Текст книги "Харон обратно не перевозит"

Автор книги: Игорь Дубов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

– Мы скоро приедем, – услышал он голос Чаки и вздрогнул, приходя в себя. – Может, ты все же посвятишь меня в свои планы?

Григ натянул поводья и оглянулся. Чака, не спеша, догоняла его, по-офицерски прямо держа спину, слегка приподнимаясь на стременах.

– Мне, конечно, все равно, – продолжала Чака, – но я по незнанию могу невзначай и навредить.

– О господи! – Григ растерянно развел руками. – Неужели ты думаешь, что я что-то скрываю. Просто мне нечего тебе сказать. Бумагу, что написал Антип, ты видела. Я очень надеюсь на нее. А плана у меня никакого нет. Действовать будем по обстановке. Ты лучше молчи. Стой чуть сзади и молчи. Ты – мой младший брат, тебе положено молчать. Надеюсь, в этом нет ничего обидного?

– Ничего, – сухо отвечала Чака.

Разговор оборвался.

"К черту! – подумал Григ. – Чего я себя все время виноватым чувствую? Навязали на мою голову, пусть сама думает, как не помешать. В крайнем случае, Томпсон остановит. У меня и так забот по горло".

Разозлившись, он подъехал к Чаке и, схватив серую под уздцы, остановил ее.

– Послушай, Чака, – сказал он, пытаясь скрыть раздражение. – Нам надо договориться. Я понимаю, что моя компания тебе не по душе. Но сейчас не до этого. Сейчас у нас только одно дело – Контакт. Ему должно быть подчинено все. А дуться будешь потом. Ясно?

– Ясно... – пробормотала Чака.

– Вот и хорошо.

Он хотел было добавить еще, но Чака вдруг изменилась в лице, и прежде, чем он понял, что ее так поразило, она протянула руку вперед и внезапно севшим голосом возвестила: – Село...

Григ резко развернулся в седле, вгляделся в паутину ветвей.

Совсем рядом, на серебристо переливающемся в просветах между деревьями лугу, виднелся возле заново выбеленной церкви выведенный уже под крышу господский дом, окруженный хозяйственными постройками, а дальше, у подножия холма, но только с другой стороны проселка, синела речка и лепились друг к другу хилые, крытые камышом избы.

– Ну вот, – облегченно сказал Григ, трогая потянувшуюся было к траве лошадь. – Приехали. Нам туда.

Рядом с церковью, но по другую сторону от жилища попа, на отшибе от села стояла обычная русская изба, в которой жили артельщики. Они и сейчас были там. В господском доме оставалась еще работа, но артель сегодня отдыхала, и Григ знал – почему.

Они подскакали к избе артельщиков, спешились, привязав лошадей к росшему возле дома дереву, и пошли к крыльцу. В избе было смонтировано несколько камер, и, следя за артельщиками, Григ специально замедлил шаг, добиваясь, чтобы артельщики, заметившие их в боковые окна, успели прийти в себя и принять хоть какое-нибудь решение. С первого дня их появления здесь, он следил за ними, изучив особенности и привычки каждого, и, зная их, как родных, с нетерпением ждал личной встречи.

Федор, Кузьма, Пров, Митяй и Анемподист – все они находились сейчас в доме, мирно занимаясь своими делами. Пров с Кузьмой возились у печи. Напротив виден был сидящий на коньке Федор. Федор был кем-то вроде бригадира в артели. Вообще-то в артели не было старшего. Антип тогда не врал Григу в тюрьме. Общественные обязанности мужики демократично делили поровну. Но Федор с его густой бородой и зычным басом выглядел представительней остальных, и поэтому именно ему поручалось вести от имени артели переговоры, наниматься на работу и получать деньги. До появления Грига он сосредоточенно латал кафтан.

Сидевшие в "бабьем куте" Митяй и Анемподист играли в кости. Они по очереди кидали зернь и проигравший тут же подставлял лоб под щелчки. Играли они с увлечением, но тем не менее именно Анемподист взглянул в окно и увидел подъезжающих к дому всадников. Он вскочил и, крикнув Федора, мигом метнулся в красный гол, срывая занавешивавший икону убрус.

Григ уже подходил к крыльцу, когда дверь отворилась, и в проеме, поправляя подпоясанную шнуром рубаху, появился Федор. Он молча возвышался над Григом, не двигаясь и не размыкая рта.

