Текст книги "Суфии – мысль и действие"

Автор книги: Идрис Шах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

Организация

Создавая свои организации для целей обучения, суфии следуют весьма заметному образцу:

Суфийский учитель возглавляет свой собственный Круг (Халка). Затем идет Группа (Таифа), возглавляемая Представителем. И, наконец, существует индивидуальное членство, при котором каждый такой индивидуум связан с Учением через Офис (Дайра). Все вместе это называется Тарикой, Путем (Школой), что по образцу западных организаций часто небрежно обозначается «Орденом».

В связи с различными формами членства в суфийской школе, необходимо помнить, что каждая из них считается одинаково важной. В выродившихся и имитационных школах, состоящих из людей, которые не понимают, как работает реальная Школа, считается, что «лучше» принадлежать к кругу мастера, чем быть просто «индивидуальным членом». Такие представления заимствованы у примитивных человеческих организаций, принадлежащих Первому Уровню, и им нет места в настоящей Школе.

Учитель (или Общество, Джамийят, уполномоченное учителем) прикрепляет студентов и других членов, согласно квалифицированной оценке этих последних, к той или иной форме взаимоотношений со школой (индивидуальное членство, членство в кругу или в группе), и время от времени здесь возможны перестановки для обеспечения необходимых импульсов, в которых нуждается обучение.

Поскольку новички формируют свои мнения, опираясь лишь на стандарты Первого Уровня, то некоторым из них свойственно требовать присоединения к группам или кружкам, либо они хотят стать индивидуальными членами, либо, напротив, не быть таковыми. Считается, что люди с такими позициями ставят свою оценку выше экспертной оценки Общества, и, как правило, суфийская организация списывает их со счетов, поскольку, в терминологии суфиев, она «некомпетентна» иметь дело с такими людьми.

Терминология

В суфийской школе суфиями являются только те, кто реализовал конечный результат суфийской деятельности. Согласно классическому и подлинному определению суфий – это просветленный. Поэтому называть себя «суфием» ошибочно. Те, кто это делает, – не суфии. Те, кто не делает этого, могут быть, а могут и не быть суфиями.

Члены самоорганизованных групп, как и самозваные «искатели», известны как Дервиши («Бедные»); порой они объединяются в обучающие группы и искательские кружки, ожидая, когда их примут в регулярную суфийскую школу. В некоторых случаях таким студенческим организациям не удается добиться признания Школы, и они продолжают свое существование в виде «дилетантской» школы, иногда в течение целых веков, будучи на самом деле культами или развлекательными организациями. Широкие массы могут и не подозревать об этом, поскольку знакомы только с деятельностью, которая относится к Первому Уровню. Подобные организации даже считаются суфийскими, и ученые, и другие люди, систематически изучают их, ошибочно полагая, что они представляют часть «Суфийского феномена».

Эти группировки обычно легко узнать, потому что они любят присваивать себе эмоционально заряженные титулы, имеют весьма театральные представления об истине и о просветлении, привязаны к символам и внешним аспектам, а также их возбуждает принадлежность к группе. Во всех этих отношениях они представляют собой полную противоположность сбалансированным и эффективным суфийским группам.

Правда, дервишская группа или отдельные индивидуумы могут быть с пользой присоединены к школе, но, как правило, такая многофункциональная организация, как школа, нужна для того, чтобы отравлять удовольствие своим членам, поэтому вероятность этого сценария не очень велика. Руми очень откровенно говорит об этом: «Пусть эти ослы пасутся на своем пастбище – не станем им мешать».

Методы суфийского обучения

Бенджамин Эллис Фоурд

Современные исследования и интерес к традиционным системам жизни и обучению создали климат, немало способствующий исследованию того, что веками сохранялось суфиями – организацией людей, обычно называемых «исламскими мистиками», чье учение, по мнению их самих, а то и большинства, если не всех их комментаторов, исходит из далекой древности, предшествующей появлению исторических записей. Материалы о суфиях содержатся в книгах, написанных их исследователями, а также в записках путешественников и жителей Ближнего Востока (где в основном и жили суфии), что составляет период около 1200 лет, в течение которого эти люди и были известны под именем СУФИИ.

