Текст книги "100 великих заговоров и переворотов"

Автор книги: Игорь Мусский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 52 страниц)

Вечером 27 ноября состоялось первое программное совещание у Рылеева, где присутствовали главные участники будущего восстания. Решили действовать по ходу событий. Если популярный в гвардии Константин примет трон, приостановить деятельность тайного общества и набирать силы. Если же Константин не примет трона, непременно воспользоваться удобной для восстания ситуацией. Теперь многое зависело не просто от ответа Константина, но и от формы этого ответа.

Константин привел Польшу к присяге Николаю и сообщил ему об этом. А Николай уже привел к присяге Константину гвардию и правительственные учреждения. Наступили смутные дни. Вожди общества знали, что ведутся какие-то переговоры между Николаем и Константином. Но чем все это кончится, трудно было предполагать определенно.

Николай понимал двусмысленность и рискованность положения. И если вступление его на престол после смерти Александра могло, по мнению генералов, вызвать гвардейский бунт, то как же увеличилась опасность после присяги Константину, которую теперь приходилось отменить.

Николай хотел, чтобы Константин признал себя императором, издал манифест об отречении и провозгласил его, Николая, наследником. А цесаревич, осаждаемый просьбами принять престол, пребывал в состоянии злом и раздраженном.

10 декабря Трубецкой привез к Рылееву, на квартире которого собирались заговорщики, точные сведения об отречении Константина и скорой переприсяге.

12 декабря Трубецкой привез туда же план восстания. Для того, чтобы устранить старое правительство и провозгласить новое, Трубецкой считал необходимым захватить Зимний дворец и Сенат. Боевой план диктатора включал два основных направления – первый – захват дворца ударной группировкой и арест Николая с семьей, второй – сосредоточение всех остальных сил у Сената и последующие удары в нужных направлениях – по крепости, по арсеналу.

Вечером 13 декабря на Государственном совете были оглашены документы, подтверждающие отречение Константина, и манифест о восшествии на престол Николая. До этого Николай вызвал к себе командующего Гвардейским корпусом Воинова, уведомил его о предстоящей назавтра присяге, повелел собрать утром всех полковых командиров и генералов гвардии.

В это же время члены тайного общества вновь собрались у Рылеева. Трубецкой хотел еще раз проверить готовность офицеров и реальность вывода войск. Первыми должны были выйти Гвардейский экипаж и, возможно, из-майловцы – ударная группа. После их выхода и успеха другие подготовленные части, безусловно, последовали бы их примеру. На исходе 13 декабря тайное общество располагало внушительными и преимущественно надежными силами. Дело было за четкостью исполнения приказаний лидера.

Для Николая было важно вернуть в столицу великого князя Михаила Павловича, который организовывал связь между Петербургом и Варшавой: будущему императору требовался живой свидетель отречения Константина.

14 декабря Николай встал около шести часов. Ближе к семи явился командующий Гвардейским корпусом генерал Воинов Поговорив с ним, Николай вышел в залу, где собраны были вчерашним приказом гвардейские генералы и полковые командиры. Два первых донесения о присяге Конной гвардии и пре-ображенцев – несколько приободрили Николая К тому же Милорадович снова заверил его, что в городе спокойно.

В десятом часу Трубецкой узнал, что из-за отказа Якубовича и Булатова следовать согласованному накануне плану задуманная им стройная боевая операция становится похожей на хаотический мятеж. С этого момента он считал восстание обреченным. Диктатор так и не появился в тот день на Сенатской площади.

Восстание началось совсем не так, как планировалось. Первая восставшая часть вышла не к дворцу, чтобы одним внезапным ударом нейтрализовать власть, а к Сенату, оповестив тем самым противника о мятеже и дав ему возможность собрать силы. Московцы должны были идти к Сенату после броска Гвардейского экипажа на дворец или одновременно с ним. А они выступили первыми.

Задуманная Трубецким четкая боевая операция закончилась не развернувшись. Вместо нее разворачивалась революционная импровизация. В криках и барабанном громе восставшие московцы стремительно прошли по Гороховой, заставляя встречных – офицеров и статских – кричать: «Ура, Константин!» Практическое руководство целиком сосредоточилось в руках Рылеева и Пущина, которые верили, что выход первых рот взорвет ситуацию и послужит запалом для общего движения гвардии.

