Текст книги "На изломе"

Автор книги: Игорь Муратов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Я же думал о том, что как все странным образом переплелось в этом мире. Одни женщины, наши милые и любимые женщины, встречают нас вкусным ужином дома, без умолку болтают о нарядах, сумочках и украшениях, радуют нас, раздражают, иногда даже мешают заниматься нашими, весьма серьезными мужскими делами, а другие – вот так с оружием в руках бескомпромиссно мстят за свою семью, своих любимых детей и остановить их священный гнев невозможно… А мужчины… Всегда ли мы остаемся мужчинами, достойными наших женщин – милых и нежных или воинственных и жестких? Не утратили ли мы способность быть защитниками, олицетворять собой мужское начало, быть надежной опорой нашим женщинам? Ведь сегодня некоторые уже не стыдятся жить за счет представительниц слабого пола, а иногда и просто сделать вид, что есть только они, их желания и их потребности, и ничего вокруг не существует: не существует любви, не существует семейных ценностей, не существует целого мира отношений Адама и Евы, чувств Ромео и Джульетты, Тристана и Изольды…

Мои рассуждения прервало появление в проеме калитки фигуры Дарьи и придерживающей ее под руку – девушки-спецназовца. Когда они подошли к нам, даже в кромешной темноте было видно, что лицо девушки имело неестественно белый цвет. Сама она содрогалась всем телом. Я хотел что-то сказать, утешить ее, но Кирилл положил мне руку на плечо и тихо сказал:

– Не надо. Пусть сама успокоится. Зрелище не для слабонервных.

Девушки пошли к машине.

– Ну, что? Напоишь меня чаем? – интонация Кирилла стала бодрой. И, не дождавшись ответа, он включил рацию: – Заканчивайте. Я – на связи.

Мы сели в машину и вернулись на дачу.

Там Сергеев, дав еще несколько указаний своим подчиненным по телефону и отпустив водителя, снял пиджак, стянул галстук и, скинув ботинки, по-хозяйски развалился в кресле за столом, в котором обычно седел я. Адольф, развалившийся на диване, увидев такое хамство, посмотрел на меня так, что даже в собачьих глазах читалось удивление. Я подошел и погладил пса. Он успокоился и положил голову на передние лапы.

Дарья наотрез отказалась подняться в отведенную ей комнату и осталась сидеть в холле рядом с Адольфом на диване, поджав ноги и закутавшись в плед. Никогда в жизни я не слышал от нее рассказа об увиденном в том доме. Видимо, она вычеркнула из памяти этот эпизод своей жизни.

В особняке

Когда я в сопровождении военных зашла в особняк, то мне объяснили, что необходимо посмотреть убитых и рассказать кого из них видела и при каких обстоятельствах. Меня предупредили, что это процедура неприятная, но необходимая. Затем мы прошли по комнатам, в некоторых из которых лежали трупы мужчин. Одни их них были застрелены, а другие – изуродованы взрывами: с обезображенными лицами и кто-то с оторванными конечностями. В доме пахло кровью, гарью и жженой селитрой, запах которой мне был знаком с детства по «дымовушкам», которые мальчишки изготавливали из пропитанной этим химикатом газеты.

Сначала это вызывало жуткое отвращение до тошноты. Но постепенно страх притупился. Точнее сознание абстрагировалось от действительности и я монотонно выполняла поставленную задачу: тех, чьи трупы я узнавала, быстро говорила где и когда их видела, если вспоминала, то как их называли другие гости, в остальных случаях отвечала, что либо их не помню, либо не могу узнать.

