Текст книги "Время карликов"

Автор книги: Игорь Рыбинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)

Первую брачную ночь Высоковский помнил так же, как и большинство молодых людей, впервые вступающих в брак. Зато Рита обладала феноменальной памятью и утром сказала мужу:

– Я ждала от тебя подвигов, а ты такой же, как и все.

Веселенькое обобщение, хотя и задело самолюбие Володи, заставило его задуматься. Оказалось, что невеста и жена не могут существовать в одном лице, и вообще это две большие разницы: вечером рядом была скромная девушка, а утром глядь – лежит многоопытная женщина, которая укоряет тебя за бесцельно прожитую брачную ночь. И после всего этого молодая жена уверена в том, что сделала тебя счастливым.

Но жизнь и в самом деле изменилась. В первый день после женитьбы, разбирая коробки с подарками, Высоковский обнаружил там много дефицитных вещей: наборы хрустальных бокалов, японские чайные сервизы, позолоченные зажигалки, комплекты постельного белья, американские джинсы и ирландские свитера. Вспомнив, что на факультете есть студент, одевающийся не по средствам, Вовка пригласил его в гости и продал почти все оптом, присоединив впридачу и настольный чернильный прибор тестя из бронзы и яшмы, найденный в кладовке. Старшекурсник, ничему не удивляясь, оценил предложенное в пять тысяч рублей, которые тут же достал из кармана. Ощутив в руках пачку полусотенных, Высоковский растерялся: такие деньги родители не смогли скопить и за двадцать два года совместной жизни. А тут – нате! Из кармана такое богатство. И тогда Володя понял, что юность – это период, данный для того, чтобы сделать свою последующую жизнь счастливой и прекрасной.

Но как? Свадьбы и подарки случаются не каждый день, рассчитывать на карьеру после получения диплома можно было вполне, однако и по служебной лестнице пришлось бы подниматься не один год. Но все же, подержав в руке банковскую упаковку купюр, Высоковский понял, для чего он создан на самом деле. Женившись почти что случайно на девушке, которую никогда не сфотографируют для обложки журнала, он все же понял, что нашел свою любовь. Любовь – это ощущение власти, которую дают деньги, важен сам процесс любви, а не ее результат. Деньги нужны лишь для того, чтобы появились новые деньги, делая чувство власти почти вселенским. Домик у моря, яхты, роскошные автомобили – все это лишь атрибуты власти, но никак не цель. Основную функцию денег Владимир Фомич понял почти сразу, когда задумался о том, как ему потратить пять тысяч рублей. То есть у него было немногим больше, чем пять тысяч, ведь на свадьбу некоторые из приглашенных принесли не коробки или пакеты, а конверты, в которых лежали по две одинаковые сторублевые купюры с портретами вождя российской революции. Глядя на эти портреты, выполненные неизвестным гравером, Высоковский мечтал тоже совершить что-нибудь великое. И хотя стартовый капитал не так уж и мал, но с пятью тысячами революцию не сделать. А жизнь вскоре сама предоставила шанс.

Свадьба состоялась в конце октября, а через неделю тесть предложил молодоженам:

– А почему бы вам, ребята, не съездить в свадебное путешествие?

Какой может быть отдых в преддверии зимы?! И все же Рита нашла точку на карте, и тесть кивнул. В Батуми так в Батуми!

В партийном пансионате на берегу моря было пустынно и скучно. Волны набегали на берег зло и остервенело, со стороны Турции, правда, еще прилетал теплый ветер, но кому он был нужен на пустынном пляже! Однажды в павильоне шашлычной, пропахшем маринадом и дымом, к Вовке подсел пожилой грузин. Рита тоже была рядом. Она неодобрительно посмотрела на бесцеремонного посетителя, потом оглянулась на другие свободные столы. Но грузин, казалось, не замечал ее сурового взгляда. Буфетчик ставил перед ним блюда с овощами, фруктами, шашлыки, купаты, лобио, огромный кувшин с гранатовым соком, бутылку «Киндзмараули» и коньяк «Енисели». Как-то само получилось, что Володя принял участие в чужом пиршестве. Вскоре ему стало весело и абсолютно все равно, что пожилой незнакомый человек хлопает его по руке и говорит ему «ты». Грузин и Рите говорил «ты». Вовкина жена даже обиделась, а общительный человек сказал ей:

– Ты, девочка, можешь идти. Дай мужчинам поговорить.