Первым известил императора о начале тревожных происшествий генерал Сухозанет, явившийся во дворец из казарм конной артиллерии.

Около половины двенадцатого император Николай, распорядившись караулом, оказался на Дворцовой площади перед толпой взволнованного и любопытствующего народа. Вскоре вышел и построился батальон преображенцев, который возглавил сам император Николай.

Через несколько минут, около двенадцати часов дня, должно было произойти фронтальное столкновение самодержавия с дворянским авангардом, взявшимся за оружие.

Милорадович, вскочив на лошадь, помчался на Сенатскую площадь усмирять бунт. Он слыл прекрасным оратором и на этот раз говорил с солдатами превосходно. Однако прицельный выстрел декабриста Каховского оборвал его речь. Тут же фас каре, обращенный к Исаакиевскому собору, дал нестройный залп.

Николай между тем продвигался с преображенцами вдоль Адмиралтейского бульвара в сторону Сенатской площади. На середине бульвара их застали выстрелы, а вскоре прибежал флигель-адъютант Голицын, известивший Николая о ранении Милорадовича. Сенатская площадь была рядом. Пройдя еще немного, император и преображенцы увидели стрелковую цепь восставших и услышали крики: «Ура, Константин!» Было около половины первого.

Подоспела верная императору Конная гвардия. Николай приказал Орлову выстроить эскадроны спиной к Адмиралтейству. Одна рота преображенцев с полковником Бибиковым была выдвинута на набережную и перекрыла подход к Исаакиевскому мосту. Другая часть батальона осталась на углу бульвара и площади – при императоре.

Противники еще не хотели кровопролития Император надеялся, что восставшие части вернутся в казармы. Декабристы же пытались перетянуть на свою сторону конногвардейцев.

Наконец около половины второго по приказу Николая конногвардейцы атакуют мятежников с двух направлений – от Адмиралтейства и от Сената. И получают достойный отпор. Николай еще несколько раз посылал кавалерию в атаку, но всякий раз без всякого успеха. Офицеры-декабристы приказывали солдатам не стрелять во всадников, а целиться в лошадей. Они не хотели обострять обстановку, но были готовы к любому повороту событий.

К двум часам подошли остальные императорские полки и окружение завершилось. Измайловский полк, в котором были волнения, Николай поставил в тыл преображенцев и конногвардейцев, лишив тем самым ненадежных измай-ловцев прямого контакта с мятежниками. Семеновский полк встал по другую сторону площади, у конногвардейского манежа. Князь Михаил Павлович привел те роты московцев, которые ему удалось уговорить.

После половины третьего наступила фаза «стоячего восстания». В ситуации, когда был сорван план Трубецкого, восставшие могли только защищаться и вести переговоры, надеясь, что их твердость вынудит правительство пойти на уступки. Только в том и был смысл, чтобы выстоять. Продержаться до темноты. Дать возможность полкам созреть для отказа от принятой присяги.

Пережив неудачу конных атак, убедившись, что никакое окружение не помешает мятежникам пробиваться на площадь, Николай посылал парламентеров. Князь Михаил Павлович и митрополит Серафим попытались призвать мятежников к повиновению. Никаких иных действий на площади император не предпринимал. Полки стояли против полков.

Николай ждал, хотя время работало против него. Три тысячи солдат стояли на площади. Двенадцать тысяч вокруг площади. Императорские войска были охвачены поредевшей, но еще многочисленной возбужденной толпой. Темнота могла способствовать нападениям на полки с тыла.

Государь приказал подвести орудия против мятежников. Начальник гвардейской конной артиллерии генерал-майор И. О. Сухозанет, как он сам вспоминал, «взял четыре легких орудия с поручиком Бакуниным и, сделав левое плечо вперед у самого угла бульвара, поставил лицо в лицо против колонны мятежников, сняв с передков». После того как очередная попытка уговорить мятежников не увенчалась успехом, Николай скомандовал: «Пальба орудиями по порядку!» На этом месте всего было сделано четыре выстрела картечью, один за одним, прямо в колонны.

Мятежники ответили огнем в воздух. Но затем некоторые из них дрогнули и побежали, а после третьего выстрела на месте уже никого не осталось, кроме раненых и убитых, но таковых было немного.

Восстание в Петербурге было разгромлено. Вечером 14 декабря настало время арестов. Молодой император лично производил допросы мятежников.