– Здравствуй, брате, – приветствовал его Григ.

– И вы будете здравы, – отвечал Федор.

– Не скажеш ли, иде туто искати артель теслей? Тамо старостой Феодор Кичига.

– А про что ти та артель? – вопросом на вопрос отвечал Федор.

– Ано учинка у мене до их есть.

– Так считай, что ты ея нашед, – сообщил Федор, сходя с крыльца.

– Ея – не ея... – отвечал Григ, делая шаг навстречу и протягивая руку. Очень сильно рассчитывал он на это рукопожатие. Был у артельщиков в ходу обычай здороваться, по-особому переплетая большие пальцы. Что-то вроде тайного масонского знака. Григ знал об этом и теперь, плотно вогнав ладонь, прижался своим большим пальцем к верхней косточке запястья Федора, напряженно ожидая его ответа. И тот, опешив от неожиданности, повторил привычный жест. Повторил – и тут же отдернул руку, словно бросил.

– То добре, – сказал Григ удовлетворенно. – Нынча верю. Звати мене Гаврюшка. Ан сице брат мой младой, Ивашка. А ты бо, Федор. Ну, поидем в избу, разговор есть.

Они вошли внутрь, где их уже ждали, хоть и делали вид, что занимаются своими делами. Но не отпускали друг другу щелчков Митяй и Анемподист, и Кузьма бросил собирать на стол, сидел, глядя в окно, на лавке. И только Пров все так же ковырял кочергой в печи, будто искал там что-то.

– Будете здравы, – с порога сказал Григ, сдергивая колпак и кланяясь. – Ан иде мочно поговорити? – обратился он к Федору, обводя взглядом избу.

– А тута и рци, милой человек.

– Разговор у мене особый, – предупредил Григ.

– А у нас тута убо вси свои. Ты, прежде, не робей.

– Ин бити тому, – сказал Григ, сдаваясь. – Ванька! Гляди в окно!

Он подошел к Федору вплотную, засунул руку за ворот и вытащил из-за пазухи письмо Антипа. – Грамоте обучен? Ну тогда чти.

От этих минут зависел успех всей операции. Момент знакомства, казалось, был продуман до мелочей. Центр разработал десятки вариантов возможных действий артельщиков, учел личностные характеристики Федора, сделал необходимые поправки на факторы, определяющие функциональное состояние его организма. Долгими тренировками и страховкой Гнома мимика Грига была доведена до совершенства. Даже одежду ему подбирали с учетом любимых цветов вышедшего к нему артельщика.

Однако возможность срыва все равно оставалась. И Григ каждой клеточкой тела ждал этого, вслушивался, стараясь предугадать реакцию Федора, в малейшие оттенки его интонации, ловил самые незаметные движения рук.

Федор медленно развернул послание, пробежал написанное, вскинул глаза на Грига.

– Где он? – спросил порывисто. – Что с ним?

– Взяли Антипа, – сказал Григ, и лицо его горестно исказилось. Непотребное о государе рекл. Не летати боле соколу. Взяли ж его, ан аз к вам побегох, яко он повелел. Аз Гаврюшка, Иванов, подьячий, на Земстем дворе в письме состою. Нешто он не сказывал вам о таком? У мене годовал он. Завсегда, пришед на Москву, жил. В запрошлый раз открылся он мне во всем. Аз верую теперича истинно... – Он встал на колени, спиной к красному углу, и, глядя остекленевшим взглядом сквозь замершею у печи Права, отбил три земных поклона, – ...в царя демонскаго, отца бесовскаго, князя тьмы. Его почитаю, ему предаю душу свою, ему рад служить ныне и присно и во веки веком.

Краем глаза он увидел, что Чака, стоявшая до сих пор у двери, шагнула вперед и, оборотившись так же, как и он, спиной к красному углу, бухнулась на колени, чтобы отвесить троекратный поклон.

– Молодец! – мысленно похвалил он.

– Спасибо! – донеслось в ответ.

Федор, нагнув большую голову, потерянно смотрел в пол.

– Антипушко... – только и вымолвил он, протягивая письмо Прову. Чти, Пров.

Пров медленно прочитал письмо вслух, задержался, внимательно разглядывая знак внизу листа.

– Вот како, – наконец пробормотал он. – А мы ужо думали... – И обвел глазами артельщиков, замерших в тоскливом осознавании случившегося.

