Текст книги "Ральф 124С41+"

Автор книги: Хьюго Гернсбек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

Конец денег

Спустя несколько дней, во время одной из их прогулок по эстакаде, проходящей над городом, Элис спросила Ральфа, как была создана современная денежная система, и добавила при этом, что она плохо разбирается в экономических вопросах.

– Начнём с того, – заговорил Ральф, – что все денежные системы прошлого и настоящего основаны на одном принципе – обмене одной вещи на другую. Началось это с обмена козы на свинью или связки бус на кусок материи. И лишь значительно позднее появились деньги. Их роль, пока не изобрели монеты, играли редкие раковины. В дальнейшем товары обменивали на драгоценные металлы, причём их вес служил мерилом ценности. Со временем металл в слитках вытеснили чеканные монеты, потом и их частично заменили бумажные деньги. В то время как раковины, драгоценные металлы и – позднее – металлические монеты имели ценность сами по себе, бумажные деньги такой ценности не имели. Люди относились с доверием к куску бумаги, на котором было написано, что предъявителю гарантируется в обмен на эту бумажку соответствующее количество золотых единиц. Система бумажных денег основывалась на доверии народа к тому правительству, которое их выпустило.

Мало кому приходило в голову сходить в банк или в государственное казначейство, чтобы обменять бумажные деньги на золотые или серебряные монеты. Бумажные деньги повсеместно вошли в обращение, и к ним настолько привыкли, что пользовались только ими, исключив из обихода золото и серебро. Эта система получила особенно широкое распространение в прежних Соединённых Штатах, больше чем в старой Европе, где бумажные деньги находились в обращении наряду с золотыми и серебряными.

В Соединённых Штатах пользовались только бумажными деньгами. В продолжение известного периода банкноты достоинством в один доллар были самой мелкой бумажной денежной единицей в обращении, но впоследствии стали выпускать купюры в пятьдесят центов, двадцать пять, десять, пять и один цент. Вскоре обнаружилось, что бумажные деньги размером в почтовую марку неудобны для пользования, и их стали печатать целыми лентами, какими мы пользуемся до настоящего времени.

Лента, простроченная дырочками, разделяющими купюры, которую вы вытягиваете из маленькой металлической коробки, это по существу то же, что прежние бумажные деньги. Покупая теперь что-нибудь на пятьдесят центов, вы отрываете от ленты нужное количество десятицентовых марок и тем самым прибегаете к старой системе.

Однако подлинная денежная система строится на доверии. В наше время ни на чём другом её не обоснуешь, поскольку драгоценных металлов больше нет. Девяносто пять лет тому назад, когда француз Р865+ нашёл способ изготовления драгоценных металлов, пробил последний час старой денежной системы. Кто угодно может теперь получить золото или серебро дешевле, чем стоило в старое время выплавить железо. Таким образом, если прежде на банкноте в сто долларов было написано, что вы можете её обменять на равноценное количество золота, то казначейство действительно выдало бы вам за него четыре золотые монеты двадцатипятидолларового достоинства, но после названного изобретения они не стоили и нескольких центов! Чего же стоила в таком случае и сама стодолларовая бумажка?

Открытие Р865+ не вызвало ни паники, ни замешательства. Сделай он его несколько веков назад, оно привело бы к потрясениям, но с ходом прогресса и развитием знаний в мире все стали понимать, что торговля и экономика основаны на доверии.

В мире есть только одна подлинная ценность – человеческий труд. Вы почти всегда найдёте всему замену, кроме человеческого труда – его заменить нечем. Поэтому современная экономическая структура целиком зиждется на человеческом труде.