Упомянутые материалы настолько разнообразны и столь многих приводят в замешательство, что так и не удалось, собрав все доступное и предположительно достоверное из этих материалов, рационально объяснить, чем же занимаются суфии, почему они чем-то занимаются, и каким образом они это делают, несмотря на то, что в этом направлении предпринимались упорнейшие попытки. Дело даже не в том, что материалов слишком мало, а в том, что их как раз чересчур много. Как сказал один комментатор: «Если бы до нас дошло мало сведений о суфиях, нам удалось бы создать правдоподобную «реконструкцию» их идей и практик, которая пусть и не была бы точной, но, по крайней мере, удовлетворяла бы нашей потребности в порядке и склонности выносить «окончательный вердикт». Однако, мы не в состоянии сделать этого из-за крайнего обилия суфийских материалов».

Опустив эту печальную оценку наших профессиональных методов изучения, мы без особого труда придем к очевидному выводу, что все-таки есть возможность разумно объяснить такие сложные феномены, как различные виды суфийской деятельности, если поискать информацию и разъяснения у самих суфиев.

Именно таким подходом, насколько позволяли его человеческие возможности, и пользовался автор этой статьи, что привело к открытию, грубо говоря, двух способов исследования суфийских проявлений и, как знать, возможно и многих других феноменов:

1. с позиции фиксированных предположений, которые исследователь привносит в свое исследование;

2. в соответствии с тем, что говорят о своей деятельности сами суфии.

В этой статье собраны интерпретации того, кто такие суфии и что такое суфизм, появившиеся в результате неустанных путешествий автора и вопросов, которые он задавал самим суфиям, опираясь на материалы о них, почерпнутые из книг, написанных специалистами в этой области. Не будет преувеличением сказать, что сами суфии немало поражены скудностью информации и ментальной сухостью обычных исследователей.

Не вызывает сомнения, что момент первостепенной важности содержится в следующем вопросе (да и в ответе на него): «Для чего нужны суфии, почему они существуют, и что они пытаются осуществить?» К счастью, в этом вопросе среди суфиев, кажется, нет разногласий – какие бы мотивы, историю или цели им не приписывали специалисты.

Суфии, что подтверждается наиболее авторитетными из них, знают, как уничтожить преграды на пути восприятия человеческим существом его (или ее) происхождения, и с этой целью они размывают, как нечто не имеющее отношения к этому «путешествию», границы, которые разделяют жизнь человека на то, что было до рождения, на этап его земного существования, каким оно ему кажется, и на его посмертное существование.

Суфии утверждают, что человечество сотворено с определенной целью, что оно знало эту цель до того, как облачилось в нечто, именуемое человеческой личиной; память об этой цели стирается в момент рождения, а вспоминание этой цели начинает пробуждаться под воздействием соответствующих стимулов; затем, после физической смерти, человек продолжает свое существование, которое, в некотором смысле, претерпело изменения на стадии его земного пути. Хотя для современного человека такая формулировка может звучать как нечто из области научной фантастики, тем не менее, она была широко распространена и глубоко почитаема именно в такой форме столетия до того, как возник научно-фантастический жанр со всеми вытекающими из этого последствиями.

Суфии отрицают абсолютную реальность времени, пространства и физической формы.

Все это, говорят они, имеет относительную и локальную значимость. Абсолютность этого только кажущаяся.

Таковы суфийские утверждения. Ну, а что же относительно применения методов, способствующих (как они говорят) пробуждению «спящего»?

Суфийский ответ настолько драматически отличается от остальных религиозно-мистических концепций, что и не удивительно, почему некоторые люди категорически не в состоянии понять его. И все же, будучи однажды понятым, он вовсе не кажется чем-то несовместимым с первоначальным суфийским тезисом. Коротко говоря, они утверждают, что когда знание взаимосвязанности прошлого, настоящего и будущего испытано суфийским мастером, он обретает способность разработать метод. Далее, методы эти не только нестандартны, но они должны быть таковыми. («Путей к истине столько же, сколько человеческих душ» – суфийская фраза).