Рита обиделась и пошла в гостиницу. Высоков-ский вернулся в номер под утро совершенно пьяный, но когда снял с себя ботинки и костюм, а потом рухнул рядом с женой, вдруг понял, что сейчас только что произошло. Пожилой грузин, которого звали Шалва, а может быть и не Шалва, предложил Высоковскому вложить деньги в коммерческую операцию – оплатить стоимость фуры с мандаринами, которая отвезет их в Ленинград. Грузин попросил пять тысяч рублей, и Высоковский, достав заветную пачку купюр из внутреннего кармана пиджака, отдал их незнакомому человеку. Вспомнив об этом, Вовка вскочил с кровати, поднял с пола пиджак. Так и есть – пусто. Только в боковом кармане лежал сложенный вчетверо листок бумаги, на котором был номер ленинградского телефона с написанным рядом именем «Гиви». Как сказал пожилой грузин, его друг, живущий в Ленинграде, примет машину и отдаст товар рыночным перекупщикам, после чего сам отыщет Высоковского и принесет ему пятнадцать тысяч рублей – долю в полученной от операции прибыли. Свадебное путешествие было испорчено. Володя не мог ни о чем думать, кроме как о своей глупости: надо же было так попасться на приманку для простаков! А ведь кое-кто считал его финансовым гением. Шалва, конечно же, исчез вместе с пятью тысячами, работники шашлычной хором заявили, что видели того человека впервые в жизни. Если бы можно было набить морду самому себе, то Высоковский это сделал бы, а так приходилось огрызаться в ответ на приставания ничего не понимающей Риты. Молодая жена обижалась и один раз даже плакала на балконе в последних лучах заходящего за морем солнца. Дважды Володя пытался позвонить в Ленинград по номеру, оставленному ему, но кроме бесконечных длинных гудков из трубки не доносилось ничего.

Молодожены вернулись в родной город погрустневшие, Высоковский был и вовсе убит горем, а Рита уже начала понемногу сомневаться в его гениальности. Но через день все изменилось. Владимир Фомич решил сделать последнюю попытку дозвониться, заранее ругая себя за наивную доверчивость и слабоволие.

– Слушаю, – ответил мужской голос. Но Володя не мог ничего сказать: у него сдавило горло.

– Слушаю, – повторил мужчина и добавил для ясности: – Это – Гиви!

– А это – Владимир Фомич, – неожиданно пропищал Высоковский. – Когда мне деньги отдадите?

– Очень хорошо, – неизвестно чему обрадовался друг Шалвы, – куда привезти?

Если бы в квартире тестя обрушился потолок, Володя бы воспринял это как должное, но то, что ему вернут его капитал, показалось каким-то розыгрышем. «Этого не может быть!» – подумал он, но встречу назначил. На всякий случай возле районного управления внутренних дел. Высоковский прибыл на свидание на полчаса раньше, ходил между припаркованных милицейских машин и все равно не верил. На него уже стали коситься водители, но тут подъехала черная «Волга», из которой не спеша вышел человек в дубленке и солнечных очках.

Судя по щетине и сросшимся на переносице бровям, это и был Гиви. Высоковский выскочил из своего укрытия и подошел к нему.

– Садись в машину! – приказал ему грузин.

Володя потоптался, не зная, куда его может увезти этот странный Гиви, но потом, вздохнув, осторожненько сел на заднее сиденье. А там был еще один человек.

«Ну все! – пронеслось в голове бедного студента, – прощай, Рита!»

Почему вдруг он вспомнил жену – непонятно. Но Гиви достал из внутреннего кармана пачку сторублевок, перетянутых крупной медицинской резинкой, и протянул Володе:

– Пересчитай!

