Текст книги "Уравнение Шекспира, или «Гамлет», которго мы не читали"

Автор книги: Игорь Фролов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)

Тогда H amlet может означать наследник Анле-сумасшедшего. Кто этот сумасшедший, которому наследует наш герой, пока неясно, как неясно вообще, имеет ли право на жизнь такая трактовка имени. Но мы должны быть терпеливыми – впереди ждут ребусы куда более сложные.

Итак, мы определили, что в условном пространстве шекспировской пьесы разворачивается внутреннее представление, автором которого, как оказалось, является Горацио. Самое простое – предположить, что под именем Горацио Шекспир вывел себя, и рассматривать всю пьесу сквозь этот обманчиво-прозрачный кристалл. Однако не будем торопиться – мы еще не поняли, какую роль играют прозаические вставки.

Строгий филолог здесь не преминет сделать замечание – если речь идет о мениппее, то правильнее говорить о прозаическом тексте, куски которого скреплены стихотворными вставками. Именно так, в классическом, «менипповом» духе, и рассматривал пьесу Шекспира Альфред Барков. Но мы, будучи полными профанами в филологии, все же не станем торопиться с исправлением нашего «обратного» посыла.

Вспомним о времени появления «Гамлета». Историки литературы относят его создание ко времени между 1598 и 1602 годами. В списке произведений Шекспира, опубликованном в 1598 году «Гамлета» еще не было, а в июле 1602 года «Месть Гамлета, принца Датского» была зарегистрирована в Палате книготорговцев. Первая печатная версия датируется 1603 годом, вторая – значительно расширенная – 1604-м, но есть достоверные свидетельства, что эта пьеса уже игралась в 1601 году. А отрезок английской истории 1601-1603 гг. чрезвычайно значителен. Он начинается неудачным восстанием (8 февраля 1601 года) под водительством графа Эссекса, фаворита королевы Елизаветы (до сих пор нет единого мнения – был ли он любовником престарелой королевы или ее незаконнорожденным сыном). Восстание было подавлено в самом начале, и графа по указу королевы казнили. Сама Елизавета пережила своего любимца на два года. В 1603 году она умирает, и власть ее переходит к Якову (Джеймсу) VI, королю Шотландии и сыну Марии Стюарт, казненной Елизаветой в 1587 году.

Пьеса, созданная в такое исторически сложное, переломное время просто обязана нести в себе отношение автора к событиям, свидетелем или участником которых он был. Но в то время сделать это напрямую было просто невозможно – существовал даже королевский указ, накладывающий запрет на отображение в пьесах действующих монархов и других лиц королевской фамилии. В таких жестких цензурных условиях не могло не процветать уже упомянутое искусство стеганографии – и о нем нужно помнить, чтобы вставная проза превратилась из авторского огреха в полное смысла сообщение, вложенное в поэтический текст. Конечно, это не утверждение, а, пока лишь предположение – но предположение самое естественное.

Здесь следует добавить, что Шекспир в случае с «Гамлетом» (как, впрочем, в случаях с большинством его пьес) «пришел на готовенькое» – я не имею в виду историю датчанина Саксона Грамматика (Saxo Grammaticus, Gesta Danorum или Historia Danica, XII в.), или ее пересказ французом Бельфоре (François de Belleforest, Histoires Tragiques, 1576), – но говорю о пьесе, созданной в конце 80-х – начале 90-х годов XVI столетия. Все исследователи единодушно приписывают авторство того «Пра-Гамлета» Томасу Киду (1558-1594), английскому поэту и драматургу. Есть упоминание, что этот «Гамлет» шел на сцене в 1589 году. Кстати, это Кид, автор «Испанской трагедии» впервые ввел в английскую драматургию темы мести и призрака, вещающего правду, а также пьесу в пьесе. В 1593 году могущественный Тайный совет пытками выбил из него показания на Кристофера Марло, с которым Кид некоторое время жил в одной комнате. Нужно заметить, что Марло первым применил в английской драме прозо-поэтическое мениппейное деление.

