Текст книги "Незаметный человек / Восьмой участок кладбища (СИ)"

Автор книги: Игорь Маранин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Маранин Игорь Юрьевич

Незаметный человек

1.

Лишняя могила обнаружилась случайно.

На восьмом участке Салов и Лопатин прикапывали за оградкой кота, откинувшего лапы накануне вечером. Хозяйка уговорила землекопов совершить акт милосердия за три сотни рублей. Закончив работу, сели перекурить, и тут взгляд Лопатина упал на свежий могильный холмик.

– Это чё? – удивлённо произнёс он. – Кто накопал, на?

Под рябиновым кустом с ещё зелёными гроздьями ягод ровным прямоугольником темнело свежее захоронение. Почесав небритый подбородок, Салов обошёл его по контуру и остановился у деревянного креста.

– Степан Иванович Незаметный, – прочёл он на картонной табличке, прибитой к кресту.

Покойный словно издевался своей фамилией над землекопами, не заметившими самоуправства на подведомственной территории.

“Во-первых, – загибая пальцы, думал Салов, – на восьмом участке хоронить запрещено, закрыт он. Во-вторых, нарядов за вчерашний день закрыто четыре – и все на тридцать втором участке. В-третьих, Моська отпустил их в два часа, а до двух они никак не успели бы здесь отработать. В-четвертых, Женька Салов свой ум ещё не пропил …”

– Ты чё пальцы гнёшь, на? – Лопатин сделал затяжку и бросив сигарету, затоптал её кирзовым сапогом. – Звони Михалычу, пусть башляет нам бабки. А ежели ещё раз в нашу смену халтурить будет, я его ушами дышать заставлю.

– Не кипишись, Лопата, – загибая пятый палец, охладил его товарищ. – Михалыч в Тамбов укатил, сын у него разводится. И напарника прихватил: там такой скандал – стенка на стенку.

Собрав доводы в кулак, Салов разогнул пальцы и достал телефон – о лишней могиле следовало сообщить Моське, то есть директору Моисеенко. Выслушав подчиненного, тот разразился длинной тирадой, из которой следовало: ни о каком захоронении он не знает, а за появление его вычтет у копалей из зарплаты.

– Раз, говорит, в вашу смену схоронили, вы и виноваты, – скривившись, словно от зубной боли, плюнул Стольник.

– Михалыч это! – убеждённо сказал Лопата. – Больше некому, на. Пришиб в Тамбове из родни кого, привез и закопал. Или масоны – фамилия у мужика подозрительная.

Лопатин был убеждённым конспирологом и верил в НЛО, порчу и всемирную закулису.

– Надо узнать, кто такой этот Незаметный! – заявил его напарник, сморкаясь в клетчатый носовой платок размером со скатерть.

2.

От Верки Сычёвой ушёл муж – третий с начала года, и она оплакивала судьбу, сидя перед телевизором. Подле безутешной женщины стояла ваза с клубничным вареньем и кружка чая размером со спортивный кубок. Ответив на звонок, Верка долго не могла поверить, что ей звонит Женька Салов. Женьку она помнила хорошо: в школе он учился двумя классами старше, красиво матюгался и гонял всех пацанов во дворе. Теперь, говорят, работал на кладбище, колымил хорошие деньги и имел право бесплатно хоронить родственников.

– Зайди в “Одноклассники”! – кричал в трубку Салов. – На свою страничку!

– Зачем? – не могла понять Верка. – Что случилось? Это точно ты, Жека?

Салов многоэтажно выругался.

– Точно ты! – обрадовалась Сычёва. – Ты же вроде развёлся, да?

Как назло связь рвалась, и слышно было худо: то ли из-за плохого покрытия оператором, то ли из-за басовито стучавшего в необъятной груди взволнованного сердца.

– Фамилия у него – Незаметный! – настаивал Жека.

– Не было у нас в классе такого! А ты точно со своей разошёлся?

– Верка, край мне надо о нём узнать! Хошь, я тебе огород вскопаю?

“Огород? – хотела удивиться Верка. – Зачем его копать в июле?”

Но вовремя прикусила язык. Да пусть перекопает этот чертов огород, жалко что ли?!

Комары на кладбище злые, не чета обычным. И волдыри от них величиной с пятирублевую монету. Но некоторых людей они облетают стороной, словно не замечая. Лопате дружно завидовали все землекопы: его кровососы не трогали.