Высоковский начал считать, но все время сбивался. Наконец закончил, получилось сто пятьдесят купюр. Еще пару минут он соображал, сколько это будет в рублях. Пытался умножить сто на сто пятьдесят, несколько раз пытался, но всякий раз произведения получались разными.

– Ну все? – спросил грузин, – полный расчет? Вовка на всякий случай кивнул, хотя вдруг показалось, что ему переплатили. Неожиданно тучи рассеялись, засверкало солнце, милицейские машины дружно умчались куда-то, наверное, ловить бандитов и спекулянтов, а над улицей начали натягивать транспарант: «Да здравствует 62-я годовщина Великого Октября!».

Высоковский опустил пачку во внутренний карман пиджака и почему-то не смог сразу вытащить оттуда свою руку. «Волга» тронулась, Володя так и ехал с рукой за пазухой. У него спросили адрес, он поначалу назвал родительский, но потом опомнился и вспомнил Ритин. О чем-то Гиви его спрашивал, он кивал головой, и даже что-то говорил. Только когда автомобиль затормозил у подъезда его нового жилища, понял, наконец, о чем только что договорился с новым знакомым: тот продавал свою «Волгу» Шалве, а сам хотел купить такую же, но новую, предложив за нее невероятную цену – сорок тысяч рублей.

Вечером Высоковский спросил у тестя:

– Петр Петрович, вы можете посодействовать в приобретении автомобиля?

Подковин странно посмотрел на него, а Вовка пояснил:

– В Батуми познакомился с одним очень приятным человеком. Так у него есть мечта – черная «Волга». Документы тоже в порядке: ходатайство Совмина Грузии, справка с места работы, характеристика из колхоза, потом…

– Хорошо, – перебил его тесть, – завтра мне передашь его документы и деньги. «Волга» стоит четырнадцать тысяч семьдесят рублей, но…

Петр Петрович оглянулся на дверь, не подслушивают ли жена и дочь, а потом перешел на шепот:

– Но с него за срочность и за оформление положена еще тысяча. Так что пятнадцать кусков…

– Что? – не понял Вовка.

– Пятнадцать тысяч пусть передаст завтра, а машину он получит сразу же после праздников.

Ночью опять не спалось. Высоковского колотила дрожь, и Рита спросила его:

– Высик, ты не заболел случайно?

Вовку бесило, когда жена называла его так, но тут он перевернулся к ней лицом и посмотрел в Ритины блестящие глаза. Неожиданно для себя он обнял жену и притянул ее к себе. Она стонала и охала уже только от одних его поцелуев, а ночь еще только начиналась, за стеной в комнате родителей продолжалась трансляция праздничного концерта, и, теряя голову от своей смелости, Володя все же думал: «А как будет решать тесть вопрос о „Волге“, ведь завтра же выходной день?».

Утром, когда еще утомленная Рита нежилась в постели, Высоковский уже встречался с Гиви, взял у него документы; хитрый грузин не захотел, правда, давать деньги вперед, но это уже ничего не значило. Теперь за Вовкиной спиной стоял тесть, и можно было не бояться.

Праздники тянулись очень долго, каждый день для Высоковского казался бесконечным. Наконец в первый же рабочий день тесть позвонил и сказал, что все готово – пусть твой знакомый едет в магазин.

Вечером Высоковского подвезли к дому уже на новой «Волге». Володя сам нес к квартире подаренный ему кейс, набитый банковскими упаковками купюр различного достоинства, следом за ним поднимался Гиви, который нес в обеих руках по большому полиэтиленовому пакету, набитому мандаринами, а замыкал шествие его брат Давид с ящиком коньяка «Тбилиси».

В квартиру грузины заходить не стали, только Гиви засунул голову в проем и, увидев длинный и широкий коридор, раскидистую пальму на сверкающем лаке паркета, сказал уважительно:

– Балшой человек!

