Текст книги "Во мне два Я"

Автор книги: Игорь Ларин

Игорь Ларин
Во мне два Я. Сборник стихов

Современники и классики

© Игорь Ларин, 2021

© Интернациональный Союз писателей, 2021

От автора

Я, Игорь Ларин (Игорь Тарасович Шевченко), появился на свет 30 апреля 1962 года в клинике Коха, Германия.

Раннее детство провёл за границей. Хорошо, что нас у мамы родилось двое и никогда не было скучно! Ну а потом, как у всех (почти): школа, институт, работа. А в «почти» художественная и музыкальная школы, а ещё спорт. Креатив достался от папы. Он прекрасно рисовал, писал стихи и играл на нескольких музыкальных инструментах.

Образований получил много, и разнообразных. Это и медицина, и социология, лингвистика и экономика, управление и бизнес. Работал врачом-хирургом, руководил здравоохранением района, площадь которого превышала размеры Москвы на треть. Дважды избирался главой города и района, возглавлял местную Думу, побывал в нескольких обкомах, работал экспертом Госдумы по вопросам природопользования. Потом бизнес, производство, заводы…

Писать начал с детства, но это, скорее, была проба пера. В юношеские годы написал несколько песен – конечно, о любви (был вокалистом ВИА в старших классах). По-настоящему поэзией занялся относительно недавно. Почему? – просто хронически не хватало времени!

Женат, двое прекрасных сыновей. Жена не просто жена, а любовь, смысл жизни и муза! Пишу стихи как для взрослых, так и для детей, поскольку со мной в доме трое внуков! А видеть и слышать их и не писать просто невозможно!

Готовы несколько стихотворных сборников, но я не тороплюсь: всему своё время.

«Конечно, не типично для поэтов….»

 
Конечно, не типично для поэтов,
Как я, проснувшись рано поутру,
Писать стихи, встречая день с рассветом.
А мне – приятно, в лад и по нутру.
 
 
Когда земли коснётся лучик света,
Когда чуть слышен щебет за окном,
Сажусь в кровати и ищу ответа
На чувства, мысли… и пишу потом.
 
 
Уже бежит строка, запела рифма,
И закружилась фраз лихая кутерьма,
Мгновенье – и парит, смеясь и плача, нимфа,
И создаёт сюжет, играет с ним сама.
 
 
Проснувшись, вижу на полу листочек,
На нём мудрёных букв и слогов хоровод.
Откуда что пришло? Так неразборчив почерк…
Кто это написал, сам Бог не разберёт.
 

«Я не менял фамилию и имя…»

 
Я не менял фамилию и имя,
Они меня устроили вполне,
Но ставлю подпись «Ларин» я отныне:
Спасибо Ларе – музе и жене!
 
 
Приятно мне, и от других не скрою,
Носить с любовью этот псевдоним.
Я Ларин весь – и телом, и душою, —
И вовсе не хочу я быть другим.
 

«Там, где рождается мелодии строка…»

 
Там, где рождается мелодии строка,
Где фразы вдруг в гармонии сплетутся,
За звуком чистым следует рука —
И ноты, и слова единой рифмой льются.
 
 
Где сладостный восторг, остановив дыханье,
По коже пробежит и, замерев на миг,
Взорвётся, ослепит и отключит сознанье,
От мелочных сует меня освободит.
 

«Поэзия – как зеркало души…»

 
Поэзия – как зеркало души:
Ей не нужна молва аудиторий,
Общенье, книги, пестрота историй…
Услышал – если сможешь, напиши.
 
 
Образование Есенина – семь классов,
И Пушкин аттестатом не блистал,
В ученье Маяковский не был асом,
А Бродский, не осилив восьмилетку,
Одет во фрак и белую жилетку,
В Стокгольме с блеском лекцию читал
Как лауреат словесности изящной.
 
