Текст книги "Любовь и музыка"

Автор книги: Игорь Метальский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц) [доступный отрывок для чтения: 1 страниц]

ЛЮБОВЬ И МУЗЫКА

– Привет! Как дела? – вопль вывел меня из сомнамбулического состояния, в котором я находился, разглядывая двух девчонок, светленькую и темненькую, сидевших в моем ежедневном тряском автобусе чуть впереди меня по диагонали. Светленькая слегка походила на Лиз. Когда она улыбалась каким-то словам своей подружки, на нежных щечках появлялись ямочки. Я видел, что она время от времени бросает быстрые взгляды на меня, как бы случайно оглядываясь по сторонам. Я представлял себе, что она улыбается мне, а я легко прикасаюсь пальцами к этим ямочкам, и чувствовал, как в груди возникают гулкие удары, а уши начинают гореть.

Рядом со мной плюхнулся на жесткое сиденье Айвен. Удары в груди затихли, и я вернулся в окружающий мир.

– Есть клевая новость! В субботу праздник в Вултоне, и там будет играть Пит и еще один мой друг. Поехали, погуляем, дернем пивка, поджемим с ними! – Айвен старался говорить, как крутой уличный чувак. Ему было почти шестнадцать (на полгода старше меня), он играл на барабанах в школьной группе, и мне слегка льстило то, что он общается со мной, как с равным.

– В субботу? – по выходным я обычно дрых до упора, потом еще долго валялся, читая какую-нибудь книжку, потом бренчал на пианино или гитаре, подбирая что-нибудь… однако Айвен был полон энтузиазма, и программа звучала заманчиво. Почему бы и нет? А вдруг Лиз тоже там будет? – Окей, заходи за мной.

– Захватишь свою гитару? У них есть, но тебе лучше на своей, – Айвен подмигнул. Он знал все мои секреты.

– Окей, – мой взгляд опять зацепился за ямочки. Девчонки, заметив, что нас уже двое, теперь обе поглядывали на нас и весело шептались. Айвен помахал им рукой. Темненькая дернула веревочку, сигнализируя шоферу, и они встали. Айвен подскочил тоже, и вся компания вышла на остановке, весело болтая. Черт, как это легко у него получается. Надо было мне тоже пойти с ними, она так на меня посматривала…

Но на сегодня у меня был план – пока отец на работе, а Майк в школе, можно побренчать на гитаре часок. В голове у меня упорно крутилась клевая песенка, прослушанная вчера с Йеном в музыкальном магазине. Продавец косился на нас, поскольку знал, что мы ничего не будем покупать, но нам было пофиг, мы тащились от этой пластинки, и старались запомнить мелодию и слова. Я учил первую половину, Йен вторую, пока нас не выгнали, потом мы все записали на листочке и вечером выучили, однако аккорд в середине у меня звучал не так по-блюзовому, как на пластинке, и мне не терпелось его «довести». Надо срочно попробовать добавить какой-то пальчик! До прихода отца и Майка мне еще придется сходить за продуктами и вымыть утреннюю посуду. Увы, сегодня ни одна из моих теток нам не помогает, так что времени на музыку не так уж и много.

***

Черт, это уже отец вернулся! А я еще ничего не сделал. Гитару в чехол, скорее в магазин. Конечно, он ничего не скажет, только вздохнет. После смерти матери он совсем сник, стал мало разговаривать и почти не играет на пианино. Посмотрит вечером наш малюсенький телевизор, и на боковую.

– Пап, я быстро.

– Хорошо, давай. Майк, а ты пойди вымой посуду, окей?

– Почемуууу я? – Майк заныл свою обычную песню.

