Текст книги "Ваша Раша"

Автор книги: Игорь Голубятников (Паломарес)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Шальная молодость ея

Валька росла сущей оторвой.

Да и кем бы ещё могла вырасти девчонка, если отец, машинист башенного крана, приползал домой чуть не каждый день «на бровях», бил жену смертным боем, а когда однажды явился трезвым и с удивлением обнаружил в дочке появление вторичных половых признаков, тут же залез ей всей пятернёй в трусы?!

Вот и бегала она чуть не с тринадцати лет по тёплым подвалам в компании бравых пацанов, многолетних подопечных участкового дяди Гриши и комиссии по делам несовершеннолетних.

– Ох, гляди, девка! – не раз грозил ей пальцем участковый. – По рукам пойдёшь – всю себе жизнь испоганишь! Хоть бы мать пожалела…

– А чо её жалеть? – кривилась Валентина. – Сама такую жизнь себе выбрала. Хотела б – давно развелась! А она даже маляву в ментовку писать боится.

И запела с издёвкой:

 
Умчитесь прочь, мои печали,
И, в даль счастли-и-ивую маня,
Взмахни крылом цыганской шали,
Шальная молодость моя,
Шальная молодость – тр-р-рям! – моя!
 

– Я вот те дам «ментовку» с «малявой»! – оборвал её милиционер. – Ишь, разболтались совсем. Думаешь, управы на вас нет? Я тебе в остатний раз говорю: бросай ты эту свою гоп-компанию, не доводи дела до греха!

– А то чо? – расстегнула верхнюю пуговицу на оттопыренной блузке юная нимфа и поиграла влево-вправо бюстом. – Мамке пожалуешься, да?

– Тьфу ты, пропасть! – плюнул в сердцах дядя Гриша, развернулся налево кругом и отбыл в неизвестном направлении.

Летом комиссия по делам несовершеннолетних с согласия профсоюза и участкового дяди Гриши отправила трудновоспитуемую Валентину в пионерский лагерь. Для смены обстановки и морального оздоровления.

В лагере Валюха немедленно соблазнила пионервожатого Василия, проникнув к нему в постель ближе к рассвету, когда тот спросонья потерял профессиональную бдительность.

Об их романе через неделю знал уже весь преподавательский состав и лично директор товарищ Шпак. Вожатого без лишнего шума сослали обратно в город, от греха подальше.

Сама грешница походила пару-тройку дней паинькой, но слух о дерзкой вакханке уже достиг ближайшей деревни, и молодые неженатые пейзане повалили на дармовой мёд гурьбой. Товарищ Шпак рвал и метал, однако изменить сложившуюся ситуацию был не в силах.

А вот вожатому Василию очень даже понравился новый опыт близких, доверительных отношений с юным противоположным полом.

Он предусмотрительно доложил о происшедшем своему шефу – начальнику райотдела комсомола, изобразив при этом искреннее и полное раскаяние. Повинную голову меч не сечёт. Дело замяли, даже не вынося вопрос на заседание партийного комитета.

Василий же по окончании смены в пионерлагере легко нашёл возможность возобновить отношения с безбашенной нимфеткой. Чему та, кстати, ничуть не противилась – не век же по подвалам да по кустам шариться! А тут какой-никакой, но всё же карьерный рост.

Через пару лет, достигнув совершеннолетия, Валентине захотелось чего-то более весомого, чем занятия любовью по три раза в неделю.

– Вась, а Вась… – заканючила она как-то после бурного секса, выпуская густой сигаретный дым из чувственных, по-голливудски очерченных ноздрей. – А ты на мне женисся?

– Эт ещё с какого бодуна?! – испугался Василий. Рывком сел на кровати, облокотившись о подушку. – Ты чо, дурында, забеременела? Да?

– Да не-е-е… – разогнала дым рукой Валентина и скомкала бычок в пепельнице. – Просто… уже третий год мы с тобой, а ясности никакой.