 
Так значит, дело не в учёбе зряшной,
Феномен в чём поэта – подскажи:
В начитанности, света предпочтеньи,
Ведь точно не в зубрёжке и ученьи,
 
 
А может, в состоянии души?..
В незримом, чутком, остром восприятии
Того, что неподвластно общей братии,
Весь интерес которых в прибылях лабазных?
 
 
А здесь – и лёгкость, и особенность ума,
И тонкость мыслей, чувств разнообразных,
А может, здесь виновница она —
Та женщина: любовь, подруга, муза,
Которой, кажется, поэт любезен стал,
С которой он взойдёт на пьедестал
Иль будет мыкаться и станет ей обузой…
 
 
Не знаю и не подскажет вам никто,
За что боготворим и любим их
…поэтов,
За жертвенность, за ранние уходы,
За неуменье жить, терпеть невзгоды
…эстетов.
 
 
За то, что пишут до петли, до выстрела в висок,
На дюйм от смерти и на волосок.
Их любят женщины, за ними ходит слава,
Но это всё пустое – суета, отрава!
 
 
Со временем вскипит и выйдет боком,
Так популярность нам грозит уроком —
Дороже уваженья, денег, криков «браво»,
А муза как пришла любовницей, забавой —
 
 
Так и уйдёт, оставив вас ни с чем,
Ну разве несколько томов помогут тем,
Кто прочитает, вас понять и оценить,
И грустно будет колокол звонить.
 

«Небесный дирижёр готовит свой оркестр…»

 
Небесный дирижёр готовит свой оркестр,
Внизу устали ждать и нет свободных мест.
Готовят инструменты оркестранты,
Листают ноты, поправляют банты,
 
 
Переговариваясь, смотрят на него —
Неповторимого и строгого, – того,
Который всё начнёт, взмахнув десницей,
И полетит по небу в колеснице,
 
 
И зазвучит мелодия дождя,
Такая дивная и разная всё время —
Ни выучить, ни повторить её нельзя:
Без изменения лишь основная тема,
 
 
Потоками воды сбегающая вниз.
Не жанр, а так – причудливый каприс[1]1
  Каприччио, каприс (итал. Capriccio, фр. caprice) – произведение академической музыки, написанное в свободной, причудливой форме.


[Закрыть],
Фантазиями автора навеян.
И дело не в гармонии, размере,
 
 
А в том, как мы его услышим,
Как он звенит и разбегается по крышам.
Не тот, который моросит уныло,
А на душе и зябко, и постыло,
 
 
А дождь-оркестр – симфонией гремит,
Литаврами грохочет и дрожит,
Гудит фаготом водосточных труб
И откликается прикосновением
к свирели чутких губ.
 
 
Кого-то он баюкал, нянчил и покоил,
Кого-то разбудил и дал энергии прилив,
Усилив ритм и тон, и, выделив мотив,
Акцент усилил барабанным боем…
 
 
Потом аккордеона дышащие звуки,
И замер дирижёр, и опускает руки.
И пробегают струйки по стеклу,
К которому прижмусь, лицом прильну,
Чтобы услышать шёпот кастаньет.
И всё затихло и сошло на нет…
 

«Вся жизнь расписана мазками на холсте…»

 
Вся жизнь расписана мазками на холсте:
Сначала на подрамнике растянута, покрыта
грунтами, часть замарана и скрыта
Слоями сверху по молчащей пустоте.
 
 
Мы смотрим в центр и видим жеребца —
Воздушного, летящего аллюром,
Не замечая утомлённого лица
у всадника, когда-то молодца, —
Теперь оно покрыто кракелюром[2]2
  Кракелюр (фр. craquelure) – трещина красочного слоя или лака в произведении живописи или любом другом лакокрасочном покрытии.


[Закрыть].
 
 
Вокруг азарт, движение и крики,
Одеты с вызовом горланящие фрики,
Кружит, теряя перья, вороньё,
Неся на крыльях сплетни и враньё.
 