В XIX столетии, когда вошёл в употребление банковый чек, он произвёл радикальный переворот в денежной системе. Люди, вместо того чтобы платить друг другу деньгами или банкнотами, стали заменять их подписанной бумажкой – денежным чеком. Миллиарды долларов и центов переходили из рук в руки посредством бумажек, на которых стояла подпись, и банки оплачивали их предъявителю. Один счёт кредитовался, тогда как другой дебетовался на эту же сумму. Человек, подписавший чек, и тот, на чьё имя он был выписан, фактически не передавали друг другу денег, как не делали этого и банки, принимавшие этот чек. Другими словами, вся система чеков основывалась на доверии. Вы получали от человека, задолжавшего вам сто долларов, чек на эту сумму. Этот чек вы от него брали, доверяя ему и зная, что у него эти сто долларов лежат в банке, потому что, не будь их, он, вероятно, не стал бы выписывать вам чека. Вы в свою очередь посылали этот чек в свой банк, который получал проставленную на нём сумму в банке, где был счёт вашего кредитора. Во всех этих операциях деньги фактически не участвовали. Это были с начала и до конца кредитные операции.

Вот почему, когда Р865+ открыл синтетические металлы, положение нисколько не изменилось. Хотя денежные резервы государства в золоте и драгоценных металлах утратили свою ценность, народ полагал, что правительство тем или иным путём способно выполнить свои обязательства и что благополучие страны основывается и зиждется не только на стоимости обесцененных металлов. Кроме того, было общеизвестно, что ни одно государство в мире не способно рассчитаться золотыми и серебряными монетами по всем своим обязательствам.

Поэтому, когда золото и серебро практически утратили свою ценность, ничего не изменилось: монеты как таковые были уже давно вытеснены практикой расчётов чеками, и даже бумажные деньги вышли из употребления.

Но, обесценивая так называемые драгоценные металлы, правительства заменили их другими ценностями.

Начали с того, что установили твёрдые цены на собственность – недвижимое имущество, здания, производственные предприятия и так далее. Оценка производилась по нескольку раз в год, и всем владельцам собственности выдавался «государственный сертификат на ценность». Например, доходный дом стоимостью в 50 тысяч долларов переоценивался государством три или четыре раза в год, а иногда и чаще, и его владельцу выдавался сертификат; тот передавал его в свой банк, который тотчас кредитовал предъявителя на часть этой суммы. Скажем, вы захотели продать свою собственность другу за 50 тысяч долларов или дороже; взяв от него чек, вы требовали от своего банка возвращения вам первоначального документа и передавали его покупщику. В описанном случае банк кредитовал вас на сумму чека вашего друга, а он делался владельцем собственности.

Приведённый мною пример не совсем подходящ, потому что вы не могли бы получить от банка полную оценочную стоимость собственности, переходящей из рук в руки. Банк, за некоторыми исключениями, авансирует около семидесяти процентов. Между прочим, это нисколько не отличается от практики наших предков: в старые времена подобная сделка называлась ипотекой.

Существенная разница заключается в том, что теперь оценка собственности производится государством и что эта оценка считается окончательной. Этим путём стремятся стабилизировать недвижимость и оценку собственности.

Товары и сегодня покупают и продают совершенно так же, как сотни лет назад, – посредством чеков. Это относится ко всем видам ценностей, включая и труд.

Зарплата выдаётся чеками. Рабочий волен внести его на свой счёт в банке или непосредственно расплатиться им со своим бакалейщиком или портным, причём разницу он может получить обратно чеком или в бумажных ленточных деньгах.

Небольшое количество бумажных ленточных денег и банкнот, находящихся до сего времени в обращении, обеспечивается не золотом, а облигациями на недвижимость и другим имуществом.

– Но, – спросила Элис, – если бы вдруг произошла паника, как это описывается в старых книгах, и все одновременно обратились в банк за своими вкладами, что произошло бы?

– Решительно ничего, – уверенно ответил Ральф. – Абсолютно ничего. Предположим на минуту, что «паника», как вы это называете, действительно начнётся. Но, во-первых, что могло бы её вызвать? Для неё нет оснований, ведь в наше время никому в голову не придёт бежать в банк и требовать возвращения своих денег. Ведь их нет, они не существуют. Заметьте, что все банки находятся под государственным контролем, и если бы один из них прогорел, чего не было за последние четыреста лет, то государство взяло бы на себя платежи. Если бы в одно прекрасное утро все граждане страны потребовали возвращения своих вкладов, банки попросту выписали бы каждому владельцу чек на соответствующую сумму. Однако чеком не позавтракаешь и не пообедаешь. Перед каждым встала бы альтернатива: либо возвратить банку чек и снова открыть счёт, либо обменять его на товары. Иными словами, через двадцать четыре часа после всеобщего наплыва клиентов в банки всё возвратилось бы в исходное положение и выписанные банком чеки вернулись бы к нему обратно. Поскольку банки не обязаны производить платежи клиентам в монетах или банкнотах, а должны по закону выдавать чеки, нет причины, которая могла бы побудить вкладчика потребовать выдачи своего вклада только для того, чтобы получить чек.