Низкорослый Высоковский принял это уже как должное, попрощался с новыми знакомыми и, зайдя в дом, тут же помчался по коридору. Заперевшись в ванной, он долго пересчитывал деньги, пытаясь успокоить рвавшееся из груди сердце. Наконец, когда кейс с сорока тысячами улегся под днищем ванны, Вовик взглянул на себя в большое настенное зеркало, наклонился к нему, чтобы выдавить прыщ на подбородке, и вдруг негромко рассмеялся. Попытался прикрыть рот, но хохот уже разрывал на части его маленькое тело. Вовка упал на кафельный пол, схватился двумя руками за живот, корчился, умирал, но смех не отпускал его. Только когда Рита постучала в дверь и спросила: «Высик, тебе плохо?», он наконец успокоился, стал напускать воду в ванну, разделся, встал под душ, но ноги дрожали. Пришлось сесть, а потом лечь. Володя закрыл глаза, вода, тихо журча, уже подбиралась к подбородку, но Высоковский на миг представил, что это шуршат банкноты, и от этого звука становилось тепло и радостно на душе.

4

Развелся Высоковский через двенадцать лет. Брак его оборвался неожиданно в день, когда распался Советский Союз. У них с Ритой уже была своя квартира, не такая большая, как у тестя, но все же можно было не запираться в ванной, чтобы пересчитывать деньги. Впрочем, время уже было иное. Властителями умов становились уже не партийные лидеры, а удачливые коммерсанты. Вся страна знала известного бизнесмена, который заплатил сто сорок тысяч рублей партийных взносов. Владимир Фомич только усмехался – он был никому и ничего не должен. Хотя Петр Петрович и давил на него порой: «Вступай, Володя, в партию – такие перспективы откроются!» А когда тесть, узнав, что Высоковский ушел с кафедры и открыл кооператив, заорал: «Что, в кооператоры решил податься?! Вон из моего дома!», Владимир Фомич быстро собрал чемодан, взял кейс и ушел. Рита бежала вниз по лестнице следом и плакала.

Ночь они провели в гостинице «Москва», а на следующий день Высоковский купил квартиру. Петр Петрович примчался туда просить прощения, теща рыдала у него за спиной, Рита целовала мужа, и Владимир Фомич сжалился – простил. Взамен, правда, попросил Подковина посодействовать в получении квоты на вывоз нефтепродуктов и леса в Финляндию. Тесть помог, причем совершенно бескорыстно. Чем сохранил молодую семью от распада, но вот предотвратить развал страны уже было не в его силах.

Двенадцать лет прошло с того дня, как Владимир Фомич чуть не задохнулся от смеха в ванной комнате. Сорок тысяч тогда казались суммой астрономической, потом были другие сделки и другие доходы, гораздо большие. Были и потери, порой весьма существенные. Потом начало кооперативного движения, опереточная ссора с тестем, которая принесла Высоковскому немалые дивиденды. Но главное – изменилась страна. На каждом углу – коммерческое предприятие: ларек или прилавок. В подвалах – видеозалы или полуподпольные курсы по обучению восточным единоборствам. Кто-то шьет меховые шапки, кто-то – американские джинсы, кто-то продает еще не выросший лес, а кто-то на всякий случай покупает чиновников. Владимир Фомич занимался всем, что могло принести хоть какой-то доход. «Хоть какой-то» – это не менее ста процентов. С подачи Петра Петровича гонял составы с мазутом и бревнами в Финляндию, потом спихнул несколько вагонов с медью в Эстонию, которая уже сорвала горло от радостного двухмиллионного вопля: «Сво-о-бо-о-да-а!». Полулегальный экспорт цветных металлов оказался бизнесом не очень чистым, а это значит, не интересным для Владимира Фомича. Да и потом, слишком много ртов разевались на эти доходы. И Высоковский прикрыл это дело. Правда, Валтер примчался потом из Таллинна, умолял продолжить, но Владимир Фомич сказал ему твердо:

– Хватит! Попили российской кровушки.

Но хитрый эстонец, видимо, нашел другого поставщика – он постоянно ошивался в Ленинграде и даже забегал в гости к Высоковскому по старой памяти.

Иногда он прямо с порога хватал чужой телефон и звонил в Штаты:

– Хелло, это Уолтер!

