Текст книги "Ветерок порхнул несмело. Главы 6-8 (СИ)"

Автор книги: Игорь Митрошин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Глава VI – Эндрю

–         Привет! – крикнул мне Сергей.

–         Ой, привет! – радостно ответил я, узнав старого знакомого.

Мотоцикл, на котором я ехал, остановился на светофоре где-то в районе Таганской площади. На крыше соседнего внедорожника сидел Серега – светлый молодой парень, с которым мы вместе веселились на Красной площади.

– Катаешься! – спросил он.

– Катаюсь! А ты?

– И я. Перебирайся ко мне. Помнишь Наташку и черта. Сейчас заедем за ними, потусуемся.

Я без особых раздумий перелетел на крышу автомобиля.

– Ты знаешь куда этот джип едет? – спросил я парня.

– Знаю. Он всегда идет одним маршрутом в одно и то же время.

– Наташка – это, наверно, та веселая дама с костяной ногой, – подумал я, однако не стал спрашивать Сергея.

Внедорожник кружил по переулкам, потом въехал куда-то во двор и остановился. Мы спрыгнули у высокой лестницы, ведущей к парадному подъезду многоэтажки. Тут я разглядел перед собой огромную сталинскую высотку, упирающуюся своим штырем в небо. Джип, на котором мы ехали, двинулся с места в сторону лестницы и растворился в ней. Только сейчас я понял, что он тоже был призраком.

Мы вошли в парадную, бесшумно проплыли мимо охранника, который нас не заметил. Серега нажал кнопку лифта, двери открылись, мы вошли и поехали на последний этаж. Охранник сонно взглянул на открывающиеся двери лифта, но абсолютно не удивился, что никого не было ни внутри, ни снаружи. Иногда же бывают технические сбои.

Выйдя на последнем этаже, мы еще поднимались по лестнице, а потом лезли по приставной лесенке на чердак. Там было окно на крышу. Мы вышли на небольшую площадку, на краю которой я заметил женщину, ту самую, по имени Наталья. Она сидела на бордюре, свесив ноги вниз над пропастью. Ее взгляд был устремлен вдаль на ночной город, длинные волосы развевались на ветру и блестели в лунном свете.

– Здорово, Наталья!– буркнул светловолосый.

– А-а-а, привет! – радостно улыбнулась нам она, задорно мне подмигнув, – Как дела? – обратилась она ко мне.

– Лучше не бывает. А ты наслаждаешься видом? – спросил я.

– Да, вот сижу скучаю, жду Черта.

Мы подошли к краю площадки. Внизу блеснула Москва-река в своем неповторимом изгибе, обрамленная миллионами огней. Вдалеке можно было разглядеть Кремль и Собор Василия Блаженного, а еще дальше купола Храма Христа спасителя. В воде сверкнул блик Луны. Я поднял голову в небо и увидел, что там уже был не месяц, а практически половина Луны. Она вся была усыпана чертями, которые толкались и дрались за место на ночном светиле.

Вдруг Луна перевернулась, черти посыпались с нее в разные стороны, как стаи перелетных птиц, заполонив все небо. Сейчас ночная властительница напоминала чашу, стоящую на ночном небосводе. Я стал вспоминать, что эту картину где-то видел, когда Луна расположена не перпендикулярно, а параллельно горизонту. Точно, я это наблюдал в Южном полушарии, в Андах, в Перу. Меня захватила ностальгия о моих путешествиях по миру.

От растворяющейся в небе стаи отделилась точка и стала приближаться к нам. Я в ней узнал знакомого мне черта.

– Всем привет! – тявкнул он, приземлишь рядом с нами на бордюр, – медитируете?

– Любуемся видом, – ответила Наташка.

Где-то вдалеке выпирала своими трубами одна из московский теплоцентралей, отапливающих город. Ее дым стелился вдоль реки, то становясь серебряным в лунном свете, то превращаясь в кроваво-красный, то в оранжевый, то в зеленый, отражаясь в свете городских огней. За ней были видны небоскребы делового центра Сити. На одной из высоток сверкала реклама, но разглядеть ее в деталях не представлялось возможным.

– Эх, как красиво и немного грустно! – всхлипнула Наташка.

– Почему грустно? – спросил я.

– Не знаю, просто что-то взгрустнулось.

– Ну да, вызывает чувство одиночества, – ответил я на свой же вопрос.

Женщина повернулась ко мне.

– Меня зовут, Натали, – протянула она мне руку.

