Текст книги "Добрые сутки или Вера для атеиста"

Автор книги: Игорь Судак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

4.Последнее желание

– Папа, он ничего не хочет?

– Получается, ничего, – машинально ответил папа.

– Лешик, кошмар! У него нет требований – он просто хочет нас всех уничтожить. И всё… Что же делать? – жена посмотрела мужу в глаза, как будто именно он, калужский учитель, мог знать ответ на этот вопрос.

– То, что у него нет требований, это, безусловно, осложняет задачу, – произнес Алеша как можно спокойнее, – но светлых голов наверху достаточно, там такие сценарии не раз проигрывались и просчитывались. Главное – втянуть террориста в разговор.

На экране, после небольшой заминки снова заговорил Президент Планеты:

– Хорошо, господин Десницкий, – условия диктуете вы. Как скажете. Отсутствие условий и требований – это тоже условие. Вы приняли решение приговорить человеческую цивилизацию к смертной казни. У вас есть эта возможность и есть уверенность в необходимости такой крайней меры. Мы уважаем ваш выбор. Ладно, что тут поделаешь – мы приговорены… Значит, есть за что. – Президент сделал едва заметную паузу, видно, у него уже была идея, но он приценивался, как ее лучше подать. – Только у меня один вопрос: приговоренные, как правило, имеют право на последнее желание. Вы можете дать человечеству такое право?

– Последнее желание? – усмехнулся Десницкий, ему явно нравилась роль палача. – Безусловно, я ж не изверг. Право на последнее желание – дело святое. Я разрешаю вам воспользоваться правом на последнее желание. Я выполню его, если оно будет в разумных пределах, несложным и недолгим. Просите!

– Наше последнее желание – дайте возможность поговорить с вами десяти различным людям.

– О чем говорить?

– Они, чего там скрывать, попробуют вас переубедить, отговорить от последнего шага и отменить или, может, хотя бы смягчить приговор…

– Ха! Оригинальное последнее желание – поговорить по душам с палачом! У них ничего не получится – я вам сразу скажу. Но – раз это последнее ваше желание, я его, как и обещал, выполню, все должно быть честно. Только не десять (это утомительно), а – шесть. Это моя любимая цифра. Шесть материков, шесть дней творения, шесть граней кубика, шесть пальцев было у моего отца на левой ноге. Итак – шесть. Правила таковы: я каждому переговорщику гарантирую одну минуту, после чего, если мне не интересно, я в любой момент его обрываю, и мы приглашаем следующего. Пойдет?

– Да.

– И последнее. Я еще раз напоминаю – малейшие попытки меня ликвидировать, или даже сюда приблизиться будут тут же мною замечены, здесь полно аппаратуры наблюдения, и я без предупреждения выпускаю свору смертоносных наноцерберов. Они здесь у меня всюду – мне достаточно будет ими просто выстрелить вместе с сигнальной ракетой. Если увижу, что по мне пущена торпеда или бомба.

– Хорошо. Мы будем сдержаны.

– Тогда – поехали!

– Ну вот, как я и предполагал, не всё так плохо, – успокаивающе произнес Алеша. – Не волнуйтесь, мои хорошие – диалог уже начался, они там, в мировом правительстве умеют говорить с террористами. У них полно толковых спецов – справятся. Один только Питер Писофчок чего стоит! Помнишь, Аленушка, как он три месяца назад виртуозно провел переговоры с главарями бригады «Шахиды за мир», взявшими в заложники целый Париж вместе с пригородами. Всего какими-то тремя миллионами откупились. У Писофчока виртуозная тактика – он сразу находит слабые места у противника, находит то, что тому дорого, и быстро договаривается о реальной стоимости. Три года назад, помнишь, когда он впервые схлестнулся с маньяком-наркоманом, захватившим женский монастырь? – Алеша говорил с Аленой рассудительно, он специально так говорил, чтоб сбить ее волнение. Да и свое тоже. – У того требования менялись, как картинки в калейдоскопе. Писофчок за десять минут переговоров выяснил глубинную проблему – оказалось, что мужчина бесплодный и на этом зациклился. Они договорились: террорист освобождает заложниц, а Писофчок лично дает ему средства на дорогостоящее лечение от бесплодия и трансплантацию. Помнишь, Аленушка?