Молодой двухметровый блондин не раздражал Владимира Фомича, потому что ему было известно все. Валтер забегал к нему в гости даже тогда, когда Высоковский по делам уезжал в Москву или во Владивосток. Причем визиты его затягивались ровно на столько, сколько времени отсутствовал хозяин. Рита, к тридцати годам наконец-то похорошевшая, встречала мужа, возвращающегося из командировки, с распростертыми объятиями: «Ну, наконец-то, а то я здесь умирала без тебя!». Ее вопли во время этих смертей были записаны на магнитофонную пленку соседом по дому – отставным подполковником КГБ. Поднимаясь к своей квартире, Владимир Фомич задерживался у неказистой двери, звонил, на пороге появлялся хозяин в задрипанном спортивном костюмчике. Он с равнодушным лицом передавал Высоковскому новую кассету, а тот ему – сто долларов. Через минуту счастливая жена радостно кричала: «Ну, наконец-то!…» и бросалась на шею мужа, вернувшегося из командировки. Ночью Владимир Фомич задумывался иногда: «Записывает ли сейчас отставник или просто слушает?». И приходил к выводу, что магнитофон включен: уж слишком любил свою специальность человечек в протертом трикотажном костюмчике. Да и доллары тоже. Но всему свое время. Американские купюрки с портретом президента Франклина, передаваемые соседу, – это ведь тоже вложение капитала.

Высоковский вел машину, когда из приемника полился водопад новостей. Хотя новость была одна – Советского Союза теперь нет. Вместо него теперь Союз независимых государств, но, судя по тому, что рассказывали о новом союзе, стало ясно, что все рухнуло. Это первой поняла Рита: как-никак дочь партийного работника.

– Боже! – воскликнула она, забыв о своем атеистическом воспитании. – Какой кошмар! Как жить дальше? Надо спасаться, а куда бежать? Кто ждет нас? Кому мы теперь нужны?

Владимир Фомич выключил радио и засунул кассету в магнитофонную прорезь.

– Я думаю, что тебе надо бежать в Таллинн. Как меня, не знаю, но тебя Валтер очень ждет.

– Какой Валтер? – правдоподобно удивилась жена. – Ах, этот эстонец, а при чем тут?…

Но Высоковский уже нажал кнопку. Какой-то выкрик, потом стон, затем пауза, и голос Риты прозвучал вполне отчетливо:

– Погоди, не надо пока спешить. Еще месяц, максимум два – и я сама к тебе приеду. Я тебя люблю, потерпи немного.

– Я отен путу тепя штат, – прохрипел голос Вал-тера.

Звук поцелуя, стон. И голос Риты:

– Мой муж без меня – нуль без палочки, и все равно я не могу его бросить без видимых причин.

– А разве наша лупов не притчина?

Владимир Фомич выключил магнитофон.

– Беги, родная, в Таллинн: сейчас самое время, а то скоро будут хватать всех палочек без нулей.

Рита спорить не стала, они развелись на следующий день. Валтер даже пригнал из Эстонии фуру за ее вещами. Но прощаясь, Рита все же обняла Высоковского:

– До свидания. Может быть, когда-нибудь случайно и встретимся.

Она обернулась на «БМВ», за рулем которого сидел двухметровый блондин, а потом улыбнулась счастливой улыбкой, какую Владимир Фомич никогда не видел на ее лице:

– Ты не представляешь, как мне хорошо сейчас. Высоковский чмокнул подставленную щеку сухими

губами и через десять секунд уже махал вслед отъезжающему автомобилю. «Наивная женщина: она еще не знает, что время белых великанов уже прошло».

Глава вторая

Владимир Фомич, как вы уже поняли, личность не ординарная. Он умеет не только обижаться, но и прощать. Причем делает это, как и все добрейшие люди, почти одновременно. И даже его бывшая жена, летя по направлению к Ивангороду, оглянувшись на следовавшую за «БМВ» фуру, вздохнула:

– Бедный Высик, он без меня совсем пропадет. Он ведь всем обязан мне и моему отцу, а без нас он ничего не сможет.

– Такофа шиснь, – попытался успокоить ее Валтер.