Но действительно шок наступил, когда мы спустились в помещение, которое, как оказалось, располагалось под залом, где мы отдыхали. Лестница, по которой мы туда спустились, располагалась примерно по центру огромного зала. В левой его части вдоль стен и посередине стояли столы, на которых находились какие-то колбы, мензурки, дистилляторы, другой инвентарь для химических опытов, полиэтиленовые пакеты, наполненные белым содержимым. Часть мешков была сложена ровными рядами, а несколько – разорваны и валялись в беспорядке на столах и полу, из этих пакетов высыпался белый порошок. Я поняла, что это была лаборатория по производству наркотиков. Рядом со столами лежало несколько тел, одетых в белые халаты, их лица закрывали респираторы и защитные очки. На белой одежде виднелись кровавые следы от пуль. Сопровождавшие меня бойцы подходили к каждому трупу, снимали с них респираторы и очки и освещали лица мощными фонарями, чтобы я могла их хорошо рассмотреть. Но никого из убитых я раньше не видела.

Но самое ужасное меня ждало в правой половине зала.

Там стояли зеленые ящики, кое-где на полу и на полках лежало оружие. При входе в эту часть можно было уловить тошнотворный гнилостный запах, который усиливался при движении вглубь помещения.

– Настройся. Сейчас ты увидишь очень неприятные вещи. Возьми себя в руки, – услышала я в тишине за спиной мягкий женский голос, но, оглянувшись на него, увидела только спецназовцев, которые меня сопровождали.

Но подготовиться к тому, что я увидела дальше, было невозможно. В дальней части комнаты стоял огромный чан, накрытый крышкой. Рядом находился дощатый некрашеный стол, а на нем лежали отчлененная женская голова, рука и еще какие-то части человеческого тела. Луч фонаря выхватил из темноты лицо покойной с широко раскрытыми глазами и ртом, застывшим в гримасе ужаса.

– Лена…. – протянула я и потеряла сознание.

Очнулась я уже на улице от резкого запаха нашатыря. Когда я, еще не до конца придя в себя, но желая быстрее покинуть это место, сказала, что могу идти, меня вывели за территорию и посадили в машину.

На даче

Весь путь прошел как во сне. В себя я пришла только когда сидела в дачном домике на диване, а рядом спокойно посапывал пес. У меня в руке была кружка с чаем, который, как оказалось, уже успел остыть. В камине потрескивали дрова, ласкаемые успокаивающими языками пламени. За столом сидели хозяин дома и Сергеев. Они тихо и спокойно беседовали. Было тепло и уютно. Это помогло пережить испытанный мною той ночью шок. Я прислушалась к разговору.

– … видимо не успели уничтожить. В чане была «царская водка»55
   Смесь азотной и соляной кислот.


[Закрыть]. Дарью, вероятно, ждала та же участь… – рассуждал Кирилл Львович.

От сказанного я вздрогнула и это не ускользнуло от внимания генерала. Он перевел на меня взгляд и быстро произнес:

– Ой, извини, не думал, что ты нас слушаешь. Успокойся. Все позади.

– А что все-таки произошло… или должно было произойти? – набравшись храбрости, спросила я.

– Люди, которые находились в доме, занимались обеспечением боевиков, воюющих в Северной Африке и Азии, всем необходимым: оружием, деньгами, наркотиками и женами… Да, да, женами. Подбирали симпатичных покладистых девушек, обращали в свою идеологию и переправляли в места боевых действий. Там их выдавали замуж за полевых командиров или за тех, кто хорошо заплатить. Но в вашем случае что-то пошло не так. Ты им не показалась той, кем можно управлять и манипулировать. Поэтому, как я понял, Сергей решил воспользоваться тобой, а потом убить. Твой труп стал бы весомым аргументом, чтобы Лена стала сговорчивее и не вздумала сопротивляться, когда ее стали бы вывозить из страны. Но когда ты сбежала, им не оставалось ничего другого, кроме как избавиться от Лены. Ее останки они хотели растворить в кислоте. Кстати, Сергей – бывший российский солдат, который попал в плен и присягнул одному из полевых командиров. Принял ислам и получил имя Абдулла. Он неплохой снайпер и сначала был членом бандформирований на территории Северного Кавказа, а когда там потеснили боевиков и стало небезопасно, перебрался на Аравийский полуостров. Мы получили недавно информацию, что из Сирии прибыла для отдыха и поправки здоровья группа игиловцев, но где они расположились, узнали только благодаря тебе.

– Значит, они могут меня искать?