– Да. Потом еще пошла целая серия захватов монастырей – и женских, и мужских.

– И даже роддомов. Но на это Писофчок создал Фонд удовлетворения требований террористов. И каждый террорист сегодня знает, что его требования будут быстро и качественно удовлетворены. Если, конечно, он не принесет вреда заложникам. Все сначала возмутились таким гуманным отношением, но затем поняли всю мудрость. Теракты ввели в цивилизованное русло. Их, по сути, легализовали и приручили. Кроме Писофчока и другие есть. Терропсихолог Отто фон Дюбель, например. Говорит, как гвозди в мозги забивает – железный человек. Или харизматичный пастор Шпак из Канады, предотвративший космогенную диверсию байконурских байкеров. Одной только силой слова и убеждения. Ну и еще им там предоставили круиз вокруг Луны – бесплатно. Помнишь?

– Помню, – тихо ответила Алена, поглаживая голову Катюши. Она вдруг почему-то подумала: «Дочка так хотела съездить этим летом на море, словно чувствовала, так просила – она его еще ни разу не видела. Но на семейном совете я, глупая, настояла на ремонте в квартире. Море, оно никуда не денется, подождет, а вот смотреть весь год на старые обои и потолки в подтеках мы не будем. И весь отпуск ушел на ремонт. И девочка просидела в пыли. А счастье наше в это время, оказывается, уехало на море без нас. И не вернулось…» У Аленушки глаза стали влажными. К террористическим эксцессам за последние годы все немного попривыкли, хотя и всегда тревожились, но предчувствие на этот раз было каким-то особенно тяжелым. Не таким, как раньше. Муж, конечно, успокаивал, но этот террорист явно отличался от всех предыдущих. И по глобальности, и по сути. Те хоть боролись за что-то конкретное, за что сами готовы были погибнуть. И они всех не уничтожали, у них были свои, а у этого нет своих. И цель отсутствует. Даже требований у него никаких нет. Сорвет в любую секунду свои зажимы на руке – и все…

Зазвонил телефон. Алена вышла и через минуту вернулась.

– Кто звонил, Аленушка?

– Да сосед наш сверху, Наум Львович.

– Какой Наум Львович?

– Ты уже и забыл. Ну бывший бухгалтер, тот, который из Киева пять лет назад, после прорыва плотины, вернулся – он у нас двадцатку тогда занимал.

– И что он хочет?

– Он сказал, что хочет вернуть долг. Сейчас зайдет.

– Очень вовремя... – рассеянно пожал плечами Алеша.

5.Первые переговорщики

Президент Планеты, с кем-то посовещавшись и оторвавшись от телефона, сообщил:

– Первым с вами будет говорить господин Питер Писофчок!

– Писофчок! – воскликнула Алена с надеждой в голосе. – Лешик, ты слышал? Слава богу, с ним будет говорить сам Писофчок. Мы спасены.

– Вот видишь, я же говорил, что все разрулится. Питер Писофчок – это интеллектуальный Бэтмэн, известный своей потрясающей гибкостью ведения дискуссий, и еще не было случая, чтобы он не нашел общий язык с террористами. Мы станем свидетелями его мастерского триумфа! Они сейчас договорятся. Смотри.

На экране, у самого нижнего края, открылся малюсенький квадрат – в нем был Писофчок.

– Господин Эдисон Десницкий? Вы видите меня? Это говорит Писофчок…

– Йес, господин Писофчок. Я тебя плохо вижу, но очень хорошо помню. Не раз наблюдал в деле. Психолог ты, конечно, хороший – террористов разводил, как детей – становились послушными и шли за тобой, как крысы под дудочку. Уважаю. Но что ты МНЕ можешь предложить? Радетель и спаситель ты мой.