– Какая те ясность нужна, шалава?! – повысил тон бывший пионервожатый. – У тебя ж, как в маршрутке, – весь город уже побывал!

– А ты почём знаешь, кто у меня побывал? – кокетливо улыбнулась девка. – Вам, што ле, в райком сводки дядя Гриша раз в неделю носит?

– Валька, не дури! – погрозил пальцем Василий. – Ты своими хотелками мне всю карьеру под откос пустишь. Чего тебе неймётся? Займись лучше делом. Смотри, вон сколько кооперативов последние полгода пооткрывалось. Выбери себе направление – и вперёд!

– Ты чо эт, меня торговкой на рынок определить хочешь?

– Торговать ты только одним умеешь! – отрезал комсомольский вожак. – Сейчас время такое – надо свою нишу найти, пока другие её не цапнули у тебя из-под носа. А я помогу в администрации и налоговой.

– Кака така ещё ниша? – нахмурилась от напряжения мозга Валентина.

– Не знаю пока… – задумался новоявленный предприниматель. – Ну, вот, к примеру, к нам из Азии и с Кавказа идёт поток всякого барахла. Народ с руками отрывает. А пальто чурки шить не умеют – не их ассортимент. Хочешь, организуем швейку?

Василий встал с кровати и заходил в сладком предвкушении барышей по всей квартире.

– Давай с трусов начнём! – предложила озорница, весело созерцая мотающееся естество работника комсомола. – А там и пальто сварганим!

– От, блин, – я про дело ей талдычу, а у ней одно на уме!

– А я чо? Я ничо… – покорно согласилась Валентина, прикрывая передок простынкой. – Ну и с чего начнём, толстюнчик ты мой ненаглядный?

– Начнём с начала: заявление в налоговую, аренда помещения, закупка оборудования и материалов, кад ровый подбор. Тебе ничего делать не надо, а то всё испортишь. Будешь смотрящей по общежитию!

– Как эт? Я ж ничо не умею!

– Научишься! Не боги горшки обжигают! – чеканил фразы вожак. – Главное – найти грамотных дизайнера и технолога. Ну да на государственных фабриках этого добра сейчас навалом. Только посули хорошую зарплату – сами в очередь встанут, да и бригаду свою приведут!

– Ой, Вась, ты у меня такой продвинутый… – прижалась к рельефной партийной груди растроганная девица. – А как мы назовём наш каператив?

– Ну, не знаю… – задумался тот на миг. – А давай назовём его «Одевайка»? И звучит оригинально, и вектор задан!

Вот так и родилась в муках на комсомольском ложе новая фирма. Но это сказке не конец – приплывёт ещё тунец!

Круговорот воды в народе

– Эй, водила, полегче на поворотах! Не скот, чай, везёшь!

Павлик Похмелкин, потомственный сантехник в третьем поколении, ехал на работу в пресквернейшем состоянии души и тела. Душа противилась самой нелепой необходимости ехать куда-то, а тело, в особенности голова, всецело откликалось на безмолвную, но пронзительную жалобу души.

Как найти выход из этой повторяющейся чуть не каждый день ситуёвины, сантехник не знал…

Он мог с закрытыми глазами поменять кран-буксу, помпу в сливном бачке или там соединить муфтами и фитингами трубы разного диаметра. Но способ законопатить течь в своей собственной мятущейся душе так и оставался вне досягаемости его измученного употреблением бормотухи и боярышника рассудка.

– Ты бы хоть зубы, что ли, почистил! – отворотила от него нос, принимая деньги за проезд, пожилая кондукторша. И добавила, морщась, как печёная айва: – Перегаром на весь автобус воняет, аж дышать нечем!

– Ну и не дыши, раз нечем! – вяло огрызнулся мужик. – От тебя, мож подумать, французским одеколоном пахнет, овца ты потная!

– Тьфу! – безнадёжно отмахнулась кондукторша и не глядя сунула ему билет.

