Текст книги "Вот что вас ждет!"

Автор книги: Христо Ботев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

«Деньги, деньги, деньги!» – воскликнул однажды Наполеон I и разинул пасть, чтобы проглотить весь мир. «Деньги, деньги, деньги!»– говорят наши бухарестские торгаши и прислушиваются к разговорам о том, где кто при смерти, чтобы проглотить все его имущество. «Деньги, деньги, деньги!»– сказал наш кир Михалаки – и был настоящим чорбаджией. Деньги – ум, деньги – чувства, деньги – жизнь, деньги – бог. За деньги Генович сделался шпионом, Найденов – лакеем, Михайловский – подлецом. Одни наши бухарестские патриоты работают в кофейнях не для денег, а только для того, чтоб усилить пищеварение. Но из всех этих золотых тельцов самого глубокого почета и внимания заслуживает кир Михалаки. Однако участь его та же, что и всех «великих» людей: судьба его трагичней судьбы Дон-Кихота.

Сидим мы с дедом Обрешко Кратунковичем в канун вознесения на улице и смотрим, как дети играют в «колечко». Снизу идет кир Михалаки; идет – и словно стены говорят ему: «Вот знатный человек, вот умный человек!» Кир Михалаки в самом деле знатный и умный человек: брюхо его... чтобы сделать такое брюхо, надо собрать брюха шести бухарестских трутней, хоть они и побольше народных денег съели; голова его в пять раз больше, чем у нашего «доктора», хоть тот и профессор Бухарестского медицинского факультета и лошадиным умом своим удивляет старых и малых. Такой головы и такого брюха, как у кира Михалаки, не найдешь ни на одной бойне. В брюхе его пять турок свободно могли бы усесться пить кофе; в голове его хватило бы места для гусыни – высидеть три десятка гусят; а сердце его... сердца у наших чорбаджий нет. Нос кира Михалаки похож на заплесневелую гроздь, лицо – на поднос, руки... рук его спереди не видно, а ноги... из одних его ног можно выкроить пять-шесть попов. Сзади кир Михалаки несколько благообразнее: шея – словно талия у свиньи, спина – как чан, а ниже спины – будто круглый монастырский стол.

– Бежим, бежим! Чорбаджия идет! – крикнул один из мальчишек, завидев кира Михалаки, и кинулся пожать так, что пятки засверкали.

Дети – одни разбежались, другие, оцепенев, прилипли к заборам и, ковыряя в носу, стали со страхом ждать, когда пройдет деревенский бык. А кир Михалаки – брюхо его раздулось как парус – плывет и плывет... «Эх, если б кто выколол тебе глаз горящей головней, был бы ты вылитый циклоп», – подумал я, так как изучал тогда греческую мифологию. Но никто не выколол глаза киру Михалаки, а кир Михалаки протянул руку и схватил одного мальчишку за ухо.

– Ах вы, озорники этакие! Церкви для вас нет, что ли? Ступайте богу молиться за здоровье отца с матерью.

– Ой-ой-ой, дядя Михалаки, ты мне ухо оторвал! – закричал мальчишка, скорчившись так, как не корчился и в руках учителя.

Кир Михалаки выпустил мальчишку и погнал всех голоштанных сопляков в церковь – молиться богу.

«Так Наполеон таскал за уши народы, пока его самого не схватили за ухо и не послали молиться богу на остров Святой Елены»,– подумал я тогда... И теперь го же самое: мир словно нарочно так устроен, чтобы люди таскали друг друга за уши. А на уши болгар посмотрю – очень они мне кажутся длинными, почти ослиными.

– Коле, ты отчего убежал, когда чорбаджию увидел? – спросил дед Обрешко мальчика, опять вышедшего на улицу и прыгавшего перед нами с ломтем ржаного хлеба в руках, от которого он то и дело откусывал, в то же время вытирая нос.

– Как же не убежать: он за уши хватает!

– Отчего это?

– Оттого, что он чорбаджия.

– А отчего он чорбаджия?

– Отчего чорбаджия? Да оттого, что у него деньги есть.

– Ну, а если б у него не было денег, ты не стал бы от него бегать?

– Понятно, не стал бы! Я схватил бы тогда папину палку и погнал бы его в болото – на водопой, – сказал мальчишка.

Но, оглянувшись, подтянул штанишки, и – только мы его и видели. Я посмотрел вокруг. Ветер переменил направление, и брюхо потянуло кира Михалаки вниз по улице. Идет кир Михалаки, а за ним – жена Мито Ченгела с грудным ребенком на руках, да еще четверо плетутся позади, украшенные всей роскошью нищеты, один другого меньше. Ченгелка плачет, а кир Михалаки усмехается в усы.

– Ради бога, кир Михалаки, смилуйся, выпусти Мито из каталажки. Вот уже месяц, как он сидит за тридцать грошей, а что я одна могу сделать? Детей столько, а куска хлеба в доме нет... Со вчерашнего дня ничего не ели.

– Я ведь не заставлял тебя детей рожать. Вы – бедные, так нужна экономия.

