Текст книги "Обрастая флажками (СИ)"
Автор книги: Игорь Грант
Жанр:
Прочие любовные романы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)
А весной случился второй прорыв осознания. Когда Сенька познакомил со своей «единственной», как он выразился. Поздним вечером мы немного поболтали, и я ушёл в майскую ночь, где бушевал приморский ливень с молниями и громами. Смятение жало внутренности до боли. Признаваться не было и мысли. Вся атмосфера улиц нашего района, да и всего городка, настойчиво вдалбливала в уши, что «пидары» – самоубийцы. Пусть только окажется такой рядом – в асфальт закатают. И Сенька говорил так же. И Витёк, и Пашка, да все. Я бродил по улице всю ночь, вымокнув до нитки. Возвращаться домой не хотелось, идти к кому-то в гости было поздно. Так и слонялся под проливным дождём, разрываясь от желания и страха. Страх победил.
Но однажды я чуть не прокололся там, где и подумать не мог. Все в нашей компании любили рисовать карты. Да, у каждого была своя собственноручно сделанная колода. У меня уже была колода роботов, но к августу того же года я решил нарисовать вторую колоду – с варварами типа Конана. И «барбареллами», конечно. Оставалось нарисовать всего пару карточек. Как-то раз, зайдя к Сеньке в гости после работы, я уселся за столом на его кухне, достал начатую карту и продолжил карандашный набросок, пока хозяин дома миловался где-то в комнатах со своей «милкой» Алеськой. И увлёкся так, что не заметил, как подошёл Сенька. Его голос над плечом заставил вздрогнуть:
– Чего-то ты слишком натуралистичен.
Некое недоумение в его голосе заставило меня глянуть на получившийся рисунок… Твою ж мать! Нарисовал качка в плавках. Скажете, ну и что? А то, что очень уж откровенно плавки обрисовали мужское достоинство качка, можно сказать – могуче и рельефно. Дикий страх липким током охватил от макушки до пят. А Сенька продолжил:
– Ты голубой, что ли?
– Нет, что ты, – поспешно ответил я, обречённо понимая, что ещё одна хорошая страница жизни заканчивается. Скомкав разговор, я деревянной походкой покинул Сенькин дом, зная, что больше никогда не переступлю этого порога. Так и получилось. Страх стёр из головы дорогу к его дому. Ужас перед тем, что может случиться, если правда обо мне всплывёт наружу. Но стоит посмотреть правде в глаза – ничего особенного, кроме желания, я к Сеньке не чувствовал. Возможно, будь дело иначе, всё могло сложиться по-другому. Да и он после того разговора ни разу про меня не вспомнил… Или начал сторониться, что ничуть не лучше.
Комментарий к Глава 8. Весёлые картинки.
Забиваться в самого себя – разве для этого ему дана жизнь?
========== Глава 9. Потеря потерь (2000й год). ==========
Вступление-девять.
Раковина оглушительно захлопнулась. Я задавил себя, пусть на тот момент и не окончательно. С компанией общаться перестал. Остались в жизни только дом, мама, работа и одиночество. Четыре года прошли в клетке этой боязни разоблачения. Ведь, если не высовываться, зло минует, правда? Но мама – она такая… Её не обманешь. Всё чувствовала. И однажды прямо спросила, кого я предпочитаю. И я честно ответил ей, что парней. От неё был только один вопрос: «Ты сверху или снизу?» Первым желанием было рассказать ей всё – о страхе, смятении, неопределённости. Но интонации в голосе, когда она повторила вопрос, заставили меня посмотреть ей внимательно в глаза. И ответить: «Сверху». Хотя я и сам не знал, чего хочу – девственность сама не проходит, знаете ли. В глазах матери зажглись холодные огоньки странной нелепой злобы. И другим ответ в такой ситуации быть не мог. Я с детства мог читать настроение мамы. И чувство самосохранения взвыло, заставив дать ответ, откатывающий ситуацию на исходные позиции. Но, кажется, мать кое-что для себя поняла.
Глава 9.
Потеря потерь (2000й год).