 
Внизу царят спокойствие и кротость,
Вот дети с книжками, снующие вокруг,
Девиц на выданье собрался целый круг,
Во всём видны размеренность и строгость.
 
 
Таланты, гении осыпались в ничто,
Как догадаться – кто взлетит и оступится кто?
Таинственно, немыслимо движенье,
Дающее то взлёты, то паденья.
 
 
Вот так бежать, не тихо волочиться,
Без времени с надрывом уходить…
А можно без проблем скрипеть, дымиться,
Ни для чего, так вяло просто жить.
 
 
Кому и как – написано судьбою:
Взлететь, упасть, но стать самим собою,
Кому дан шанс волшебницей-природой
Стать лучше, быть обласканным свободой.
 
 
Ты должен выбрать сам свои пути,
Тебе по ним всю жизнь потом идти.
Конечно, в правилах бывают исключенья:
Там, где восторг, – там боль и огорченья.
 
 
Но помни: всё твоё, и не жалей о прошлом.
Всё, что собрал, старайся до конца
Нести в руках своих и не меняй лица,
Ничто не забывай и думай о хорошем…
 

«Открываю дневник недописанных строк и признаний…»

 
Открываю дневник недописанных строк и признаний,
Недоплаканных жалоб, фантазий своих и чужих,
Непрощённых обид, недопонятых просьб и желаний,
Незаконченных песен, мелодий забытых мотив.
 
 
Всё почти я прочёл… всё осталось давно за спиною,
Только чувствую я, что потеряна нить моих дел,
Не прощён, но прощу, не закрыл ещё дверь за собою,
Не сумел лишь понять своих смутных желаний предел.
 
 
Я закрою дневник, положив под подушку, как в детстве:
Наверстаю во сне, что ещё написать не успел.
Неужели совсем мне теперь уже некуда деться?..
Почему никогда я забыться во сне не посмел?..
 

«Я не хочу туда, откуда нет возврата…»

 
Я не хочу туда, откуда нет возврата.
Кто мне подскажет – как моей душе
Найти пристанище на этом рубеже,
Не раствориться, не остыть, уйдя с закатом?
 
 
Нет, не уйду, останусь вместе с вами,
Мешать не буду, незаметным стану,
Вы побежите – я чуть-чуть отстану,
Потом приближусь тихими шагами.
 
 
Всегда я рядом – тот, кто вам поможет,
Кто камень уберёт с дороги из-под ног,
Тот, кто проложит путь, подскажет,
если сможет,
Доделает теперь, что в прошлый раз не смог —
 
 
Что не успел, а просто заигрался:
С самим собой… а может, для себя
Разыгрывал спектакль, вживаясь в роль, старался,
Забыв о вас нечаянно, любя.
 
 
Всегда потом, всегда наполовину,
Ты обещаешь «завтра!», а уже вчера.
Всегда находим оправдание, причину,
Потом жалеем: вот и жизнь прошла!
 
 
Оставив клятвы, вздохи, закладные,
Амбиций, дум и планов громадьё,
Что вспомнят о тебе друзья, родные —
Кладбищенские камни, вороньё?..
 
 
А всё же я рискну и, положив блокнот,
На нотный стан накину пару нот,
А ниже на листе поставлю росчерк,
Закончив свой рассказ… а может, очерк.
 

«Бежишь навстречу пробуждающемуся рассвету…»

 
Бежишь навстречу пробуждающемуся рассвету,
Волосы по плечам пополам с ветром.
Руки, как крылья, распахнуты в стороны,
Земли касаясь едва – паришь невесомая,
 
 
С улыбкою лёгкою, чистою, как первоцвет,
И танцуешь, и смеёшься, и счастливее нет
На земле. И даёшь остальным света лучик,
А сама – отражение солнца, и даже лучше,
 
 
Ярче, потому что живая и радуешь,
И вселяешь надежду, и собою облагораживаешь.
И поёшь, и раскрываешь чистую душу,
Разбиваешь преграды и темницы рушишь.
 