Я взял велик и вышел на шумную улицу, напевая вчерашнюю песенку. Я нашел нужный пальчик, и аккорд теперь звучал точно как на пластинке. Мне не терпелось показать песенку ребятам… интересно, кто умеет брать такой аккорд? Может быть, в субботу…

***

Мы с Йеном свалили с уроков и снова ломанули в музыкальный магазин. Сегодня был другой продавец, мы знали его, он подмигнул нам, дал несколько свежих пластинок и подтолкнул к комнате прослушивания. Мы слушали Чака Берри и нам хотелось одновременно петь, играть и танцевать. Мы вновь пытались запомнить мелодии и слова, а на пути домой в Оллертон я, похоже, задремал в автобусе, и мне привиделось, будто бы я сижу перед чем-то вроде телевизора.. я набираю на клавиатуре какой-то странной пишущей машинки строчку песни, которую я запомнил, и на экране, как по волшебству, появляется полный текст песни, и звучит ее мелодия… потом я набираю строчку из другой песни, совсем короткую, буквально три слова… и снова вижу на экране полный текст… и слышу музыку… Потом набираю «Лиз Стентон» и на экране возникает Лиз, как живая, и разговаривает со мной… черт, мне же выходить! Подождите! Водитель, ворча, останавливает уже тронувшийся автобус, и я пулей вылетаю на улицу. Вот е-мое, привидится же.

***

– Ну что, готов? – на пороге обнаружились Пит и Айвен, в туфлях на каучуковой подошве, брюках дудочкой и с набриолиненными волосами, веселые и возбужденные. Я повесил на спину чехол с гитарой, и мы двинули на автобусную остановку. Ехать было недалеко, хотя мы были бы не прочь прокатиться подольше, весело треплясь и поглядывая по сторонам в поисках девчонок. В парке около большой церкви из темно-красного камня уже вовсю гудело веселье, люди кидали кольца и сбивали кегли, пытаясь выиграть приз, с лотков продавали пиво и какую-то снедь, плыли запахи чего-то жареного. На невысоком помосте стояли стойки с микрофонами, барабаны и усилители, и болталось несколько парней, и это выглядело очень круто. Меня всегда как магнитом тянуло к любым музыкантам, и я не заметил, как мы оказались рядом с помостом. Пит запрыгнул на него и схватил свой музыкальный инструмент – стиральную доску.

Айвен не играл сегодня, так как это была группа не из нашей школы. Он помахал музыкантам и наклонился ко мне:

– Обрати внимание на Джона, классно поет! – и указал на парня в клетчатой рубашке с крутыми бачками, который вместе с остальными как раз заиграл в этот момент знакомую мне песенку. Стоп, да я его знаю! Я видел его пару раз в автобусе, оба раза с группой парней хулиганского вида, и выглядел он как их вожак, заносчиво бросая реплики и вызывающе поглядывая по сторонам.

Пел он и правда здорово, звонким и в то же время хрипловатым голосом, с блюзовыми нотками. Однако играл он не ахти, брал какие-то странные плоские аккорды, и я подумал, что я сыграл бы, пожалуй, получше. К тому же он, похоже, не знал всех слов, так что это скорее была импровизация, что, впрочем, звучало очень клево! Вокруг помоста собралась небольшая толпа молодежи, все приплясывали и хлопали в такт. Джон бросал в толпу вызывающие реплики между песнями, и ему весело кричали в ответ. Черт, я был бы не прочь оказаться там, вместе с музыкантами!

– Ну что, по пивку? – Айвен подмигнул.

– Давай, – я решил не отказываться. Отец пока не разрешал мне алкоголь, но я уже несколько раз пробовал пиво в компаниях.

– Помнишь тех курочек в автобусе? – Айвен опять подмигнул. Эдак он нервный тик заработает. – Я их пригласил, может быть, придут сегодня. Смотри внимательно вокруг!

– Да тут и без них есть кого склеить! – я старался быть циничным, как того требовал код поведения.

– Давай твою гитару, отдадим пока Джону, чтобы ты с ней не таскался, а после концерта поиграем вместе с ними, хочешь?

– Да, было бы круто! – это, правда, звучало очень заманчиво. Я играл несколько раз с Айвеном в группе на школьных вечеринках, и мне нравилось петь, быть в центре внимания, шутить со зрителями и управлять ими. Но это были все-таки «домашние» концерты, а здесь уже другой уровень – играть перед незнакомой публикой, наверно, страшновато.

***

– Смотри, Айвен, вон они! – я вдруг заметил в толпе «курочек» и помахал им рукой. Они заулыбались и помахали в ответ, и мы с Айвеном, протолкавшись через толпу, через секунду были рядом с ними.

– Джинни, Кэти, разрешите представить вам Пола, лучшего в мире гитариста! – Айвен изображал из себя церемонного джентльмена.