– В первую очередь успокоиться…

– Да спокоен я, разве не видно? Это вы все вокруг нервничаете, а я уже принял в душе свою близкую смерть. Вот передо мной, видишь, хронометр – осталось меньше двух часов. А точнее час сорок пять, и затем эти нанохищники, которые пока ничем себя не выдают, но они уже давно во мне, они ведут свои подготовительные работы, расползаются по всем кровеносным сосудам и капиллярам, занимая позиции в наиболее удобных местах моего тела, – так вот, затем они, как по сигналу, набросятся на меня изнутри и за секунды – хрум-хрум! – сожрут, раскрошив на молекулы, а затем на атомы. Видишь, как хладнокровно я об этом рассказываю? А ты говоришь, что мне надо успокоиться. Я видел одиннадцать смертей своих коллег. Эти нанотвари действуют строго по времени. Вот-вот меня не станет – ЧТО ты мне можешь такое предложить, чтоб я передумал?

– Я хочу вам напомнить о моем Фонде.

– Ты предлагаешь мне его возглавить?

– Нет, я предлагаю вам им воспользоваться. Давайте поразмыслим, на что вы его хотели бы употребить, и поговорим о той сумме, которая для вас или, допустим, для людей, вам небезразличных, может быть интересна. Я предлагаю пока не спешить…

– Гениально! Это именно мне, которому уже ничего почти не осталось, предлагают не спешить? Ха-ха-ха! Это очень смешно, но я последую вашему садистскому совету и попробую не спешить, попробую помечтать, трезво порассуждать. Что я могу, как террорист, как вы меня почему-то называете, взявший в заложники все человечество, у этого человечества потребовать для себя – взамен сохранения жизни этому самому человечеству? Заметь, только для себя – близких у меня давно нет. Денег? Сколько? Про твой фонд давай сразу забудем – он был хорош для начинающих, для тех, кто детсадик взял. У меня масштаб не тот – скидываться должно все человечество. Давай разомнем извилины. Итак, сколько? Допустим, ты говоришь: дорогой Эдисон, мы предлагаем тебе восемь миллиардов глобаксов? Хорошо, я считаю в уме, получается – по глобаксу с носа? Маловато выходит, жадные скупердяи, дешево. А ты тогда в ответ предлагаешь восемьсот миллиардов. Чтоб по соточке получилось. Чтоб и вам не очень накладно – подумаешь соточка, да каждый ее выложит, – и мне, чтоб капиталец максимальный поиметь? Это уже теплее, говорю я. Это уже совсем неплохо, но вы бы и по штуке собрали, не правда, Писофчо-о-к? А тот, кто совсем беден, так за него более богатый отдаст, дело-то общее – шкуры свои спасать. Так вы рассуждаете обычно, когда торгуетесь с террористами, когда прикидываете на чаше весов тяжесть последствий от их действий и тяжесть затрат на предотвращение этих действий? О, я бы много мог запросить, да только, внимание, на что они мне? и как я это всё потрачу? Если я даже и за триллион глобаксов не смогу купить себе хотя бы одну единственную дополнительную секунду жизни, то это – хреновое предложение. А что еще ты, жалкая пустышка, мне можешь предложить? Ты привык предлагать только вертолеты, деньги, оружие, наркотики. Лететь мне некуда, деньги мне не нужны, оружие у меня есть, причем самое мощное, а наркотик для меня – это, уходя, забрать вас всех с собой. Это меня немного успокаивает, что не зря я родился и жил, я верил, что мне предназначена серьезная миссия, я просто не знал, какая. Теперь знаю. И я счастлив. А не то, что мямлит этот дурачок Писофчок. Писофчок, ты еще на связи?

– Да. Я к вашим услугам.

– А зря, мне с тобой говорить больше не о чем. Проваливай – спеши потратить свой фонд! Один – ноль, в мою пользу. Следующий!