 
Пустоту содержанием наполняешь и смыслом.
Там, где ещё не зажглось, даришь искру.
Мгновение – и очищающее пламя:
Огонь, сжигающий недоверие между нами…
 
 
И любовью греешь, и ободряешь сердца.
И зарождаешь жизнь новую в продолжение
цикла земного и природы движения.
И всё по кругу, и снова,
И без конца…
Но ведь это и есть
Вечность и воля Творца.
И не надо искать лучшего определения
 
 
Тому, как природа с чудом повенчана.
А итог? А итог – это она, Женщина!
 

«Ей пели песни и боготворили…»

 
Ей пели песни и боготворили,
Ухаживали все до одного.
Она терпела, что её любили,
И почему-то выбрала его.
 
 
За что? – никто сказать не сможет,
Не бросит кости, стих не сложит.
Судьба, случайность, вздор, забава,
Весны пылающей отрава…
 
 
А может, маленький листочек,
Заполненный набором строчек
Из ученической тетради.
А может, просто скуки ради?
 
 
Поди попробуй, разберись,
Какой сюрприз подбросит жизнь.
Каким к нам повернётся боком
И выльется каким уроком?
 
 
Потом всё рухнуло мгновенно,
Как будто кто-то пошутил.
Смущал, готовил постепенно,
Потом донёс, толкнул,
сподлил!
 
 
Плеснул в огонь немного масла
И, добавляя по чуть-чуть,
Следил за тем, чтоб не погасло…
И ждал момент, чтобы раздуть!
 
 
Всего лишь искру – до пожара,
Все обалдели от угара.
Крича: «Ату её, распни!» —
Тогда не думали они,
 
 
Что совершают преступленье,
Разбив мечту в одно мгновенье.
Что порознь – в любви едино:
Меж ними связи пуповина!
 
 
Он одинок – она ушла,
Природа так и не смогла
Сердца двоих оставить вместе.
Всё разделили, честь по чести.
 
 
А общее теперь – разлука,
Всё пополам, посередине.
Но в каждой гаснет половине
любовь.
…Остались боль и мука.
 

«Закаты, манящие цветом шафрана…»

 
Закаты, манящие цветом шафрана,
Тоскливо летящее чьё-то сопрано —
Дрожащее взятою верхнею нотой.
Не наши старанья, не наша забота…
 
 
Но как хорошо: и покойно, и строго,
Немного тоскливо и зябко немного.
И в чём-то копается старая память…
Зачем, для чего? – всё равно не исправить…
 

«Пишу тебе признанье на листке…»

 
Пишу тебе признанье на листке —
Что не смогу ни в раже, ни в тоске
Сказать, при встрече объясниться лично.
Не потому, что это неприлично,
 
 
А потому, что это как подарок.
И сразу не понять – велик он или жалок,
Зачем он, и нуждаешься ли в нём…
Давай подумаем, немного подождём.
 
 
А может быть, тебе он не по нраву —
Подарок мой?.. Но я старался, право,
Когда, склоняясь ночью над столом,
Писал. Кому? – себе.
Потом опять читал,
И рвал, и правил, и ругал себя ослом…
 
 
Чтоб со страниц ты слышала мой голос,
Чтобы мурашки дрожью по спине!
И мокрый нос, и на виске крутила волос,
И мысли были только обо мне —
 
 
Единственном, родном, неповторимом…
Кто лишь один так сможет написать!
Покаяться – и всё
признать,
И наказать, конечно же, себя,
И быть прощённым, и опять летать…
И снова стать хоть кем-то для тебя…
 

«Запомни меня – здоровым и сильным…»

 
Запомни меня – здоровым и сильным,
Не молодым, а всё равно красивым.
Спокойнее ставшим и в чём-то умнее,
Чуть элегантнее, но не стройнее.
 
 
С улыбкой ребёнка, немного уставшего:
От жизни и от того, что ты стала старше.
Запомни чуть пьяным и с сигаретой,
С букетом цветов и по пояс раздетым.
 