Потеря невинности – дело занимательное и волнующее. Для подавляющего большинства. Как и результат оного процесса. Кто-то преисполняется оптимизма, кто-то ловит комплекс. Но в общем и целом обычно всё хорошо. А вот представьте себе, что человек лишился иллюзий на общей волне пофигизма и в некоторой растерянности, когда позволяет просто нести себя событиям? Хотя ладно… Я не выбился из общей статистики. Всё произошло для меня случайно и обыденно. Да ещё и фраза по завершении процесса, так сказать, убила, образно выражаясь. И всплывшие чуть позже подробности тоже позабавили. Особенно моя наивность. Впрочем, расскажу подробнее.
Итак, овощу-пофигисту в моём лице двадцать четыре года, на дворе зима, декабрь 2000 года. Всё зашибись, жизнь протухла, хвост облез, что называется. Тут и разговор с мамой состоялся в октябре на тему «кто кого и как». Два года прошло уже с момента, когда я удрал из дома Сеньки. Тихо, спокойно, болотно, блевотно… Примерно тогда во мне начало копиться бешенство, спрятанное за добрыми глазами. Как раз после того, как меня поимели, так сказать, по заданию партии.
До новогодних праздников оставалось всего дней пять. На работе тоска, впереди смена в кочегарке в автоколонне как раз на праздничную ночь. Мне было как-то до одного места всё это. За всё время после армии набралось уже три альбома отличных фотографий старшеклассников, молодых парней, интересных мужчин, так или иначе привлекавших моё внимание, когда я шарахался по улицам с фотоаппаратом в руках. Некоторых фотал, спросив разрешения, некоторых украдкой, некоторых просто нагло. Образы мне нравились. И в тот вечер я решил полистать коллекцию окошек в мир грёз.
Услышав звонок в дверь, даже не дёрнулся. Мать, возившаяся на кухне, сходила открыть. Из моей комнаты слов разговора было не разобрать, но по голосу узнал соседку, импозантную фигуристую бизнес-леди, мать-одиночку и вообще средоточие достоинств. Заглянула мать со словами:
– Выйди хоть, поздоровайся.
Пожав плечами (чего я там не видел, в этих «здрасьте»), выплыл из комнаты и увидел соседку Ингу. Тёмные волосы убраны короткой причёской, домашнее одеяние в виде спортивных штанов и блузки в духе «гжель». Пробурчав под нос приветствие, я удалился на кухню, сделать чаю. Женщины в зале о чём-то пошушукались, и всё стихло. Соседка ушла, а день потянулся дальше. Когда совсем стемнело, мать засобиралась на свои привычные посиделки с другими соседями, семьёй Коноваловых. Уже много лет дружили семьями. Чмокнув великовозрастного меня в щёку, мама распорядилась её не терять, а уже в проходе вдруг остановилась, как-то растерянно ойкнула и сказала:
– Ёлки ж… Совсем забыла! Инга просила, чтобы ты зашёл, вешалку ей починил! Сходи, а? По-соседски.
Вздохнув, я пообещал нанести визит. Мать радостно заулыбалась и исчезла, я же зарылся в захламлённую нишу, выискивая инструменты: крестовую и плоскую отвёртки и пассатижи. Мало ли чего там выдернуть надо будет из стены сначала. Или у Инги вешалка в шкафу отвалилась?
Дверь Инга открыла не сразу, зато предстала передо мной в лёгком шёлковом халатике китайского фасона. Вскользь ещё подумалось: «Чего это она?» Фигуристая шатенка возрастом под сорок лет могла дать фору многим молодкам. Сейчас же она смотрела на меня со странной смесью интереса и отстранённости. Я спросил:
– Что там у вас чинить надо?
– Проходи, – Инга посторонилась, и я переместился в прихожую, представлявшую из себя дизайнерскую смесь модерна и мещанской аляповатости. Дверь захлопнулась. Женщина как-то не очень радостно улыбнулась и сказала:
– Ты инструменты-то положи. Пойдём, сначала чаем напою. А то чего-то пусто в доме. Хоть поговорим.
Я пожал плечами, скинул с ног тапки, в которых благополучно проскочил до того лестничную площадку, сложил отвёртки с пассатижами на обувную полку у пола и глянул на Ингу. Она вдруг хлопнула меня ладонью промеж лопаток, подталкивая в зал. Там оказалось уютненько. Ажурная «стенка» блестела хрусталём и зеркальными вставками в дверцах шкафов и шкафчиков. Под потолком бело-голубыми бликами светилась современная люстра на пять рожков, бросая слегка призрачный свет на обстановку. Которую составляли новый телевизор японской фирмы, мягкое кресло с небрежно кинутым на него пледом цвета вечернего неба, журнальный столик, заставленный тарелочками с нарезанными фруктами, среди которых бодро высилась нераспечатанная бутылка вина… И кровать. Большая двуспальная площадка, застеленная переливающимся красным шёлковым бельём. Один край покрывала был небрежно откинут.