Две короткоюбочные школьницы, с любопытством наблюдавшие за процессом обилечивания потомственного сантехника, молча переглянулись и прошли подальше в салон. Наверно, тоже чурались близости с похмельными гегемонами.

Прижав карточку учёта к автомату ровно без пяти восемь, Павлик прошёл через турникет и направился на свой участок. Вяло поздоровался за руку с мужиками в курилке и от нечего делать спросил:

– Чо, сёдня куда?

– Бригадир сказал – с нами поедешь, – проинформировал его Семёныч, наладчик газового оборудования. – На проспект Ассенизаторов, тьфу, блин, – Механизаторов! Колонку будем менять на кухне у одной бабки-ветеранши.

– Дак а я-то чо? – не понял сантехник. – Это ж по газу наряд!

– А газ воду нагревает! – кратко ответил Семёныч, втаптывая чинарик каблуком в асфальт. – А вода течёт по трубам! Круговорот такой в природе. И ваще… – тут он понизил голос и воровато оглянулся по сторонам, – ты тут до обеда будешь торчать без опохмела. А у нас с собою есть, так что не выёживайся!

– А чо есть? – У Павлика от перспективы успокоить мятущуюся душу немедля заныл затылок и в непроизвольном глотке дёрнулся кадык.

– На жопе шерсть! – улыбнулся наладчик, а его напарник довольно загоготал, как гогочут добравшиеся наконец до пруда гуси.

– Передевайся иди! Ждать не будем!

Павлика в подобных ситуациях не надо было дважды просить.

Он мигом накинул рабочий халат, схватил ящичек с инструментом и нагнал попутчиков уже в «буханке»*. А уж когда обустроился на покоцанном сиденье автомобиля, то даже некое подобие улыбки появилось на его измятой беспощадной наследственностью физиономии.

До адреса доехали быстро.

Поднялись с инструментом и новой колонкой на этаж. Мимо причитающей на своём малопонятном старческом бабульки прошли в дверь квартиры и по-хозяйски расположились на шестиметровой кухоньке.

– Павлик, воду отруби сразу! – скомандовал Семёныч, а напарника спросил: – Газ перекрыл уже? Тогда бери разводной и – вперёд, к стояку! А я тут пока полянку накрою… Бабка, стакан есть?

Бабулька поспешно полезла в шкафчик за стаканом.

– А ещё есть? Или тока один-единый остался?

– Есть, милай, есть! – вновь запричитала утихшая было бабулька. – Вона, шкапчик сам открой, родной, – тама всё есть!

Наладчик вытащил из шкафа ещё два мутных стакана, дунул в них, протёр, потом посмотрел на свет, удовлетворённо кивнул:

– Сгодится! А ты, старая, иди телевизор посмотри пока. Неча те тут делать!

Бабулька послушно ретировалась в гостиную.

Семёныч достал из сумки пол-литру и газетный свёрток. Разлил жидкость по стаканам, развернул свёрток, в коем оказались уже порезанные хлеб с колбаской, и произнёс тост:

– Ну, давай вздрогнем, мужики! А то на вас смотреть больно…

Мужики вздрогнули. Потом ещё. А потом – ещё.

Пока в бутылке не осталось ни капли жидкости для вздрагивания. После чего процесс снятия старой колонки и установки новой пошёл. И пошёл ударным темпом!

Ближе к концу процесса старшой чего-то заскучал и сообщил товарищам, что пойдёт подышит воздухом во двор и чтобы они тут сами пошабашили.

– Да не вопрос, Семёныч! – заверил его Павлик. – Ща всё мигом устаканим. Шесть секунд, в натуре!

Так и вышло. Только вот после ухода слесарей колонка никак не хотела загораться, а из водопроводного крана в нос бабульке вместо струи воды вдруг шибанул запах газа.

Обеспокоенная старушка немедля выбежала на лестничную клетку с заполошным криком «помогите, люди добрые!».