На юге дело также не обошлось без вооруженного мятежа. Шесть рот Черниговского полка освободили арестованного Сергея Муравьева-Апостола, который выступил с ними в Белую Церковь; но 3 января 1826 года, настигнутые отрядом гусар с конной артиллерией, мятежники сложили оружие. Раненый Муравьев был арестован. Указом 17 декабря 1825 года учреждена была комиссия для изысканий о злоумышленных обществах, под председательством военного министра Татищева.

30 мая 1826 года следственная коммиссия представила императору Николаю всеподданнейший доклад, составленный Д.Н. Блудовым. Манифестом 1 июня 1826 года был учрежден верховный уголовный суд из трех государственных сословий: государственного совета, сената и синода, с присоединением к ним нескольких особ из высших воинских и гражданских чиновников. Суду были преданы: из Северного общества – 61 человек, южного общества – 37 человек, соединенных славян – 23 человека. Суд установил одиннадцать разрядов, выделив особо пять человек, и приговорил на смертную казнь – пятерых четвертованием, 31 – отсечением головы, 17к политической смерти, 16к ссылке вечно в каторжную работу, 5 – к ссылке в каторжную работу на 10 лет, 15 – к ссылке в каторжную работу на 6 лет, 15 – к ссылке на поселение, 3-х к лишению чинов, дворянства и к ссылке в Сибирь, 1 – к лишению чинов и дворянства и написанию в солдаты до выслуги, 8 – к лишению чинов, с написанием в солдаты с выслугой.

Император Николай, указом 10 июля 1826 года, смягчил приговор суда почти по всем разрядам; только пять преступников, поставленных вне разрядов, были вновь переданы окончательному постановлению о них суда. Это были Пестель, Рылеев, Сергей Муравьев-Апостол, Бестужев-Рюмин и Каховский. Суд, вместо мучительной смертной казни четвертованием, приговорил их повесить, сообразуясь с Высокомонаршим милосердием.

13 июля 1826 года близ крепостного вала, против небольшой и ветхой церкви св. Троицы, на берегу Невы, была сооружена виселица на пятерых.

Пестель был крайним с правой, Каховский – с левой стороны. Каждому обмотали шею веревкою; палач сошел с помоста, и в ту же минуту помост рухнул вниз. Пестель и Каховский повисли, но трое сорвались. Помост немедленно поправили и взвели на него упавших. Рылеев с горечью произнес: «Итак, скажут, что мне ничего не удавалось, даже и умереть!» Другие уверяют, будто он, кроме того, воскликнул: «Проклятая земля, где не умеют ни составить заговора, ни судить, ни вешать!» Слова эти приписываются также Сергею Муравьеву-Апостолу…

В Варшаве следственный комитет для открытия тайных обществ начал действовать 7(19) февраля 1826 года и представил свое донесение цесаревичу Константину Павловичу 22 декабря 1826 года (3 января 1827 года). Затем уже начался суд, на основании конституционной хартии Царства Польского, который отнесся к подсудимым с большим снисхождением. 26 августа 1856 года, в день своего коронования, император Александр II помиловал всех причастных к событиям 14 декабря; милость его распространилась и на все потомство осужденных – и живых, и умерших.

ПОРОХОВОЙ ЗАГОВОР

Франция. 1834 год

Пожалуй, ни один монарх не был мишенью такого большого числа покушений, как француз Луи-Филипп, узурпировавший власть после июльской революции 1830 года.

28 июля 1835 года утром из ворот Тюильри выехала пестрая кавалькада всадников. Впереди на белом коне – король, рядом с ним три его сына принц Жуанвиль, герцог Орлеанский, герцог Немурский. За ними многочисленная свита маршалов Предстояло произвести смотр Национальной гвардии, построившейся вдоль улиц, а затем принять парад войск на Вандомской площади. Ведь отмечалась очередная годовщина «трех славных дней», кЪторые привели Луи-Филиппа к власти. Но революция сама напомнила о себе совершенно неожиданным образом. Когда кортеж достиг бульвара Тампль, раздался грохот ружейного залпа, как будто дружно стреляли солдаты целого взвода.

Король оказался невредим, хотя его лошадь получила пулю. На месте были убиты 18 человек и 22 ранено. После невообразимой паники выяснилось, что сработала «адская машина», сооруженная в одном из домов на пути движения процессии. А там нашли укрепленные в общей раме десятки ружей, которые при помощи не слишком сложного приспособления выстрелили одновременно.