– Привет! Я жалел потом, что не вышел с вами из автобуса! – я снова попал под магическое обаяние ямочек и просто не мог отцепить от них свой взгляд, пытаясь сиять самой лучезарной улыбкой.

– У вас, наверно, были важные дела? – Джинни охотно улыбалась в ответ, то весело глядя мне в глаза, то поворачиваясь к Айвену, но при этом снова бросая на меня быстрые взгляды. У меня снова начали гореть уши.

– Девчонки, вы знаете, какая у нас с вами программа? – Айвен не умолкал. – Сейчас Джон и Пит закончат выступление, и мы все вместе валим в особое место, и там будет джем-сейшн, продолжение концерта, но только для вас! Хотите быть зрителями?

– Правда? Клево, хотим! Это ваши друзья играют?

– Нет, это не друзья! Это лучшие друзья!

Минут через сорок «программа» стартовала. Джон с командой закончили играть под аплодисменты толпы, и мы все вместе стали перетаскивать инструменты в подсобку около церкви. Затем там была установлена барабанная установка и подстроены гитары, после чего Джон послал Пита за пивом. Айвен, наконец, представил меня остальным ребятам.

– Джон, это Пол, познакомься!

– Привет! – Джон теперь был в очках и выглядел в них уже совсем не таким хулиганом. – Айвен говорит, ты круто играешь на гитаре? Покажешь?

– Попробую.

– Джон, познакомься! Это Кэти и Джинни!

– Привет, Кэти и Джинни, клево смотритесь! Хотите пива?

Началось всеобщее поглощение послеконцертного пива, перемешанное с болтовней, неумелым курением, солеными шутками, перемыванием косточек учителей и родителей. Наконец Джон, который как-то естественно оказался в роли главного, предложил:

– Пол, сыграй что-нибудь!

Я был давно готов к этому. В голове слегка шумело, настроение было веселое. Я достал гитару и взял ее в руки, готовясь сыграть только что выученную песенку, и заметил, как у Джона глаза полезли на лоб.

– Ха, как ты странно ее держишь!

К этому я тоже был готов. Среди всех моих знакомых гитаристов не было ни одного левши, поэтому моя манера держать гитару вызывала у всех изумление. Я и сам относительно недавно сообразил, что на моем инструменте надо переставить струны в обратном порядке, чтобы брать такие же аккорды, как все правши. После чего совершил гигантский рывок в улучшении игры.

– Окей, вы знаете «Это будет день»?

– Да, конечно! – нестройный хор слегка нетрезвых голосов выдал подтверждение.

– Тогда подпевайте!

И я сыграл песенку, которую я знал всю целиком, кроме вступления. Джон и в самом деле запел вместе со мной, и мне показалось, что наши голоса превратились в один! Хотя я слышал его хрипотцу, она классно ложилась на общий звук. Девчонки зааплодировали.

– Теперь «Длинная Сэлли»?

– Давай! – эту песенку тоже все знали. Айвен сел за барабаны, Пит схватил стиральную доску, а Джон взял свою гитару. Я чувствовал небывалое возбуждение. Мне хотелось петь и играть без остановки. Все аккорды и рифы получались отлично. Девчонки хлопали в такт и пританцовывали.

– Теперь «Двадцать пролетов»!

– Даваааааай!

Сейчас уже пели все и играли, кто на чем мог. Девочки танцевали вовсю, остальные тоже! Однако слова песенок полностью знал, похоже, я один. Остальные подпевали что помнили, либо импровизировали там, где не помнили.

Пит снова сбегал за пивом. Веселье продолжалось до темноты. Постепенно наш репертуар исчерпался, а пение стало заметно менее стройным, чем в начале джема. Я сбил пальцы на левой руке, а пальцы правой уже не всегда попадали на нужные струны. Наконец, девочки объявили, что им пора, да и мне уже тоже надо было возвращаться домой…. пожалуй, есть шанс проводить Джинни?

– Пол, ты правда классно играешь, покажешь мне аккорды? – Джон, извергая пивные пары, наклонился ко мне и протянул свою гитару. – Черт, она настроена как банджо, и звучит хуже, чем у тебя.

– Окей, Джон, но мне уже пора. В следующий раз, хорошо?