Инга обошла меня, доплыла до кровати и уселась, закинув ногу на ногу. Она несколько секунд разглядывала меня, а затем сказала, махнув изящной рукой в сторону кресла:
– Присядь. Говорить будем.
До меня, наконец, дошла неправильность происходящего. Захотелось быстро уйти, отрезав себя от начинающихся проблем. Неожиданности – всегда проблемы. В моей жизни – точно. Но ситуация оказалась ещё и интересной. Я уселся в кресло и спросил:
– Что происходит?
– Побудь джентльменом, Вов, открой вино, – ответила Инга.
Пока я возился с обёрткой и выковыривал штопором пробку из горлышка бутылки, женщина молчала. Когда тяжёлая красная жидкость заполнила два бокала, Инга с задумчивым видом взяла один из них и, глядя в рубиновую глубину, сказала:
– Знаешь, твоя мама та ещё затейница. Скажи, Владимир, ты девственник?
Я нервно сцепил на груди руки, пару раз вздохнул, успокаивая взбесившиеся нервы, и ответил:
– Вообще-то, да. Ты к чему всё это?
– Твоя мать уговорила меня сделать из тебя мужчину, – на лице Инги засветилась лукавая улыбка. Взгляд карих глаз на миг упёрся в мои зрачки, после чего женщина спряталась за чёлкой и продолжила: – Правда, она так же просила не говорить тебе ничего… Но это не в моих правилах.
– А что в твоих правилах? – от шикарных новостей мне хотелось утонуть в полу. Ну, мама, удружила.
– Например, правильное замужество, – сказала Инга. – Есть у меня на примете мужчина моего возраста, состоятельный, не дурак. Думаю, скоро поженимся.
– И при чём здесь я? – странность происходящего начала зашкаливать.
– Если я что-то решила, то выполняю, – решительно сказала женщина, поднялась с кровати, залпом выпила бокал вина и подошла ко мне. Поясок её халатика оказался передо мной. Тонкие пальцы зарылись в волосы, запустив толпу мурашек по шее и между лопаток.
– Чего застыл? – её голос надо мной заставил пошевелиться. Руки сами нырнули под халат… И не нашли ничего, кроме шелковистой ухоженной кожи.
Где-то через час я ушёл от Инги, выслушав напоследок сентенцию о привычке к безопасному сексу и недопустимости влюбляться в первую женщину. Опыт оказался странным и настораживающим. Разумеется, у меня на неё встал, да ещё как. Но вот каких-либо особых ощущений и оргазмов я не ощутил ни в процессе, ни на пике. Лишь запыхался пару раз. И это ровненькое состояние заинтересовало меня даже больше того, что в этот вечер я потерял девственность. Ещё очень хотелось поговорить с мамой насчёт некоторых инициатив. И таки поздним вечером того дня я не удержался, перед сном сказал оживлённой матери, вернувшейся из гостей:
– Всё-таки меня больше интересуют парни.
Она хмыкнула, отхлебнула горячего чая и задумчиво ответила, глядя в ночь за окном:
– Ну, баловство всё это, сын. Пройдёт.
Я посмотрел на неё, отметив, что возраст берёт своё. Она отчётливо старела с каждым годом. Может быть, ты и права, мама. Может быть, и права… Время покажет. Думал я тогда.
Комментарий к Глава 9. Потеря потерь (2000й год).
Меня начинает пугать этот человек… А вас?
Я про ГГ.
========== Глава 10. Попытка оказалась пыткой, или Музей в жизни молодежи. ==========
Вступление-десять.
Не прошло. Что уж тут поделаешь? Желание начало забивать голову, сами знаете – какое. Так что к следующему лету я познал всю сладость мучительного житейского дуализма. Настоящая шизофрения. Одна часть в ужасе зажалась внутри, попискивая: не смей, нельзя, хуже будет, не выделяйся, это опасно! Вторая же рвалась оценивать встречных парней с несколько прикладной целью, скажем так. Некоторые даже нравились. Настолько, что хотелось подойти, познакомиться. Не подходил, не знакомился. Время шло. Наступил май, деревья зелёным шумом топорщили воздух, раздувая ветерки. Я же предавался стихийному фотографированию. И однажды предался до музея.