– Ах, брате, брате, – шептал Федор. – Не ладно бысть тобе, эх... Яко же так? – спросил он, обращаясь к Григу. – Како такое содеялось?

– Про то не веде, а веде точию, еже взяли Антипа в наш приказ по государеву делу. И на пытке он собе язык скусил. До тот аз его не видох, бысть не мочно, потом ужо проникнул...

– Что же убо ждет его?

– Не вем. Како государь решит. Бают же, дело ясное. Знамо, конец един.

– Неужто казнят?!

Григ только склонил голову.

– Эх, Антип, Антип, – Федор шагнул к окну, тяжело мотая головой. – Не уберегся, брате, не уберегся.

– Язык-то скусил, – сказал из своего угла Пров. – По уставу содеял. Тайну не выдал.

– Ин быть тому, – сказал Федор, отходя от окна и возвращаясь к Григу. – Сказывай, чего ти желаеши? С чем пришед?

– Желаю воити в артель вашу, быть верным товарищем, свято хранить тайну и дать на верность страшную клятву, – торжественно отвечал Григ. Вместе с братом моим единоутробным, за коего ручаюсь головой.

Он уловил сомнение на лице Федора и вмиг откликнулся, отрабатывая продуманный заранее вариант.

– Думаеш, не шиш ли аз? Опасно, конечно. Но суди сам. Иже б аз от царя шед, к чему то? Легчае есть стрелцов прислати, да взяти вас всех в железа, да на дыбу стащити. Ан аз сам пришед. Примете ми – жалети не будете, не подведу. Примите! Тем паче мастер кровельной нужден вам. Ан аз обучен. Крестный мой тесля бых. Аз, малец еще, ему пособлял. Хошь проверь.

– Ан и проверим, – сказал Федор и повернулся к Прову. – Что скажеш, Пров? Ты – хранитель.

Григ знал, что артельщики иногда величают невысокого, но плотно сбитого и неторопливого Прова этим странным титулом. Вероятно, он соответствовал званию кастеляна общины, поскольку в ведении Прова находилось все ее немудреное имущество.

– Проверим... – задумчиво, словно взвешивая, протянул Пров. – Да только по-нашему проверим, не по-плотницки. Мышлю: спытати ево надобь! решительно заключил он.

Этого момента Григ боялся больше всего. Еще до погружения он понимал, что любой неофит в таком дьявольском деле не сможет обойтись без испытания. Но вот в чем оно будет заключаться, никто не мог предсказать. Хорошо, если все обойдется раскаленным железом или клятвой кровью – Гном с Томпсоном снимут боль и залечат раны. А если заставят некрещеных младенцев резать?

– Мы готовы, – сказал он, спиной чувствуя, так напряглась Чака. Вели, брате.

– А вдруг придется раздеваться? – услышал он ее голос и растерялся. Об этой возможности он почему-то забыл. Обрадовался, что боли не будет... Да и Гном тоже хорош!

– Я это рассматривал, – обиделся Гном. – Это маловероятно. Их культ лишен сексуальной окраски. Даже в самой мистерии они обходятся без женской энергии. Это те же подвижники, инфернального, правда, толка. Им ведь от дьявола ничего плотского не надо.

– Спытаем розно, – указал Федор и кивнул Митяю. – Ну-тко, брате, зведи ево на двор. Сам знаешь про что. А ты, – обратился он к Кузьме, розкали-ка кочергу. Спытаем молодшего.

Григ дернулся.

– Успокойся, – услышал он сквозь стук крови в ушах голос Чаки. – Иди. Я за себя постою.

Плохо соображая, Григ сунулся в дверь, на ватных ногах спустился по лестнице, двинулся за Митяем куда-то вокруг дома. Через камеры он видел Чаку, спокойно сидящую на лавке, Кузьму, сующего в печь толстый, согнутый кочергой прут, да артельщиков, внимательно следящих за ним. Все это не предвещало ничего хорошего, и Григ вдруг почувствовал противную дрожь в руках.

– Да не волнуйся ты! – одернул его Гном. – Дал бы я добро при тревожном прогнозе?! Все будет в порядке.

– Ну что, – сказал Митяй, останавливаясь, – снимай крест.

Кузьма вынул из печи капающий искрами прут, сделал шаг к Чаке.

– Крест? – переспросил Григ, судорожно стискивая кулаки.

– Крест, крест, – Митяй смотрел выжидательно. – Иде он у ты?