– Не думаю. Но первое время нам надо будет позаботиться о твоей безопасности.

– Так ведь Сурен знает, где я живу?.. А связаться из тюрьмы со своими друзьями он сможет очень легко. Это все знают.

– Саид, уж, извини, буду называть его тем именем, которое он получил при рождении, очень опасный преступник. Но у российских властей есть мало, что ему можно предъявить. Очень уж этот шакал был осторожен. Трудно будет и доказать его предательство, когда он в Сирии, обложенный как зверь нашими военными, заверил, что сложил оружие и готов к переговорам, а сам, когда все ему поверили, со своими головорезами совершил дерзкое нападение на нашу миротворческую миссии.

– Так, что же получается? Его отпустят? – я не на шутку испугалась.

– Нет, конечно. Мы передадим его американцам. Они очень давно хотят с ним встретиться. Их агенты антитеррористического подразделения уже вылетали к нам.

– Его будут судить там?

Сергеев на секунду замялся.

– Возможно… Но суд не всегда бывает объективным… ни у нас, ни за океаном… Скорее ему придется закончить свои дни в одной из специальных тюрем для террористов.

– В Гуантанамо? – спросил Алексей.

– Ну, это наиболее известная тюрьма. А таких много. Они разбросаны по всему миру, есть передвижные. К тому же и узников периодически перемещают из одной тюрьмы в другую, чтобы затруднить возможность сговориться или сбежать.

– Но ведь это противоречит международным конвенциям и договорам? – с некоторым возмущением произнес Алексей.

– Без сомнений, – спокойно улыбнулся генерал. – Только другого способа нейтрализовать террориста, не убив его, еще не придумали. Согласись, поместить его в такую тюрьму – это более гуманно, чем застрелить без суда и следствия? К тому же есть шанс получить информацию о других лидерах «темных сил» или готовящихся атаках.

На некоторое время все замолчали, видимо, обдумывая сказанное.

– А какое отношение имеем мы к этим тюрьмам? – прервал молчание Алексей.

– Никакого, – генерал снова расплылся в своей добродушной улыбке. – Россия – никакого. В этом вся и прелесть! Но…, – как бы подбирая слова, продолжил Сергеев. – Понимаете, есть люди, которые объединились независимо от их национальности, гражданства, пола и вероисповедания, чтобы противостоять мировым угрозам. И мы… – здесь он немного запнулся. – они… используют все возможности, которые есть у властей. Да и просто – все возможности. Про апокалипсис слышали?

Мы с Алексеем молча кивнули.

– Так вот, он уже начался. Каким будет его продолжение никто не знает. Но война между добром и злом уже началась. И, чем она закончится – зависит от нас с вами. К сожалению, большего я вам рассказать не могу.

После некоторой паузы, во время которой мы обдумывали сказанное, Алексей произнес:

– Все-таки, не дает покоя мысль: как некоторые ребята, которые ходили в наши школы, дружили с такими парнями и девчатами, призывались в армию, присягали Родине, становятся предателями? Я про Сергея-Абдуллу…

– Сам себе часто задаю этот же вопрос и не нахожу ответ. Он для меня не риторический. Как в юнце, только что надевшем военную форму и блеском в глазах сжимающим выданный ему для принесения присяги автомат, распознать оборотня? Наверно здесь не поможет ни опыт отцов-командиров, ни проницательность психологов, ни полиграф. Хотя, не дай Бог нам оказаться в той ситуации, когда приходится делать такой выбор. Редко, когда военнослужащий сбегает из армии, чтобы примкнуть к врагу. Чаще всего ведь люди на войне становятся предателями не по убеждению, а в силу определенных обстоятельств. Например, плен. И выбор: или смерть, или присягнуть боевикам. А молодой солдат хочет жить. А что для него присяга? Слова… Но присяга джихадистам – это не присяга России на плацу под знаменами в торжественной обстановке. Ему говорят: «Присягнул – убей гяура66
   Иноверец (араб.).