– Но ведь может случиться, – сказала Элис, – что вы превысите свой кредит в банке и выпишете чек на сумму больше вашего вклада? Что произойдёт тогда?

– Вы, вероятно, можете ответить на этот вопрос не хуже меня. Поступить так – значит совершить уголовное преступление, которое, кстати, повредит вам самой. Такой проступок, совершённый впервые, повлечёт за собой предупреждение. Его повторение вызовет вторичное, но уже более строгое предупреждение, а на третий раз последует тюремное заключение. Предполагается, что первые два раза вы могли ошибиться, однако в третий раз на это уже нельзя ссылаться. К тому же ваш счёт будет изъят из всех банков и вас лишат права открыть новый в продолжение десяти лет. На чеках, как вам известно, помимо подписи, ставятся отпечатки пальцев. Благодаря этому эксперты смогут установить, что вы нарушили запрет. Вот почему никто не злоупотребляет своим правом выдавать чеки и не выписывает из банка больше, чем у него есть на счету.

Через несколько дней Ральф свозил Элис на одно из крупных промышленных предприятий, изготовляющих одежду. Они слетали в Пенсильванию, где находились все крупные фабрики по выработке искусственного шёлка, хлопчатобумажной ткани и шерсти. Ральф рассказал ей, что уже в XX веке окончательно перешли на производство шёлка из древесины и химических веществ.

Уже тогда его называли искусственным шёлком. Но только в последние сто лет удалось добиться получения искусственного хлопкового волокна и шерстя из тех же материалов. Следует указать, что их качество превосходит естественные хлопок и шерсть.

В огромных фабричных цехах стояли гигантские чаны, в которых сырые материалы первоначально варились и обрабатывались химикалиями, потом масса выжималась под давлением сквозь микроскопические отверстия, и образовавшиеся нити наматывались на громадные бобины. Мотки пряжи отправлялись на ткацкие и прядильные фабрики.

Особый интерес представлял новый вид ткани, более лёгкой, чем хлопчатобумажные или шерстяные, но одновременно более прохладной летом и более тёплой зимой. Этот материал был изготовлен из пробки. Её сначала превращали в пыль, а затем обрабатывали химикатами. Гидравлическим способом вырабатывалась довольно толстая нитка, обладавшая всеми достоинствами пробки и ни одним из её недостатков. Ткань из пробковых нитей обладала прочностью и лёгкостью, была бархатисто-мягкой на ощупь и, будучи плохим проводником тепла, защищала тело от жары летом и от холода зимой.

Путём комбинации шёлковых и пробковых нитей был получен совершенно новый материал, наделённый всеми качествами шёлка и пробки.

Угроза плаща-невидимки

С пенсильванских фабрик Ральф и Элис летели с большой скоростью. Вскоре воздухолёт доставил пассажиров на одну из высоких посадочных площадок Нью-Йорка. Ральф провёл Элис вниз и предложил ей покататься на роллерах: до дому недалеко, объяснил он ей с улыбкой, и небольшой моцион будет только полезен перед обедом.

Они уже приближались к дому, когда Ральф услышал позади себя слабый свистящий звук. Он дважды оглянулся, но никого не увидел: улица в этот час, около полудня, была пустынна.

Однако шипящий звук не прекращался и словно даже приблизился; было похоже, что к ним подлетело назойливое насекомое.

Элис, очевидно, ничего не слышала или принимала этот странный свист за один из обычных уличных шумов. Она продолжала, как всегда, весело и оживлённо щебетать, что придавало ей особое очарование, и даже не замечала, что озабоченный Ральф не отвечает.