– А меня, наверно, Андрей, – пожал я ее руку.

– Почему, наверно?

– Так меня звали в прошлой жизни. А сейчас не знаю.

– А сейчас тебя зовут, Эндрю, – заявила Наталья.

– Почему Эндрю?

– На иностранный манер.

– Тогда почему не Андрэ на французский манер или Андреас на испанский?

– Лучше на английский, – включился в разговор Сергей, – это же они придумали Хэллуин – наш праздник.

– Кто они? – спросил я.

– Американцы или англичане, – сказала Наталья.

– Наверно, ирландцы, – заявил я.

– Не важно, главное, что это пошло из англо-саксонской культуры.

– Ну да, пусть будет так, Эндрю, так Эндрю, – подумал я, – теперь моя жизнь будет вечный Хэллоуин, – значит его тоже называть не Серегой, а Сержем, а тебя не Натальей, а Натали?

– Ну мы так друг друга зовем, – сказала Наташка.

– А черта как называть?

– А Черт и в Африке Черт, – ответила ночная ведьма.

Дунул ветерок, ее волосы опять взъерошились, и она действительно стала похожа на колдунью.

Над городом маячил красный огонек. Это был небольшой вертолет, который снимал ночные пробки, чтобы зафиксировать их во всемирной паутине.

– Пойдешь завтра с нами поразвлечься? – спросила меня Натали.

– Куда?

– Встречаемся в Саду Эрмитаже, а там дальше увидишь.

– Хорошо. Мне все равно делать ничего. Во сколько?

– В семь вечера.

– Договорились.

– Вот и прекрасно, – удовлетворенно кивнула Наталья.

Мы еще долго сидели на крыше дома, который был знаменитой высоткой на Котельнической набережной. Кто в ней только не жил в свое время? Столько знаменитых людей!

Наступило утро, и я, как обычно, быстро провалился в сон.

 Глава VII – Любовный напиток

Сад Эрмитаж – еще одно место в городе, которое я бы назвал Булгаковским, хотя точно не знаю, бывал ли здесь писатель. Есть в саду что-то дьявольское, ощущается какая-то необычная энергетика и сила. Даже памятник всем влюбленным может излучать какую-то опасность и, возможно, обрекать молодых людей на роковую любовь. Вся эта сверхъестественность Сада, наоборот, всегда привлекала меня. Его ухоженность и красота постоянно отдавали чем-то мистическим. Да, а теперь я сам и есть мистика.

Здесь находятся три театра, а также здание знаменитого клуба «Дягилев», который сгорел при невыясненных обстоятельствах. Сейчас на его месте находится просто коробка то ли фиолетового, то ли сиреневого, то ли пурпурного цвета. Даже сам ее оттенок напоминает мне кровавую вечернюю зарю накануне урагана.

– Ты вовремя, – радостно мне крикнула Наташка, с крыши одной из беседок сада.

– Да, пришел, чтобы прогуляться. Нравится мне здесь.

– Мне тоже. Люблю подглядывать за целующейся молодежью, – произнесла ведьма, склонившись вниз головой с крыши и заглядывая внутрь беседки.

Тут я увидел молодую парочку, обнимающуюся и целующуюся напоказ на глазах у праздно гуляющей публики. Напротив, на лавочке сидел знакомый черт, хитро на них поглядывая.

«Сейчас будет пакостить», – подумал я. И точно, он вскочил, подлетел к ним и стал обсыпать их голову горстями пшена. Причем, казалось, что крупа рождалась в его руках и сыпалась бесконечным потоком.  Парочка этого не замечала, увлекшись своей любовью. Однако, многочисленные голуби и воробьи, обитающие там, сразу учуяли что-то вкусненькое для них. Один за другим они стали слетаться в беседку, пытаясь склевывать пшено, атакуя молодых людей. Птицы были везде – на голове, на плечах, на руках, ногах. Они просто облепили юных позеров непроглядным ковром.

Молодые люди стали отчаянно отбиваться от голодных обитателей сада, размахивая руками и мечась по сторонам. Девушка звонко визжала, привлекая внимание опаздывающих на спектакли зрителей.

– Помогите, помогите, – призывала она.

– Черти тебе помогут, – смеялась свисающая вниз головой Наташка.

– Да, уже помогаю, – веселился Черт, пытаясь еще подсыпать пшена девушке на голову.

Молодые выскочили из беседки и рванули на выход из сада, продолжая отбиваться от все еще атакующих птиц.

– Какой ужас! – произнесла одна из мамаш, гуляющих в саду с коляской.