Поэтому суфии смотрят на системы, которые со всеми людьми обращаются одинаково, как на механические и дегенеративные. При этом они не отрицают, что многие, предположительно суфийские организации, попадая в руки имитаторов, становятся упрощенными до такой степени, что теряют способность делать что-либо, кроме как автоматизировать своих последователей, что, по мнению суфиев, есть неизбежное следствие влияний самого фактора времени. Другими словами, наша потребность в порядке и поспешная склонность все организовывать приводит к тому, что мы в своем стремлении к сверхупрощению превращаем учение в идеологическую обработку, а осмысленную деятельность – в ритуал. Повернуть этот процесс вспять и восстановить гибкость весьма затруднительно как раз из-за человеческой потребности в порядке, которая, подобно другим устремлениям низкого уровня, настолько сильна в нас, что уродует свои жертвы, как прогрессирующее заболевание.

К решению своей задачи суфий подходит любым из возможных способов, на которые он способен.

В связи с этим, первое соображение опирается на следующий факт: как было замечено, люди, в основном, до такой степени склонны создавать себе привычки, что все, так или иначе представленное человеческому существу, будет превращено им в привычку. Выход из этого тупика состоит не в том, чтобы избавиться от привычек вообще, ведь многие привычки полезны, а в том, чтобы направить обучающегося к такой позиции, из которой он, сохраняя свои привычки, будет способен действовать помимо них. Современные суфии, объясняя этот принцип, используют аналогию с автоматическим устройством, которое по необходимости переходит в режим ручного управления, подчиняясь воле оператора.

Это, в свою очередь, подводит нас к такому аспекту суфийской деятельности, из-за которого люди больше всего впадают в замешательство, – к разрывам. Суфии утверждают, что в дополнение к ритму и всем его последствиям, в человеческом существе возникают фазы, к которым можно подключиться и которые можно использовать с тем, чтобы обрести способность думать, работать и существовать за пределами знакомого измерения времени и повторяемости. Но люди, тем не менее, склонны к повторениям. Суфийская технология посредством многочисленных литературных, физических и ментальных приспособлений открывает в человеке способность переходить от повторений к разрыву в цепи повторяемости. Фактически, на этом принципе основаны многие суфийские упражнения. Из этого следует, что люди, не способные переключать свое внимание с повторяемости на прерывание, не смогут извлечь из этой технологии пользу, даже если и узнают о ней. Поэтому и необходимость в суфийском учителе существует всегда: духовно не возрожденный человек неизменно автоматизирует на входе любые данные, и только тот, кто сознательно стоит вне времени, так же как и во времени, может удержаться на этом пути.

Второе, характерное для суфийской среды требование к учащимся на стадии их подготовки, связано с пониманием человеческой склонности «принимать» или «отвергать». Большинство человеческих институтов основано на бинарной модели мышления: «или–или». Человеческое существо, встречаясь почти с любой ситуацией, автоматически и как можно скорее решает принять ее или отвергнуть, что, по словам суфиев, становится полезным инструментом в системе обычного образования и идеологической обработки. Но, не будучи единственным методом в подходе к ситуации, этот способ надежно блокирует другие восприятия индивидуума, отрезает его от опыта в других областях, где подобная модель не работает, а попытки установить некую среднюю позицию (отказ от решения, взвешивание всех «за» и «против» и т.д.) вносит в ситуацию, опять же по утверждению суфиев, всего лишь неуверенность и не приводит к развитию третьей специфической потенциальности, которая, по мнению суфиев, является существенной.