Полиция очень быстро арестовала организатора покушения корсиканца Фиес-ки и его двух помощников – Морейя и Пепена, которые были членами «Общества прав человека» Их судили и в январе 1836 года приговорили к смерти.

До самого последнего момента власти стремились, естественно, узнать от них как можно больше. Не стоит ли за ними какая-либо организация, о которой им ничего не известно7 Один из приговоренных, Пепен, пытаясь получить помилование накануне казни, рассказал, что существует тайное, очень опасное общество, в котором он состоял, имеющее целью свержение орлеанского режима. Он сообщил также, что заранее рассказал о предстоящем покушении в день парада 28 июля некоторым деятелям революционного движения. Пепен назвал имена Рекюре, Флорко, Кавеньяка и Огюста Бланки. Но те решительно протестовали, утверждая, что это выдумка.

В действительности тайное общество существовало, и Бланки был его руководителем Но основной принцип этого общества – секретность – требовал от Бланки скрывать его существование Сложнее обстояло дело с причастностью Бланки к заговору Фиески. Чтобы разобраться во всем этом, надо вернуться к событиям 1834 года.

Весной 1834 года республиканские силы Франции потерпели поражение Бланки решил, что отныне всякие легальные способы борьбы исключены, ибо режим Луи-Филиппа окончательно растоптал небольшие демократические завоевания июльской революции, и поэтому против него надо бороться другими методами. Ведь законы, принятые в начале 1834 года, запрещали любое открытое объединение или союз Идея создания подпольной организации занимала умы многих революционеров. Было два исторических прецедента, заговор Бабефа и движение карбонариев. Оно и послужило образцом для множества тайных союзов Самым крупным и серьезным среди них явилось «Общество семей», возникшее летом 1834 тощ. Непосредственным инициатором оказался некий Адо-Дезаж.

Основные принципы организации «Общества семей» – секретность и централизация, безоговорочное подчинение всех членов общества верховному тайному комитету. В него входили революционные представители, каждый из которых командовал группой начальников кварталов. Эти последние, в свою очередь, имели под своим руководством по три-четыре секции, а каждая секция объединяла пять или шесть «семей», то есть групп заговорщиков. Каждая инстанция в этой многоступенчатой иерархии не знала ничего о вышестоящих или параллельных органах. Верховный комитет действовал секретно и анонимно. Не велось никаких протоколов его заседаний, вообще избегали любых письменных документов Каждый член общества знал только своего непосредственного начальника; главные руководители оставались ему неизвестны Таким образом, делалось все для сохранения тайны.

«Общество семей», возникнув летом 1834 года, существовало более года, оставаясь неизвестным для властей, а число его участников росло. Правда, его численность оказалась меньше численности «Общества прав человека». Ведь строгая конспирация требовала особой осторожности при приеме новых членов. К тому же в отличие от движения карбонариев оно распространяло свою сеть не на всю Францию, а только на Париж. Однако, несмотря на жесткие правила приема и суровые обязательства, которые брал на себя каждый вступающий, общество вовлекло в свои ряды более 1200 человек.

Все держалось на временном согласии главных руководителей общества, оказавшихся очень разными людьми Среди них – студент-медик Эжен Ламьесан. Гораздо большую роль наряду с Бланки играл Арман Барбес Он был креолом, родившимся на Гваделупе на пять лег позже Бланки Затем Арман жил на юге Франции, где владел богатым поместьем, унаследованным от отца. В отличие от Бланки он не был поклонником социальной республики Барбес увлекался идеями Великой французской революции, верил в Бога, считал необходимым сохранение в будущем частной собственности. Арман с его романтической, экспансивной натурой казался антиподом сдержанного, замкнутого Огюста Бланки. Но Барбес привлекал Бланки своей страстью к действию. А это было, по его мнению, главной задачей «Общества семей». Не случайно одним из условий приема, разработанных Бланки, служило обязательство доставить и передать в его фонд максимально большее количество пороха. Каждый должен был также иметь личный запас не менее двух фунтов. Поскольку приобрести готовый порох не удалось, решили наладить его производство.

Наняли маленький двухэтажный дом на тихой улочке Лурсин, в районе больниц и монастырей. Здесь была устроена мастерская по изготовлению пороха. Бланки ежедневно ходил сюда и следил за работой. Мартин Бернар по вечерам являлся за готовой продукцией и переносил ее на улицу Дофин, где делали пули и патроны. Дело шло быстро, ибо работали и по ночам.

