенька, – выпалила одна из девочек, – а сейчас только что дяденька вышел. Он совсем как вы был.
– А я вот какая.
Женя потрогала приклеенную наспех к груди антра маленькую планшетку с её фотографией.
– Вы красивая.
– А то, – задорно ответила наш техник жизнеобеспечения.
– Знаете, детишки, – снова начала Евгения, – я интересную задачку придумала. Надо наших роботов в разные цвета раскрасить, чтоб вы не путались где кто. Справитесь?
– Да, – нестройно ответило несколько голосов.
– Дядю Олега как раскрасим?
Она показала на меня.
– В чёрный с красным…
– В синий…
– Так, в какой?
– В красный.
– Это почему так? – осведомилась Женя.
– Он крутой. Он ультра. Он нас спас и дисциплинёра проучил. Он как адмирал Галактика.
Вот так. Дал под дых придурку, уже крутой.
– А дядю Егора как раскрасим?
– Можно в оранжевый? Он добрый как мой кот Рыжик, – раздался голос из задних рядов.
– Ладно, оранжевый. А меня как?
– В розовый, – дружно ответил детский хор.
Женя помахала рукой и направилась к выходу. На моём внутреннем зрении вместо кривой линии войса высветился смайлик с высунутым языком. Я отправил ей улыбку.
У канистры сразу начался шум и гам, дети забыли про плохое. Им хотелось есть.
– Дядя Олег, а вы когда есть будете?
– Мне не нужна еда. Такой же бульон прямо в кровь мне поступает.
– А тогда зачем вам яблоки?
– Ну вот, ты же любишь яблоки?
– Нет. Я больше малину и арбуз.
– Ну, каждому что-то нравится, вот и там, в моём виртуальном мире, мы любим вкусные вещи. Потому и сделали так.
– Тётенька показала свою фотографию, но ведь там же можно быть кем угодно. Я вот люблю играть варваром.
– Конечно, но это немного нечестно. И поэтому облик выбирается только один раз. Он синтезируется на основе нашей ДНК. Его чуть-чуть редактируют, но в целом мы такие, какие были бы без проекта Рой.
– Вам нравится там?
– Да. Там мой дом. Там мои друзья.
* * *
Спасатели пришли через три недели. За это время ангар спецтехники превратился в маленькую жилую пещеру древних людей, изрисованный детскими рисунками. Все антры обрели свою раскраску, что стало традицией, даже после спасения. Каждый новый антропоморф приобретал свой цвет и рисунок.
Тогда ещё в ангар притащили уцелевший монитор с лайнера, и девчата со станции наперебой рассказывали о нашей жизни. Они с виртуальными камерами показывали наш цифровой мир, который был забавной карикатурой на настоящий. Показывали свои комнаты и сказочный лес, показывали диспетчерскую и кабинет шефа. Тот хмуро сидел и не мешал.
За это время мы со стажером почти не покидали своих антров. Бывало, даже засыпали прямо так. Человеку ведь всё равно где спать, будучи подключённым к синтетическому телу или в своих виртуальных, неотличимых на ощупь от настоящих, кроватях. У спящего свой мир.
Погибший экипаж, до последнего тянувший звездолет до посадки, и отдавший жизни ради маленьких пассажиров, мы похоронили здесь. Рядом с разбитым аппаратом, ставшим им памятником. Вдоль всего исковерканного борта тянулась громадная надпись: «Павший герой космоса». Место отсканировали, и в виртуальной копии реального кусочка мира большими охапками лежали цифровые цветы, оставленные со всей галактики.
Я глядел на алое яблоко звезды-гиганта, на купола станции. Я слушал очередные диа– и монологи рабочей смены. А потом поднял руку и посмотрел на пластиковые пальцы.
Пусть у нас теперь нет нормальных тел, и их заменяют кибернетические оболочки и цифровые образы, но у нас всё равно есть то, что называют душой.
Мы всё равно люди.