Глава 10.
Попытка оказалась пыткой, или Музей в жизни молодежи.
Когда давняя знакомая пригласила пообщаться с директором городского музея, я слегка обалдел. С чего вдруг? Но Ленка, коллега по объективу, потрепала меня по русым лохмам и сказала:
– Я ей показала твои фотки. И они понравились, знаешь ли. Так что зайди, пообщайся. Глядишь, чего путного предложит.
Мы сидели на лавочке под кронами деревьев на аллее, а вокруг сновала жизнь, оглашая день ребячьими голосами, разговорами прохожих, урчанием далеко мелькающих машин. Хороший такой майский день. Только что откарнавалил день города, народ ещё полон впечатлений, весел и беспечен… Поболтав о всяком ещё с полчаса, мы разошлись. Здание музея, не так давно обшитое сайдингом цвета беж, было по пути из парка на основной городской проспект, так что я решил не откладывать дело в долгий ящик. И разговор с директором закончился тем, что мне там предложили работу… Ага, маргиналу и угрюмому парню. Работу. Смотрителем вечерних мероприятий. Забавно звучало. Проще говоря, директор оказался не просто чиновником. Иван Стоганов оказался профессиональным психологом, пишущим диссертацию и собирающим фотоматериал для иллюстрирования работы. И, как он объяснил, фотосрез публики, приходящей на дискотеки – это будет бомба. Так и сказал. При музее действовала фотостудия, к которой меня и прикрепили, так сказать. Заправляли там парень с девушкой лет по двадцать семь-тридцать. Евгений Воронков, прилизанный оболтус, презирающий серые массы. И Марина Николаева, его зам и по совместительству режиссёр небольшой театральной студии. Ну, и прочий народ в количестве полутора десятков. Так и потянулись ночные мои смены – яркие, грязные, с компактным фотоаппаратом в руках. Пару раз за первые два месяца мне чуть не набили морду за то, что снимаю посетителей. Но охрана всегда отбивала мою бренную тушку от поползновений крутых парней и разъярённых девчонок, прятавшихся от опостылевшей жизни за гулом музыки, сигаретным дымом и потасовками.
Закрывая за последним охранником массивную дверь танзала, когда-то бывшего киносалоном, я шёл в помещение фотостудии и перебирал мгновенные снимки, выплюнутые за смену «полароидом». Попадались очень даже интересные стоп-кадры. Потные лица, на которых застыли мгновения чистых животных эмоций. Стройные и не очень тела, наряженные в яркие шмотки. Целующиеся парочки по тёмным углам… Мгновения драк, ссор и примирений. Хоть выставку устраивай. Но нельзя – люди тогда действительно обидятся. Рассортировав снимки, я выбирал какую-нибудь одну, с особо понравившимся парнем. И расслаблялся, глядя на напряжённое или расслабленное лицо, обрамлённое то чёрными прядями, слипшимися от пота, то светлыми лохмами, летящими в застывшем кадре. После яростной дрочки, расслабленный и всё также придавленный собственной ущербностью, наводил порядок и ложился спать до раннего утра. День за днём, неделя за неделей.
Тоска, чёрная и тошнотворная, пласт за пластом охватывала меня. Именно из-за неё стал покупать газеты с объявлениями. В то время ещё попадались среди сообщений строчки типа таких: «парень познакомится с парнем, а/я такой-то». Это сейчас такие объявления словно выпололи. А в те годы – нормальное явление. В июле не выдержал и написал письмо одному такому. Встретились… До сих пор с улыбкой вспоминаю своё смущение и его явное недоумение. Поболтали на виадуке над железной дорогой, попрощались и разошлись. Спасибо ему за тихий разговор. А через неделю я окончательно решился зайти до конца. Вновь написал письмо, уже другому, указав, что хочу секса и что я девственник (почти не соврал, правда же?). И удивительное дело – он ответил быстро. Сразу пригласил к себе.