– Ладно, заходи ко мне, когда сможешь. Пит и Айвен знают, где я живу.

– Зайду, Джон, с удовольствием.

– Стоп, а лучше знаешь что? Хочешь играть с нами? Приходи! Мы не очень часто репетируем, обычно только перед концертами типа сегодняшнего.

У меня екнуло в животе. Неужели в следующий раз я буду играть с Джоном на таком же помосте перед посторонней публикой? Мечты сбываются? Но надо держать марку.

– Спасибо, Джон. Я подумаю.

Все двинулись к автобусной остановке. В голове моей туманилась шумным фоном гремучая смесь музыки, опьянения, образов Джинни и Лиз, и я чувствовал, что полностью выпал из реального мира, хотя при этом ухитрялся что-то отвечать на реплики собеседников. На улице компания разделилась – Джон с друзьями двинули в свою сторону, а я, Пит, Айвен и девчонки – в свою, решив плюнуть на автобус и идти в Оллертон пешком.

– Пол, ты правда лучший в мире гитарист! – Джинни улыбнулась, что само по себе весьма эффективно выбивало меня из колеи, и неожиданно взяла меня под руку. Туман в голове немедленно превратился в торнадо со взрывами, и я чуть не упал, почувствовав локтем нечто теплое и круглое. Кэти шла под руку с Айвеном, а Пит сам по себе, болтая и поддразнивая нас, пока мы, наконец, не подгребли к его дому. В этот момент я почувствовал, что мне надо сделать нечто важное, и плавно опустился из космоса на землю.

– Слушай, Пит! Скажи Джону, я согласен играть с вами, окей?

– Конечно! У нас репетиция в четверг, я зайду за тобой. Покажешь нам аккорды!

Через какое-то неопределенное время, проведенное в каком-то неопределенном пространстве в том же состоянии блаженного восторга, я обнаружил себя стоящим на незнакомой, абсолютно пустой и темной улице, вдвоем с Джинни, очевидно перед входом в ее дом. Джинни улыбалась, стоя лицом ко мне, и, по-видимому, прощалась. Я не понимал ни слова. Моя левая рука сама по себе медленно вытянулась, и мои пальцы прикоснулись к ямочке на ее щеке. Джинни замолчала, продолжая улыбаться и глядя на меня. Время остановилось, и я слышал только гулкие удары в собственной груди... откуда-то спустилась неуместная мысль: Лиз мне бы это никогда не позволила… Джинни развернулась, взбежала по ступенькам и исчезла за дверью, быстро оглянувшись, махнув рукой и продолжая улыбаться. Через некоторое время я пришел в себя... и понял, что надо бы найти дорогу к дому, который, очевидно, находится где-то неподалеку... Это ведь Оллертон, Ливерпуль, я не ошибаюсь?

***

Я медленно засыпал, забившись целиком под одеяло и постепенно отдаваясь во власть странных видений. Мы с Джоном и еще двумя ребятами играем, стоя на помосте, на каком-то веселом летнем празднике, под аплодисменты Джинни и Лиз и крики прочих зрителей... солнечный свет сменяется прокуренной темнотой подвала и слепящим светом рампы... подвал выворачивается в необъятную чашу какого-то грандиозного стадиона, в центре которого под черным космическим небом все тот же помост вместе с нами... бешеная истерика толпы в ответ на каждое мое слово... у меня вырастают крылья и я летаю над Англией, Америкой и всем земным шаром...

И наконец, я проваливаюсь в сон с одной блаженной мыслью: «Хороший был день сегодня… суббота, 6 июля 1957 года...»

ЛЮБОВЬ И ВЛАСТЬ

Лязганье засова привычно вырвало меня из чуткого сна. Так, куда на этот раз? Я опустил ноги на каменный пол и быстро нащупал обувь. К моменту, когда дверь завершила свое скрипучее открывание и в комнату вошли два охранника, я уже был готов. Рассвет, по-видимому, уже близок. Они всегда приходят в это время. Что ж, по крайней мере, еще не жарко.

– Собирай вещи! – Значит, переводят. Платок, дневник, письменные принадлежности, покрывало... вроде все.

– Готов? Пошел!