– Не говорите, птицы просто одичали. Я такого не видела, – ответила ей другая мамашка.

– А если они вот так на детей нападут?

– Да, страшно вывести ребенка во двор.

– Куда городские власти только смотрят, – ворчала первая мамочка.

– Да, это точно, – вторила ей другая.

– Пойдем, третий звонок прозвенел, – окликнул меня чей-то голос.

Я повернулся. Это был Сергей. Увлекся наблюдением за молодыми и не заметил его появления.

– Привет, – улыбнулся ему я.

– Привет! Идем!

Мы вошли в здание Новой Оперы. Первым делом мне бросились в глаза огромные зеркала, которые были повсюду, все стены были в них от пола до потолка. В этот момент я понял, что своего отражения не вижу. Я же призрак. Я знал, я слышал, что привидения не отражаются в зеркальных поверхностях, однако сам был психологически к этому не готов. Возникло ощущение, что меня просто не существует, что ноль, никто, воображение, которое рисует мой мозг. Да и мозга у меня уже не было. Наверно, я был всего лишь импульсом, маленьким сгустком энергии, которая до сих представляла себя человеком.

– Не переживай, – подошла ко мне Наталья, – в первый раз всегда жутко, а потом привыкаешь.

– Меня просто нет, – ответил я.

– Ты есть, ты существуешь, и твое отражение ты тоже можешь видеть. И не только твое, но и мое, и Серегино и Черта. Просто нужно представить. У тебя сейчас полная свобода воображения. Ты сможешь видеть наши отражения в том виде, в котором ты представляешь нас в психологическом плане. То есть такими, какими ты будешь ощущать наши души, когда узнаешь нас получше. И точно также себя. Каким ты себя представишь, таким и увидишь в зеркале.

Я слушал ее объяснения и пытался представить себя самого. Вдруг в зеркале стал проявляться силуэт, сначала смутный, потом более отчетливо. Я разглядел в нем молодого, стройного и высокого парня лет двадцати. Это был я, только много лет назад, еще жизнерадостный, не потерявший вкус к жизни, полный амбиций и устремлений. Повернулся к другой стене, оттуда на меня смотрел тот же улыбающийся молодой человек. Он лицезрел на меня со всех сторон и даже с потолка.

– Идем в зал, – позвал меня Сережка.

Спектакль уже начался. Это была опера. Как я потом понял, она называлась «Любовный напиток». На сцене были актеры в шикарных костюмах Эпохи Возрождения, пели на итальянском языке, так как действие происходило в Венеции. Красивая музыка и декорации гармонично дополняли друг друга.

Я приземлился на плечи одной дамочки, сидящей на первом ряду. У нее была  прическа «а ля 70-ые годы прошлого века», такая высокая копна волос. Мадам не почувствовала какого-либо дискомфорта, а мне было удобно держаться за ее набалдашник и наблюдать оркестровую яму. Мои ноги так приятно прижались к ее необъемным грудям. Мои новые друзья тоже разбрелись по зрительному залу, отыскав наиболее подходящие для себя места.

Вдруг что-то стало меняться, актеры в благородных венецианских костюмах удалились за кулисы, из оркестровой ямы поднялась потайная выдвижная сцена, заполненная всяким сбродом. Я сначала и не понял, подумал бомжи из метро прорвались в театр. Декорации прекрасных дворцов Большого Канала сменились на ужасный обшарпанные подворотни. В окно одного из таких полуразвалившихся домов выглядывала рожа с подбитым глазом, держа в руках флаг футбольного клуба «Зенит». Явно был намек, что действие перенеслось в Питерские рабочие окраины.

Вся эта шушера, как ни в чем не бывало, продолжила петь на итальянском. Только в этот момент до меня дошла новаторская режиссерская задумка, так сказать, решил эпатировать публику. Появились главные герои – толстый мужик в отрепьях и дама не первой свежести в рваных чулках. Такие же рожи заполонили сцену и началась вакханалия, где петербуржские бомжи пели оперные арии. «Там даже бомжи поют по-итальянски. Культурная столица!» – подумал я.

Наташка тоже сидела на первом ряду, расположившись на коленях у мужика с короткой стрижкой. Мне он напоминал какого-нибудь автослесаря или токаря, побитого жизнью. Видимо хорошо выпивал, лицо было покрыто морщинами, хотя он еще не был старым. Я мысленно прозвал его Автондилом. Вдруг лохматая фурия соскочила с его колен и переползла на сцену. Там продолжалась пьянка бомжей из подворотни, очень талантливых бомжей, так как у них были прекрасные оперные голоса. С краю стоял лысый мужичок невысокого роста. Наталья плюнула ему на плешь со всей своей энергией и страстью, что вся его голова была залеплена зеленой слизью.