Окончательно удостоверившись в том, что вокруг них не было ничего, что могло бы производить этот назойливый звук, Ральф недоумевал: из какого невидимого источника он исходит и что бы он мог значить?

Для учёного, привыкшего объяснять необъяснимое, в этом звуке было что-то подозрительное, даже угрожающее…

Ральф снова оглянулся, внимательно осмотрел пустынную улицу, как вдруг услышал приглушённый крик своей спутницы. Он мгновенно обернулся и… не увидел никого! Он был один на пустой улице…

Не веря себе, сомневаясь в том, что видели собственные глаза, Ральф озирался во все стороны, слишком ошеломлённый загадочным и невероятным исчезновением, чтобы рассуждать хладнокровно.

Над ним в чистом безоблачном небе сияло солнце, по обе стороны от него уходила вдаль тихая улица.

Только тут Ральф обратил внимание на окружившую его совершенную тишину, мёртвый покой улицы. Вместе с Элис исчез и таинственный звук.

Учёный внезапно постиг размеры обрушившейся на него катастрофы, и им овладело состояние, близкое к отчаянию. Грозившую ему лично опасность он мог встретить со спокойным мужеством храброго человека, но этот неожиданный и непредвиденный удар неизвестного врага, обрушившийся на девушку, ставшую столь близкой и дорогой его сердцу, поразил его холодным ужасом: какое-то мгновение он чувствовал себя скованным и беспомощным.

Элис была в опасности, он оказался недостаточно бдительным… Но сейчас не время себя упрекать…

Надо действовать и действовать немедленно – это главное!

В его мозгу вихрем завертелись мысли о радиоволнах высокой частоты, о рентгеновских лучах, о Фернанде…

– Фернанд! – громко воскликнул учёный, и этот возглас вернул ему способность логически мыслить.

Он помчался к дому и через несколько секунд оказался в своей лаборатории. Мозг его беспрерывно работал над разрешением величайшей задачи, какая когда-либо перед ним стояла.

Экспериментирование с ультракороткими волнами убедило его в том, что можно добиться полной прозрачности любого предмета, если придать ему частоту колебаний, равную частоте света. Эту теорию Ральф хорошо знал, но хотя ему приходилось временами над ней работать, он никогда практически ею не занимался.

Учёный понял, что такой аппарат был в руках человека, похитившего Элис. Зная, что полицейские запросы передаются за тысячи миль в несколько секунд, Ральф догадывался, что похититель будет первое время прятать Элис, чтобы её кто-нибудь не увидел и не опознал. Всё это мгновенно пронеслось у Ральфа в голове, пока он собирал обнаружитель, состоящий из переносной антенны и небольшого ящика с радиоприборами и парой наушников.

Вращая антенну, можно было определить, откуда идут волны. За десять минут Ральф смонтировал аппарат и стал поворачивать антенну, пока в наушниках не послышался глухой рёв. Он знал, что его должен производить аппарат, делающий твёрдые тела светопроницаемыми, и не теряя ни секунды, с обнаружителем в руках, в сопровождении двух своих ассистентов, выскочил из своего дома на роллерах.

Началась погоня. Едва они стали приближаться к похитителю, как звук в наушниках усилился. Они мчались по Бродвею, вдоль тротуара, очищенного для них полицией, которую Ральф успел предупредить. Всё усиливающийся шум в наушниках ясно показывал, что они мчатся по верному следу и приближаются к похитителю.

Расстояние между Ральфом и похитителем сокращалось благодаря тому, что наземная и воздушная полиция расчищала перед учёным путь громкими сиренами, тогда как злоумышленнику со своей добычей приходилось медленно прокладывать себе дорогу в толпе.

Вскоре Ральф и его друзья оказались на узкой улице на окраине города.

Звук в наушниках сделался очень громким; цель была, по-видимому, близка. Однако именно эта близость сбивала Ральфа с толку, так как громкость звука не позволяла точно установить местонахождение похитителя и девушки. Тщетно поворачивал учёный антенну во все стороны, стараясь определить, откуда исходит более сильный звук и в какую сторону направить поиски. На минуту он замер, как замирает на следу гончая, сбитая с толку хитрой уловкой лисы, и ждал того, что должно было неминуемо произойти – следующего движения преследуемого человека.