Я иду по узким каменным проходам, время от времени почти утыкаясь носом в вонючую спину переднего охранника. Хорошо хоть руки перестали связывать последнее время. Все же ценят. Куда, зачем, почему – эти вопросы я уже давно не задаю ни смотрителям, ни себе. Мозг постепенно, как обычно, отключается от окружающей обстановки, и уходит в отдельный мир, составленный из воспоминаний и видений.

***

– Милый, ты слышишь меня? Открывай! – знакомый сладкий шепот доносится из-за двери, и в груди у меня екает. Зули снова здесь, не прошло и недели. Надеюсь, она не менее осторожна, чем всегда. Меня охватывает возбуждение, вызванное смесью чувства опасности, стыда и предчувствия волшебных утех. Осторожно отодвигаю засов и, не успев толком прикрыть дверь, тону в жадных объятиях, черных шелковистых локонах и терпком аромате.

– Подожди, я закрою дверь. Слуги не видели тебя? – я с трудом высвобождаюсь из плена на несколько секунд. Зули вихрем влетает в глубину моего жилища и садится на кровать, лукаво улыбаясь.

– Конечно, нет. Я знаю, когда приходить.

Я тихо задвигаю засов и сажусь на стул. Меня слегка колотит. Смятение, так наверно это называется.

– Чем ты занимался?

– Я...

– Иди сюда! – мой ответ не имеет никакого значения, как и общепринятые правила приличия. Слегка повернувшись, она сдвигает покрывало на кровати, при этом заметно обнажаются вполне еще стройные ноги. Мой мозг начинает забывать о мыслительной деятельности.

– Все же мы не должны...

– Перестань болтать! Иди сюда скорее.

Видя мою нерешительность, она прибегает к испытанному методу. Вскочив с места, подлетает ко мне и, устроившись у меня на коленях, нежно, но твердо берет мою руку и кладет ее ладонью на амулет, висящий на ее груди. Тепло ее кожи вливается в меня и вспыхивает огнем вверху и внизу моего тела, а впившийся в ладонь амулет обостряет возбуждение. Мозг отключается окончательно, и мы, сцепившись в судорожных объятиях, падаем на постель. Одежда летит по сторонам, мир перестает существовать.

***

– Пока, мой ангел! Запри за мной дверь, – легкий поцелуй слегка остужает мой нахмуренный лоб, и Зули выпархивает из моей комнаты, тихонько прикрыв дверь.

Так больше не может продолжаться. Я рискую всем, если не жизнью. Ее высокопоставленный муж доверил мне управление всем своим хозяйством всего лишь год назад, за это время я наладил ведение записей, уволил трех самых крупных воров и навел порядок в полях. А ведь мне всего двадцать три. После всего, что со мной было, мое нынешнее положение было самым настоящим волшебным чудом, и я мог рухнуть с этой вершины очень глубоко: Зули никак не входила в список доверенного мне имущества. Я давно замечал и холодность в отношениях сорокалетних супругов, и адресованные мне томные взгляды, и чувствовал, что эти взгляды к добру не приведут. Как всегда, предчувствия меня не обманули: я втянут в очень опасные отношения. Да, она чертовски хороша в постели, а у меня не было женщин несколько лет, но больше так продолжаться не может. Я даю себе слово.

***

Я в очередной раз утыкаюсь носом в широкую спину остановившегося охранника. Мы выходим из ворот. Небо быстро светлеет, скоро станет жарко. Движение возобновляется, и я снова ухожу в воспоминания.

***

– Зули, послушай, я не могу у тебя остаться, пойми...

– Что значит не могу? Ты обязан мне подчиняться, ты что, забыл?

– Я не могу нормально работать, ведь это постоянная нервотрепка. Тифарос мне доверяет, я не могу его обманывать. К тому же он может вернуться в любой момент.

– Глупости! Он уехал к Хиану, значит, не вернется минимум два дня! – злобный повелительный тон Зули внезапно сменяется томным воркованием. – А может быть, я тебе больше не нравлюсь?

– Ты безумно хороша! Но я не могу больше... Прости меня.

Зули подходит ко мне ближе, и я начинаю чувствовать знакомое возбуждение. Моя ладонь, повинуясь ее руке, ложится на амулет. Другой рукой она касается моего тела, и я чувствую, что снова теряю самообладание под натиском вожделения.