С достаточной уверенностью можно сказать, что скелетом поэтического «тела» нашего «Гамлета» послужил сюжет, знакомый тогдашнему зрителю. Похоже, говорят шекспироведы, что это пересказ пьесы Кида, исполненный Шекспиром в своей творческой манере. В таком случае мы можем считать, что в чужую, по сути, пьесу Шекспир внедрил прозу-паразита, несущую собственную смысловую нагрузку, и поддерживающую свою жизнеспособность сюжетной кровью пьесы-хозяина. Сравнение, конечно, неблагозвучное, однако фактически оправданное.

Итак, вслед за Альфредом Барковым, мы поделили пьесу на две части – поэтическую, автором которой Шекспир «на наших глазах» назначил Горацио (так предварительно мы считаем, исходя из пролога-эпилога), и прозаическую, автора которой мы пока не знаем, но подозреваем, что в прозе изложена версия событий, отличающаяся от версии Горацио.

Что касается правил мениппеи, то я все же настаиваю: в данном случае вставной является проза – потому что вставлена она в пусть и откорректированный, но чужой, стихотворный текст «Пра-Гамлета», хорошо знакомый театральному зрителю елизаветинской эпохи.

И еще: по правилам античной мениппеи стихотворная часть произведения всегда является своего рода ложью, в которой объект сатиры восхваляется, тогда, как в прозе описывается истинное отношение автора к своему герою. Будем считать, что Шекспир в своей пьесе не отступил от хорошо известных ему правил менипповой сатиры. С этим убеждением и приступим к чтению прозы «Гамлета».

II. КАК ПОЛОНИЙ ЗАБЫЛ СЛОВА

Теперь, имея хоть какое-то представление о литературно-политическом контексте, в котором родился «Гамлет», начнем читать пьесу, часть из которой по горячим следам написал, как это следует из пролога-эпилога, друг погибшего принца Горацио (и вообще, единственный из главных действующих лиц оставшийся в живых!). Но читать мы будем, как уже было сказано, в основном вставное прозаическое «сообщение». Именно оно вносит в наше восприятие смысловые «помехи», тем самым, обращая наше внимание на то, что события в «Датском королевстве» развивались не совсем так, как об этом повествует Горацио новому королю Фортинбрассу. Если проанализировать пьесу, разделяя прозу и поэзию, то сразу бросается в глаза, что почти все отмеченные исследователями противоречия заложены как раз в этом прозо-поэтическом делении. Даже при беглом прочтении становится ясно, что именно проза есть причина отклонения шекспировского «Гамлета» от обычной театральной постановки в сторону литературного тайника, где хранятся отнюдь не литературные секреты.

Первый акт пьесы (а деление пьес на акты ввел поэт Бен Джонсон уже после смерти Шекспира) – это завязка сюжета-ширмы, в котором призрак рассказывает Гамлету о преступлении Клавдия, задавая тему мести. Он полностью написан пятистопным ямбом, без примесей прозы. Второй начинается со сцены, где Полоний (Polonius) дает задание слуге Рейнальдо следить во Франции за своим сыном Лаэртом (Laertes). Это место, между прочим, тоже выглядит загадкой – зачем отец поручает своему слуге следить за своим родным сыном?

И вот первая вставка – Полоний вдруг запинается (еще ямбом):

(942-3) And then sir doos a this, a doos,

(И тотчас будет он... он будет...), – и продолжает прозой:

what was I about to say?

(Что это я хотел сказать?)

(944) By the masse I was about to say something, Where did I leaue?

(Ей-богу, ведь я что-то хотел сказать: на чем я остановился?)

(пер. М. Лозинского).

Дальше – снова ямб.

Очень важный момент – достаточно мимолетный, чтобы не обратить на него рассеянного внимания, но заметный для тех, кто настроен на поиск. Этих двух строчек хватает, чтобы понять – Полоний забыл слова! Вдруг выясняется, что пространство произведения по-крайней мере двухэтажно – условная жизнь на сцене в постановке пьесы-прикрытия и жизнь закулисная, реальная, в которой говорят прозой и в которой герои, по-прежнему скрытые от зрителя именами-масками решают какие-то иные (в отличие от сценическо-поэтических) проблемы. То, что говорящий ямбом Полоний вдруг сбивается на прозу, говорит о том, что проза и есть та реальная жизнь, в которой живут актеры, играющие в стихотворной пьесе Горацио.