Тщеславие и самомнение, с которыми боролись (и, кажется, не слишком успешно) практически все религии, по утверждению суфиев, мешают процессу реализации. Однако, суфии не склонны придавать слишком много внимания аспекту награды и наказания, когда указывают на чрезмерное тщеславие людей. Тщеславие – это препятствие на пути к изучению. Потерять способность учиться или прогрессировать для суфия так же смертельно, как в других вероучениях «быть проклятым» или «расстаться с жизнью».

Начальная стадия подготовки суфиев, связанная с концентрацией учащихся на скромности и раскаянии, считается существенной и фундаментальной основой духовного прогресса, и в этом, как они полагают, выражается первоначальное учение, которое в религиозных проявлениях подверглось искажению, превратившись не более чем в эмоциональное или социальное вымогательство.

За смирением следует стадия символизма. Снова и снова я сталкивался с недоумением в среде истинных суфиев, когда речь заходила о людях, которые подражают суфиям, однако совершенно не осознают содержащуюся в суфийских учениях многоуровневость смысла, его многослойность, и не желают понять, что человеку не постичь более глубокого смысла, прежде чем он не переварит более поверхностного.

Согласно суфиям, неспособность имитаторов понять это хотя бы теоретически, приводит к тому, что никто из внешних исследователей, не в состоянии добиться какого-либо прогресса в подлинном суфийском изучении. Человек в этом случае скользит по поверхности учения подобно тому, как жук-водомер скользит по воде: пусть даже он на волне своих «переживаний» обучает других, путешествует по всему Востоку, пишет книги, участвует в танцах дервишей, – все его поведение слишком очевидно демонстрирует суфию его некомпетентность и поверхностность.

Одна из причин хорошо известной причуды суфиев обескураживать поклонников или претендентов на их знание состоит в том, чтобы заставить этих людей пересмотреть самих себя и выяснить, насколько глубоки их собственные знания и искренность. Как сказал мне один суфий: «Может понадобиться пять, а то и больше заходов со стороны искателя, на что уйдет, возможно, несколько лет, прежде чем нам удастся просигналить претенденту, что мы рады помочь ему, только бы он умерил в себе чувство собственной важности».

«И сколько же из них, из тех, кого вы так отталкиваете, снова возвращаются к вам?» – спросил я.

«Меньше, чем один из десяти, – ответил он. – Девять из них обычно приходят к заключению, что мы злобные людишки… А некоторые из них настолько перегружены самомнением, что удаляются, даже не заподозрив какого-либо упрека в свой адрес со стороны наших действий, и тут же начинают «учить» других».

Но если вышеупомянутые особенности суфиев вызывают всеобщую тревогу или путаницу, то это ничто по сравнению со степенью непонимания, преобладающего в связи с другой типичной чертой суфийской практики.

Здесь я имею в виду факт существования многочисленных, кажущихся совершенно разными, систем суфийского образования. Наряду с известными музыкальными и ритмическими ассамблеями существуют формулировки будто бы свидетельствующие о том, что суфии против музыки, или же наоборот, что они предпочитают ее; что они специализируются в исключительно зарекомендовавших себя (или исключительно незаметных!) профессиях, что существует шесть, девять, десять, семнадцать и любое другое количество стадий и стоянок на пути. Одни говорят, что работают над активизацией определенных чувствительных центров тела или головы, подобных йогическим чакрам. Другие считают, что суть суфийского метода в повторениях, запоминаниях или ссылаются почти на любой вид духовных и иных практик, какие только возникают в воображении.

Возможно ли такое?

Настоящий ответ, которого не найти ни в одной из 2250 книг и монографий на эту тему, изученных мною и содержащих наиболее полную библиографию по суфизму, предполагает достаточно простое действие. Все, что требуется сделать, – это спросить у подлинного суфия. Суфий же, как гласит ответ, если метод эффективен для его учения, использует любой. Он не тяготеет ни к одной из традиционных моделей. А то, что различные учителя берут на вооружение великое разнообразие методов, в среде имитаторов порождает серию предположений на тему: такой-то или такой-то метод – есть «истинный путь». Так что, если вы спросите сегодня у одного из многих тысяч имитаторов (или у их искренних, но заблуждающихся последователей) о существовании стандартной суфийской практики, то получите ответ, исходящий не от суфиев, а от дервишей – людей, которые пытались, но, как правило, безуспешно, стать суфиями.