Но на этот раз что-то помогает мне. Я резко разворачиваюсь и выбегаю из комнаты, вырвавшись из схватившей меня за рукав изящной руки. Я слышу треск чего-то рвущегося и уже за дверью обнаруживаю, что половина рукава у меня отсутствует, а в ладони зажат амулет с обрывками цепочки. Дело плохо.

***

– Идиот, мать твою! Ты, иностранец, был поставлен над всеми моими людьми! И вот результат! Как ты мог! Ты что, не понимаешь, что одно движение моего пальца, и ты исчезнешь из этого мира?!

– Понимаю, господин, – я стою навытяжку в кабинете Тифароса.

– То, что рассказывает Зули, не похоже на тебя. Пытался изнасиловать! Украл амулет! Бред какой-то. Но обвинение предъявлено, причем публично! Все слуги в курсе, да и не только слуги! На карту поставлена репутация – моя, Зули и всей семьи. Еще раз спрашиваю, это все правда?

– Это неправда, господин. Но вы все равно не поверите мне, господин. Вам приходится верить Зули.

– Где амулет, твою мать?

– Я вернул его с Амоном.

– Амон все отрицает!

– Его запугали, господин.

Пауза.

– Так. В общем, все равно другого выхода нет. Убивать тебя не будут, но в узилище побыть тебе придется. Сегодня передашь все дела Амону. Из дома не выходить. Ничего никому не писать. Вон!

***

Меня ведут уже почти час, судя по взошедшему солнцу. Что-то странное. Мы уже давно вышли из бедной части города и сейчас идем по богатым кварталам, утопающим в зелени. Я не бывал в этих местах уже три года, но здесь мало что изменилось. В одном квартале отсюда, по левую сторону, огромная усадьба Тифароса. Неужели он решил меня освободить? В тюрьме несладко... ко мне снова возвращаются видения.

***

Лязг засова, в камеру вталкивают толстяка с ошалевшими от ужаса глазами. Обхватив голову руками, он забивается в угол.

Странно. Уже почти год я был на особом положении, у меня была отдельная камера, не очень грязная, в относительно не жарком месте, без крыс и насекомых. Начальник тюрьмы не мог отказать Тифаросу, который попросил за меня. Впрочем, я надеюсь, начальник не в обиде, ведь заключенные меня слушаются, невзирая на мой возраст. Мои предсказания несколько раз спасали многим из них жизнь, или, как минимум, здоровье. Драк и прочих неприятностей стало явно меньше, и карцер довольно часто пустует.

Так что же это за неожиданное подселение?

Но через некоторое время мое недоумение развеяно. Новый сосед оказался слугой, подававшим вино самому Хиану, так что ему тоже положены особые условия. Провинившись чем-то во время очередного торжественного застолья, он крепко разозлил Хиана, вот и результат. Теперь ему остается только ждать милости, впрочем как и мне. Да, Тифарос говорил мне не раз, Хиан горяч. Может в порыве злобы не только слугу забить, но и город сжечь, если дань утаивают.

Ну что ж, Зон, милости просим, в тесноте да не в обиде. Бывали у меня времена и похуже… вместо крыши над головой палящее солнце, вместо еды песок, вместо одежды кусок шкуры…в тюрьме хотя бы кормят.

***

Нет, мы прошли мимо знакомого поворота к усадьбе Тифароса – значит, у нас другая цель. Пыльная улица поднимается в гору, идти по жаре довольно тяжело. Передний и задний охранники время от времени лениво переговариваются между собой о чем-то своем, не обращая на меня внимания. Чем выше, тем более знатные люди тут живут, тем шикарнее въезд и обширнее сад. На самой вершине усадьба и дворец Хиана.

***

Огромный дворец освещен тысячами свечей и факелов… Необъятный стол завален фруктами, хлебом, мясом, заставлен чашами с вином… за столом бесконечное количество богато одетых людей, все едят и пьют… гул голосов отдается эхом… Во главе стола самый главный человек, которому все подчиняются, он и созвал этот грандиозный пир… это Хиан… я сижу по правую руку от него… дальний конец стола теряется во мгле… нам подают еду и напитки сотни слуг… среди них Зон, он выжимает грозди винограда в чашу, одну за другой, три раза, и подает Хиану… тот кивает и принимает чашу… Зон поворачивается ко мне, в его глазах страх, он говорит:

– Сосед, проснись, сосед! – дворец искажается, как в кривом зеркале, и исчезает в красно-черной мгле. Мой мозг возвращается из сновидения в реальный мир. На теле испарина, руки слегка дрожат – значит, это был не просто сон.