Следующая вставка (II,2) тоже замаскирована. Полоний читает Клавдию и Гертруде письмо, которое, по его словам, безумный Гамлет написал Офелии:

1137 To the Celestiall and my soules Idoll, the most beau-

1137-9 tified Ophelia, that's an ill phrase, a vile phrase,

1139-40 beautified is a vile phrase, but you shall heare: thus in

1140-1 her excellent white bosome, these &c.

(К Божественной, идолу моей души, преукрашенной Офелии, это больная фраза, мерзкая фраза, преукрашенная – мерзкая фраза, но вы послушайте: таким образом на ее превосходную белую грудь/лоно, эти... и так далее.)

1142 Quee. Came this from Hamlet to her?

(Это прислал ей Гамлет?)

1143 Pol. Good Maddam stay awhile, I will be faithfull,

(Погодите, добрая Мадам, я буду правдив,)

1144 Doubt thou the starres are fire,

(Ты не верь, что звезды – огонь,)

1145 Doubt that the Sunne doth moue,

(Не верь, что Солнце движется,)

1146 Doubt truth to be a lyer,

(Не верь правде, что бывает лжецом,)

1147 But neuer doubt I loue.

(Но не сомневайся в моей любви.)

1148-9 O deere Ophelia, I am ill at these numbers, I haue not art to recken

(О, дорогая Офелия, я плох в этих размерах, я не искусен в подсчете)

1149-50 my grones, but that I loue thee best, o most best belieue it, adew.

(моих стонов, но что я люблю тебя больше всех, о, наилучшая, этому верь, прощай.)

1151-2 Thine euermore most deere Lady, whilst this machine is to him. Hamlet.

(Твой навсегда, самая дорогая леди, до тех пор, пока этот механизм с ним. Гамлет.)

Субьективные впечатления от прочитанного: слог письма коряв до такой степени, что королева удивлена, и ее вопрос (а иначе, зачем она переспрашивает?) выражает недоумение и недоверие. Читатель, несмотря на то, что не знаком с рукой Гамлета, вполне может подозревать подделку, хотя ее автор и цель пока не ясны. Что касается последних слов записки, то они до сих пор не поддаются переводчикам – да и толкованию англоязычных комментаторов тоже.

Пастернак, несмотря на свой достаточно вольный перевод в целом, здесь передал почти дословно: «Твой навсегда, драгоценнейшая, пока цела эта машина. Гамлет».

Кронеберг видит смысл так: «Твой навсегда, пока живет еще это тело. Гамлет».

К.Р. (Константин Романов) меняет тело на душу: «Твой навеки, самая дорогая моя, пока душа еще в этой оболочке. Гамлет».

У Радловой – таинственней всех: «Твой навсегда, дорогая госпожа, пока это сооружение принадлежит ему. Гамлет».

Что же это за непонятная machine? Английский словарь не помогает прояснить столь темное место, которое для обычного читателя не значит ничего, кроме свидетельства безумия принца. Однако словарь Шекспира – не только английский словарь. Это знают и сами англичане, бьющиеся уже пятое столетие над толкованием шекспировского лексикона, составляющие глоссарии, в которых пытаются угадать значение того или иного слова Шекспира. То, как это им удается, мы еще будем иметь возможность увидеть, а сейчас вернемся к машине.

Мы не так наивны, чтобы поверить в слова весельчака Бена Джонсона о том, что «Шекспир плохо знал латынь, еще хуже – греческий» (а эта шутка, между прочим, есть один из самых веских козырей в пользу авторства страдфордского ростовщика Шакспера – мол, сам старина Бен свидетельствовал о его полуграмотности). Шекспир (кто бы он ни был) хорошо знал и латынь и греческий, и часто строил свои неологизмы, опираясь на эти языки. Так вот эти два языка в случае, который мы разбираем, оказались посодержательней английского. Латинское (заимствованное из греческого) слово machinа означает не только привычные механизм, строение, но имеет и такой ряд значений: осадное орудие, орган, уловка, хитрость. И тогда мы можем передать загадочную фразу (включая игру слов) так: «Твой … до тех пор, пока это орудие, орган/уловка, хитрость с ним. Гамлет». Здесь мы видим откровенный намек, как на сексуальные отношения, так и на то, что отношения Гамлета (или того, кто пишет записку) построены на хитрости с его стороны, и пока эта хитрость при нем, все останется по-прежнему.