Алена закрыла глаза. Алеша сжал ее руку. Писофчок, великий и непобедимый Питер Писофчок оказался бессилен и был удален после первой минуты, как недоучка-лицеист с экзамена! Ему даже не дали толком высказаться. Террористу, который обречен и у которого нет родных, деньги оказались не нужны.

– С вами будет говорить, – сразу произнес Президент Планеты, – пастор Шпак, Координатор Совета мировых религий, и он же представитель самой распространенной – христианской. Вы человек крещеный, кажется?

– Да хоть сам Господь пусть говорит! А я, действительно, зачем-то крещеный. Да только креста на мне нету. Глупости это все.

Из верхнего правого угла выдвинулась картинка с пастором. Чуть-чуть выдвинулась, чтобы не заслонить даже волоска на макушке Десницкого.

– Сын мой, одумайся, еще есть время уразуметь: даже одно убийство – страшный грех… – пастор Шпак решительно начал свою речь, густым и сильным голосом.

– Да ну?

– …а убийство миллиардов людей, убийство жизни на Земле – это грех, какого еще никогда не было.

– Святой отец, – перебил тираду Десницкий, – ты сам понимаешь, что говоришь?! Голос у тебя хоть и слоновий, но мозги куриные. Если никого не останется, то кто сможет сказать, что это грех? Кто будет оценивать плохо это или, может, наоборот хорошо? А вдруг это вообще часть замысла Божьего – наказать человечество, и он это сделает моими руками? Ты что, батюшка, против Бога? Про конец света в Библии четко написано: очередной ангел вострубил и всем – акбар! Я, может, и есть тот ангел и своей праведной десницей (недаром же у меня фамилия такая) ставлю точку в истории человечества, которая сплошь состоит из взлетов гордыни и грехопадений. Да и вообще, чего это вы так все засуетились и забегали, как тараканы по сковородке? По всем вероучениям жизнь человека на Земле – это только часть его жизни – дальше ждет другая, уже вечная жизнь. Так ведь? Это я в подобную чушь не верю, я атеист, а вы то чего, задергались, как на веревке? Рай ведь впереди, ну, если более-менее праведно жили. А если, кто верил, но сомневался в вере, то тем более – радуйтесь: сомнениям вашим приходит конец, и мы сейчас все вместе дружненько, несколько миллиардов, возьмем и удостоверимся, кто был прав и где мы окажемся после смерти, кто нас встретит там и что скажет. Хватит гадать! А кто не верил вообще ни во что, как я, кто понимал, что впереди пу-сто-та, то какая разница, когда канешь в небытие, годом раньше годом позже – все одна бессмыслица. Чего цепляться, цыплята?

– Сын мой!..

– Отец, не тряси рясой, ты выглядишь идиотом. У вас, у  церкви, было столько лет времени убедить людей в существовании Бога, вы столько столетий боролись с наукой, столько ее тормозили и – ничего не смогли. А знаете, почему не смогли? Потому что того Бога, о котором вы талдычите – нет. Ну нет, понимаешь? Был бы – он бы показался, он бы прямо заявил о себе: вот, мол, я, и прекращайте споры и сомнения – молитесь на меня и выполняйте заповеди. А не открывался бы исподтишка, только всяким избранным. Вот солнце есть, так оно есть – его все видят и ощущают. Луна есть. Земля, мы по ней ходим. Я всегда хотел его спросить – чего он прячется? Он что, издевается над нами? Пастор, я знаю, что у тебя найдутся ответы, но они меня не устроят. Мне не понятно, если есть Бог, то зачем тогда нужен прогресс, зачем тогда это очевидное развитие цивилизации? Мы ведь явно к чему-то идем. Не к тому ли, чтобы заодно еще с какими-то там целями, найти-таки с помощью науки этого виртуального шалуна. Найти и спросить: ты почему прятался? ты почему в бирюльки с нами играл и в жмурки? Эх, ты! А нам ведь так не хватало твоей поддержки. Да если бы был Бог, он бы не позволил мне сегодня, всего через полтора часа, уничтожить жизнь. А ведь он позволит. Не придет ко мне – прямо и без намеков и не скажет: а ну оставь человечество в покое! Выдумали вы его. По глупости по собственной. Устал я от дураков. Хватит. Два – ноль, я веду. Не трать времени, пастор, как тебя, Шпак, иди готовься ко встрече с Создателем, можешь ему на меня пожаловаться. Все! Второй переговорщик изошел. Циркачи церковники! Кто следующий? Только повеселее, конферансье, а то я стал от вас утомляться.