И вот тот его сделал, в наушниках послышались более низкие последовательно чередовавшиеся звуки, подсказавшие натренированному слуху учёного всё, что ему хотелось узнать. С торжественным криком он бросился к двери небольшого магазина.

Это вторжение настолько изумило хозяина, что он лишился дара речи и с испугом следил, как Ральф и его ассистенты торопливо обшаривали все закоулки помещения.

– Стойте, стойте, ребята, – наконец удалось ему выговорить, – что вы делаете? Что вам нужно? Ведь вы сейчас что-нибудь заденете и разобьёте… Так и есть… Началось!

В эту минуту Ральф бросился за манекен, опрокинул его и схватил что-то невидимое, но плотное и тёплое, нечто, что дрогнуло от его прикосновения и тотчас выскользнуло у него из рук.

Хозяин лавки бросился поднимать манекены, но остановился в недоумении, разинув рот. Руки Ральфа в момент прикосновения точно растаяли. Но в следующее мгновение они вновь обрели видимость, когда он подтянул к себе и вывел из сферы действия ультракоротких волн Элис, связанную и с кляпом во рту.

Все её увидели, едва она оказалась за пределами действия лучей. Голова Элис была покрыта мешком, руки крепко связаны. Ноги девушки с всё ещё прикреплёнными к ним роллерами не были связаны: накинутого ей на голову и плечи мешка похитители сочли достаточным, чтобы лишить девушку возможности сопротивляться и сделать её совершенно беспомощной.

Как только Ральф развязал Элис руки и освободил из мешка, она пошатнулась, голова бессильно поникла, и, если бы учёный её не поддержал, она бы упала.

– Ах, – чуть слышно прошептала она, – что случилось? Куда вы ушли?

– Воды! – крикнул Ральф.

Толстый торговец, дрожа от страха, кинулся к вазе с цветами, стоявшей на прилавке, с резвостью, какой никак нельзя было предположить при его тучности.

Схватив пучок цветов, он выбросил их на пол и с торжествующим видом подал Ральфу вазу с мутной водой.

При этом он так тяжело дышал, словно только что состязался в беге.

– Я просил воды, а не помоев! – прорычал Ральф, гневно сдвинув брови и растирая своими горячими руками холодные пальцы девушки.

– Разве это не вода? – спросил лавочник, уставившись на сердитое лицо Ральфа.

– Благодарю вас, – проговорила слабым голосом Элис, пытаясь высвободить руки, – мне теперь хорошо. Просто слегка закружилась голова, но сейчас всё проходит.

Краска появилась на её бледных щеках, она выпрямилась, в смущении отворачивая лицо и инстинктивно протягивая руки к причёске в извечном, присущем женщинам жесте, когда они не находят, что сказать.

За это время помощники Ральфа, тщательно обшарив место, где была найдена девушка, обнаружили ультраволновую машинку. Как только у них исчезли руки, они поняли, что она где-то здесь. Ральф приказал облить машинку водой, отчего она тотчас же перестала работать и сделалась видимой.

Убедившись, что Элис невредима и приходит в себя после пережитого потрясения, учёный тщательно обследовал прибор. Его конструкция оказалась очень сложной и совершенно ему неизвестной. По мере ознакомления с прибором Ральф всё больше склонялся к мысли, что перед ним аппарат, изобретённый не на Земле, а, вероятно, задуманный и выполненный марсианином. Не было сомнения, что это была работа подлинного учёного, настоящего гиганта мысли.

Но как же, продолжал недоумевать учёный, как попал к Фернанду этот прибор, каким путём он его добыл? Его цель была ясна; Фернанд готов был на всё, лишь бы девушка принадлежала ему. Впрочем, разве он не угрожал ей раньше? Его нападение было тонко, коварно-тонко задумано. То был не мелкий противник, не враг, которым можно пренебречь: Ральф оказывался перед соперником, способным с ним потягаться.

Пока продолжался осмотр машинки, учёный мог убедиться, что Элис окончательно оправилась. Она слушала хозяина лавки, который излагал свою версию события, и если фактов в ней было немного, то воображения, подогретого сочувственным выражением тёмных глаз девушки, слушавшей его с величайшим вниманием, хватало с избытком.