– Я как думал? – рассказывал Салов, прихлопнув широкой ладонью очередную гроздь насекомых. – Нынче даже ЦРУ террористов по социальным сетям ищет, а чем я хуже? Может, на внешность он и незаметный, а фамилия очень даже приметная. Помнишь, Верку Сычеву из школьной команды по баскетболу? Она в “Одноклассниках” выложила фотку седьмого класса и подписала все фамилии, вот, гляди. В нижнем ряду справа – Стёпа Незаметный.

– Не видно ничо, на, – вглядываясь в фото, произнёс Лопата. – Засвечена морда у него.

– Плюнуть и растереть! Всё равно отыщем… Верку узнаешь?

– Ничо она худая была! Щас не обхватишь, разве тока за шею… Это всё масоны, на.

– Чо масоны? – опешил Салов.

– Виноваты они, говорю.

– В том, что Верка растолстела?

– Ну да. Травят её соей и пальмовым маслом, вот и разнесло бабу.

Некоторое время они курили молча. Салов шлёпал комаров и думал о Верке – ему нравились женщины в теле. А худышки, наоборот, виделись чахлыми и болезненными. Лопатин размышлял о масонах: добрались вольные каменщики до их городка или нет? Получалось, если могилу копал Михалыч, можно было жить спокойно, только на сою и пальмовое масло не налегать.

Телефон тренькнул через час. Женька включил громкую связь и умиротворённую тишину кладбища нарушил воркующий Веркин голосок.

– Ты представь! – радостно щебетала она. – Учился этот Незаметный с нами до девятого. Даже в походы ходил и в Анапу по путёвке ездил. Это я по фотографиям выяснила. Помнишь, мой класс путёвку выиграл на Олимпиаде? Золотое было детство… Ну кроме старших классов, там жуть сплошная. Слушай, а с огородом ты не обманешь, нет?

– Не обману, – пообещал Жека. – Ты рассказывай, рассказывай.

– Я как думала? – хвасталась Верка. – Раньше менты бабок у подъездов расспрашивали, когда преступников ловили. А чем я хуже? Поднялась на восьмой к бабе Зине – помнишь её?

– Ну.

– Чахнет на своём восьмом! Прежде-то скамейки у подъездов стояли, и цветочки росли, а сейчас всё машинами заставлено. С восьмого этажа попробуй в её годы разгляди, что во дворе делается. А у тебя какой автомобиль, Жека?

– Большой.

– Я так и думала почему-то! А цвет какой?

– Так чо старуха-то? В памяти ещё?

– Ха! Это мы одноклассников не помним, а баба Зина и сейчас всё про всех знает. У Стёпкиной матери (я её вспомнила!) коса до колен была, а работала она на заводе кладовщицей. Там же и отец трудился токарем. На редкость дружно жили, этаноловая семья.

– Эталонная, – поправил Салов.

– Оба предка на районной Доске почета висели. Правда потом, когда Стёпка в армии был, папаша свинтил из семьи, – тут Верка жалостливо хлюпнула носом. – А мамка волонтером заделалась и съехала из дома. Так я насчет огорода беспокоюсь, Жека! Некопаный ведь стоит, а уже середина июля.

– Будет тебе огород, будет! – пообещал Салов.

Ему вдруг самому захотелось этого неприхотливого дачного уюта. Неторопливой работы на грядках, запаха борща с маленькой кухни и долгого чаепития на закате под яблоней.

Ничего путного Верка больше не выяснила. Со срочной службы Степана, по её словам, отправили на ближневосточную войну.

3.

Моська приехал на велосипеде. В тёмно-зелёном костюме он напоминал кузнечика, но норов имел как у саранчи – крутой, нахрапистый.

– Какого хера вы сюда припёрлись?– орал он. – Халтурили втихаря? Кошечек с собачками прикапывали? Вы в своём уме?! Здесь нельзя хоронить! Здесь отцы-основатели города лежат! Космонавт! Почётные граждане! А вы им дохлых кошечек по соседству? Где эта могила?!

Он лихо соскочил с велика, но поскользнулся и едва не упал.

– Мы тут расследование провели, – сообщил Салов, глядя, как директор наматывает круги вокруг незаконной могилы. – Захороненный гражданин учился в школе Љ 2, затем в училище. Был призван в армию, а в конце службы – отправлен на ближневосточную войну. Надо бы военкомат задействовать. У вас нет там знакомых?