На её вопль, а пуще того на запах газа, и другие обитатели подъезда повыскакивали из своих квартир. Кто-то бывалый догадался вызвать бригаду аварийной службы.

Бригада и обнаружила по приезде, что бравые ремонтёры в процессе подсоединения труб перепутали их и вода безудержным потоком хлынула туда, где должен был струиться газ. И наоборот, соответственно.

А потомственный сантехник Павлик Похмелкин тем же вечером, наблюдая за тугой дугообразной струёй, извергаемой им после заливки третьего литра пива в организм, глубокомысленно, в полной гармонии души и тела заметил:

– От ить как происходит круговорот воды в народе!

Магия закона всемирного тяготения

Сэр Исаак Ньютон и упавшее ему на голову яблоко редко вспоминаются нашим простодушным до неприличия народом. И ещё реже управляющей им хитрожопой до бесстыдства элитой. А зря, ведь закон всемирного тяготения никто пока не отменил. Как, впрочем, и бытовую магию.

Вот, к примеру, в прошлом году в пятиэтажной хрущёвке, где проживал пенсионер Серафим Петрович (внешним видом – вылитый артист Толоконников* в роли булгаковского Шарикова!), случился казус. Некая гражданка средних лет, безмятежно возлежавшая в горячей ванне, вдруг провалилась вместе с ней сквозь пол, несказанно изумив своим полётом обывателей, мирно смотревших вечернее ток-шоу по телевизору.

Грохот пробивающего этажи помывочного аппарата вкупе с истошным визгом гражданки породили в обитателях дома подозрение, что давно обещанная телеэкспертами бомбёжка Воронежа* уже началась.

Однако грохот вскоре прекратился. Чего нельзя было сказать про визг.

Прибежавший на место приземления ванны народ среди оседающего столба пыли с увлечением разглядывал и само летательное средство, и лётчицу, в смятении прикрывающую интимные места.

Слава богу, пыль была не радиоактивная, и неравнодушные жильцы, включая Серафима Петровича, подтянулись вплотную к даме в неглиже, чтобы сполна насладиться дармовым зрелищем.

«Как хорошо, что я живу на первом! Мне никакой закон тяготения нипочём!» – подумал тогда про себя Серафим Петрович и на радостях накатил стаканчик под килечку с лучком за помин души гения механики.

И каждый раз когда пенсионер мылся в ванной, та же мысль непременно посещала его, и тот же стаканчик с закусочкой во славу сэра Ньютона поджидали на кухоньке!

* * *

Прошёл год.

Как-то раз утром Серафиму Петровичу, давно страдавшему, не к столу будь сказано, старческими запорами, вдруг показалось, что появилась возможность опростать наконец кишечник. Поскольку событие это происходило отнюдь не каждый день, он поспешно схватил газету и в радостном предвкушении рванул в туалет.

Однако потуги Серафима Петровича так и не дали желаемого результата.

Изъёрзавшись на сиденье унитаза, как навозный жук, и оплыв потом раз десять, пенсионер разозлился на весь белый свет, шмякнул скомканной газетой об пол и заорал на всю губернию:

– Да штоб ты провалился, паскуда!

Науке неизвестно, оказывают ли подобные пожелания неофитов какой-либо прикладной эффект.

Может быть, ответ на этот вопрос стоило бы поискать в оккультизме или даже чёрной магии, коими и профессор Воланд*, и сам неподражаемый Ньютон отнюдь не брезговали. Но в данном случае результат заклинания был, как говорится, незамедлительно получен!

Пенсионер Серафим Петрович, подобно давешней гражданке средних лет, сидя верхом на унитазе, незамедлительно провалился сквозь пол и приземлился в подвале родного дома в луже протухшей воды.

– А-а-а-а!!! – испустил победный клич Серафим Петрович, и мирно мурлыкавшие до этого стремительного прорыва коты в ужасе прыснули прочь от невиданного доселе всадника.