– …отворилась передо мной, – говорил он, когда подошёл Ральф, – словно её распахнули невидимые руки. И потом этот ужасный шум – мне трудно подобрать ему название, он походил на… на… (тут лавочник случайно увидел ультраволновой прибор) на звук большой машины более, чем на что-нибудь другое. Тут я себе говорю… да, тут я себе сказал: происходит что-то странное, друг, очень странное, лучше гляди в оба, кто знает, может быть, и ты понадобишься, потому что, право, выглядело всё это, словно заварилось что-то неладное…

На самом же деле хозяину показалось, что дверь распахнул ветер, а жужжание машины, немного похожее на звук, издаваемый насекомым, он принял за жужжание пчелы, влетевшей в помещение вместе с порывом ветра.

– А потом ещё этот чёрный человек – он напугал меня до смерти, – продолжал свой рассказ лавочник.

– Что за человек? Какой он из себя?.. – так и набросился на него Ральф.

– Вот это именно меня и занимает, – ответил лавочник с сознанием важности имеющихся у него сведений. – Забавно, нас с вами интересует одно и то же!

– Очень даже забавно! – сказал учёный с иронией, оставшейся незамеченной. – Вы могли бы описать мне его? Когда вы увидели незнакомца, при каких обстоятельствах?

Хозяин засунул руки в карманы и стал раскачиваться с пяток на носки. Он обводил свою аудиторию многозначительным взглядом, как человек, собирающийся сообщить важные сведения, но не сразу, а когда ему заблагорассудится.

Наконец лавочник заговорил:

– Он был чёрный, чёрный с головы до ног.

– Так, так, – нетерпеливо перебил его Ральф. – Мы уже слышали про это. Не можете ли вы рассказать что-нибудь определённое – ну, например, какое у него лицо? Нос, глаза?

– Всё чёрное, – последовал ответ.

– Всё? – воскликнул Ральф.

– Конечно, покрыто чёрной маской, – самодовольно произнёс, видимо, не слишком сообразительный хозяин магазина. – Он появился у меня перед глазами, точно из воздуха взялся, весь чёрный, с лицом, тоже покрытым чёрным, и вылетел из моего магазина, словно подхваченный ураганом.

– Вы пытались задержать его?

– Можете быть уверены! Я так на него посмотрел, что он век не забудет. Я стоял как раз на этом месте и взглянул на него вот так…

И он скорчил такую гримасу, что один из ассистентов Ральфа с усмешкой сказал, что это просто чудо, как это беглец не упал замертво, увидев такое лицо.

– Что вы хотите этим сказать? – спросил владелец лавки.

– Просто я удивляюсь, как это неизвестный не протянул ноги на месте. Я бы, конечно, не устоял. Даже глядя на вас сейчас, ничего другого не остаётся сделать.

Элис, еле сдерживая смех, что-то пробормотала насчёт свежего воздуха и выбежала на улицу.

Ральф, с трудом сохраняя серьёзность, приказал своим помощникам захватить ультраволновую машинку и отвезти её в лабораторию для более тщательного и детального изучения.

На обратном пути к дому учёный и девушка молчали. Оба чувствовали, что за этой первой опасностью, которую удалось счастливо избегнуть, может последовать новое нападение и что угроза по-прежнему не устранена.

Элис лишь намекнула на свои опасения:

– У меня неоспоримое доказательство, что это был Фернанд. – Несколько поколебавшись, она протянула руку. У неё на ладони лежал небольшой предмет тонкой резьбы в форме сердца из прозрачного зеленоватого материала. Он носился на цепочке, но сейчас от оборванной цепочки сохранилось всего несколько колечек.

– Что это? – спросил Ральф.

– Амулет, который Фернанд всегда носил при себе. Он как-то мне его показывал. Фернанд придавал ему большое значение. Я его нашла на полу в магазине, возле дверей.

У Ральфа был очень озабоченный вид.

– Эту машинку он, несомненно, получил с Марса, – сказал он решительно. – Располагая подобными средствами, он может предпринять что угодно.