Нищему собраться – только подпоясаться. Незнающему – тем более. Что я тогда знал о гейском сексе? Да нихрена, честно скажу. Тема меня пугала до икоты, а компа с выходом в интернет у меня не было – богатством не вышел. От автобусной остановки до его дома было пять минут ходьбы. С каждым метром дрожь внутри нарастала, но в некий момент исчезла, просто сковав тело. На звонок дверь открыл высокий мужчина лет сорока, в меру упитанный и со слащавой улыбкой на лице, от которой меня почему-то покоробило. Он отступил на шаг, широко махнул рукой и сказал приятным баритоном:
– Проходи!
В квартире было не прибрано. На кухне, куда меня проводили, на столе стояли бутылка вина, два бокала и тарелка с печеньками, как сейчас помню. В общем, не хочу расписывать всё в розовых тонах. С нервного психоза я проехался по его упитанности, он обиделся, а потом был банальный трах. Без подготовки. Он меня тупо поимел на сухую практически. Когда меня выставили из квартиры, на улице было пасмурно – как и на душе. Небо серое, настроение паршивое, задница болит – первый блин вышел каким-то горьким. Но что странно – сидеть в автобусе оказалось терпимо. Думал, будет хуже. Всё-таки член у паршивца оказался не самый большой. Хорошо, даже в голову не пришло это комментировать. Мы были в равных категориях по этой части.
Да, на равных… Но он мог быть собой, в отличие от меня.
Комментарий к Глава 10. Попытка оказалась пыткой, или Музей в жизни молодежи.
Думается, большинство первых разов среди молодых геев проходит примерно так. Как думаете, я прав?
========== Глава 11. Отказывающий. ==========
Вступление-одиннадцать.
Никакого удовлетворения. Вот результат моего первого раза. Скорее наоборот – что за мазохизм, право слово? Но хотелось ещё. Только уже на моих условиях. Да и в тот момент скорее жаждал забиться в тёмный угол, накрыться одеялом и не отсвечивать. Стыд, тягучий и плотный, почти ватный. Он пришёл уже к ночи после визита к тому дядьке. Никакие дискотеки, фотоаппараты и впечатления не смогли проковырять мою раковину в тот вечер. А потом снова потекли дни. Один, два, три… И новое открытие, заставившее меня окаменеть внутренне не хуже гранитной плиты. Не был я готов к такому, ну не был, вашу ж мать! Но никто этого не понял.
Глава 11.
Отказывающий.
Как потом оказалось, в нашем небольшом городке тусовка геев очень тесная и дружная. При этом категорически закрытая для случайных людей. В ряды этих случайных я и попал из-за своей замороженности. А началось всё с того, что через три дня после тесного контакта заднего рода в фотостудии состоялся сабантуйчик. Народ приволок пару тонн выпивки, закусок и хорошее настроение. Женька Воронков был сама лучезарность, он весь вечер трепался, хохотал и чему-то радовался. Даже на общем фоне весёлой пьянки выделялся. В какой-то момент он чего-то вдруг начал мелькать возле меня. А ту ещё и коньячок не самый паскудный в крови гулял. Наверное, поэтому я позволил себе спросить:
– Что такое, Жень? Ты чего-то хочешь?
Он на мгновение смутился, а потом сел на подлокотник старого кресла, в котором я пребывал последние десять минут, наклонился и горячо прошептал в ухо:
– Ты мне нравишься.
– В смысле? – затуманенный мозг отвлёкся от созерцания вечерней улицы за окном, пытась включиться. Женька напряжённо улыбнулся и сказал:
– Ты мне действительно нравишься, Вовка. Давай встречаться?
И тут я сообразил! Так он что, тоже из этих? На миг нахлынул панический паралич. Но я неимоверным усилием овладел собой, сдержанно улыбнулся и ответил также шёпотом:
– Нет… Прости, но нет.
Горло перехватило. Хотелось как-то объяснить, что не готов пока вновь испытать ту острую сладкую боль. В голове забилась пульсация горячей крови. Никаких слов не нашлось, чтобы объяснить, попросить подождать. Он ведь мне тоже нравился. С первых дней. Энергичный, подтянутый, шумный и весёлый. Одна только мысль, что у нас что-то может быть, заставила слова умереть в глотке. Женька поскучнел, отлип от кресла и обронил:
– Как знаешь.