– У-у-у-у!!! – продолжил завывать облегчившийся наконец от бремени пенсионер, отчаянно пытаясь ухватиться за проложенные вдоль стен, обросшие полувековым мхом водопроводные трубы, чтобы не свалиться физиономией в источающую миазмы лужу.

– ЁПРСТ!!! – изумлялись прибежавшие к месту очередной пробоины пятиэтажного корабля соседи.

– Эк тя, Петрович, пронесло! – заглядывая во внушительных размеров дыру, причитали они со смесью непритворного сострадания и неприкрытого любопытства.

– Чо рты-то пораззявили, уроды малахольные?! – вопрошал их из преисподней Серафим Петрович, безутешно пытаясь натянуть семейные трусы на свои увядшие чресла. – Опять стриптизу захотели, как прошлый год?! Стремянку бы лучше принесли, дуралеи!

Вытащив всем миром пенсионера из подвала и поняв, что обещанной бомбардировки, как и капитального ремонта, три века ждут, соседи помаленьку разошлись по своим квартирам.

А удачно облегчившийся Серафим Петрович накатил стаканчик под килечку с лучком и сел смотреть вечернее ток-шоу о чудесах магии в жилищно-коммунальном хозяйстве страны.

Собака Павлова

Условный рефлекс – это приобретённый рефлекс, свойственный отдельному индивиду (особи). Возникают в течение жизни и не закрепляются генетически (не передаются по наследству). Возникают при определённых условиях и исчезают при их отсутствии. Формируются на базе безусловных рефлексов при участии высших отделов мозга.

Википедия

Ваня Павлов, худенький, бледненький, одетый в потёртый костюм мальчик, обожал биологию.

Их школьный биологический кабинет был увешан огромными наглядными пособиями с изображением эволюции живых существ от палеозоя до наших времён. Ване было одинаково интересно разглядывать цветные изображения одноклеточных инфузорий-туфелек и чёрно-белые фото подопытных собак своего знаменитого тёзки.

Однажды на уроке учительница рассказала о смысле проводимых академиком Павловым экспериментов по рефлексологии и для наглядности показала фото пса с продырявленной щекой. Из псиной щеки свисала пробирка, в которую, как пояснила училка, должна была сливаться слюна, выделяемая при появлении пищи.

Оказалось, что слюна у собаки выделялась не только во время приёма пищи, но даже и при простом появлении на пороге комнаты сотрудника в белом халате, обычно раздававшего еду.

Это явление, сказала биологичка, называлось в науке условным рефлексом.

Ване очень не понравился этот самый условный рефлекс. Он мысленно представил себя на месте подопытных животных, и у него даже заболела щека в том месте, где дотошный академик обычно проделывал дырку.

«Наверно, его в детстве собака покусала, не иначе!» – подумал мальчуган.

Прозвенел звонок. Рефлексивно потерев ладошкой это самое место, чтобы убедиться в отсутствии висящей пробирки, Ваня вздохнул и стал складывать в портфель учебники.

В школу и из школы Ваня всегда ходил в компании двух друзей, живших неподалёку от его дома: Лёни из профессорской семьи и Костика, сына директрисы ресторана.

Дойдя до перекрёстка, где их пути расходились, ребята увидели лежащего на только что оттаявшем газоне лохматого пса. Пёс явно наслаждался солнечной ванной.

– О, гляди-ка! – радостно объявил Костик. – Материал для опытов пропадает!

– Да уж! – согласился Лёня и похлопал Ваню по плечу. – Нет на тебя нашего Павлова!

А Ваня ничего не сказал.

Он залез к себе в портфель, вытащил оттуда недоеденный коржик, который ему утром дала вместо денег на школьный обед мама, и бросил его (всё равно ведь засох!) собаке. Та поднялась, виляя хвостом, подошла к коржику, понюхала его пару секунд и вопросительно посмотрела на ребят.

– Не будет она его жрать! – уверенно вынес приговор румяный, упитанный Костик. – Смотри, даже слюна у неё не выделилась на твоё угощение.