– Сосед, мне страшно, – Зон, стоя на коленях пере моим ложем, трясет меня за рукав. – Мне приснилось, будто я снова у Хиана, снова работаю… Я здесь уже два месяца… мне ни разу такое не снилось. Что это значит, как ты думаешь?

– Подожди, Зон, дай приду в себя, – я осторожно сажусь. – Я скажу тебе, подожди.

– Что? Что это значит? Ты знаешь все о сновидениях, все так говорят. Объясни, умоляю. Может быть, меня выпустят?

– Сейчас, сейчас... Скажи, Зон, ты выжимал сок из винограда во сне?

– Да, да, откуда ты знаешь?

– Три раза?

– Да, кажется… да, три раза.

– Зон, тебя выпустят через три дня и вернут на твое прежнее место. Хиан недоволен новым виночерпием и хочет вернуть тебя.

– Боже мой, правда?

– Да, правда, – я увидел чужой сон, у меня так уже бывало раньше, и я знал: это означает, что сон вещий. – Зон, послушай. Если тебе вдруг представится удобный случай, расскажи Хиану о том, что я работал у Тифароса, и что я здесь по ложному доносу уже два года… помоги мне, и я потом помогу тебе.

– Боже мой, неужели меня выпустят?

Не знаю, услышал ли он мою просьбу. Я только знаю, что он услышал мое предсказание. И я знаю, что оно сбудется. Не было еще случая, чтобы чужой сон обманул меня.

***

Я стою на берегу огромной реки, среди высокого густого тростника, и вижу, как из мутной воды показывается округлая бурая спина большого животного... кто это, бегемот? животное выходит на берег, с него льются потоки воды... это толстенная, как бегемот, добрая корова... Странно, коровы не живут в воде... но ведь это сон, во сне все бывает. Вот еще одна... еще.. пять... семь... коровы останавливаются на берегу, мотая головой и мыча. Сейчас будет что-то страшное... Из воды показывается черный скелет другого животного... это тоже корова, но другая, очень тощая и злая.. еще одна... пять... семь... они стоят в воде, рыча, как тигры, и вдруг разом выскакивают на берег и окружают толстых добрых коров, заваливая их на землю, вонзая в них рога и впиваясь в них зубами... во все стороны летит кровь и куски мяса... высокий тростник вдруг начинает жухнуть и сворачиваться, на глазах превращаясь в сухие палки, которые затем рассыпаются в пыль... река начинает быстро мелеть и высыхать... еще мгновение, и вокруг пустыня. От коров остались одни скелеты.

Я просыпаюсь. На теле испарина, руки дрожат.

***

Мой Бог, мы уже почти на вершине холма! Дорога, расширившись, упирается в последний въезд, обрамленный высокими каменными колоннами с выбитыми на них молитвами и восхвалениями. Въезд ведет в огромный сад. Я здесь никогда не был, но знаю – за ним дворец Хиана. У ворот охрана, подчиненные Тифароса. Мои конвоиры переговариваются с охраной, один из охранников уходит в глубину сада. Ожидание.

Зачем привели меня сюда? Что ж, я уже знаю зачем. Меня привели на суд. Который может кончиться одним из двух: освобождение или казнь. Меня знобит, несмотря на жару, и бьет мелкая дрожь. Пот струится по спине. Сегодня должна решиться моя судьба. Я давно готовил себя к этому дню, и все равно он пришел неожиданно. Ни один из моих снов не предсказывал его наступления сегодня.