[Закрыть]! Если не убьешь – убьют тебя!» И снова выбор: или твоя жизнь, или жизнь твоего нового врага. И он убивает. Из страха за свою жизнь. А боевики педантично это снимают на видео. И потом говорят: «Если вернешься обратно, эта запись появится в военной полиции или ФСБ! А значит – тюрьма, ненависть и, возможно, смерть! Выбирай!» И он снова выбирает. Но теперь ему приказывают убивать, убивать и убивать. И вырваться невозможно. А ведь вначале было лишь желание жить. – Сергеев повернулся ко мне. – Вот взять твою хозяйку. Почему она стала помогать Саиду? Правильно: испугалась за свою жизнь. Поэтому осуждать таких людей или оправдывать – дело каждого.

Я молча слушала рассуждения Сергеева. Все так не однозначно в этом мире. Мы привыкли делить поступки на хорошие и плохие. Людей на предателей и патриотов. Весь мир на черный и белый. А на самом деле не все так просто. Как поведет себя человек, оказавшись перед лицом смерти? Отдаст свою жизнь или выменять ее на чужую? И чья жизнь ценнее? Сейчас твоя? Или потом – другого человека, может быть неизвестного тебе? И как после этого предатель и убийца живет с этим? Таких ведь не принимаю ни друзья, ни враги. Все ненавидят. А ненависть скрыть нельзя. Иуда обречен на вечный позор. И что страшнее: смерть или презрение? А может кто-то выбирает смерть не из-за страха быть гонимым и презираемым другими людьми? Может быть есть что-то выше этого? Вот – Сергеев… Наверняка он бы выбрал смерть, но не смог бы причинить зло невинному человеку. Разве он пошел бы на это из-за страха? Он ему неведом. Значит из веры в торжество добра… Такие люди готовы бросить на алтарь вечности свои амбиции, свои интересы и даже свою жизнь. И возможно никто и никогда не узнает об их существовании, об их делах и заслугах. Им не нужна слава и признание. Но тогда – что ими движет? Это наверно навсегда останется загадкой… Никто, даже такие люди сами не смогут ответить на этот вопрос. Просто они живут верой во что-то возвышенное, недоступное другим смертным…

Пока я слушала неспешный разговор старых друзей и пыталась найти ответы на непростые вопросы человеческой сущности, несколько успокоилась.

Чай был допит.

– Нам пора, – коротко произнес Сергеев. И, повернувшись ко мне: – Машина ждет. Ты поедешь со мной. Нам еще понадобиться твоя помощь.

Алексей запротестовал, сославшись на мою болезнь и полученный стресс, но генерал твердо настоял на своем. Я должна была ехать с ним.

Когда я оделась, мы вышли на улицу, сели в черный кроссовер и он понес нас в Москву на огромной скорости …

На Арбате

После отъезда Кирилла и Дарьи я остался на даче со своим верным псом.

Глядя вслед удаляющемуся автомобилю, который увозил моего старого друга и новую знакомую, я ощутил нахлынувшую тоску. Мне очень не хотелось расставаться с ними. И если с Сергеевым мы были знакомы давно и это чувство постоянно приходило ко мне при каждом расставании, то такое же ощущение, возникшее при отъезде Даши, девушки, с которой я знаком то был чуть больше суток, было в диковинку. Вот уж поистине общие тревоги и опасности быстро сближают людей. А смертельная опасность может навсегда сроднить нас. И раздирает душу мысль о том, что быть может никогда не встретишься с этим человеком, не услышишь его голос, не увидишь открытый и лучезарный взгляд, не ощутишь тепло его улыбки, не почувствуешь спокойствие от того, что он здесь, рядом, подле тебя.

Моя жизнь снова потекла в привычном русле.