– А я даже все хрустальные рюмки с собой забрала, – снова вздохнула Рита.

– Нитево. Путет пит ис стаканоф, – рассмеялся двухметровый блондин.

А Рита улыбнулась тоже от ожидающего ее большого счастья.

Конечно, Владимир Фомич не мог слышать этого разговора; он поднялся в пустую квартиру, присел на одинокий диван, выдвинутый в центр комнаты, и закрыл лицо руками, потом захрипел и упал на то место, где еще час назад лежал ковер. Он смеялся, задыхаясь и держась двумя руками за живот, как когда-то в ранней молодости, когда, запершись в ванной комнате, он пересчитал первые крупные заработанные им деньги. Он катался по полу, собирая на костюм из английской шерсти всю пыль, которая не уехала в Эстонию, катался, согнув ноги в коленях, иногда подрыгивая ими, а слезы текли из его глаз. Вот так порой переживают умные и значительные люди потерю жены. Потом, вспомнив, что на сегодня у него запланирована еще пара важных встреч, поднялся с пола, вытер рукавом влагу со щек, огляделся, словно прощаясь с квартирой, в которой прожил почти три года, вышел на лестничную площадку и начал спускаться по лестнице. Этажом ниже он остановился у потертой двери и позвонил. Щелкнули замки, звякнула цепочка, и в проеме появился рыжеватый брюнет в спортивных штанах с пузырями на коленях.

– Владимир Васильевич, – обратился к нему Вы-соковский, – а Вы меня, часом, не записывали?

– Как можно? – удивился сосед. – Приказа не было.

– Да бог с ними, – махнул рукой Владимир Фомич, – с приказом и с пленками.

Он полез было в карман за купюрой, но потом рука его остановилась.

– Вы лучше пленки со мной продайте на радиостанцию «Свобода».

– В каком смысле? – не понял отставной подполковник.

Но вопрос его был обращен уже в пустоту. Внизу хлопнула дверь, а потом раздался шум отъезжающего автомобиля.

2

Нет, все-таки я что-то упустил в своем рассказе. Психологический портрет своего героя мне все равно не удается вылепить – для этого у меня не хватит таланта, а вот внешность, с некоторым опозданием, я постараюсь донести до внимательного читателя. Как вы уже знаете, Владимир Фомич был невысок ростом, что не помешало ему, впрочем, получить высшее образование. Он был среднего телосложения, то есть скорее худ, чем дороден. Волосы были темного цвета, но какого – трудно определить. Ясно одно: волосы его, обычно аккуратно уложенные и даже несколько прилизанные, были (как, впрочем, и остаются до сих пор) не иссиня-черными, то есть воронова крыла, и не темно-русые, вроде мореного дуба, – у его волос цвет был какой-то особенный, как у гаванских сигар, выпущенных еще до кубинской революции, а к нашему времени сильно потемневших и потому стоящих бешеных денег. Говорят, что не так давно один американский актер, изображающий обычно терминаторов, купил целый ящик таких сигар по пять тысяч долларов за штуку и теперь курит их иногда, угощая порой президента своей страны, забывая, правда, снять с сигары ценник.

О чем это я? Ах, да! Это я к тому, что Владимир Фомич Высоковский не курил вовсе, и не потому вовсе, что не мог позволить себе кубинские сувениры по пять тысяч долларов за штуку, а потому лишь, что очень берег свое здоровье, которое стоит куда дороже, особенно для нашей Великой державы. Хотя мне кажется, что если бы американский президент сказал бы своему другу: «Арнольд, угости-ка Владимира Фомича своей гаванской штучкой», то Высоковский, может быть, и сделал бы пару затяжек. И то только для того, чтобы не осложнить отношения между нашими двумя странами, не говоря уже о мировой политике в целом. Наш герой не пил спиртного. Разве что иногда мог позволить себе рюмку-другую французского коньяка «Луи XIII» или, на худой конец, шотландского виски, изготовленного еще при Марии Стюарт, когда она была еще не английской королевой, а всего лишь простой шотландской принцессой. Как я уже говорил, Владимир Фомич и сам был из простой семьи. Отец его, Фома Фомич работал на заводе технологом, а у матери не было даже специального среднего образования. Зато бабушка – теща Фомы Фомича, была бухгалтером. Теперь мне кажется, я даже уверен в этом, что именно эта почтенная женщина привила внуку любовь к экономике и крупным цифрам. Мне помнится, даже рассказывали, что, когда все дети играли во дворе и восьмилетний Вова тоже был рядом, окно в маленькой квартирке распахивалось, оттуда высовывалась дородная женщина, которая кричала на все мировое пространство, ограниченное четырьмя пятиэтажками:

– Вовочка, скажи, а сколько будет шестью семь?

– Сорок два, – мгновенно отвечал будущий финансовый гений.

– Громче! – приказывала бабушка.

– Сорок два! – орал маленький Владимир Фомич, да так, что голуби взлетали с помоечных баков и летели прятаться под крышу.

– Вот видишь, – говорила старушка кому-то в глубине комнаты – наверное, своей подруге детства, – а ты говоришь, что твой внук гений!

Неудивительно, что к тому времени, когда Володя закончил среднюю школу, у бабушки подруг уже не осталось. Да и ладно: рассказ не о них. Надо бы вернуться к тому дню, когда бывшая гражданка Высоковская мчалась в сторону счастливой эстонской жизни, а Владимир Фомич сел в свой не самый новый «мерседес» и поехал к одной знакомой молодой певице, которую спонсировал уже около года. Несмотря на явное присутствие таланта и даже музыкального образования, певица за это время стала популярной, а Владимир Фомич стал беднее на целое состояние. Но главное заключалось не в том, что он за этот год разорился, – главное в другом: Высоковский не смог бы разориться, даже если бы он спонсировал всех самых безголосых певичек Советского Союза. Владимир Фомич уже к концу тысяча девятьсот девяносто первого года был очень богат. О чем никто ничего не знал. Даже его жена Маргарита Петровна, не говоря уже о тесте с тещей. И налоговых органах. Об этом вообще никто не догадывался. Про богатство знал только один человек – друг детства Владимира Фомича, тот самый, кто был на его свадьбе свидетелем.

Надо сказать, что физической силой Высоковский не отличался даже в детском возрасте. Может, конечно, и выделялся, но не в ту сторону. А во дворах всякие мальчики попадаются. Советские люди не выбирали где жить. Получила семья Высоковских новую квартиру, приехали в незнакомый дом со своим скарбом, а там во дворе одни хулиганы. Не может же бабушка следить за Вовкой через окно постоянно! А кому достается от будущих бандитов? Конечно же, самым слабым. Вовке и досталось. Правда, всего один раз. И то не до конца. Его даже повалить не успели, как откуда-то с крыши спрыгнул какой-то мальчишка и бросился на хулиганов.

– Витька-психованный, – заорали будущие воры в законе. – Атас!

И все разбежались кто куда. Эта история лишний раз подтверждает мою мысль о том, что и авторитеты порой тоже кого-то боятся.

Так Вовка Высоковский познакомился с Витькой Подрезовым. И дружба у них получилась самая настоящая: Виктор защищал низкорослого товарища, а Высоковский за это не рассказывал его родителям, что его друг иногда курит. Потом-то уже их сплотили общие интересы. Подрезов любил гонять на отцовском мотоцикле, а Высоковский сидел позади, обняв мотоциклиста за талию, и говорил, куда нужно ехать. Они ходили вместе в кино, а потом уже на школьные танцы, где Виктор знакомился с какими-нибудь двумя подружками, и поэтому его друг тоже научился танцевать. Хотя, если честно признаться, делал он это не очень умело, зато очень любил, когда в зале выключали свет. Не потому, конечно, что он мог позволить себе что-то лишнее в отношении девушки – совсем нет. Владимир Фомич еще в юности отличался воспитанностью и рыцарским отношением к подруге по танцам. Просто в темноте его малый рост не так бросался в глаза окружающим. На танцах, даже если они проходят в школе, всякое бывает. Иногда к Высоковскому подваливали подвыпившие ребята, и кто-нибудь из них, самый образованный, говорил, оторвав Володю от девушки:

– Ну ты, крошка Цахес, давай выйдем.