Тот факт, что суфийские учителя выбирают свою собственную технику, и что такое вообще возможно, уже само по себе заслуживает интереса, поскольку подтверждает суфийское утверждение, что суфий на самом деле знает «Путь», потому что прошел по нему сам. В противоположность этому, уже тот факт, что люди так пристрастны к повторениям, традиционализму и механическому заучиванию, подражанию и ритуалу, свидетельствует лишь об отсутствии у них подлинной проницательности по поводу того, что и как работает. Вот мысль, заслуживающая внимания.

И хотя об этом не мешало бы подумать, задумается ли кто-нибудь – вот вопрос. Я сомневаюсь, поскольку большинство человеческих сообществ очень слабо представляет себе вероятность существования «Пути», который доступен людям, и который знают и понимают его последователи. На Западе, например, почитание авторитетов и привязанность к установившимся формам, безусловно, коренится в подсознательном убеждении, что сегодня истина не доступна, и нам остается только лишь равняться на людей прошлого, поступая и веруя, как они. Точно также и традиционализм Дальнего Востока основан на убеждении: то, что однажды было установлено и во что некогда верили, разумеется, должно давать результаты и сегодня. Тех же, кто как бы говорит: «Оставьте в покое традицию, следуйте опыту», – по всей видимости, слишком мало, иначе нам не было бы так трудно допустить возможность существования людей, способных делать что-то без назойливых или даже благовидных ссылок на стандартные авторитеты.

Суфийские учебные методологии в своем внешнем выражении, если оно подлинное, во многом зависят от взаимоотношений мастера с учеником и этих двоих со всем сообществом мистиков в целом. «Поток», циркулирующий между ними, согласно суфиям, является наиболее важным элементом их существования и прогресса.

В свете этого утверждения мы можем открыть для себя, что многие так называемые суфийские группы и учителя вовсе и не суфийские, потому что в их случае отсутствует фактор потока. Спорадический характер деятельности в подлинной суфийской школе, когда лишь время от времени читаются лекции или даются серии упражнений, и, опять-таки, лекции сменяются конкретными указаниями, или же вообще ничего не происходит, объясняется связью с этим потоком. Колебания в деятельности параллельны колебаниям потенциала и знанию учителя, и притом таким образом, какого, насколько мне известно, в других системах не обнаруживается. Конечно же, это не свидетельствует об истинности суфийской системы и не означает, что она лучше всех остальных, но говорит, однако, об ее отличии, опять же, насколько мне известно, в литературе еще не отмеченном.

Характерная особенность этой прерывистости в суфийской деятельности подводит нас к другому «странному» аспекту суфийской обучающей организации. Странность здесь заключается в том факте, что в отличие от других мистических или философских систем, суфии осуществляют свое обучение в таких общинах и через такие мероприятия, про которые сразу и не скажешь, что они «духовные». Например, как на Востоке, так и на Западе, каждый знает, что такое монастырь. Будучи поселением или объединением людей, монастырь вполне может заниматься той или иной коммерческой деятельностью, сельским хозяйством, пчеловодством, виноделием, производством ликероводочной продукции, различными ремеслами, причем считается, что деятельность эта просто помогает общине содержать себя. Суфии тоже осуществляют все эти виды деятельности, но весьма «странным» образом.

