Текст книги "Тайный Союз мстителей"

Автор книги: Хорст Бастиан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)

– Отдавай пропуск, – заорал Альберт, – и вон отсюда!

Дверь громко захлопнулась.

Молча сидели мстители на своих ящиках. Кое-кому взгрустнулось не на шутку. И острее всех это ощутил Друга, самый строгий судья после Альберта.

Шеф стоял, опустив голову. Он до боли сжимал кулаки: хоть как-то надо было заглушить другую боль – боль, которую вызвал у него уход сестры. Альберт жаждал борьбы: око за око, зуб за зуб. Наступит ведь миг, когда и учитель сделает ошибку, споткнется, и тогда…

Кто-то забарабанил в дверь: Родика!

– Выходите! Скорей выходите! – кричала она, задыхаясь.

– Проваливай отсюда! – зарычал Альберт, весь красный от злости.

– Пожар! В Бецове пожар! Скорей выходите, скорей! – кричала Родика. Голос ее стал удаляться.

На секунду ребята застыли, потом все вместе бросились к двери.

Началась свалка. Каждый хотел первым выбраться на улицу. Выскочив, они увидели огромное пламя, поднимающееся над домами. «Может быть, нам еще удастся чем-нибудь помочь? Что-то спасти?» – думали мстители, уже мчась к месту пожара.

Навстречу им неслись тучи дыма, ливень прижимал их к земле. И стар и млад, почти все население деревни, уже толпились вокруг пожарища. Ребята Альберта поняли – они опоздали. Там, где стоял хлев, чуть курились балки, остатки фундамента. Огонь давно уже перекинулся на ригу и там творил свое разрушительное дело – она полыхала, как факел, который, казалось, выронил из рук огромный великан. Рокот моторных насосов, треск огня сливались в общий грохот, в котором жалкое шипение водяной струи тонуло, как и обрывки человеческой речи. Здесь была и пожарная команда из Штрезова, а ребята даже не заметили, когда она проезжала мимо «Цитадели». С разгоряченными лицами стояли они и смотрели на потухающее пламя.

С трудом пробираясь по глубокой грязи, к ним подошел чудаковатый старичок, живший на самой опушке леса в жалкой лачуге. Ребята часто дразнили его. Сейчас вид у него был чрезвычайно важный. Он покровительственно положил руку на плечо Альберту и сказал:

– Молодцы ребята! Молодцы! Хоть и досаждаете порой старику, а тут себя героями показали.

Мстители удивленно переглянулись, не понимая, за что их хвалит старичок.

А тот, глядя на огонь и как бы не веря глазам, покачивал головой, приговаривая:

– Вот ведь разбойники: со своим наставником всю скотину из хлева вывели, а потом еще помогали сено от огня спасать. Дела! Такого еще свет не видывал!

– Кто? Кто спас скотину? – спросил Альберт.

Ничего не понимая, старик уставился на него, но потом, словно на него нашло просветление, сказал:

– Неужто не вы? Нет, должно быть, и правда не вы. У тех-то такой синий платок на шее повязан был. И девчушки с ними тоже были, да хранит их господь! Идут это они со своим наставником куда-то, должно быть гулять ходили, видят – горит! Всё позабыли и прямо бросились спасать, что еще спасти можно было. Ничегошеньки-то не боятся, прямо в огонь прыгают. Нет, такого свет еще не видывал!

– Из риги уже все вытащили? – спросил Альберт с пересохшим горлом.

– Все, миленький, все вытащили! Только молотилку не успели выкатить, – ответил старик. И так и остался стоять, широко раскрыв от удивления глаза.

Огромными прыжками Альберт уже бежал мимо пожарников прямо к полыхающей риге. Нет, не мог он допустить, чтобы хвалили пионеров, а его нет, вот он и ринулся навстречу смертельной опасности.

Увидев Альберта, учитель Линднер, державший вместе с пожарниками один из шлангов, бросился за ним. Под давлением воды шланг стал дергаться из стороны в сторону, окатил любопытных и в конце концов повис на заборе. С криками люди разбежались в разные стороны. Еще какая-нибудь доля секунды – и Альберт исчез бы в море пламени, но в последний миг учитель Линднер схватил его за рубашку и рванул назад. Альберт упал, а учитель, задыхаясь, выволок его по грязи из опасной зоны. Тут же рига рухнула.