Из глубины сада выходят трое, один из них возвращается к охране въезда, двое других принимают меня у тюремных конвоиров и ведут куда-то вглубь сквозь сад, по чудесной дороге среди олив, пальм и фиников. Я вижу эти красоты как в тумане, мозг плохо фиксирует окружающую действительность. А вот и дворец... он грандиозен, я никогда раньше не видел такого огромного здания. Мы поднимаемся по ступенькам и меня заводят внутрь. Здесь прохладно и полутемно, пол застелен коврами, окна завешены полупрозрачными шторами. Меня долго ведут по бесконечным коридорам, навстречу время от времени попадаются какие-то люди. Я постепенно немного успокаиваюсь. Все же у меня должны быть шансы. Тифарос, я думаю, все еще надеется получить меня обратно – по слухам, он недоволен новым управляющим, значит, возможно, он замолвит за меня словечко.

Наконец, мы останавливаемся перед богато отделанной дверью. Конвоиры отбирают у меня мешок с вещами и обыскивают мою одежду, затем один из них осторожно приоткрывает дверь и заглядывает внутрь помещения. Получив, очевидно, разрешение войти, он делает знак второму конвоиру, и тот подталкивает меня вперед. Дверь открывается полностью, впуская нас, и мы оказываемся в огромном зале с высокими потолками. Вдоль стен стоят люди, тихо переговариваясь, в дальнем конце зала трон. Я опускаю глаза: Тифарос рассказывал мне, что смотреть в глаза Хиану без его разрешения запрещено.

– Подведите его ближе! – я слышу властный голос, привыкший отдавать указания, и в то же время в нем слышна какая-то неуверенность.

– Да, правитель.

Я чувствую на плече тяжелую руку. Первый охранник отступает в сторону, второй, не снимая руки с моего плеча, подталкивает меня. Я повинуюсь и иду вперед, глядя в пол. Странно, я почти успокоился. Сейчас меня поставят на колени и прокурор зачитает обвинение. Потом дадут слово либо мне, либо кому-нибудь, кто готов выступить в мою защиту. Все мои надежды либо на Тифароса, либо на начальника тюрьмы. Впрочем, это все формальности. Решение в любом случае за Хианом, и он его наверняка уже принял. Что ж, чему быть, того не миновать.

Я чувствую, что мы подошли совсем близко к трону. Рука охранника останавливает меня и остается на моем плече. Пауза. Стал слышен шепот людей.

– Вот ты каков, иноземец. Что ж, правду говорят, хорош собою.

Странное начало.

– Говорят, иноземец, ты умеешь толковать сны?

Что? Неожиданный вопрос совершенно дезориентирует меня и сбивает с толку. Что это значит? Где же обвинение? Оно не должно начинаться с вопросов. Что отвечать?

– Иногда, правитель, – выдавливаю я.

– Посмотри мне в глаза, разрешаю.

Я осторожно поднимаю взгляд. Передо мной, на возвышающемся троне, богато одетый худощавый человек лет сорока. Он сверлит меня взглядом, в котором чувствуется усталость, вопрос и надежда. Сбоку от трона и чуть позади него стоит очень красивая черноволосая молодая женщина, тоже внимательно рассматривая меня.

– Слушай меня внимательно, иноземец. Это твой шанс на помилование. О тебе хорошо отзываются и, хоть ты и обвинен в преступлении, я могу простить тебя, если сможешь ответить на мои вопросы. Ты хорошо понял меня?

В этот момент в мозгу у меня начинает складываться новая картина, потому что я внезапно вспоминаю своего давнего соседа по камере, Зона. Меня привели не на суд! Зон не забыл обо мне! Он рассказал Хиану! Впрочем, шансы мои все те же. Ведь я на экзамене, стоит завалить его, и...

– Да, правитель, я понял тебя.

– Хорошо. Вот что я тебе расскажу. Меня уже месяц преследует странный сон, после которого я просыпаюсь со страшной головной болью. Мой врач не может помочь мне. Мой астролог не может истолковать его. Если ты сможешь мне помочь, я помогу тебе. Вот мой сон: я стою на берегу реки, среди тростника, и вижу, как из воды показывается спина большого животного...

В моем мозгу вспыхивает яркая вспышка.

– Правитель, разреши мне перебить тебя! Умоляю простить за это, сейчас ты поймешь причину.

– Проклятье! Ты что, сошел с ума, иноземец?!

– ...ты видишь, как из мутной воды показывается округлая бурая спина большого животного... животное выходит на берег, с него льются потоки воды... это добрая корова... – и я заканчиваю изложение сна Хиана, глядя ему в глаза.