Мужика от неожиданности парализовало. Он не мог понять, что произошло, откуда эта липкая жидкость. Хотя в зале почти никто и не заметил этого, кроме Автондила. Он неожиданно засмеялся, и все зрители повернулись к нему, не понимая, что вызвало его смех.  Ведьма подлетела к нему и плюнула прямо в лицо. Тут зал взорвался от смеха, решив, что это был трюк организаторов спектакля. Автондил вскочил, выругался матом и убежал в туалет отмываться.

Спектакль продолжался. В гости к бомжам приехал доктор в потертых джинсах и с полным чемоданом бутылок, в которых был любовный напиток. А какой любовный напиток может быть в России? Конечно, водка. Ведь мы же страна алкашей и бичей, которые за бутылку продадут мать родную. По крайней мере, так представлял ее режиссер.

Я осмотрел зал. Людям нравилось представление, они чувствовали себя, как дома, в своей подворотне, в Урюпинске или Бирюлево-Товарном. Впрочем, не важно. Что им эта Венеция и итальянская опера. Большинство людей в принципе интересуются только самими собой и своим окружением. Любая другая культура, традиции или язык им чужды.

Доктор открыл чемодан, стал раздавать бутылки бомжам, при этом запев частушки на русском. Зрители стали аплодировать, впадая в радостный экстаз. К чемодану подскочил Черт, радостно махая хвостиком, схватил одну из бутылок, втесался в толпу поющих частушки артистов и стукнул бутылью со всей силы одного из мнимых бомжей. Бутылка разбилась вдребезги, а мужик упал в обморок. Зал решил, что это по сценарию, и опять взорвался смехом. Две женщины из хора подхватили мужика и поволокли его за кулисы, сопровождаемые веселым улюлюканьем, свистом и топотом ног.

Голос доктора немного дрогнул, однако было необходимо продолжать спектакль, и он пел одну частушку за другой.

–         Ага, сдрейфил докторишка, – пробурчал я.

–                     Сейчас мы ему покажем любовный напиток, – хихикнул Черт, схватил одну из бутылок, срубил ей когтем горлышко и стал выливать на голову актеру.

Возможно, что в бутылке была вода, но Черт своим колдовством превратил ее в водку или внушил доктору, что это горячительный напиток любви. Артист перестал петь от неожиданности. Черт схватил вторую бутылку, открыл ее и силой стал вливать в рот актеру. Тот стал крутить головой и убегать от налетевшей на него бутылки. Однако от Черта было сложно увернуться.

– Пей, собака, – гневно кричал Черт.

Доктор его не слышал, упал на пол, пытаясь увернуться от бутылки и вытащить ее изо рта. В конечном итоге он проиграл, ему пришлось выпить всю водку, отчего он вырубился. Публика сначала посчитала это частью сценария и от души веселилась. Однако потом они поняли, что какая-то чертовщина происходит на спектакле. Паника постепенно стала охватывать зрителей. Наиболее проницательные и ловкие направились к выходу. Только двери были закрыты на глухо.

– Хватай бутылки, спаивай этих придурков, – закричал Серега.

Мы ринулись к чемодану, который полностью был заполнен водкой. И сколько бы бутылок мы оттуда не вытаскивали, их количество в нем не уменьшалось. Сначала мы гонялись за каждым зрителем отдельно, но поняли, что только создаем панику. Поэтому Черт схватил чемодан и стал его вытряхивать, бутылки сами вылетали из него и настигали свои жертвы, включая актеров на сцене и музыкантов в оркестровой яме.

Многим зрителям даже нравилось это неожиданное мистическое шоу. Некоторые мужики с удовольствием пили любовный напиток. Где они еще выпьют водки на халяву? В конечном итоге зал превратился в сборище пьяных людей, которые едва могли шевелиться и понимать, что происходит. Люди валялись на полу, на спинках креслах, на сцене, в оркестровой яме на инструментах. Кто-то еще мог ползать, кто-то блевал, кто-то выл, мяукал, гавкал, хрюкал или пел. Мне не удавалось расслышать, что именно пелось – опера или частушки, или еще какие-то нетленные произведения. Публика перемешалась с артистами и было невозможно определить реальных бомжей от мнимых.