Большую часть времени я проводил в университете, преподавая мой любимый «сопромат», участвуя в научных дискуссиях, конференциях, «круглых столах» и подпитываясь от моих студентов духом беззаботности и максимализма. Свободное время я старался проводить на даче. С женой мы не были формально разведены, однако виделись редко. Она вела свой цветочный бизнес. И весьма удачно. Жила в Москве и ни под каким предлогом не соглашалась променять прелести и возможности столичной жизни на тихое созерцание природы в Подмосковье. Наши дети давно выросли. Старший сын Артем давно женился, подарил нам двух замечательных внуков, занимался врачебной практикой и вскоре перестал нуждаться в нашей материальной поддержке. Стоит отдать должное, он не забывал нас, посещая родителей по выходным и праздникам и периодически осведомляясь о нашем здоровье и нуждах сначала по телефону, а по мере развития технологий – с помощью видеосвязи. Когда младшая дочь, выйдя замуж за американца, уехала за океан, я и супруга стали видеться все реже и реже. Хотя мы в общем то не скандалили. Видимо, выполнив свое предназначение, воспитав и поставив на ноги двоих замечательных детей, мы престали так остро нуждаться друг в друге. Еще сильнее отдалило нас мое желание выбрать своим убежищем нашу загородную дачу. Ну, нет! Мы конечно же не стали быть чужими людьми. Иногда мы созванивались и старались поддержать в трудных ситуациях. И не только морально. Часто материальные проблемы одного из нас мы решали сообща. Трудно сказать, осталось ли у нас это чувство пылкой влюбленности, которое мы испытывали в годы нашей юности, когда познакомились и создавали нашу семью. Но с уверенностью можно сказать, что можем благодарить судьбу, за то, что она свела нас и дала нам возможность уважать друг друга даже через тридцать пять лет, прошедших со времени нашего знакомства. И даже то обстоятельство, что мы смогли позволить проводить остаток времени как нам удобнее, свидетельствует о взаимопонимании и поддержке.

На первый взгляд может показаться, что я стал каким-то отшельником. Но это только если сравнивать с общепринятыми понятиями о насыщенной светской жизни, которую исповедовала моя дорогая супруга. Ее природная активность не только позволила организовать свой бизнес, но и требовала непрерывного участия в каких-то светских вечеринках и раутах, приемах, постоянного поиска нужных людей, посещения салонов красоты, престижных бутиков и магазинчиков и еще Бог весть какого занятия свободного времени.

Моя жизнь была не менее насыщенной, но она текла в другом русле. В свободное время я тоже предпочитал активный отдых, но несколько иного свойства. Меня больше интересовали выезды на лоно природы, что бы прогуляться по сосновому бору, наполненному после дождя живительным воздухом, пропитанным упоительным ароматом хвои, или съездить в осинник и набрать лукошко грибов, с которых хочется написать прекрасный натюрморт, или поехать с друзьями на охоту либо рыбалку и, независимо от их удачности, до самого утра болтать у костра о бесполезных вещах. А потом, закутавшись в стальник, уснуть тут же, у костровища, а утром проснуться от зябкости и согреваться горячем чаем, который остался в термосе, не выдержав вечером конкуренции с хорошим французским коньячком. Ну, и конечно же, физкультура и спорт. Я не мог допустить мысли, что хотя бы раз в неделю не приду в спортивный зал или не выйду на теннисный корт, не пробегусь на лыжах или не преодолею свою дистанцию в бассейне. Поддерживать себя в постоянной физической форме меня научила служба в спецназе. И это привычку я пронес через всю жизнь.

Поэтому моя жизнь была не такой уж унылой, как может показаться на первый взгляд. Скорее наоборот, она была насыщенной и интересной. Такой уклад позволил мне познакомиться со множеством замечательных людей.

Такой же она осталась и после событий, связанных с ликвидацией в столичном регионе базы международных террористов, одним из участников которых мне довелось стать. Вероятнее даже она стала еще более насыщенной. У меня появился какой новый вкус к жизни. Возможно, пришло ощущение скоротечности и конечности нашего существования. Я работал как на износ – закончил начатую несколько лет назад монографию, написал несколько журнальных статей, без перерывов докладывал на научных семинарах и симпозиумах, истязал себя на станках в спортзале, охотничьи угодья Московской и прилегающих областей стали моим вторым домом.