Откуда-то из-за печи появился Анемподист. В левой руке он держал средних размеров деисус.

– Иде-иде! – зло отозвался Григ, – приваливаясь к стене и берясь за сапог. – Онамо же, иде у ти. Под пятою. Пошто ловишь-то?

– Ну-ну, – Митяй ухмыльнулся. – Пошто надобе, по том и ловлю! – И взяв крест, швырнул его на землю. – Мочись! – приказал он.

– Чево? – не понял Григ.

– Справь, говорю, нужду на крест-то.

– Брате, – торжественно обратился Федор к Чаке, остановившись от нее на расстоянии метра. – Ин своею ли волею идеш к нам, али по принуждении?

– Сам, – отвечала Чака, волнуясь или умело делая вид, что волнуется. – Своею.

– Чево взысковеши темо, брате?

– Умысел есть, – отвечала Чака твердым и чуть хрипловатым голосом. Хочу познати чюдное.

Григ выполнил приказание и теперь, после одобрительного кивка Митяя, обтирал крест лопухом.

В избе между тем творилось нечто странное.

– Возьми кочергу, – потребовал у Чаки Федор. Чака, ожидавшая другого, растерянно переняла у Кузьмы вишневый уже на конце прут.

– Пронзи сердце Спасу, – продолжал Федор. – Смелее, молодший.

– Пошли что ли, – сказал Григ.

– Аз бо и не боюсь, – ответила Чака, делая шаг к иконе, которую Анемподист тем временем аккуратно пристроил на припечке.

Раскаленный прут ткнулся в дерево, зашипел, проходя через лак, выжег черный круг. Чака налегла на него, вдавила в доску. Артельщики, застыв, наблюдали за ней.

– Во имя Господа нашего, Сатаниила! – возгласил Федор. – Аминь!

Чака выпрямилась.

Митяй задержался в сенях, прислушался, стукнул условно. Федор распахнул дверь.

– Входите, – сказал он. – Добре держался твой молодший, – обратился он к Григу.

Григ подошел, потрепал Чаку по волосам. – Молодец, – похвалил он.

– Погоди, – мысленно отозвалась Чака. – То ли еще будет. Помнишь, Лип про зад говорил?

– Да и клятву, говорят, кровью надо подписывать. Из мизинца...

Пров снял прожженную икону, сунул ее в печь, потом повернулся к ним. Анемподист с поклоном передал ему большой наперсный крест, быстро положил перед Григом и Чакой по иконе, ликом вниз.

– Братие! – воззвал Пров, поднимая крест, который держал вверх ногами – за короткую часть.

– Коленями на иконы! – свистящим шепотом подсказал сзади Федор.

Григ с Чакой поспешно опустились на колени перед Провом. Сегодня он вел мистерию. Наверное, поэтому же ему доверили посвящать новообращенных.

– Готовы ли вы единитися с нами, забыти родных и близоких, отрешитися от мирской суеты и посвятити себя силам преисподнеи?

– Готов, – кивнул Григ.

– Готов, – сказала Чака.

Пров вытянулся, торжественно поднял крест.

– Верую! – возгласил он.

– Вторите! – услышал сзади Григ.

– Верую в князя тьмы, владыку преисподня Люцифера, ангела падшаго и возвысившагося, володетеля живота и смерти, седящаго на стале в геене огненной. Верую в сподвижников Его – Асмодея, Магога, Дагона, Магона, Астарота, Азазела, Габорима, Велиала. Верую в аггелов, наставляющих мя и сугубо поможающих дерзновению моему. Отверзаюсь Христа и святаго духа, господа животворящаго, иже от отца исходящая, иже со отцем и сыном поклоняема и славима...

Краем глаза Григ видел артельщиков, внимающих им, повторяющих, шевеля губами, каждое слово. Пока все шло нормально.

– ...по волей моей, и в согласии со страшной и вечной клятвой не разглашу никоемуждо тайну велию, а ежели предам, то постигнет мя кара Ево и поразит мя и ближняя моя оружие Ево...

– Старик, – позвал он. – Ну как?

– Давай, давай, – донеслось издалека.

– ...чаю живота вечнаго и власти над миром тварным и над бренной плотью своя. Аминь!

– Аминь! – эхом откликнулась Чака и замерла в глубоком поклоне.

Пров плюнул на крест и бросил его через правое плечо.

– Чашу! – приказал он.