Моська остановился и посмотрел на землекопа.

– Все люди – будущие покойники, – заявил он. – Всем лежать на хорошем месте хочется. Как говоришь, его фамилия? Неизвестный?

– Незаметный.

– Ща всё узнаем.

Через час они действительно узнали всё, что было известно военкомату о рядовом Степане Ивановиче Незаметном: рост, вес, размер стопы и окружность грудной клетки в сантиметрах. Военком даже обзвонил нескольких сослуживцев покойного, но ни один его не припомнил. По документам выходило, что Незаметный принимал участие в боевых действиях, был ранен во время наступления а, комиссовавшись, вернулся в родной город и устроился работать на завод.

– Зря мы в ту войну влезли, – заметил Салов.

– Ты мне это брось! – погрозил ему Моська. – Чего тебе из могилы видно, а? Посмотри, как наш район расцвел: улицы заасфальтировали, капремонт десяти домам сделали, три детских сада открыли и школу с бассейном! Может, это потому, что мы их планы сорвали, а?

– Да уж года четыре, как всё в упадок приходит, – сплюнул Салов.

Директор был готов разразиться гневной тирадой, но его отвлекли комары. Пока он бился с ними, выделывая между могилок балетное фуэте, в разговор встрял Лопатин.

– Спецназ всего на полчаса опоздал, на, – сообщил он. – Я в журнале читал: во время войны в пустыне потерпел крушение НЛО. Арабы успели первыми и все инопланетные технологии себе забрали.

– Ты чо несёшь, Лопата? Какие технологии?

– Телепатические. Против них танки и самолёты бессильны. Потом мы их телепатов ликвидировали, но было уже поздно, на.

Закончив фуэте, Моська глянул на раскрасневшегося землекопа и заржал во весь голос. Отсмеявшись, директор сел на велик и сказал уже совершенно серьезно:

– С заводом я вам не помощник, его давно закрыли. Но детектив одобряю, можете гулять до завтра на все четыре стороны. Ежели не узнаете до утра, откуда могила – выкапывайте к чертям! Я на своём кладбище самоуправства не потерплю. Ясно?

– А с зарплатой чо? – на всякий случай уточнил Салов. – Не будете штрафовать?

– Буду! – решительно заявил директор. – За кошечек.

И уехал с такой скоростью, с какой ещё ни один комар не летал.

– Знаю я одного человека, на, – произнёс Лопатин, провожая тяжёлым взглядом Моську. – Он на том заводе лет сто отработал, а может и двести. На Садах живет. Пошли?

4.

По соседству с покойниками текла совсем иная жизнь, там расположилось несколько дачных обществ. Крайние огороды выходили к могилкам, и не знающая ремня и страха детвора бегала по ночам пугать друг друга на кладбище. Проводив недобрыми взглядами директора, землекопы двинулись в сторону садов. Но не успели сделать и полсотни шагов, как Лопатин резко остановился и замер в неестественной для себя позе.

– Да ну на! – не веря собственным глазам, сказал он. – Мы ж тебя закопали!

У оградки вылизывал шерсть большой рыжий кот.

– Ты чо, Лопата, совсем шизанулся? – остановился рядом с ним Салов. – Тот тёмным был.

– Точно тёмным?

– Зуб даю! Веди к твоему Степанычу.

– Семеныч он, – приходя в себя, поправил Лопатин.

Старик гостям обрадовался.

– Почитай круглый год здесь живу, – ставя на плиту чайник, рассказывал он. – А чего в городе делать? Печка в доме есть, тишина, покой. Короче, зимой я за негласного сторожа, кое-кто даже доплачивает, чтобы за домиками приглядывал.

– А Верки Сычевой дача здесь, не знаете? – неожиданно спросил Салов.

– Верки-то? Здесь, неподалёку.

Землекоп удовлетворённо хмыкнул: выходило, от Веркиной дачи ходить на работу даже ближе, чем из дома.

За чаем перешли к разговору.

– Ох, и завод у нас был! Немецкие станки, лучшая в России пластмасса. Канистры, ведра, тазы – у меня до сих пор в сарае десять штук валяются. Лыжи детские. Пробки винные. Чего только не делали!

– Ты Степку Незаметного помнишь?

– Всех вроде помню, а такого нет, извините мужики. Был бы дома – позвонил кадровику. А здесь у меня и телефона нет.