Впрочем, желающие оставить все как есть, могут считать, что этим письмом он хочет заставить своих врагов поверить в его невменяемость. Однако такое решение было бы слишком простым и скучным. Тем, кто выбрал этот вариант, уже не стоит читать дальше. А все еще только начинается. Нужно учесть и то, что прозаическая записка встроена в поэтическую часть таким образом, что вполне может оказаться «поддельной» прозой, написанной все тем же стихотворцем Горацио, и отражающей его версию событий.

III. ТОРГОВЕЦ РЫБОЙ И ЕГО ДОЧЬ

По-настоящему проза разворачивается лишь во 2-й сцене II акта – в разговоре «сумасшедшего» Гамлета с Полонием. Эта сцена, если прочесть ее внимательно, оказывается настоящим прологом к «скрытой», прозаической пьесе. В ней в свернутом виде содержиться указание на то, что составляет тайну шекспировского послания. Но мы только в самом начале чтения и не сможем понять смысла этого пролога полностью. Просто отнесемся к нашему чтению ответственно и постараемся ничего не пропустить, несмотря на неясности.

Вообще, сумасшествие в этой пьесе – как Гамлета, так впоследствии и Офелии – очень удобная форма правды. Немедленный пример – на вопрос Полония, узнает ли принц его, Гамлет отвечает: «Excellent well, you are a Fishmonger» (Еще бы, вы – торговец рыбой). Казалось бы, при чем здесь торговля рыбой?

Ниаз Чолокава в статье «Шекспир, Гамлет, Офелия и старые притчи» пишет: «Слово fishmonger, особенно в елизаветинские времена, означало «сутенер». Это можно найти в любом издании, где хоть как-то комментируется это слово. Например, в York Notes on Shakespeare читаем:

fishmonger: ... The term 'fishmonger' was sometimes applied to a man who benefited from the earnings of prostitutes... (термин «fishmonger» иногда применялся к человеку, который получал прибыль от дохода с проституции – И. Ф.)

В другом комментарии:

«Fishmonger» is Elizabethan cant for «fleshmonger» – a pimp, procurer, or bawd. («Fishmonger» на елизаветинском жаргоне – торговец мясом – сводник, поставщик, или содержатель публичного дома – И. Ф.)».

А вот свидетельство Бориса Борухова («Уильям Шекспир устами Гамлета: Офелия – проститутка»), который ссылается на фундаментальный словарь английского слэнга Джонатона Грина (Jonathon Green. Cassell's Dictionary of Slang. London, 2000). Там, сообщает Б. Борухов, он обнаружил следующее:

Fishmonger – [17 century] a womanizer, a promiscuous man

«Бабник и развратник – это, конечно, не совсем то же самое, что «сутенер», – пишет автор заметки, но добавляет, что на той же странице указано: Fishmonger's daugther – [Late 16 century – early 17 century] a prostitute».

Итак, все вроде бы проясняется. Полоний одновременно и развратник (и он сознается в этом, говоря, что в молодости немало страдал от любви), и отец Офелии, которая таким образом оказывается Fishmonger's daughter, то есть проституткой. Гамлет не обвиняет Полония в торговле собственной дочерью – дочь, по мнению Гамлета, сама ступила на путь проституции – извлечения выгоды из торговли собственным телом.

(Мы так дотошно разбираемся с «торговцем рыбой» потому, что небольшой разнобой английских толкований показывает некую неуверенность толкователей, и складывается ощущение, что «сутенер» – уже постшекспировское, «угаданное» значение. Но с этим словом связана одна интересная литературная аллюзия, о которой мы скажем позже).

Вернемся к беседе Гамлета и Полония.