А потом принялся веселиться дальше. Именно так – словно выполнял работу, вдруг ставшую противной. Я же в полном недоумении следил за его перемещениями по комнате, среди других фотографов обоих полов. Так вот просто? Нет и всё? И он отстал? Интересно. Значит, ничего особого ему и не надо, ясно же. Так, перепихнуться с новым в тусовке человеком. Кое-что я за прошедшие дни успел понять. Среди геев «постельная карусель» самое обычное дело. Они все знают друг друга, каждый не раз переспал с каждым… И каждый новый человек – для них приманка та ещё. Свежее мясо. Пониманию поспособствовал несколько скабрезный разговор с моим первым, перед тем, как он выставил меня за дверь. Да и потом стали вспоминаться разные истории. Всё сложилось в нелицеприятную картинку. А Евгений сейчас подтвердил её истинность. Стало несколько обидно. Но что поделать – значит, так оно и есть.
Это был первый звоночек. Второй прозвенел ещё через неделю, уже в августе. Среди театралов Марины Николаевой тоже тусовались разные люди. И был среди них мой давний знакомый, ещё по молодости. Кирилл был замкнутый, немногословный здоровяк, женатый и с двумя детьми. Иногда мы разговаривали ни о чём и обо всём – типичные знакомые. А третьего августа, когда артисты народной студии расходились после очередной репетиции чего-то там из Островского, он вдруг задержался с выходом на улицу, замер возле меня и спросил:
– Не хочешь в кафешку сходить? Если что, угощаю.
– Чего это ты вдруг? – насторожился я и посмотрел на часы. До прихода хозяина дискотеки оставалось всего ничего.
– Скажи, Владимир, – Кир замялся на секунду, но потом посмотрел мне в глаза и продолжил: – Ты гей?
Я не ответил, снова парализованный резкой атакой страха и паники. Чувства нахлынули волной. Сначала Женька, теперь ещё и он. Вместо ответа я cпросил:
– Почему ты спрашиваешь?
Голос мой оказался скрипучим и хриплым одновременно. Кир натянуто улыбнулся:
– Да так… Не бери в голову.
В его глазах я увидел глубокую тоску, словно не лицо белело в вечерних сумерках, а маска, за которой мутнеют два клочка тумана. Наверное, Кир увидел в моём взгляде весь ужас, замешанный на панике, потому что пожал плечами, усмехнулся и сказал:
– Пока.
Закрыв за ним дверь, я растерянно сполз по стене на пол и застыл. Сначала Евгений, теперь Кирилл. А мир, оказывается, тесен. Но Кир… Женатый парень, дважды отец. Как же ему хреново, наверное. От удара в дверь я вздрогнул и ринулся открывать. Пришёл новый вечер, впереди снова гул музыки, пьяный угар подростков и страх. Неизбывный страх человека, уверенного, что он недостоин ничего хорошего в жизни. Мой страх.
Комментарий к Глава 11. Отказывающий.
Жизнь полна неожиданностей, однако…
========== Глава 12. Ролевые игры – они такие… ==========
Вступление-двенадцать.
Страх так и не дал мне сделать шаг вперёд. Пару раз встречал своего первого. Болтали. Он мне и рассказал с сожалением, что в тусовке обо мне сложилось мнение «случайного» человека, глотнувшего острых ощущений. И не более того. Бесперспективного, как он выразился. Отчасти это принесло мне облегчение. И понимание, что, если Женька действительно хотел сойтись со мной поближе, а не ради траха, то, зная, что я склонен к гомосексуальным отношениям, нашёл бы как выковырять меня из раковины, проявил бы активность… Надеюсь. В октябре я узнал, что Кирилл погиб. Он отправился на Камчатку, что-то там ловить с группой водолазов-браконьеров. И однажды просто не вынырнул. Тело не нашли. Помню, пребывал в ступоре. И в злости на его заплаканную жену, пришедшую в музей сообщить о горе. Это ведь из-за неё, из-за вечной нехватки денег, он отправился колымить. И умер. Быть натуралом вообще убийственно для мужчины. Жизнь потом не раз мне это доказала, увы. А в феврале следующего, 2001-го года, началась новая веха в моей жизни. Я увидел объявление в одной из городских газет.
Глава 12.