Суфийская школа может существовать внутри общины жестянщиков или вокруг какой-то фабрики, магазина, а то и управлять крупным поместьем. Даже некоторые само-повторяющиеся и формальные группировки порою несут на себе следы этого подхода. Среди дервишей ордена Бек-таши, например, можно обнаружить черты семейного уклада, когда его члены, взявшие на себя те или иные функции, по-прежнему называются Поварами, Конюхами и т.д. В Центральной Азии эта традиция тоже продолжается (номинально, а не на практике), в результате чего для обозначения суфийской группы там используют термин Кханавад – «семья». Большое количество древних суфийских организаций ведут свое происхождение от рыцарства, что являет уже другой тип, – так, в Иране странствующие дервиши (сами не зная, почему) все еще ходят в рыцарских плащах, а в теккиях, помещениях для суфийских встреч, повсеместно распространенных от Боснии до Синкхъянга, на стенах по-прежнему висят мечи.

Причина существования столь разных типов суфизма, помимо того, что они указывают на гибкость учителя, способного обучать в любом тексте, состоит в том, что необходимо поддерживать прерывистость внутри самого обучения. Иными словами, если учителю нужно сохранять контакт и взаимоотношения со своими последователями, тогда как он (как бы) выжидает благоприятного момента, чтобы приступить к практике, которая только и способна принести просветление, ему необходимо располагать формой обучения, обеспечивающей согласованность группы. В дегенерированных системах эта форма носит сугубо религиозный характер. Люди носят специальные одежды, в установленное время молятся, медитируют и т.д. Фактически, они автоматизируют себя.

Для суфиев же главное условие в том, чтобы удержать состояние готовности до «момента», когда учение начнет действовать. Это подразумевает фокусировку внимания на учении только в тот период времени, когда учение обретет способность воздействия, тогда как любая другая деятельность осуществляется до и после того. С определенной точки зрения все это, конечно, означает, что суфии создают социально-экономические группы, функция которых «быть в мире, но не от мира» (суфийский девиз), и при этом не тратят свою духовную энергию на эмоциональные и благочестивые мысли (молитвы, литании, чтения и т.п.), которые оказывают на людей обуславливающее воздействие.

Придется признать, что принцип, лежащий в основе этой интересной организации, поневоле рождает у наблюдающего предположение о наличии здесь, и в самом деле, необычной проницательности. То, что этот принцип отсутствует практически во всех других духовно ориентированных сообществах, или то, что они отвергли его, не должно вводить нас в заблуждение относительно возможного существования здесь некоего метода и знания, которые, быть может, совершенно неизвестны в других организациях. Как знать, не в этом ли и заключается суфийский секрет?

Согласно суфиям, существование подобных организаций, разумеется, возможно только благодаря присутствию суфиев, обладающих необходимым знанием для построения того, что кажется всего лишь мирской организацией, которая, тем не менее, тончайшим образом связана с учением, учениками и внешним миром.

В результате того, что несколько лет назад суфийский авторитет, Идрис Шах, провозгласил существование духовной подоплеки в структурах с виду совсем нерелигиозных, появились попытки создания так называемых суфийских ферм, лагерей, коммерческих компаний и т.д., и, как правило, создателями всего этого были обыкновенные имитаторы. Как уже неоднократно отмечалось в прошлом, страсть к подражанию не всегда связана с желанием обмануть других, но почти всегда есть признак незрелости. Поэтому читатели должны быть предупреждены относительно присоединения к любой «суфийской» организации, претендующей на то, что она якобы работает по принципу мирской организации, у которой имеется и внутреннее содержание. Все подлинные суфии находятся в непосредственном контакте друг с другом, и в каждый период времени в мире существует только одна суфийская организация, управляющая единым целым всей суфийской активности.

Существование такого тонко-настроенного инструмента, как всеобщая суфийская организация, со своими собственными органами коммуникации и своими собственными программами, основанными на прямом восприятии Истины, лежащей за пределами внешнего, делает нелепыми почти все наши попытки изучения суфиев через вторичные источники. Далее, смехотворным выглядит также тщательное изучение суфийских молитв, упражнений и методов, если они изучаются изолированно. Суфий, коль скоро он работает в созвучии с действующим целым, никогда не будет в состоянии показать (в большей степени, чем это будет доступно воспринимающей способности стороннего наблюдателя), какова действительная функция того или иного упражнения и т.д., ибо вне контекста все это теряет всякий смысл.