– Ты бы ей колбасы дал, – посоветовал рассудительный Лёня. – На фиг ей коржик твой?

– Ага, щас в магазин сгоняю, куплю килограммчик! – парировал Ваня. – Только шнурки постираю!

– Давай-давай! – подбодрил его Костик и съязвил, поглаживая живот: – А я обедать пошёл, а то уже слюной исхожу от вида пищи. Покедова!

– До завтра, пацаны! – пожал руки друзьям Лёня. И тоже ушёл.

Ваня посмотрел на неуверенно взмахнувшую ещё раз хвостом собаку, сел на корточки и поманил её пальцем.

Собака охотно подошла. Хвост, в подтверждение выводов прославленного академика, заработал активнее.

– Ты чего, скотина неблагодарная, нос воротишь? – поинтересовался мальчик. – Колбасу я и сам люблю, да только недешёвая она!

Собака доверчиво глядела Ване прямо в глаза и даже попыталась ткнуться мордой ему в коленку.

Ване такая фамильярность не понравилась. Он брезгливо оттолкнул пса коленом, резко поднялся и пошёл домой.

Открыв квартиру ключом, Ваня зашёл вовнутрь, повернулся, чтобы захлопнуть дверь, и тут увидел стоявшую на лестничной клетке собаку, вопросительно глядевшую ему прямо в глаза.

Ваня, не раздумывая, на рефлексе, взял из туалета мамину швабру и ткнул ею пару раз в морду опять завилявшей хвостом псины.

Потом аккуратно закрыл дверь, разулся, разделся, поставил на место швабру и пошёл готовить задание по рефлексологии имени академика Павлова.

Морковь и голуби

Клавдия Павловна просыпалась поздно.

Мужа у неё отродясь не было, а единственная дочь давно укатила покорять столицу, да так и прописалась там навечно в каком-то безымянном офисе.

В общем, некуда было старушке спешить. И не для кого.

Сквозь латаные шторы в двенадцатиметровую комнатёнку настойчиво просачивались лучи озорного мартовского солнышка, раскрашивая плешивый выцветший ковёр золотистыми овалами. В одном из этих овалов уютно и уверенно распластался на боку вернувшийся с ночных похождений кот Борька.

Его широко раскинутые лапы вкупе с размеренным тиканьем настенных часов и заполошным цвирканьем счастливых синиц за окном означали, что новый день Клавдии Павловны начинался так же, как и все прошедшие.

Кукушка из часового окошка подтвердила это ощущение, бодренько прокуковав аж целых десять раз. Исполнив долг, птичка ретировалась в свой настенный «кукушник», и старушка нехотя поднялась с продавленного дивана.

Зайдя в ванную с пожелтевшим от старости, вечно слезящимся унитазом и такою же раковиной, она набрала из-под крана горсть этих слёз, ополоснула морщинистое личико и промокнула его вафельной тряпкой, которая в далёкой молодости была полотенцем.

Шаркая шлёпанцами по неровному дощатому полу, добрела до кухоньки, зажгла газовую конфорку и поставила на неё закопчённый железный чайник.

Покуда тот грелся, принесла из комнаты на кухоньку телевизор «Юность-402» с экраном размером с чайное блюдце и включила Первый канал.

Очень ей нравилось, как под бодрые звуки музыкальных заставок хорошо упитанные, лоснящиеся достатком и достоинством дикторы и дикторши рассказывали про успехи нашей славной страны и про зависть к нам коварного и подлого Запада.

– Борьк, а Борьк! – осторожно поворачиваясь на колченогой табуретке в сторону гостиной, позвала Клавдия Павловна единственного своего собеседника. – Нет, ты погляди, чаво мериканцы проклятущие удумали опять! Мало им свово полушария – они вокруг наших границ ракетов понаставили. Украину вон всю взбаламутили, хохлы нас таперь ненавидют. А ведь были, как ты, – родные, свои!