1218-20 Ham. For if the sunne breede maggots in a dead dogge, being a good kissing carrion. Haue you a daughter?

1221 Pol. I haue my Lord.

1222-3 Ham. Let her not walke i'th Sunne, conception is a blessing, but as your daughter may conceaue, friend looke to't.

В переводе Лозинского:

Гамлет: Ибо если солнце плодит червей в дохлом псе, божество, лобзающее падаль... Есть у вас дочь?

Полоний: Есть, принц.

Гамлет: Не давайте ей гулять на солнце: всякий плод – благословение; но не такой, какой может быть у вашей дочери. Друг, берегитесь».

Мы привыкли к образу невинной Офелии, но даже у Лозинского Гамлет говорит Полонию, что Офелия беременна – или может забеременеть. Здесь Лозинский поступил слишком честно – он мог бы без угрызений переводческой совести передать «conception is a blessing, but as your daughter may conceaue» как «замысел есть благо, но не тот, который ваша дочь может постичь» – и эта невнятица вполне укладывается в концепцию помешательства. Полисемичность английского словаря позволяет выбирать разные значения одного слова. Однако, Лозинский близок к истине, которая подстрочно выглядит вот как: «зачатие (conception) – счастливый дар, но это не относится к беременности (conceaue), которая может быть у вашей дочери».

Фраза о червях и дохлом псе имеет и другой, отличный от вышеприведенного, перевод: «Если солнце порождает блажь/причуды/прихоти (maggots) в никчемном существе (a dead dogge – уст.), будучи неким благом (a good), ласкающим бренную плоть (carrion)...».)

Итак, невинность Офелии под вопросом. Кто же украл ее девственность, точнее – кто предполагаемый виновник предполагаемой беременности? Кажется, намек на это есть в пассажах Гамлета о солнце. Обратите внимание, что солнце встречается два раза – sunne и Sunne – и с большой буквы, как имя собственное, оно пишется там, где Гамлет предостерегает Полония от того, чтобы он пускал гулять свою дочь под этим Солнцем. Простейшая и самая прямая аналогия в данном контексте – королевская власть (Солнце было помещено на королевские штандарты первым Йорком). Таким образом, у нас есть если не факт, то гипотеза: некто, принадлежащий к королевской династии, соблазняет или уже соблазнил Офелию, и либо Полоний выступает как торговец собственной дочерью (хотя он даже aside (в сторону) искренне не понимает, о чем говорит Гамлет – или делает вид?), либо сама Офелия променяла свою девственность на какие-то материальные блага или поддалась на чьи-то посулы. Есть и второе предположение – если слушать из зрительного зала (нужно учитывать, что пьеса играется на сцене), то слова sunne (солнце) и sonne (сын) будут неотличимы в произношении, и тогда второй предполагаемый вариант достаточно скользок: Офелию соблазняет некий сын. Чей сын? – если Полония, то он же ее брат Лаэрт? Такие догадки могут далеко нас завести. Однако мы уже говорили о своем мелочном копании, и это пример такой болезненной внимательности.

IV. САТИРЫ, КОТОРЫЕ ПИСАЛ САТИР

Еще одно темное место в этом диалоге. У Гамлета в руках книга, Полоний интересуется, что читает принц:

1233 Pol. I meane the matter that you reade my Lord.

(Я имею в виду суть того, что вы читаете, мой лорд.)

1234-5 Ham. Slaunders sir; for the satericall rogue sayes heere, that old

(Злословия, сир; сатирический/насмешливый тип говорит здесь, что старые)

1235-6 men haue gray beards, that their faces are wrinckled, their eyes

(люди имеют седые бороды, что их лица морщинисты, их глаза)

1236-7 purging thick Amber, & plumtree gum, & that they haue a plen-

(источают густую смолу/янтарь, и сливовую камедь, и что они имеют сильный)

1237-8 tifull lacke of wit, together with most weake hams, all which sir

(недостаток ума, вместе с очень слабыми ляжками/бедрами/задом, всему этому, сир,)

1238-40 though I most powerfully and potentlie belieue, yet I hold it not

(хотя я весьма сильно и мощно верю, однако я считаю это

1240-1 honesty to haue it thus set downe, for your selfe sir shall growe old

(нечестным – давать такой нагоняй, да и сами вы, сир, постарели бы)

1241-2 as I am: if like a Crab you could goe backward.