– Ох-ох, кир Михалаки! Не поможет тут и кумония! Ведь кум наш еще беднее нас. Платье, свечи, то, другое... Все сами покупаем. Один поп – будь он неладен! – девять грошей за крещение содрал. Да и с тридцатью грошами что сделаешь? Но мы заплатили бы тебе эти деньги! Только вот осла глиной задавило, свинью у вас же в саду убили, а курей... Коли не веришь, пойди сам погляди: все передохли от типуна. Где, ну где мне взять? Только цепь с крюком для котла да одна дерюга и остались. Я и принесла их вам... Что ж я еще могу сделать?

– Это меня не касается. Тысячу раз говорил тебе: приноси тридцать грошей и бери свою дерюгу, цепь и мужа. А нет – убирайся! Коли жалко его, ступай садись с ним в каталажку. Я ей говорю, нужна экономия, а она мне толкует, что кум, поп да осел во всем виноваты. Вот дурища! Коли у тебя денег нет, так поищи ума в голове. Пойми, что тебе говорят.

– Ох-ох, смилуйся, кир Михалаки! Какие деньги, какой ум у бедной женщины? У кого в кошельке, у того и в голове... А я... пропадаю прямо с такой кучей ребят!

– Что ж, правда твоя. И вот я и говорю тебе: мне нужны деньги, деньги, деньги... Принеси – тридцать – гроиков – и я – выпущу твоего мужа. Понятно?

– Понятно...– чуть слышно прошептала Ченгелка, вытирая слезы концом платка.

Кир Михалаки вынул платок из-за пазухи и вытер пот с лица.

– Уморила меня, проклятая!– вздохнул он и пошел да дальше, неся брюхо впереди.

– Чтоб эти деньги боком тебе вышли! Чтоб тебе цепью моей удавиться! Чтоб моя дерюга тебе саваном стала!– пропела или, скорей, провыла Ченгелка вслед киру Михалаки и, скрывшись у себя во дворе, принялась собирать лебеду, чтобы накормить детей.

***

Бабушка, что ты не потушишь эту противную лампаду? Она светит кошке, а та царапает циновку и не дает мне уснуть.

– Грех, сынок. Как же можно тушить? Ведь в эту мочь господь вознесется.

– А я думал, что ты вознесешься. Гляжу – ты будто привиденье стала.

– Ах, баловник! Ну что плетешь? Возносятся праведники. А я что хорошего сделала?

– Потуши лампаду, вот и будет хорошее дело. Ведь полночь. Господь уж, наверно, вознесся.

– Почем знать? Может, и вознесся. Потушу, а завтра зажгу пораньше.

Бабушка встала, чтобы потушить лампаду, но только протянула руку, как где-то по соседству раздалось пять-шесть ружейных выстрелов, и она остановилась, оцепенев от страха. Выстрелы повторились, и на весь квартал раздались крики: «Караул, караул!» Бабушка принялась креститься и бить поклоны.

– Господь возносится, бабушка. Ты слышишь?

– Замолчи! Какой господь? Это разбойники.

Стрельба продолжалась; продолжались и громкие крики.

– Прощайте, добрые люди, прощайте! Помираю! – раздавался рев кира Михалаки.

– Слышишь, бабушка? Кир Михалаки возносится. Слышишь? Ангелы кверху его тащат.

– Замолчи, негодник! Какие это ангелы? Это разбойники. Пропал человек!

– Помилуйте, братцы! Ради бога, не губите! У меня пятеро детей!..– кричал кир Михалаки таким голосом, будто уходил под воду.

– Я не заставлял тебя детей рожать,– послышался голос архангела, и удары ножей без всякой экономии посыпались на кира Михалаки.

Да, ему было устроено вознесенье!

– Бабушка, он уже вознесся. Туши лампаду.

На самом деле бабушка моя была не так глупа: она хорошо понимала, что возносится не господь, а кир Михалаки; опасаясь, как бы ангелы ее не увидали и не вздумали тоже вознести, она задула лампаду, спряталась под одеяло и стала молиться богу. Кошка перестала царапать циновку, и я заснул.

На другой день, в вознесенье Христово, весь город праздновал вознесенье кира Михалаки. Одни рассказывали, что сами видели, как ангелы накинули ему на шею цепь, а на голову возложили венок в виде раскаленного таганка. Другие утверждали, что кир Михалаки уже в сонме святых и кушает в раю кашу вместе с праведниками божьими. Третьи уверяли, что ангелы вознесли также три мешка с деньгами,– и это было похоже на правду, так как и господу богу, как чорбаджии, чтоб иметь ум, нужны деньги. Знаю только наверно, что в день вознесенья Ченгелка поставила святому Мине свечу в десять грошей за то, что муж ее вышел из каталажки. А кир Михалаки и от бога откупился деньгами. Проведя месяц не в тюрьме, а в божьем раю, кир Михалаки вернулся, только без денег и без ума, перекрещенный из чорбаджии кира Михалаки просто в Михаилу.

И стал Михайла рассказывать райе о том времени, когда он был чорбаджией, и о своем вознесении. И ребята уже не бегут от него, а выскочит какой-нибудь из них вперед, ткнет пальчиком в брюхо и спросит:

– Что у тебя там, Михайла?

И Михайла ответит:

– Арбуз.

– Когда ты его слопал? Когда чорбаджией был?

Другой плюнет себе на пальчик, побежит за чорбаджией и ткнет его сзади. А дед Обрешко весело засмеется и скажет:

– Мало ослу, что короста напала. Еще и мухи кусают!