– Вот у них утром похмельный синдром будет. Я представляю все эти рожи, – заявил Черт.

– Меня тошнит от них, пойдем отсюда, – нервно сказала Наталья.

– Идем, – ответил я, – свежего воздуха хочу.

Во дворе была тишина, фонари красиво освещали ночной Сад Эрмитаж. Я остановился у бывшего клуба «Дягилев» и вспомнил анекдот: «Зажигаем! – сказали посетители клуба и зажгли так, что он сгорел». Так и сейчас: «Выпьем любовного напитка, – продекларировал доктор, и упал замертво от любви (к напитку)».

– Интересно, а об этом происшествии напишут в газетах, – спросил я.

– Будут молчать, ФСБ засекретит дело, буду считать это актом терроризма, – ответил Серж.

– А жаль! Я бы хотел, чтобы люди знали, что бывают чудеса, – продолжил я.

– Тех, кто знают, могут в психушку отвезти, – вмешалась в разговор Наташка.

– Да сейчас уже не отвозят, – сказал я.

– Ты думаешь? – хитро посмотрел на меня Серега.

– Не знаю, не уверен, – ответил я.

 Вообще всегда я был неуверенным ни в чем, включая самого себя. Мы еще долго гуляли по московским улицам, пока не наступило утро.

Глава VIII – Ночь утопленника

– Сегодня повеселимся, – сказала Наталья.

– А что сегодня праздник? – спросил я.

– Что-то в этом роде, шествие, парад.

– Гей-парад что ли? Его же запретили в Москве.

– Нет. Сегодня Ночь утопленника.

– Звучит очень романтично.

– Да, мне нравится. Есть в этом привлекательность и мистика.

– Ну да, мистикой будет весь город кишеть, – пошутил я.

Мы решили пойти на мост Багратиона. По словам моих друзей, там все начнется, и мы все успеем посмотреть. Ближе к полуночи мы все вчетвером приехали в Московский Сити, перешли по пешеходному мосту на другую сторону и стали ждать на смотровой площадке. Оттуда открывался шикарный вид на мерцающие в темноте небоскребы, праздно отражающиеся в спокойных водах Москвы-реки.

Стали ждать, наблюдая за немногочисленными туристами, фотографирующимися на набережной. Вдалеке показался маленький огонек, медленно приближающийся по глади реки. Я сразу и не обратил на него внимание, решил, что это отражение света с берега. Однако потом разглядел небольшую деревянную лодку с фонариком на носу. Никогда раньше не видел лодок в Москве, всегда только катера, баржи, яхты, небольшие паромы, прогулочные суда.

Лодка причалила к набережной прямо напротив нас под мостом. Рассмотрев ее поближе, я понял, что она не была такой уж маленькой. Туда спокойно могло вместиться человек десять. На носу ее был прикреплен огромный старинный фонарь, а на корме на веслах сидел высокий и худощавый мужчина. Его лица я сначала не мог разглядеть, так как на голову был накинут капюшон.

– Чего смотрите, залезайте на борт, а то сейчас уеду, – прохрипел лодочник, подняв лицо из-за капюшона.

Тут я увидел череп вместо лица, с пустыми глазами и торчащими редкими зубами. Однако он меня не напугал, не показался мне зловещим скелетом. «Мое тело, наверно, тоже имеет такой же вид сейчас», – подумал я.

Мы заскочили в лодку, ее капитан оттолкнулся от бетонного берега, сел на весла и стал неспешно грести. В этом месте нет широких магистралей, и было ощущение, что город спал. В почти полной тишине были слышны редкие всплески весел. Мы медленно скользили вниз по течению. Я был немного разочарован, так как ожидал целое шествие, а мы были одни на всей реке. Не понимал, зачем мы приехали сюда, можно было подождать в центре, у Кремля, например.

Вдоль набережной Тараса Шевченко мы подгребали к гостинице «Украина», напротив которой на другой стороне расположился Дом Правительства или Белый Дом. Всегда, когда вижу его, вспоминаю танки на Новоарбатском мосту, беспощадно обстреливающие здание Дома Советов. Так он тогда назывался.

Подплыли к мосту. Я повернул голову назад и неожиданно для себя обнаружил, что нас сопровождает целая процессия лодок, заполненных человеческими силуэтами.

– Это души утопленников? – воскликнула Наталья.

Наш скелет ей утвердительно кивнул головой.