(как я, если бы подобно крабу могли идти обратно/задом наперед/к худшему.)

1243-4 Pol. Though this be madnesse, yet there is method in't, will you

(Хотя это безумие, однако, в нем есть логика, не хотите ли)

1244-5 walke out of the ayre my Lord?

(покинуть этот воздух, мой лорд?)

1246 Ham. Into my graue.

(В/через мою могилу.)

Прежде всего, обращает на себя внимание фраза о движении вспять. Кажется, в ней-то, нарочито «безумной», кроется некий важный смысл. Есть всего лишь одно – и то неуверенное – предположение относительно слова backward. Примем во внимание, что ward означает опека, попечительство, тюрьма, – тогда безумная тирада оборачивается намеком Гамлета на то, что, будучи сейчас опекаемым сумасшедшим, он лишь вернулся назад во времени, к положению подопечного, в котором находился в детстве. Да и Полоний имеет какое-то отношение к былому опекунству. Но как быть с тем фактом, что по основному сюжету Гамлет потерял отца всего два месяца назад, а мать его жива и царствует?

Впрочем, пока это лишь предположение, основанное на не вполне законном переводе слова backward. Тем более что последнее значение backward – к худшему – уже указывает направление, в котором следует искать. Что-то случилось в прошлом, когда Полоний еще был молод как Гамлет, и это «что-то» у Гамлета вызывает неприятные воспоминания.

И все же вернее всего обратиться к ответу Гамлета на вопрос Полония: «Что вы читаете, принц?» Ссылка на некоего «сатирического типа» – стимул для поисков. Между прочим, в редакции 1603 г. Гамлет называет этого «типа» the Satyricall Satyre – Сатирический Сатир/Сатирик! Современные комментаторы не считают нужным искать «первоисточник» – для них это не так важно, поскольку они не ставят перед собой задачи выявить все скрытые аллюзии. Подозреваю, что для них это даже опасно – каждый маленький секрет пьесы, будучи раскрыт, начинает требовать раскрытия всей тайны и даже указывает дальнейшее направление поисков – а это тревожит тех, кто за столетия свыкся с удобной мыслью, что в художественном произведении не может быть никакой иной тайны, кроме художественной. Однако мы должны попытаться выполнить эту работу за профессиональных филологов – тем более что Шекспир оставил нам достаточно указаний не только на то, что Гамлет читает Сатиры, но и на конкретные строки, которые принц цитирует.

Итак, кто же из античных сатириков был самым известным во времена Шекспира? Попытаемся угадать. (Чтобы не делать вид, что угадал с первого раза, признаюсь, что попал только с третьего выстрела).

Децим Юний Ювенал, римский поэт-сатирик (ок. 60 г. – ок. 140 г. н. э.) – автор знаменитых «Сатир», из которых до нашего времени дошло 16. Он был популярен не только в Европе. Петру Первому так понравились слова из 10-й сатиры Ювенала – mens sana in corpore sano (здоровый дух в здоровом теле), – что он заказал себе «Сатиры» на голландском языке; Жуковский любил Ювенала, декабристы считали его одним из своих идейных вдохновителей, Пушкин начал переводить все ту же 10-ю сатиру…

Прочитав 9 сатир из 16-ти, и ничего не обнаружив, я был готов разувериться, но продолжал чтение, помня о том, что, по принципу Бендера, наши шансы растут. В отличие от великого комбинатора, мне повезло больше. Вот 10-я сатира, в которой Ювенал размышляет о проблеме выбора, о цене, которую платят за власть (Редко царей без убийства и ран низвергают к Плутону,/Смерть без насилья к нему отправляет немногих тиранов). Эта важная для Шекспира тема так бы и скользнула мимо моего внимания, если бы не следующий отрывок (начиная со 190-й строки), который, по примеру Гамлета, приведу в сокращении:

Но непрестанны и тяжки невзгоды при старости долгой.