Ролевые игры – они такие…
Сложенный газетный листок грел карман и ладонь, которая покоилась там же. Одна из городских школ, в которой и собирались нужные мне люди, встретила воскресной пустотой и гулом голосов, доносящихся из спортзала. Распахнув деревянные створки дверей, я прошёл в огромное помещение и застыл. Тут царило оживление. Парни, девушки, какой-то звон, голоса, смех… Знакомство с нашими городскими ролевиками прошло спокойно и в чём-то буднично. Слово за слово, тренировка-другая, и прикипел. Думал, на всю жизнь.
Особенно сдружиться в первый же день получилось с тремя парнями и девушкой. Лана тогда была официальной дамой сердца одного из моих новых друзей, Алексея. Именно этой компанией первые дни мы и тусовали. У Алекса дома пили водку, слушали музыку, говорили о книгах, кино и истории России. Было до безобразия здорово и даже замечательно. Ещё они постоянно поминали какого-то Матвея Журавлёва, который вот-вот должен был вернуться откуда-то с запада, куда его отправили родственники. Пока же мы тренировались. Всей оравой уходили вечерами на сопки, находили более-менее ровную площадку и устраивали бои на деревянных самодельных ножах. Эти ролевые штуки – своеобразный инструмент пытки. Вроде бы полированный нож, толстый, везде закруглённый и гладкий не должен быть особо опасен. Так можно думать, пока такая вот деревяха, выточенная из рукояти клюшки, не врежется тебе в рёбра. Или в пресс… Сколько костяшек на пальцах стесали? Сколько с присвистом загибались из-за попадания в «солнышко»? Сколько мата рассыпали, зажимая подбитый глаз? Не сосчитать. Но это было частью прекрасной жизни, в которой у меня были друзья, которым на самом деле было плевать – какие тараканы живут в отдельно взятой голове. На одной из таких тренировок в апреле появился пресловутый Матвей. Худощавый парнишка лет семнадцати, ростом метр семьдесят, на голове – копна лохматых чёрных волос, в глазах – искры безумия. Я смотрел на него и офигевал – не парень, блин, а мечта. Но не дрогнул ни один мускул – годы тренировок не прошли даром. Показывать кому-либо что-либо не собирался. Достаточно того, что просто рядом несколько дней провести можно во время очередного выезда. И уже второй совместный выезд ввёл меня в судорожный ступор.
Лето того года выдалось дождливым… Нет, начну с другого. Со дня нашего с Матвеем знакомства. Апрельское солнце робко грело сопки, а мы всей командой толклись в старой бетонной ротонде на гребне над разрушенным парком. Деревья рядом только-только обсыпались молодыми почками. Мы с Лёхой сидели на парапете, обсуждая очередную безумную идею по настольным играм – оба обожали серию AD&D. Лана с подругами увлечённо обсуждали, какие костюмы надо шить к первой летней игре, посвящённой истории средневековой Англии. Роман, Витька, Павел и Марк разбились на пары и тренировались с деревянными ножами. Все при деле. В какой-то момент Марк пропустил довольно жёсткий удар от Ромыча, охнул и сдавленно сказал, глядя куда-то на тропу за ротондой:
– Матвеище идёт.
– Класс! – Ромка развернулся так, словно его пнули, и галопом умчался по тропе. Остальные рванули за ним. Алексей только хмыкнул и сказал в ответ на мой хмурый взгляд:
– Приехал, наконец.
Девчата со смехом и визгом встретили пришедшую парочку, за которой потянулись парни. Одного из двоих я знал – Женька Ломатин, эрудит, язва и владелец самого убитого здоровья из всех, кого я до сих пор встречал. Второго парня я видел впервые в жизни. Так что внимательно рассмотрел его. Невысокий, крепкий, сложения скорее тонкого, лохматая копна каштановых волос на голове. Лицо треугольное, с ямочками на щеках. Тёмные глаза с живым интересом стреляют по сторонам взглядом любопытного кота. Одет парень был в черное: джинсы, футболка, куртка.