Поднявшись, Альберт ненавидящими глазами посмотрел на учителя. Еще не хватало, чтобы ненавистный враг ему жизнь спас! А Линднер с упреком проговорил:

– Даже самый храбрый человек сначала подумает, а потом уже действует.

Презрительно фыркнув, Альберт сплюнул. Потом повернулся и, пройдя близко-близко от огня, зашагал домой.

…Из командирского блиндажа доносился звон оружия. Деревья тихо потрескивали. Солнце уже закатилось. Над поляной раздавались крики мстителей. Под лопатами скрипел песок, шлепалась земля, порой слышны были удары металла о дерево. Лесок погрузился в вечернюю дремоту.

На краю поляны виднелись амбразуры пяти дзотов, на двух бойцов каждый.

В блиндаже Альберт устанавливал карабины вдоль стены, с которой свешивались длинные корни. Друга сидел позади него и при свете коптящей свечи читал какой-то детектив. Потолок над ними был выложен в один накат из стволов молодых сосенок и сверху прикрыт дерном. Порой сверху тонкой струйкой сыпался песок или прямо на голову падал какой-нибудь жук.

Альберт подошел к люку, ведшему наружу, и, словно крот из кротовины, высунул голову.

– Через пять минут начнем. Поторапливайтесь! – крикнул он и снова спустился вниз.

Он присел прямо на земле против Други и принялся внимательно изучать его лицо. После исключения Родики Альберт почти перестал говорить, все только кричал.

– Убери-ка! – сказал он наконец Друге и выдернул у него книжку из рук.

Друга поднял голову.

– Хотел тебе сказать, – начал Альберт. – Никогда не забуду, как ты здорово все повернул с Родикой. Честное слово, до ста лет доживу – не забуду! Можешь на меня положиться.

– Чего там… – проговорил Друга. – Через сто-то лет…

– Почему? – спросил Альберт немного погодя.

– Не знаю я, Альберт. Если всю жизнь так… только и делать, что подкарауливать кого-нибудь да избивать… и бояться, как бы дело не вскрылось… Смейся, если тебе кажется это смешно, а я реву по ночам, когда я один…

– Тяжело, да? – Альберт взял горсть песку и дал ему струйками сбегать между пальцами. – Разве я смеюсь?

Друга покачал головой.

– Не только потому, что тяжело. Мы же с тобой совсем разные люди. Ты вот злишься на всех, не доверяешь никому, даже мне. А я стараюсь в людях найти хорошее. Люди ведь должны быть хорошими, понимаешь? – Говоря это, Друга немного волновался, голос его дрожал. – Или мы тоже все плохие, но я в это не могу поверить. И все же иногда бываешь плохим потому, что хочешь быть хорошим. Как недавно с Родикой! А ты вот клянешься: мне этого и до ста лет не забыть. Я же был плохой тогда. – Внезапно он умолк, словно и так уже сказал слишком много, и хотел было снова взяться за книжку.

Альберт спрятал книгу за спину, спросив с тревогой:

– Не понимаю. Объясни!

– Да потому, что я, может, и соврал, когда говорил про Линднера и синих, что он нечестно поступает и только боится место потерять…

Альберт проглотил слюну. Оба не сводили глаз с пламени свечи.

– Почему ты говоришь, что тогда соврал? – спросил Альберт.

– Может, это и правда, что я тогда сказал, но я не верю в это, чувствую, что соврал.

– Если не верил, – хрипло сказал Альберт, – почему же все-таки сказал?

– А что мне оставалось делать? – с трудом выдавил Друга. – Я же растерялся. Если бы я тогда говорил о том, что я чувствовал, я был бы тебе плохим другом. Это всегда так: если ты для одного делаешь хорошо, то для другого это плохо. А ты мой друг, поэтому я так и сказал.

Комок земли упал прямо на свечу, и она погасла. Долго друзья сидели в темноте и молчали.

– Вот ведь ты какой! – скорее выдохнул, чем сказал Альберт.

Снова воцарилась тишина, изредка нарушаемая звуками, доносившимися с поляны.

Щелкнув зажигалкой, Альберт снова зажег свечу.

– Нет, ты тогда сказал правду, Друга! – мрачно произнес он. – Можешь мне поверить – это правда!

Друга пожал плечами, выразив таким образом и свою неуверенность, и свои сомнения.