Прежде всего безобразно и гадко лицо, не похоже

Даже само на себя; вместо кожи – какая-то шкура:

Щеки висят, посмотри, и лицо покрывают морщины

<…>

Все старики – как один: все тело дрожит, как и голос,

Лысая вся голова, по-младенчески каплет из носа,

<…>

Этот болеет плечом, тот – ляжкой, коленями – этот;

Тот потерял оба глаза и зависть питает к кривому;

<…>

…Но хуже ущерба

В членах любых – слабоумье, когда ни имен не припомнишь

Слуг, не узнаешь ни друга в лицо, с которым вчера лишь

Вечером ужинал вместе, ни собственных чад и питомцев.

Став слабоумным, старик в завещанье жестоком лишает

Всех их наследства; права на имущества передаются

Только Фиале – награда искусства приученных к ласке

Губ, что года продавались в каморке публичного дома.

(пер. Ф. Петровского)

Кажется, мы нашли источник, который цитирует Гамлет. Здесь вам и морщинистые лица, и слабые ляжки, и слабоумье стариков. Но зачем Шекспир отправляет нас к этим строкам? Может быть, разгадка в слабоумии, из-за которого старики могут лишить наследства своих близких?

Вспомним странное предложение, с которым Полоний внезапно обращается к Гамлету: «Не хотите ли покинуть этот воздух, мой лорд?». Аyre, конечно, воздух, но оно же – устаревшее heir (наследник). Интересен третий вариант – близкое по звучанию ayrie = aerie (уст.) = орлиное гнездо, выводок орлят, замок, крепость на скале – действительно, можно рассматривать королевский замок как наследство. Опять же, выражение «не хотите ли оставить этого наследника, принц» совершенно невозможно, однако учесть второй смысл слова все же стоит.

В переводе на русский ответ принца, видимо, звучит, как «мое наследство/замок получите только через мой труп».

Но, может быть, Шекспир хочет сообщить нам еще о чем-то важном? Продолжаем чтение 10-й сатиры. Дальше (с 240-й строки) говорится о том, что долгая старость чревата многими потерями, и умереть лучше вовремя. Ювенал приводит пример:

258 Без разрушения Трои Приам бы к теням Ассарака

Мог отойти при большом торжестве; его тело бы поднял

Гектор на плечи свои с сыновьями другими при плаче

Жен илионских, тогда начала бы заплачку Кассандра

И Поликсена за ней, раздирая одежды, рыдала,

Если скончался бы он во время другое, как строить

Не принимался еще Парис кораблей дерзновенных.

Что принесла ему долгая жизнь? Довелось ему видеть

Азии гибель, железом и пламенем ниспроверженной.

Дряхлый тиару сложил, за оружие взялся, как воин,

Пал пред Юпитера он алтарем, как бык престарелый,

Что подставляет хозяйским ножам свою жалкую шею,

Тощую, ставши ненужным для неблагодарного плуга.

Всякому смерть суждена, но по смерти Приама супруга

Дико залаяла, точно собака, его переживши.

Так как мы уже читали пьесу, то не можем не обратить внимания на этот отрывок, в котором повествуется о гибели последнего троянского царя Приама. Он напоминает нам о монологе Энея – вернее, предваряет этот монолог, – который по просьбе Гамлета будет читать актер в конце этого акта. Наверное, не зря Гамлет попросил актера вспомнить именно этот монолог – ведь он только что читал 10-ю сатиру Ювенала! Таким двойным обращением к троянской теме Шекспир указывает нам на ее важность, и теперь мы просто обязаны отнестись к Приаму и его жене Гекубе внимательнее, чем в первое чтение.

Отметим и то, как Ювенал заканчивает свою сатиру:

Нету богов у тебя, коль есть разум; мы сами, Фортуна,

Чтим тебя божеством, помещая в обители неба.

Здесь вам и атеизм, декларация превосходства разума над религией, здесь и Фортуна, с которой мы встретимся в самое ближайшее время…

А пока идем по тексту дальше.