Познакомились мы так, словно всю жизнь были где-то рядом, а тут наконец узнали имена друг друга. И понеслось: тренировки, встречи, пьянки, куда ж без них. Пришло дождливое лето. На первую игру сезона поехали большой толпой, нас собралось человек пятнадцать. Местом игры мастера выбрали остров на озере. Всё бы ничего, но стоило нам на рейсовом катере перебраться на место игры, как погода окончательно испортилась. Шквалистый ветер поднял волну, зарядил мерзкий дождик. Полторы сотни человек, собравшихся на игру, скисли, чему мы не были рады. И стоило тащиться за двести километров ради такого вот уныния? Поговорив с мастерами, мы громогласно объявили, что в окрестностях славного города Рочестера появилась банда отъявленных головорезов. И начали играть в своё удовольствие. Когда “резня” достигла апогея, а вопли “убитых” переполошили все лагеря, народ наконец соизволил ожить и включиться в происходящее. Через два дня нашего дебоша Церковь объявила крестовый поход по наши невинные тушки. И закипела настоящая баталия. Столько веселья я никогда до этого не получал за такое короткое время. И плевать на синяки, ссадины, стёртые в сырой обуви в кровь ноги. Было безумно весело. Немало внёс в это прихваченный из дома алкоголь. Ну и у местных мы скупили весь самогон. Не только мы, конечно. Все игроки так или иначе наведывались в посёлок рыбаков на острове. Как-то незаметно так оказалось, что ещё до игры мы с Матвеем превратились в неразлучную парочку дурных голов. Рядом с ним я был свободен в выражении мыслей и настроения. На третий день игра притихла, все поставленные мастерами задачи были выполнены, а банда головорезов покрылась в лесах, благополучно натворив безобразий. Это решено было отметить. В ход пошёл последний алкоголь. Даже “синявка” употребилась без особых возражений. Народ решил, что этого мало. И начал искать добавки. Группа из нашего лагеря отправилась по соседним лагерям. Я придремал, убаюканный пьяной качкой в голове. Но в какой-то момент посланцы добра вернулись… С добром. И палкой. Крупный Павел уселся у костра под тентом, по которому шелестел дождь, положил дрын себе на колени и жизнерадостно сказал:
– Мы там парочку пидаров раскулачили.
– Это как? – вяло спросил я.
– Чего? – удивился Матвей, тоже никуда не ходивший.
– А нехер сосаться в палатке, куда люди за пойлом лезут, – довольно осклабился Ромка, плюхнувшись рядом с Павлом на бревно. – Ну, мы их пару раз прямо по палатке палкой приласкали, чтобы типа о гостях предупредить. Они и выдали нам эту штуку.
Он поставил на землю полуторалитровую пластиковую бутылку прозрачной жидкости. Пашка оживился:
– Спиртяга бодяженный. Но нам хватит.
– А чего те? – спросил Матвей.
– Ничего, – Ромка пожал плечами. – Мы их звали к себе, они сказали, что подумают.
Я слушал этот трёп и ощущал жар в голове. Если же сильные люди, способные быть самими собой. Почему я не могу? От этого стало муторно. Поднявшись с туристической пенки, на которой вялился последний час, я неспешно побрёл под дождь. Голос Матвея заставил на мгновение застыть:
– Ты куда, Вов?
– Пройдусь, – вяло ответил ему, махнул рукой и пошагал дальше в дебри леса, чувствуя, как пылает голова от бешеных мыслей. Рисковать дружбой с этим парнем не собирался, так что и рассказывать что-либо не было желания. Вот только странный серьёзный взгляд Матвея охолодил спину. Неужели он что-то подозревает обо мне? Когда я через полчаса вернулся в лагерь, оказалось, что один из местных мальчишек принёс новость. Объявлено штормовое предупреждение, и нам предложили покинуть остров, пока это возможно. Конечно, первым делом отправили девчонок и малых, мало ли что. Потом уже сами стали сворачивать лагеря. Выбраться с острова успели все. Но выбираться в родной город было поздновато. Всей толпой остановились на ночь у наших друзей, живших в краевом центре. На съёмной квартире поместились шумно, весело. По пути опять затарились спиртным. И понеслось по новой. Не помню, что и как, но ночью проснулся от странных ощущений. Народ дрых на полу, на диване, на креслах. Я лежал на куртках посреди комнаты, а под футболкой нервно блуждали горячие ладони. Ошалев от этого, я дёрнулся и развернулся. Это был Матвей. Правда, он тут же притих. Закрытые глаза, ровное дыхание, вроде бы просто во сне… Или нет? Я осторожно выбрался из-под его замершей руки. Чёрт, как же всё странно-то. Покурив на балконе, я вернулся в ряды спящих.