Тот же Анемподист вытащил из-за пазухи небольшой сверток, развернул тряпицу и в темноте избы блеснули серебряная чаша и нож то ли с золотой, то ли с позолоченной рукоятью.

– Кнут!

Из-за спин выдвинулся Федор, держа в руке кожаный бич.

– Ну, малыш, – ухмыльнулся Григ, – теперь держись!

– Лишь бы рубаху не снимать, – отозвалась Чака.

– Во имя Господа нашего, царя мира сего!

Кнут свистнул, на плечи обрушился не очень сильный, но все же достаточно ощутимый удар.

– Раз! – считал про себя Григ. – Два! Три!

Он очень удивился, когда Федор, ограничившись тремя ударами, перешел к Чаке. В других сектах испытание было куда более суровым.

– Братие! – снова провозгласил Пров. – Ныня приемлем мы в лоно Церкви нашей нового брата Иоанна – имя сице есть мерзостно и отвратително...

Он принял левой рукой чашу, куда услужливый Анемподист уже налил крепкую, судя по запаху, брагу и, подойдя к Чаке, продолжал:

– Нарекается...

– Рукава! – подсказал сзади Федор. – Засучите рукава!

Григ перевел дух. Обряд оказался менее жестоким, чем он ожидал.

– ...раб Бога машет, Веельзевула, Сатаниила и Люцифера имеем Исаакорум и предается в повинутие Аваддону, демону зла, раздоров, грабежей и пожаров, войн и разорений!

– Авва! – вскричали хором артельщики.

– И посвящается...

Ножом Пров полоснул по белой обнаженной руке Чаки, и Григ ощутил, как болезненно кольнуло у нет в груди. В порезе вспухла вишневая кровь, струйкой сбежала в чашу. Григ закусил губу.

– ...в служители Престола Мрака и Бездны, Геены Огненной...

Рядом с Чакой появился Митяй с какой-то тряпкой, свернутой в жгут, став на колено, перехватил руку чуть ниже локтя, затянул и завязал.

– Нарекается... – снова запел Пров, переходя к Григу, – раб Бога нашего Веельзевула...

Удивительный был обряд. Без купели, без восприемников. Чем-то варварским, языческим веяло от него.

– Интересно как! – подумал Григ. – Страшно подумать, из какой дали тянется все это. Столетия! И все сохранилось.

Он скосил глаза и, пока артельщики хлебали по очереди смешанную с кровью брагу, стал рассматривать застывшую на коленях Чаку.

Она сидела, пусто глядя перед собой, и Григу вдруг с особенной силой захотелось вскочить, броситься к ней и, обняв, целовать, изо всех сил целовать это милое, дорогое, отрешенное лицо.

– Чака! – позвал он.

Чака шевельнулась.

– Мы вроде сейчас побратаемся?..

– Скорее уж посестримся, – бесстрастно отозвалась Чака. – Ты лучше смотри!

Пров протягивал ему чашу.

Григ отпил, проследил глазами за Чакой.

– Восстаньте, – разрешил наконец Пров, вытирая со лба пот. Казалось, что от этого обряда он устал не меньше их.

– Благодарствуйте, братие, – Григ прижал руку к сердцу и, поклонившись, начал подниматься с колен. И Чака поклонилась.

– Что же тепериче скажете делати? – спросил он у Федора.

– Несть до вас дела никако. Располагайтесь. Рухлядишки у вас, чаю, не многа.

– Рухлядишки у нас – что на собе, – ответствовал Григ. – Деньженцев вот толика суть.

– Деньги дайте Прову. Статки у нас общие.

– Ан можем ли мы до речки сходити? – поинтересовался Григ.

– Отчего же, – Федор посмотрел понимающе. – Передохните. Вона от мыльни тропка. Потече по е, выидеш к реке. Тут близоко. Вот она, Рожайка, под обрывом. Толико овамо долго не будьте. Сего дни, – он помолчал, пожевал губами, – таинство велие у нас...

– Добре, – сказал Григ. – Все зделаем, яко молыш. – Он отстегнул калиту, протянул ее Прову. – Поидем ли? – обратился он к Чаке.

Чака молча кивнула.

До реки они дошли быстро. Правда, тропинка выводила к броду, и, поскольку Григ хотел искупаться, им пришлось пройти еще немного по берегу, туда, где речка была поглубже. Остановившись у росших возле самой воды ив, Григ споро стянул рубаху и скинул сапоги, а потом, резво пробежавшись по колющей подошвы траве, с удовольствием плюхнулся в прохладную, бодрящую усталое тело воду.