 
В жилетке и бабочке, костюме строгом,
Занудой чуть-чуть, балаболом немного.
Запомни похожим и каждый день разным,
Резким и шумным и отходчивым – разом.
 
 
Любящим, бегающим по карнизу,
Смеющимся над высотой и над теми, снизу.
Страдающим, плачущим от одиночества,
Бравшим то, что совсем не хочется.
 
 
Грустящим и радующимся со всеми,
Знающим – и абсолютно не в теме.
Всё бросившим и ставшим изгоем,
С гонором и не шагающим строем.
 
 
Того, кто всё сам и никого не слушает,
И зажигает, и свою обжигает душу.
И грешит безумно, и жалеет, и кается,
И опять, и снова, и зарекается…
 
 
Раздаёт подаяние, дарит наряды,
Забывая о тех, которые рядом.
В думах о вечности живёт одним днём,
В потёмках – на ощупь, на солнце – с огнём…
 
 
Все грехи мои собери и вспомни,
Только прости! И умоляю: запомни…
 

«Моим стихам уже за сорок лет…»

 
Моим стихам уже за сорок лет.
Совсем недалеко до полувека…
И будут жить без горестей и бед:
они живее, крепче человека.
 
 
Так сок, играя, превращается в вино,
на свет из плода так выходит семя.
И новый цикл, и вновь наступит время
всё повторить – так определено
 
 
природой. А стихи в душе живут
и обретают стиль и собственное имя.
Иным века, а с нами и поныне:
уйдут одни, другим передадут
 
 
наследие из рода в род, от взрослого – юнцу.
И детям рассказать о дедушке отцу
необходимо,
и помнить, что живёт он в них частицею своей,
и всё едино —
 
 
чтоб стать реальностью, в которой вновь живёшь.
А значит, вечен ты, а значит – не умрёшь!
 

«Твой поезд прогудел и отошёл…»

 
Твой поезд прогудел и отошёл,
Махнув хвостом последнего вагона,
А я иду понуро вдоль перрона —
Понять пытаюсь, что произошло.
 
 
Приехала, о жизни рассказала:
Семья, работа, дети (как у всех),
По выставкам, музеям пробежала.
И снова: про подруг, про политех…
 
 
Гостиница, бессонной ночи сладость
И разговоры, ревность и скандал…
Потом я понял, что вся жизнь не в радость
Была мне до сих пор, а я не знал.
 
 
Уехал поезд, увозя судьбу, —
Ту, что могла всё подарить без края,
А я остался, с грустью понимая,
Что жить, как раньше, больше не смогу.
 

Первая любовь

 
Ей принесут цветы с карточкой от меня.
Посыльного потом попрошу рассказать,
Как приняла букет, как читала —
чтобы понять,
Осталось ли чувство. А может, надеяться зря
 
 
На свидание, назначенное в записке.
Такое желанное, но всё больше сомнений,
Как только становится более близким
время,
И ожидание, и понимание намерений.
 
 
Стать снова кем-то, а не просто знакомым старым,
Который, давно уже от этой жизни усталый,
Хочет погреться у прежнего, не остывшего очага.
А может, это снова молодость и на картине стога?
 
 
И в музее почти пусто, и ничего лишнего,
А может, это всё забытое и пронзительно личное —
Которое не описать и не передать словами?
А может, лучшее – это расстояние и молчание
…между нами?
 