Но как бы я не загружал себя, дома, лежа на кровати, уставший до изнеможения, мысленно все чаще и чаще возвращался к тем двум октябрьским дням, когда во дворе дачи увидел замерзшую и напуганную девушку, когда привел ее к себе в дом, отогрел и узнал страшную историю, которое едва не стоила ей жизни. И мне становилось совестно, что тогда я принял ее за воровку, что сразу не разглядел в ней первозданную чистоту. И чем дальше, тем чаще я вспоминал эту девушку, хотел узнать о ней, о том, что произошло дальше, не нуждается ли она в моей помощи.

Однажды, набравшись смелости, я позвонил Сергееву и под предлогом поучаствовать в судьбе Даши, поинтересовался, не поможет ли он мне с ней связаться. Кирилл, выслушав моя, как обычно помолчал несколько секунд, видимо собираясь с мыслями, а быть может, чтобы дать возможность мне немного остыть, медленно проговорил:

– Понимаешь, Леша, я не думаю, что это хорошая идея. Хочу заверить тебя, что у нее все нормально. Наши специалисты поработали с ней. И, чтобы не травмировать психику, постарались стереть из ее памяти то, что она тогда пережила. К сожалению, и о тебе она ничего не помнит. Поверь мне, так будет лучше для нее, – а потом, помолчав еще какие-то мгновения, добавил: – И для тебя тоже. Иначе нам придется поработать и с тобой тоже. А ты видный ученый и это может навредить той работе, которую ты ведешь. Поэтому мы решили не вмешиваться в твое сознание. Согласись, то, как мы поступили – оптимальный вариант для всех.

Я согласился. Конечно же Кирилл был прав. Надо было защитить девушку от ненужных, травмирующих психику воспоминаний. Она сможет жить обычной, беззаботной жизнью, выйдет замуж, родит детей и никогда, никогда! – не вспомнит о том ужасе, который ей пришлось пережить. Конечно же, она никогда не вспомнит и обо мне. Но к чему ей я? Знать, что есть такой далеко не молодой мужчина, живущий где-то в лесу со своим верным псом? И что ей от этого знания? Что бы делать вид, что заботиться обо мне, справляясь по телефону о здоровье? А взамен получить ночные кошмары, в которых к ней снова и снова будут возвращаться ужас тех дней?

Конечно же Кирилл прав.

К тому же я был уверен, что он без моей помощи обеспечит девушке безопасность и поможет не потеряться в этом мире.

Кирилл прав…

После этого разговора я оставил идею разыскивать и когда-либо встречаться с Дарьей.

Жизнь снова пошла своим чередом, насыщенная разными событиями, но пресная и безликая.

Осень сменила зима. Ночами то и дело выпадал снег, укрывая белым пухом улицы, площади, дома, деревья. Городские службы старались убрать его с дорог и тротуаров, посыпая его реагентами и превращая в слякоть, которая миллионами грязных брызг разлетаться в стороны из-под колес проезжавших машин. Прохожие, спешащие утром на работу, отпрыгивали в сторону, чтобы не испачкать одежду черно-коричневой водяной кашей. И лишь в тесных двориках старой купеческой Москвы и во дорах новых построек снег лежал до обеда, облачая в торжественный наряд землю, деревца, детские площадки. Но и он постепенно таял, оставляя в укромных местах серовато-белые взгорки. К вечеру от утренней торжественности не оставалось и следа. Центральная часть города вычищалась до блеска. Дороги и тротуары высыхали, фасады домом подсвечивались иллюминацией и многочисленными рекламными щитами.

В один из таких вечеров я возвращался из университета, утомленный долгой сдачей студентами промежуточного контроля. Поскольку путь до дачи занимал не меньше двух часов, я посчитал разумным поужинать в приглянувшимся мне кафе на Арбате. Среди множества вычурных заведений, расположенных на этой известной улочке, мне пришлось по душе именно это, отличавшееся простотой, хорошей кухней и возможностью, усевшись у огромного витражного окна, наблюдать за спешащими по своим делам людьми.