Первые шаги по илистому у берега дну были неприятны, но Григ быстро выбрался на середину, где вода была по шею, и, ощутив под ногами не водоросли, а песок, блаженно замер, отыскивая глазами Чаку. Уставшая, она сидела в тени одной из ив и, грустно нахохлившись, чертила что-то палочкой на песке. Нелегкой была дорога, и трудным оказалось посвящение, но еще более тяжелое испытание ждало их впереди. И почувствовав мгновенный щемящий укол жалости, Григ решил вызвать ее через Гнома, чтобы встряхнуть, взбодрить, помешать соскользнуть в депрессию.

– Малыш! – ласково позвал он. – Чего насупилась? Все в порядке. Разве нет? Свяжись с отцом, как он там, где они вообще? Любимому привет передай, – добавил он, не удержавшись, и тут же выругал себя. Но было поздно.

– Вас понял, командир, – отвечала Чака. – Всем привет. Любимому особо. Разрешите выполнять?

– Действуйте, сержант, – попытался попасть в тон Григ, но вышло фальшиво, все выходило фальшиво, когда он разговаривал с ней. И зная, почему это происходит, злясь на себя за совершенно непростительные ошибки, он в сердцах скрипнул зубами и, нырнув, лег на дно.

Что ж, теперь, по крайней мере, можно было подвести итоги. Пока что все шло хорошо. Их, все-таки, приняли здесь. Их приняли здесь, и вечером они будут участвовать в затеваемой люциферианами мистерии. Они будут участвовать в мистерии, и тогда он выйдет на Контакт. Выйдет на Контакт...

Озноб пробежал по рукам и плечам, растворился в затылке.

– Контакт... При перегрузке узловых детерминант ситуацию может замкнуть. В ней будет он, Григ, действующий именно так и никак иначе. И нельзя уже будет ничего поправить и изменить. И если, не дай бог, он где-нибудь проколется... Нет! Что угодно, только не это. Надо вынырнуть, вылезти на берег и еще раз повторить все. Хватит. Надо всплывать.

– Гри-и-иг! – отчаянный крик Чаки пронзил сенсорную зону, забился в мозгу, выбросил Грига на поверхность. Впрочем, он уже видел и сам. Гном транслировал изображение с камеры на Троице у Старых Поль, направленной на резные ворота Лучниковского двора, быстро прокручивая то, что произошло за последние минуты. Сенька Хвост, пьянь и вор, известное всему Китаю кабацкое мочало, вынырнув из-за угла, нетвердым шагом, вихляя, проследовал мимо ворот, ткнулся на ходу в забор, постоял, упираясь в него руками, потом приник к бревнам лицом.

– Откуда он взялся? – окликнул Гнома Григ.

– Все строго по записи, – бесстрастно прокомментировал Гном. – Он так и шел. С Пожара. Сперва, видимо, куда-то на Лубянку. Но потом передумал, свернул к Зачатской. И у забора он останавливался. Но, постояв, пошел дальше. Теперь, как видишь, начались расхождения.

Сенька отклеился от забора и, держась за него руками, пошел вдоль, сворачивая в оставленный между дворами дьяка и его соседа, печатного мастера Мишки Кондратьева, узкий проход к колодцу. Народ толпился, в основном, на Никольской, и Сеньке удалось забраться в проход никем не замеченным. Здесь к забору изнутри примыкали сараи, и Сенька, помедлив немного, снял кафтан и, стараясь не распороть ладони о вбитые вдоль всего прохода в край забора гвозди, подпрыгнул и набросил его на торчащее железо. Ухватившись после этот за зацепившийся кафтан, он быстро подтянулся, упираясь ногами в забор, и, рискуя пораниться, грузно перевалился на плоскую, крытую дерном крышу амбара, недалеко от того места, где вчера Барт нашел загадочные следы.

– Проклятье! – прошептал Григ. – Прямо у колодца! Кто мог предположить?

"Спокойно, – сказал он себе. – Будем считать, что это закономерно. Неприятности всегда случаются там, где их не ждут. Главное – не паниковать. Главное, ни в коем случае не паниковать. Сейчас надо просто смотреть и думать. Но кто мне скажет, какого рожна понадобилось Хвосту на дьяковом дворе? Что он там увидел?"