После моста мы уже оказались в середине процессии, так как количество лодок увеличивалось с геометрической прогрессией. Вода слегка гудела от всплесков тысяч весел. Однако другие звуки не нарушали ночной покой. Вдоль набережной стояли дома в абсолютной темноте, мрачные и безразличные. Ни в одном окне не горел огонек. Мне это показалось странным, ведь всегда ночью кому-нибудь не спиться. А здесь даже голубых всполохов от работающего телевизора не было видно. Как будто жители окрестных домов знали, что в эту ночь будет вся эта вакханалия.

Мне хотелось разглядеть лица утопленников, однако они все были в плащах с капюшонами и в масках. Некоторые маски были похожи на венецианские, некоторые на африканские, некоторые на новогодние, некоторые изображали животных, а какие-то были с длинными носами, напоминающие персонажей сказок Гофмана. Они все были безмолвны и почти неподвижны. Во всей этой огромной процессии не было места эмоциям.

 Когда мы подплывали к Бородинскому мосту, я заметил, что он полон людьми, то есть призраками. На набережных также располагались пришедшие сюда души поглазеть на ночное зрелище. Многие из них рассаживались целыми группами или семьями при освещении огромных фонарей, которые они приносили с собой. Кое-кто даже разжег костры. В мигающем свете от язычков пламени я мог разглядеть лица некоторых зрителей. Их глаза восторженно горели в предвкушении начинающегося праздника и огромной тусовки. Даже в этом мире народ желает зрелищ.

Ледяное безразличие реки явно контрастировало с горящими страстями на ее берегах. Площадь Европы кишела призраками, создающими обычную московскую толчею и хаос. Мост Богдана Хмельницкого был облеплен невероятным количеством мертвых душ. Многим из них не доставалась места, и они падали вниз на голову скользящих в лодках утопленников. Однако на реке не обращали никакого внимание на сутолоку, творящуюся на суше.

Между домами всего на несколько минут показался Новодевичий монастырь. Там когда-то заточали в башне непослушных женщин, а потом скидывали их в пруд. Эту легенду я слышал много раз, но не знаю, насколько она правдива. Впереди проявился контур Воробъевых гор, которые были усеяны огнями пришедших на «праздник» зрителей. Река здесь повернула и расширилась, превратившись в большое озеро, заполненное лодками.

Мы постепенно приближались к центру, проплывая один мост за другим. За Крымским мостом появилась огромная статуя Петра Великого, стоящего на стрелке. Я посмотрел в его глаза – они выражали бешенство и недовольство, на лице была презрительная ухмылка. Ему все это шествие не нравилось.

После стрелки мы вошли в основное русло Москвы-реки, оставив в стороне обводной канал. Храм Христа спасителя светил нам своими золотыми куполами. При ночной подсветке у них действительно был золотистый отблеск. Хотя днем они казались охряными с коричневым оттенком.

После Большого Каменного моста мы оказались у стен Кремля. Его практически не было видно. Души умерших были везде: набережная, стены, башни и даже купола Храмов были увешаны призраками. От миллионов фонарей казалось, что наступил день.

Мы замерли в пробке, двигаться было некуда, лодки стояли впритык одна к одной. Даже в загробном мире Москва остается прежней, где всем не хватает пространства, где все стоит часами в бесконечном траффике. Мне стало душно от всего этого скопления неприкаянных душ.

– Уходим отсюда, я не могу больше здесь находиться, – воскликнул я, призывая своих друзей.

Перескакивая с лодки на лодку, мы выбрались на Софийскую набережную на противоположной стороне от Кремля. Заскочили в переулок и буквально через три минуты оказались на Болотной площади.

Мне хотелось погулять между ее огромными цветочными клумбами, посидеть на лавочке, на Лужковом мосту почитать имена влюбленных на замочках, которыми были увешаны искусственные деревья. Однако и здесь все было переполнено привидениями, а обводной канал также стоял в пробке из тысяч лодок.

Я вновь ощутил приступ удушья, как будто меня самого топили, только не в воде, а в море человеческих душ. Нужно было как-то выбираться из этого бесконечного потока. По переулкам Замоскворечья мы двинулись в сторону Московских окраин.

– Вон из Москвы, надоел мне мегаполис, – крикнул я.

– Согласен, – поддержал меня Серега, – у меня есть идея, завтра сходим кое-куда.

– Хорошо, как скажешь! – ответил я, – скучно мне и праздник совсем не ощущается.

Мы еще долго гуляли по улицам города, уходя от нахлынувшей толпы призраков.