 
Ведь сколько прошло – сорок лет, пятьдесят?
Но часы на башне, как прежде, стучат.
И голуби те же снуют под ногами,
Как тогда, когда мы по брусчатке сбегали
 
 
Вниз и смеялись, не стесняясь прохожих.
Нарочно, чтобы им стало понятно тоже,
Как нам хорошо и всё в мире – у наших ног.
И что ни предложит теперь сам Господь Бог,
 
 
У нас уже есть, и другого не надо.
Одна ладошка твоя у меня в руке,
На вторую дышу, целуя, а сам
согреваюсь твоим взглядом,
Васильками, плывущими по реке,
 
 
Глазами, горящими над листопадом.
Наверное, это не повторить, впрочем, как за оградой…
Пусть лучше останется тихая память,
Как над речкой пришлось молодыми плавать,
 
 
Сплетаясь руками и лицами над водой.
Но теперь мы уже не напротив друг друга,
Разделённые временем и всяческой ерундой.
Я теперь для тебя просто друг,
Ну а ты для меня лишь подруга…
А может быть… всё-таки… ну а вдруг…
 
 
Да нет, лишнее видеться нам с тобой,
Слишком поздно… и в ощущениях сложно.
Да и адреса нет: я давно позабыл адрес твой.
Скажешь: «Не может быть!»
…Да, теперь и такое возможно!
 

«Четыре девушки стоят передо мною…»

 
Четыре девушки стоят передо мною,
Четыре грации поют судьбу мою,
И все они желанные, – не скрою, —
И всех я жду, и каждую люблю.
 
 
Такие разные, и столько шарма в них
Я нахожу в любой, что мне подходит.
И с каждой – будто снова я жених,
И с каждой – всё впервые происходит!
 
 
С одной мне нравится бывать в лесу,
С другой гуляю я нагим по пляжу,
А этой я подснежники несу,
А та про Новый год мне всё расскажет!
 
 
И изменяю им, и не винюсь за это.
Вся наша жизнь сюрпризами полна.
Одну зовут Весна, другую – Лето.
А рядом с ними – Осень и Зима!
 

«Я к докторам не обращаюсь потому…»

 
Я к докторам не обращаюсь потому,
Что сам врачую, штопаю, вправляю,
А о себе порою забываю,
Не жалуясь, не плачась никому.
 
 
Мне кажется, ещё силён и молод,
Что всё умею я и всё могу,
Во мне неутолимый знаний голод —
Всё я спешу куда-то, всё бегу.
 
 
Я дни рожденья с неохотою справляю:
Дежурных тостов шум и суета…
Ведь с чем меня родные поздравляют?
Умнею? – может быть, но мысль уже не та!
 
 
Спокойствия хочу, но не покоя,
Размеренности дум, желаний, дел,
Чтоб болью я своей не беспокоил,
Поменьше докучал и не бурдел…
 
 
Как совместить, чтоб всё в одном флаконе, —
Понять, постичь, успеть, не опоздать,
Чтоб одиноким не остаться на перроне
И на судьбу-злодейку не пенять?..
 
 
Как тяжело, когда письмо отправишь,
В котором написал всё то, о чём мечтал,
Хотел, но не достиг, тянулся – не достал,
Осталось сожалеть, но не исправишь…
 

Маме

 
Сказать хочу (пусть будет между нами):
Я чаще стал звонить, но реже ездить к маме.
При утреннем звонке, на зуммере на третьем,
Уже боюсь, что мама не ответит.
 
 
Соседки номер сразу набираю,
С тревогою прошу сходить, проверить:
«Ну что, жива? Что?.. Села батарея?»
И каждый раз вот так переживаю.
 
 
Она мне мать, а я ей сын с пелёнок.
Единственная старшая в семье —
Пока она жива, я всё ещё ребёнок,
Есть кто-то чище и мудрее на Земле.
 
 
И вечером я жду, когда поднимет трубку,
Расскажет про погоду, чем жила,
А я ей – о семье, о внуках и покупках,
Ну, в общем, все житейские дела…
 
 
Вы берегите мам, которые остались,
Которые живут заботою о вас.
Уйдут они – и всё, все нити оборвались,
Никто не любит так и не живёт для нас…
 

«С трудом бреду, а за спиною – муза…»

 
С трудом бреду, а за спиною – муза
Поникшая, уставшая со мной,
Любовница, не ставшая женой,
В итоге не жена, а так – обуза.
 