– Григ! – донесся к нему обросший шумами голос Старика. – Ты смотришь?

– Смотрю. Надо принимать меры.

– Томпсон уже подогнал собак.

И впрямь здоровенные стариковские волкодавы Копей и Волочай уже подпрыгивали, захлебываясь лаем, внизу под амбаром.

Григ выбрался на берег, обтер рубахой голову, полез в штаны.

Чака, подобравшись, сидела на земле, встревоженно глядя на него.

– Там была щель, – снова заговорил Старик. – Двор. Пустой среди бела дня двор – вот что его привлекло. Но в дом ему не попасть. Собаки не дадут.

– Он может их убить, – вмешался Лонч.

– Побоится. А вдруг в доме кто есть. Да и сделать это не просто Томпсон не позволит.

– По-моему, – сказал Григ, – Хвост как раз пытается разобраться в ситуации. На лай ведь должен кто-нибудь выйти. Сколько вам еще до места осталось?

– Да считай полпути. Мы только Таболово проехали.

– Далеко ж вы его зарыли.

– Мы действовали согласно инструкции. Ни одного населенного пункта в радиусе пятнадцати километров. Он ведь был запасным.

Хвост наконец принял решение, подполз поближе к краю, оглядел собак и вытащил из-за голенища ножик.

– Неужто решится! – ахнула Чака. – Они же его разорвут.

Но Сенька был не так прост. Видя, что никто не выходит из дома, он осмелел. Надвинув на всякий случай пониже на глаза шапчонку, он отодрал с крыши прибитую поверх заплаток длинную жердь, а потом вытащил из кармана моток пеньковой бечевы и стал привязывать к ней нож, пытаясь сделать что-то вроде копья. Остатками пеньки он привязал другой конец слеги к своему запястью. С этой импровизированной острогой он вновь подобрался к краю крыши, надеясь, что теперь сумеет разделаться с собаками. Но мистер Томпсон вовремя отогнал их, и теперь они лаяли с безопасного расстояния.

– Сейчас бросит, – сказала Чака.

– И промахнется, – ответил ей Григ. – Не ему с Мистером Томпсоном тягаться.

И точно. Несколько раз бросал Сенька острогу. И каждый раз одна из собак увертывалась от удара, а вторая кидалась грызть бечеву, за которую Хвост тянул острогу обратно. Однако теперь он наверняка знал, что в доме никого нет. И это сделало его более решительным.

Пока что он не осмеливался спрыгнуть во двор, поскольку сладить с двумя собаками разом было очень трудно. Однако теперь он вдруг внезапно бросился к правому краю крыши и резко сиганул вниз, разом уйдя из поля зрения и собак, и верхней камеры. В тот же миг Мистер Томпсон бросил собак за ним следом, стремясь восстановить равновесие. Но, к сожалению, опоздал. Мелькнула острога, и словно налетевший на нее Волочай с протяжным воем забился в пыли, а Копей и Хвост закружились посреди двора, вздымая тучу пыли.

Не зная, что им нельзя его убивать, Сенька берег горло, забывая о других, менее важных частях тела, и поэтому Копею удалось в прыжке достать его и стиснуть челюсти на руке, сжимавшей ножик. Неожиданно прыжок этот стал для пса роковым. Не потерявший хладнокровия Сенька воровским приемом перехватил нож в левую руку и точным движением всадил его Копею в бок.

Через минуту все было кончено. Валялись в пыли, высунув языки, собаки. Жужжали в наступившей тишине мухи. Хлопал на ветру забытый ставень Чакиного терема. А перевязывающий на ходу оторванным подолом руку Хвост осторожно крался к дому.

Дверь с крыльца была заперта, но Сенька несмотря на прокушенную руку нагло влез на второй этаж и, пройдя сенями к горнице, нашел не запирающуюся дверь, за которой и исчез.

– Ну вот и все, – обмякнув пробормотала Чака. – Теперь завертится...

– Старик, – позвал Григ. – Что скажешь?

– А ничего, – отвечал из своего далека дьяк. – Подождем пока. Мы, пожалуй, что остановимся.

Но долю ждать не пришлось. Камеры показали Сеньку, шествующего по безлюдным покоям, немую сцену на пороге ложницы, потом – от, мигом отрезвевшего, с вытаращенными глазами бегущего через двор, и спешно улепетывающую по улице фигуру.

– В четвертую слободу побежал, – определил Барт.