Президент Планеты, ошарашенный скоростью ведения переговоров, замешкался, хотел было что-то сказать сам, но, заметив нетерпеливый взгляд Десницкого, напомнивший, что сейчас он всего-навсего конферансье, объявил:

– С вами будет говорить ученый с мировым именем профессор философии гуманист Жан Поль Жапэ.

– Алеша, это тот Жапэ, который написал книгу «Куда идет человечество»?

– Да, Аленушка. У Жапэ светлая голова, он суперполемист. Этот не должен оплошать.

– Господин Десницкий! – обратился философ к террористу. На экране он открылся в маленьком кружочке в не совсем удачном месте. Казалось, как будто он сидит в одной из пробирок за спиной Десницкого.

– О, Жапэ! Бонжур, Жапэ, я слушаю тебя. Я даже читал твой опус. Обожаю философов. Они такие мудрые. Всесторонние.

– Господин Десницкий, да, я – философ. Я привык во всем искать смысл. Так, в принципе, устроены все люди, не только философы, – мы во всем должны видеть какую-то рациональность. Я вас хочу спросить просто как человека, вот случилось несчастье в вашей лаборатории, вы, к сожалению, обречены, вас очень жаль, и все вам очень сочувствуют. Вы скоро погибните, но объясните, какой вам смысл уничтожать заодно все человечество?

– Мюсье Жапэ, у меня есть встречный вопрос: а какой мне смысл его оставлять? Ведь, смотри, когда любой человек умирает, для него умирает и весь мир, так же? Ты, я надеюсь, в большей степени атеист, чем тот пастор? Так вот, так было всегда: человек умирал, и с ним умирал весь мир. Для него он переставал существовать, да? А сегодня, когда я исчезну, для меня так же исчезнет весь мир, только я хочу, чтобы исчез он теперь сразу для всех, по-настоящему исчез, по честному. Это будет, по крайней мере, справедливо. Разве в этом нет рациональности? Высшая справедливость – вот смысл моего поступка. А что, вам-то самим всем не совестно разве – ваш современник в расцвете лет погибает ни за кизяк собачий и разлетается на пылинки, а вы жить остаетесь? Вместо того, чтобы обо мне как-то подумать, выход какой-нибудь поискать – вы все о задницах своих печетесь. А ведь у меня никого из близких людей уже нет! Мне некого жалеть. Где вы были, когда на Бостон обрушили бомбу? Моя семья оказалась в эпицентре взрыва – все сгорели! А из-за чего? Проблема ведь была пустячной. Военный летчик сошел с ума в воздухе и требовал-то всего-навсего, чтобы Командующий ВВС высунулся из окна своего кабинета и пострелял бы в воздух холостыми патронами, напевая «Хэппи бёздэй ту ю!» У летчика был день рождения – свихнулся от хорошего настроения. Так что – у Командующего отсохло бы? Зачем начали непонятный торг, возню. Моя жена через неделю должна была родить. Девочку. Очень красивую девочку. У нее уже имя было. У меня остались только несколько ее фотографий, сделанных в утробе. И всё. Даже праха от нее не осталось! У нее день смерти опередил день рождения. И на Стене Скорби отсутствует дата рождения, только – смерти! Нет… Нет у вас доводов, чтобы я вам сохранил жизни. Нет мне резона оставлять вас. Не заслужили. Не придумали вы и не придумаете ни единой зацепки. Я сам искал ее, но ее нет. Мне человечество после моего ухода не нужно. Ну разве я не прав? На кой бубен оно мне?