Как всегда во время ужина, я погрузился в свои размышления, одновременно посматривая в окно и потяги через трубочку замечательный гляссе. Несмотря на то, что солнце давно село, на Арбате было светло и торжественно как днем. Многочисленные светящиеся вывески на зданиях, свисающие сверху тысячи, а может быть, десятки тысяч лампочек и развешанные на деревьях гирлянды создавали ощущение сказки, которое делали законченным падающие хлопья снега. Прохожие подняли воротники и сутулились из-за порывов холодного декабрьского ветра. От этого в кафе было еще более тепло и уютно. Иногда парочки забегали в помещение, стряхивая с себя крупные хлопья и капли успевшего растаять снега, запуская в бистро порцию холодного воздуха. И это практически сводило на нет желание покинуть эти тихое местечко Москвы.

Но большинство людей проходили мимо, кутаясь в шарфы и натянув поглубже шапки, а некоторые – накинув капюшоны.

Вдруг за окном промелькнула фигура девушки, одетой в куртку стального цвета и низко, почти до глаз, посаженную шапку. От неожиданности меня как будто обдало холодной водой. «Неужели Даша?» – подумал я и, привстав, невольно оглянулся вслед уходящей фигуре, пытаясь разглядеть ее в окно, но ударился головой в стекло и снова сел на стул. Это меня охладило. «А вы ловелас, профессор» – подумал я про себя и усмехнулся своему нелепому желанию разглядеть в случайной прохожей мою давнюю знакомую. Пожалуй, я уже засиделся и мне следовало возвращаться домой, чтобы завтра утром свежим и чисто выбритым рассказывать студентам что такое коэффициент Пуассона, чем различаются статические и динамические нагрузки и еще много интересного о взаимодействии окружающих нас предметов.

В этот момент снова кто-то зашел в кафе и я почувствовал, как поток холодного воздуха обдал меня сзади. Пора было уходить и я повернулся ко входу, напротив которого находилась барная стойка, чтобы пригласить официанта, и обмер. На вешалку, расположенную у двери, серебристую куртку вешала Даша. Да, да, я не ошибся. Это была та девушка, которая только что прошла мимо окна. И это была Дарья!

Я замер на какие-то мгновенья, а она перехватила мой взгляд и подошла к моему столику.

– Здесь не занято? – девушка указала на свободный стул за моим столиком.

– Нет. Пожалуйста, – я обомлел от происходящего. Не так давно Кирилл убедил меня, что с памятью Дарьи поработали психотерапевты и она не помнит те злополучные дни.

– Прошу вас, не подумайте ничего предосудительного, – начала она. – я не маньяк и не проститутка. Просто я сейчас проходила по улице и увидела вас в окне. Мне показалось ваше лицо очень знакомым. Но не могу вспомнить, где я вас видела. А такое чувство, что это для меня важно. Знать где… Или кто вы…

Дарья осеклась на этой фразе, видимо осознав нелепость своего положения.

– Ой, извините, это наверно всё глупо… – девушка встала и собралась уходить.

– Не уходите, – остановил я ее.

Дарья остановилась и снова сел за столик.

– Если уж вам показалось важным выпить со мной чашечку кофе, не откажите, – я улыбнулся. Во-первых, от того, что мне было приятно снова увидеть Дашу, а во-вторых, потому что я понял, всю пикантность ситуации и не наделал глупостей.

Что ж, вечер затягивался, но обещал быть приятным. Несмотря на протесты моей «новой старой» знакомой, я заказал ей ужин и кофе.

– А вы знаете, у меня в Москве почти совсем нет знакомых. У меня была подруга Ленка, но она куда-то ехала со своим бойфрендом, даже не предупредив меня. Мне потом пришло от нее сообщение. И больше мы не общались. Странная девушка, правда?

– Правда, – согласился я. Ленка действительно была далеко от нас. «Бедная девочка, даже не успела пожить. Как же жалко, когда уходят такие молодые…» – подумал я, а вслух произнес: – Ну, может быть ей сейчас хорошо… Со своим бойфрендом.

– Наверно. Хотя я не помню, чтобы у нее в последнее время был кто-то. А ваше лицо мне показалось знакомым.