– Нет, – услышал Григ Лонча. – В третью. Что он, по кафтанам не понял, чьи лежат?!

Григ сидел оглушенный, не чувствуя ничего, кроме противного гула в голове. Этот никто не ожидал. Такое спрогнозировать было трудно. Ситуация вышла из-под контроля.

– Ну, – спросил он, придя наконец в себя. – Что делать будем?

– Не знаю, – сказал Старик просто. – Надо подумать.

– Через пятнадцать минут он добежит до слободы, – рассуждал Григ. Еще через полчаса стрельцы будут в доме. Пока осмотрят дом, опросят соседей, узнают, каким селом владеет Старик, пока соберутся...

– Соберутся быстро, – вставил Лонч.

– Ну, в общем, часа через полтора погоня уже будет выслана.

– Спецотряд, – предложил Барт. – Мы переходим, сообщаем и после этого сюда можно прислать спецотряд, который их задержит.

– Не получается, – сказал Старик. – Это, конечно, было бы лучше всего, но – не выходит. Я уже советовался с Томпсоном. Нам до темпоратора еще часов шесть хорошей рысью. Плюс полчаса на подготовку аппаратуры. За это время они окажутся в селе, и Контакт будет сорван. А после этого все бессмысленно. Ситуация ведь схлопнется. И любая реконструкция будет флюктуировать. Стрельцов нельзя будет на дороге и пальцем тронуть.

– А если нам уговорить артель бежать? – робко спросила Чака. – И самим уходить с ними.

– Конечно, – с досадой отвечал Григ, – если стрельцов не остановить, нам больше ничего не остается. Но ведь Контакт может просто не повториться. Ну, представь себе, что он не зависит от артельщиков – что тогда? Как этим можно рисковать?!

– Что же делать? – вырвалось у Липа.

Григ отчетливо слышал его растерянный возглас. Земля словно проседала под ногами, змеилась молниями разбегающихся трещин. Он почувствовал безысходность, и в эту минуту с ужасом осознал, что сейчас решается вопрос о судьбе Контакта. Если стрельцы доберутся до села, Контакт действительно будет сорван. Группа должна задержать погоню любой ценой. Любой. Но сказать об этом он не успел.

– Я знаю, что надо делать, – вдруг объявил Лонч. – Мы должны перекрыть дорогу и остановить их.

– Ты хочешь сказать, – осведомился Барт, – что мы должны сейчас свернуть к Серпуховке?

– А у тебя есть другой вариант? – огрызнулся Лонч. – Может быть, выставить Чаку?

– Но нас слишком мало для этого!

– Почему? – удивился Лонч. – Их-то и будет всего десяток-другой. А нас четверо, Барт, и стоим мы дорого. Гораздо дороже, чем тебе кажется. Или ты просто боишься?

– Вот дурак! – возмутился Барт. – Не смерть страшна, страшно умереть за просто так. Надо, чтоб не зря. А из нас один – старик, другой мальчишка. Будет ли от нас толк?

– Я не мальчишка! – обиделся Лип.

– Да и я, пожалуй, еще не разваливаюсь, – добавил Старик.

– Мистер Томпсон, – позвал Барт, – а ты что скажешь?

Возникшая пауза оказалась для Грига настолько мучительной, что он с трудом унял дрожь в теле.

– Если вам придется сражаться не более чем с двумя десятками человек, – донесся до него наконец педантичный голос Мистера Томпсона, – то вы, скорее всего, сможете остановить погоню. При этом вероятность гибели всей группы – ноль пятнадцать – ноль восемнадцать. Вероятность смерти отдельного человека, конечно, выше, но не намного, поскольку, если погибнет один, то уязвимость Группы резко возрастет. С другой стороны, если учесть возможность коррекции нефлюктуирующих ситуаций в исходной точке их развития, то вероятность реального уничтожения кого-либо снижается до ноль десяти – ноль двенадцати. Однако повторяю: ваше сопротивление будет эффективным только в том случае, если число ваших противников будет не больше двадцати.

– Вот видишь! – воскликнул Лонч. – Что я тебе говорил! Мы сможем их задержать.

– Да, – сказал Старик. – Ты прав, Лонч. Пусть ноль восемнадцать чему быть, того не миновать. Главное, что мы можем их задержать. Раз мы ввязались в это дело, надо довести его до конца. Тем более, что больше некому. Григ! Ты слышишь нас? Мы их задержим. Работай спокойно.