 
Не может дать того, чего не знаю,
Я не запомню то, что вдруг приснилось,
А рассказать боюсь и не желаю,
Что всё во мне застыло и забылось.
 
 
Не знаю, сколько нам вдвоём идти осталось,
А может, порознь удачней наперёд?..
Остаться одному… а вдруг пройдёт усталость?
Но вот боюсь – и вдохновение уйдёт…
 

«Одной лишь фразой наповал убили сразу…»

 
Одной лишь фразой наповал убили сразу,
Одной лишь удивили вы строкой —
Не слухом, не враньём, не сплетни пересказом,
Мгновенно брошенной – и так по месту,
разом,
Перечеркнув и мысли, и рассказы,
Пронзили подло пущенной стрелой.
 
 
Поверить в ложь легко, а проще – в ложь святую,
Распущенную мельком, невзначай,
Что, мол, на истину она не претендует
Без доказательств, ведь и так поверят, чай.
 
 
Ещё страшней попытка обелиться,
Перекричать и убедить толпу,
Попробуйте потом отчиститься, отмыться,
Умаслить рок и ублажить судьбу…
 

«Хочу душою отдохнуть, оттаять на природе…»

 
Хочу душою отдохнуть, оттаять на природе,
Но рифмы крýжат в голове – как в чане бродят:
Мешают, путают, толпятся и снуют,
Дремать, расслабиться и спать мне не дают.
 
 
Когда освобожусь от этой я напасти,
Когда смогу заняться чем хочу, —
Вязать у мамы шапки научусь,
А может, поищу на свете счастья.
 
 
Попробовал?.. И как, что получилось?
Всё валится из рук, и всё не то.
Наверное, со мной уж всё случилось.
Пришёл домой, снимаю я пальто…
 
 
Случилось, сел. Вот здесь перо, бумага,
И строчки потекли, и я живу!
До смысла бытия осталось чуть – полшага,
Но мысль уйдёт, когда строку прерву.
 

«Чтó для поэта быть имущим или бедным?..»

 
Чтó для поэта быть имущим или бедным?
В нужде – так это значит злым и вредным?
А может, потому, что чуть и ничего,
Свободным можно быть совсем и от всего?
 
 
Богатому труднее пережить утрату,
Потерю имиджа, банкротство и растрату,
Да и не сможет он вложить во фразы чувство,
Поднявшись до высот словесного искусства.
 
 
Вы скажете, что голод не поможет,
Поймав кураж, на вдохновение помножить,
Когда в желудке пусто и в кармане пустота?
Конечно, затрудняет беднота
 
 
Кутёж и мотовство, стремление к распутству,
Когда на стол поставить можно лишь капусту,
Но, боже мой, как ошибётся тот,
Что истиной считает анекдот
 
 
Про невозможность веры и высоких идеалов,
Когда бы денег у меня не доставало:
А как же «с милым рай и в шалаше»?
Вы скажете – затёртое клише?
 
 
А про кибитку, в омут с головою,
Забыть про всё, пускай хоть волком воют
родители, знакомые, друзья,
Когда не то что думать – вымолвить нельзя
полслова…
Вот тут поймёшь, что состояния такого
Без музы точно не преодолеть,
И не поможет ни болезнь, ни даже смерть.
 
 
И не нуждаешься во всех богатствах мира,
Когда послышалось звучанье лиры!
И я пишу… и чувствую, и грежу,
Страдаю, а потом милуюсь, нежусь
 
 
В экстазе построенья фраз и слов,
Способных всё разбить, разрушить до основ,
И заново отстроить, и подняться ввысь!
И вот свершилось: строфы все слились,
 
 
И на бумаге всё, что накопилось,
Что пряталось и в глубине таилось,
Скрывалось по углам и закоулкам,
В безмолвии, протяжном эхе гулком.
 
 
Катарсис, невозможное блаженство,
Утрата времени. Мгновенья совершенство.