– Но послушайте, господин Десницкий, вы-то ведь один, а хотите забрать всех?

– Да на чаше весов моя жизнь не перевешивается миллиардами других жизней, гуманисты хреновы, тут количеством не меряется. Жизнь любого человека равна жизням всех остальных. Один равен всем. Такая арифметика. Вы просто этого еще не поняли, да теперь уже и не поймете. Всё одинаково. Скучно мне уходить самому. Люблю я вас, люди, не могу без вас, простите, если что не так…

– Э, э, погодите прощаться. Эдисон, не торопитесь, прошу вас!

– Опять «не торопитесь». Что вы заладили одно и то же. Ну, не тороплюсь я, мне еще час с хвостом осталось – времени уйма! А вам и того больше. Да только переливаем мы одно и то же – из пустого в порожнее, да еще и через дуршлаг. Не верю я ни во что, и умереть с легким сердцем я смогу только, если со всеми. Вот такой я коллективист, такой общественный человек. А ты, Жапэ, – самовлюбленный глупец, думающий не полушариями, а половинками, причем только о себе. Прощай, Жапэ! Иди заберись на свою Эйфелеву башню и насладись напоследок видами Парижа. Заодно выбери себе кладбище покрасивее. Адью, гарсон! Ля фэн де ля комеди... Вот уже полжелания последнего исполнено, с тремя мы поговорили – довольны, кадаврики? Перерыв пять минут. Объявляю телевизионные новости! Покажите покрупнее ведущего мировых новостей, я разрешаю, – пусть расскажет, что нового в мире, какая где погода. А то я тут подотстал немного от жизни. Только не надо обо мне.

Ведущий рассказывать другие новости не мог, потому что их попросту не было, но приказ террориста не обсуждался – и он принялся без энтузиазма повторять вчерашние. Сначала он пробубнил о невиданных успехах в нанотехнологиях, главным из которых стала скорая возможность реально уходить в виртуальный мир. Затем сообщил о забастовке психиатров Туманного Альбиона, которая сразу парализовала нормальную жизнь этого когда-то процветавшего острова. Потом объяснил причины ухудшения положения незаконно клонированных в России и кто за этим стоит. Зачитал о трехчасовой предупредительной голодовке международного экипажа на орбите. И привел примеры массовой эксгумации в Китае, ставшей следствием Программы восстановления ДНК умерших. И в конце сказал о погоде.

Абсурд чтения вчерашних новостей не выглядел абсурдом на фоне того, что разворачивалось сейчас. Обескураженный мир переваривал переговоры. Молча. Не обсуждая. Десницкий во время их проведения иногда энергично жестикулировал. Той рукой, на которой были зажимы с проводками. В правый верхний сектор экрана была выведена отдельно и увеличена кисть этой руки, ее все время показывали, и было видно, что один из зажимов, на мизинце, сидит не так плотно и иногда чуть-чуть съезжает то в одну, то в другую сторону. Но никто, даже Президент Планеты не осмеливался упомянуть об этом, чтобы ненароком не вызвать обратную реакцию террориста. И не будет преувеличением сказать, что большая часть человечества в эти минуты – кто мысленно, кто вслух – взывала у экранов к своим разнообразным богам, прося у них впервые одного и того же. Но ничего не менялось, террориста не поражала ни молния извне, ни жалость изнутри. И три лучших переговорщика не смогли даже пошатнуть уверенность Эдисона Десницкого в своей кошмарной затее. Положение ухудшалось с каждой секундой. Алеша встал и прошелся вперед-назад. Жена и дочка сидели на краюшке кровати, прижавшись друг к дружке. «Как странно! – подумал Алеша. – Все предметы в квартире потеряли свое назначение и смысл. Например, гладильная доска. Велосипед на балконе. Календарь на стене. Многое можно уже не делать. Упавший со стула галстук – не поднимать, да и для чего он вообще? Кровать уже можно не застилать. А ставшие часы в комнате не ремонтировать»…