Но вокруг смелого предприятия уже сжималось полицейское кольцо. Смутные, неопределенные сведения об «Обществе семей» стали поступать давно, еще с 1834 года. Но решающий толчок слежке дали последние показания сообщника Фиески – Теодора Пепена, казненного в феврале 1836 года. Полиции удалось внедрить в ряды общества студента-фармацевта Лукаса, наемного шпиона, который и доставил сведения о пороховой мастерской. Власти узнали также от других осведомителей о подозрительном, необычном шуме, который слышен по ночам из дома № 113 по улице Лурсин. 10 марта дом был окружен. Арестовали занятых изготовлением пороха нескольких студентов и рабочего-столяра Адриена Робера. Было известно, что это он сделал по заказу Фиески деревянную раму для его «адской машины». В доме на улице Лурсин обнаружили 150 фунтов готового пороха, еще больше сырья для его производства, сушильные аппараты, разные инструменты, учебник для военных инженеров. Мало того, полиция нашла некоторые документы «Общества семей», в частности, большой список условных псевдонимов членов общества. Правило Бланки – не иметь никаких письменных документов – оказалось нарушенным, и это имело самые плачевные последствия.

12 марта полиция явилась к Бланки, в его квартиру на улице Фоссе-Сен-Жак. Но его уже предупредили, и он успел скрыться. 13 марта постучали в квартиру Барбеса. Открыл сам хозяин, но впустить гостей не захотел. Завязалась рукопашная схватка, в которой нескольким представителям закона только ценой отчаянных усилий удалось скрутить руки этому силачу. Войдя в квартиру, полицейские увидели лежащего в постели Бланки. Он также, по примеру Барбеса, оказал яростное сопротивление, хотя далеко не с таким эффектом. Полиция немедленно начала обыск. Бланки с ужасом увидел в руках у агентов список членов общества. Тогда он, обнаружив невероятное проворство, вырвал у них из рук документ и проглотил его. Но все же многие важные бумаги были захвачены, в том числе и правила приема в «Общество семей». Всего в эти дни полиция арестовала 43 человека. Правда, некоторых освободили под залог, как Барбеса. Но Бланки был оставлен в тюрьме.

В августе 1836 года заговорщики предстали перед судом. Естественно, они оправдывались, утверждая, что порох на улице Лурсин изготовлялся для продажи. Но, увы, они не смогли назвать ни одного покупателя… Прокурор же, используя показания Пепена, пытался связать Бланки с заговором Фиески. Ведь казненный дал противоречивые показания. Сначала он признал, что встречался с Бланки и рассказал ему все о покушении на Луи-Филиппа. Но затем стал говорить, что лично Бланки не видел. Прокурор задается вопросом, мог ли член «Общества семей» Пепен не предупредить руководителя общества о деле, которое резко изменило бы всю политическую ситуацию в стране? Но Бланки продолжал отрицать знакомство с Пепеном. Кроме того, у него было алиби в отношении обвинения в причастности к покушению на Луи-Филиппа: «Самое неотразимое свидетельство состоит в том, что няня с моим сыном находилась на бульваре Тампль. Как же я мог послать моего сына на верную смерть?» Однако он умалчивал, что няне было строго приказано находиться с ребенком в кафе и ни в коем случае не выходить из него.

Почти все историки, писавшие о Бланки, сходятся на том, что он действительно ничего не знал о покушении Фиески и не имел к нему отношения, что противоположная версия сфабрикована полицией. Однако его новейший биограф академик Ален Деко думает иначе: «Бланки не только знал, что готовится покушение на Луи-Филиппа… но верил, что оно может быть успешным» При этом он опирается на документ, захваченный полицией в квартире Барбеса в момент ареста Бланки. Это текст призыва к восстанию, написанный Барбесом под диктовку Бланки. В нем содержится такая фраза: «Граждане, тиран больше не существует; народная ненависть поразила его, уничтожим теперь тиранию…»

Бланки приговорили к самому суровому наказанию по сравнению с тем, что получили большинство подсудимых. Если Барбеса, например, осудили на год тюрьмы и штраф в тысячу франков, то Бланки приговорили к двум годам заключения и к уплате штрафа.