– Как ты ваще без телефона живешь, на?

– Да зачем он мне? Раньше, как было: договорились люди встретиться и каждый вовремя приходит. Ну, пять-десять минут не в счёт. А сейчас? Чуть что, сразу за телефон хватаются: опоздаю на полчаса, буду через час… Тьфу! Или взять компьютеры ваши. Мне в банке квитанцию об оплате полчаса печатали. То у них программа зависла, то пароль изменился, то связи с базой данных нет. Вот даже кнопки эти поганые в лифте? Раньше войдут люди и спрашивают: какой вам этаж? А теперь? Каждый свою кнопку нажал и едут молча.

– Ну хоть номер этого кадровика ты помнишь?

– Номер-то? Помню, конечно. Память у меня хорошая.

– На тебе телефон, звони.

Разговаривал Семеныч долго: болячки, поликлиники, погода, урожай…. Салов уже злиться стал, но тут старики перешли к делу. И за пять минут выяснилось, что Незаметный Степан Иванович уволился с предприятия за год до кризиса: его избрали депутатом районного совета. В совете он работал два срока подряд, но затем какой-то горлопан понравился избирателям больше. В последние годы сильно болел, врачи говорили – последствия ранения в живот. Кадровик действительно знал много, они были соседями.

Попрощавшись, Семеныч отдал трубку Салову, поправил очки и хмуро посмотрел на гостей.

– Чего ж вы мне голову морочите? – спросил он.

– В смысле, на? – не понял Лопатин.

– С бородой у вас кто из землекопов?

– Михалыч.

– Вот он и хоронил вчера. Кадровик на похороны приходил, говорит, мужик очень хороший был. Только скромный шибко.

5.

Контора кладбища, отделанная мрамором и гранитом, тонула в лучах заходящего солнца. Заасфальтированная площадка, расчерченная косыми белыми полосами под парковку машин, почти опустела. Но привычной томной вечерней тишины не было и в помине. Над маленьким Моськой нависал огромный бородатый мужик со здоровенным фингалом под заплывшим глазом.

– Твой наряд? – рычал он, тыкая бумажкой под нос директору.

– Не помню я такого наряда! – кричал в ответ Моська.

– Ты меня из Тамбова вызвонил, потому что их уже отпустил и найти не мог! – указав в сторону подошедших сменщиков, сердито заявил мужик. – Подпись свою узнаёшь?

– Не узнаю! Выкапывай обратно, не положено там хоронить.

– Чо?!

– Выкапывай и никаких разговоров!

– Замолчите.

Салов произнес это тихо, даже не повысив голос, но оравшие друг на друга мужики разом смолкли и удивленно обернулись к нему. Было в голосе землекопа нечто такое, что заставило их послушаться. То, что придает словам вес и силу – полная убеждённость в своей правоте. Грубые черты его изменились, закатное солнце оттенило их, сделав лицо похожим на старые портреты. Их рисовали мастера, искавшие в лицах не схожесть, а смысл.

– Не будем мы трогать эту могилу! – сказал, словно вынес решение Салов. – Нельзя.

– Почему? – неожиданно тихо, почти шепотом спросил Моська.

– Вы не поняли ещё? Пока отец с мамкой пацана растили, отличная семья была. Пока он учился – его класс Олимпиады выигрывал, пока воевал – наши фанатиков давили, пока работал – завод отличные товары выпускал, пока в райсовете был – дороги асфальтировали, школы открывали и детские сады строили. А как уходил – всё рушилось.

– Так кто же он? – огладил перебинтованной рукой бороду Михалыч.

Салов пожал плечами.

– Незаметный человек, – ответил он, – на которых земля держится.

– Выкопаем, на – и планете трындец?

На слова Лопатина напарник не ответил, только как-то странно ухмыльнулся, после чего достал помятую пачку сигарет и предложил товарищам. Взяли все, даже некурящий Моська.

– Чо там в Тамбове, Михалыч? – переключаясь на другой разговор, словно все важное уже решено, спросил Салов. – Развелись твои?

– Ты не поверишь, – осторожно потрогал фингал бородач. – Пока мы стенка на стенку дрались, они помирились и укатили в Таиланд по горящей путевке.

– Вот видишь…

– Чо вижу?

Вместо ответа Салов достал из кармана телефон и набрал номер:

– Верка, ты? – спросил он. – Давай завтра на дачу сходим? Должок за мной!