Но тут появлялся Подрезов, и ребята уходили говорить сами с собой, позабыв про Володю и про крошку… Ну как его?

Все дело в том, что Виктор был не просто высокого роста, он был к тому же широкоплеч, а про его силу ходили легенды по всем школам района. Я тогда слышал несколько. Сейчас припоминаю только одну – про то, как жигулек застрял в грязи. Водитель газовал, газовал – без толку: ни с места, только глубже в грязюку зарылся и жижей забрызгал все вокруг, даже пришедшего посмотреть на это дело милиционера. Пока блюститель порядка матерился, водитель, заметив проходящего мимо парня, попросил его подтолкнуть сзади. Подрезов, а это был именно он, уперся в крышку багажника. Водитель не успел даже ключ зажигания повернуть, а его машина уже стояла на ровном и сухом месте. Только вот крышку Виктор вдавил внутрь багажника. Милиционер потом очень смеялся.

Ладно, хватит вспоминать детство: перед нами стоят задачи куда более серьезные – вспомнить наконец, каким образом недавний кооператор, пусть даже умный и почти гениальный человек, стал одним из богатейших людей нашего времени. По крайней мере, в любимом всеми нами городе.

Конечно, долгие годы упорного труда и сотрудничества с представителями братского грузинского народа принесли кое-какие плоды. Это я не только о мандаринах говорю, но и о лимонах – именно так в просторечии некоторые люди называют миллионы, когда говорят о чужих деньгах.

Владимир Фомич не был нищим, но до настоящего удовлетворения жизнью ему было еще далеко. Все приходилось делать в одиночку и преимущественно тайком от тестя, тещи, жены, партнеров по бизнесу, не говоря уже об упомянутых мною налоговых органах и органах внутренних дел. Он доставал и продавал, поставлял куда-то что-то и по бартеру менял что-то на неизвестно что, которое потом продавал или поставлял кому-то. Сами видите, какие сложные схемы. Это вам не семью шесть, это даже не высшая математика – это творческая мысль, помноженная на гениальность в квадрате, плюс энергия знающего жизнь человека и работа без выходных. Сосчитали? Результаты, конечно же, были неплохими. Но разве может гениальный экономист, которому давно бы вручили Нобелевскую премию, если бы эпохальный труд не спер в пивном баре какой-то рыжий хмырь, – разве может такая личность, как Владимир Фомич Высоковский, быть довольным неплохими результатами? Да, кое-какое количество лимонов у него имелось, но это были советские лимоны, проще говоря, рубли. А хотелось выйти и на международную арену, и станцевать на ней канкан даже при свете, не боясь, что кто-нибудь подвалит и скажет:

– Ну-ка, крошка Цахес, давай выйдем на пару слов! Я не могу быть уверен, что мне знакомы все мысли

Владимира Фомича. Скорее обратное: то, о чем думает великий человек, мне, простому описателю чужой жизни, вряд ли когда-нибудь будет известно. И все же представим себе, с каким грустным видом сидел в своем офисе гениальный бизнесмен, размышляя:

– Как бы мне заработать миллиончиков десять долларов?

Он так грустил, что не заметил, что прошла уже половина рабочего дня и пора уже обедать, тем более что есть и в самом деле хотелось. Владимир Фомич вышел из конторы, сел в автомобиль и поехал на обед. Ел он обычно не в «Астории», а из экономии в «Метрополе». К тому же это было еще летом, а следовательно, Высоковский был еще женат, и он не хотел встретиться с женой в шикарном ресторане, чтобы та потом имела бы повод сказать: «А с кем это ты там сидел в „Астории“?» Поэтому он предпочитал обедать с уже упомянутой певицей в местах менее популярных в среде жен значительных людей.

Он стоял у входа, поглядывая на часы, как вдруг его накрыла чья-то тень. Владимир Фомич оторвал взгляд от циферблата и увидел молнию на кожаной куртке, затем поднял глаза и развел руки в стороны.