Полония сменяют милые читательскому сердцу Розенкранц и Гильденстерн – друзья детства Гамлета, которых он впоследствии (в пьесе Горацио) пошлет на казнь. Вот самое начало встречи старых товарищей. (Обратите внимание на переводы двусмысленностей):

1269-70 Ham. <...> how doost thou Guyldersterne? A Rosencraus, (Восклицание или неопределенный артикль перед фамилией? – И. Ф.) good lads how doe you both?

(...как твои дела, Гильденстерн? Розенкраус, хороши/благородные ребята, как вы живете оба?)

1272 Ros. As the indifferent children of the earth.

(Как безразличные/неразличимые дети земли/страны)

1273-4 Guyl. Happy, in that we are not euer happy on Fortunes lap, We are not the very button.

(Счастливы, в том, что не сверхсчастливы в объятиях Фортуны/на коленях у Фортуны, Мы не большая шишка)

1275-8 Ham. Nor the soles of her shooe.

(Но и не подошвы ее башмаков) <...>

Then you liue about her wast, or in the middle of her fauours.

(Тогда вы живете возле ее расточительства/бесплодности, или в середине ее милости.)

1279 Guyl. Faith her priuates we.

(В действительности мы ее собственность/секреты/наружные половые органы)

1280 Ham. In the secret parts of Fortune, oh most true, she is a strumpet...

(В тайных частях Фортуны, о это наиболее верно, она шлюха...)

Интересный разговор, полный непристойных намеков. Да и Фортуна, римская богиня, покровительница благопристойных матрон выглядит подозрительно приземленно – как реальная женщина, имеющая достаточно интимное отношение к нашей двоице.

Еще одна двусмысленная фраза Гамлета, обращенная к двум его друзьям:

1425-6 Ham. I am but mad North North west; when the wind is Sou-

(Я безумен при Норд-норд-весте; когда ветер с юга,)

1426 therly, I knowe a Hauke, from a hand saw.

(я отличаю ястреба от кукушки.)

Но I knowe a Hauke, from a hand saw также переводится как Я отличаю мошенника от автора изречения. О каком мошенничестве говорит Гамлет, пока не ясно, однако, мне кажется, Шекспир не для того дает нам намеки, чтобы оставить их без продолжения. Придет время, и мы рассмотрим этих сиамских близнецов под более сильным увеличением, а сейчас пойдем дальше.

После встречи с актерской труппой Гамлет снова ведет туманный разговор с Полонием:

1451-2 Ham. O Ieptha Iudge of Israell, what a treasure had'st thou?

(О Иеффай, судия израильский, какое у тебя было сокровище?)

И следом Гамлет поясняет, что сокровище Иеффая – его единственная дочь. Откроем Книгу Судей и узнаем, что Иеффай обещал Господу за победу над Аммонитянами принести в жертву первого, кто выйдет навстречу ему из ворот дома. Навстречу вышла его единственная дочь. Он отпустил ее на два месяца в горы с подругами «оплакать девство ее» а потом сдержал слово, данное Господу. Мы помним, что в поэтической пьесе со времени смерти старого Гамлета прошло именно два месяца – значит, время на «оплакивание девства» у Офелии уже вышло.

Итак, Гамлет обвиняет Полония в том, что тот принес (или собирается принести) честь своей дочери в жертву – не Богу, конечно, но, как мы заподозрили выше, неизвестному пока лицу королевской крови. Соблазн обвинить в растлении Офелии короля Клавдия велик, но мы должны быть осторожны, и не разбрасываться обвинениями до тех пор, пока наше следствие не подойдет к своему завершению.

А пока мы имеем следующие предварительно-промежуточные итоги. Выясняется, что образ невинной Офелии далеко не так однозначен. Гамлет знает, что она, возможно, беременна, и к этому причастно лицо королевской крови (но не сам Гамлет). Появляется подозрение, что Гамлет в детстве находился под опекой Полония, а это означает, что он рано потерял своих настоящих родителей. Ссылка на 10-ю сатиру Ювенала задает нам канву прозаической пьесы – возникает вопрос о наследстве, которого может лишиться принц, в дополнение, читатель получает неявное сообщение о теме гибели Трои. Эта тема будет раскрыта уже в монологе актера.