– Кроме того, честный Линднер или нет, вообще не имеет значения. Врать-то он врет, во всяком случае, но это безразлично. Помочь он нам ничем не может, а вот помешать может. Или ты считаешь, что Длинного перестанут сечь, если мы запишемся в синие? Отец Ганса бросит пить и не будет больше драться, а Вальтеру не придется больше красть жратву для своей мелюзги? Нет, все останется по-старому, только нам с тобой уже больше не позволят мстить. Вот как оно.

– Да, – заметил Друга, – бедность, конечно, останется. – Он закашлялся, но в этом было что-то неестественное, должно быть, он кашлял от смущения. – Поэтому и лучше, что мы такие, какие мы есть. Плохо бывает только, когда я домой прихожу и мать на меня такими глазами смотрит… Плачет она, а я ничего сказать не могу. Огрызнешься только, когда она что-нибудь против тебя и мстителей скажет. – Тоска светилась в глазах Други. – Хоть бы я мог объяснить ей, что мы это все справедливости ради делаем. Но стоит мне заговорить, как она качает головой и делает вид, будто я тяжелобольной. А ведь сама больше всех страдает от несправедливости. Недавно один дровосек наорал на нее – не так, мол, она кору счищает. Потом весь вечер озноб ее бил. Вот когда мне захотелось стать разбойником. На месте бы этого дровосека уложил!

Снова между ними воцарилось согласие. Альберт протянул Друге сигарету, закурил сам и, пуская кольца дыма, сказал:

– Может, я и стану когда-нибудь настоящим разбойником. Если хочешь, давай вместе.

Друга промолчал.

– Чего дальше-то, шеф? – послышался снаружи голос Сынка. – Сперва гоняешь нас, а теперь сам никак не кончишь.

– Разорался! – цыкнул Альберт в ответ. – Докладывать надо. Пусть идут сюда, забирают карабины. – Альберт раздавил сигарету и стал передавать оружие в люк.

Все это было немецкое военное снаряжение, брошенное в конце войны в лесу. Замки карабинов заржавели; и только свой Альберт отчистил и привел в порядок. У Други к ремню был пристегнут армейский пистолет, тоже заряженный.

Теперь оба поднялись наверх. Посреди поляны в полном составе выстроились мстители.

Лязгало железо, стволы карабинов торчали, как флюгеры над головами ребят. Ветер трепал волосы, клочья облаков низко проносились над лесом, и месяц висел на небе, как уличный фонарь. Иногда он даже раскачивался, но, быть может, это только казалось.

– Братья-мстители! – обратился Альберт к ребятам. – Мало нам быть разбойниками – пора нам стать солдатами. Может ведь случиться, что кого-нибудь из нас арестуют, и тогда те, кто не попался, освободят товарища. Дошло? Передаю командование Друге. За неподчинение его приказу – расстрел! По-нашему – намылим шею. Для начала и этого хватит. – Альберт занял место в шеренге.

– Отряд мстителей, смирно! Напра… во! Бег-о-о-ом… марш! – скомандовал Друга.

Ребята бегали по кругу, а Друга стоял посередине, как дрессировщик в цирке. Кое-кто уже начал задыхаться, но на это сейчас нельзя было обращать внимание.

– Ложись! – скомандовал Друга.

Ребята сразу же упали на землю, усыпанную камнями и гнилыми ветками.

– Встать!.. Лечь!.. Длинный, поворачивайся живей, чего плетешься сзади?.. По-пластунски на меня…марш!

Карабины громыхали, дыхание ребят участилось, а Друга отдавал все новые и новые команды.

Альберт исступленно полз на правом фланге. На лице никакой радости, одно ожесточение. Муштра, не имеющая никакой дели и смысла, была его выдумкой, он возлагал на нее большие надежды. Поступок Родики нагнал на него немалый страх – втайне ведь мстители мечтали играть, как все ребята в их возрасте. Альберт это понимал и придумал эту солдатскую муштру.

Через некоторое время Манфред заменил Другу. И снова началось все сначала. В конце концов все они уже только ругались. Одежда прилипла к телу, руки и ноги были покрыты ссадинами. И кое-кто уже стал мечтать о том, чтобы посидеть за партой, а не валяться здесь в грязи. Наконец они собрались в центре поляны вокруг Альберта, пытавшегося разжечь костер. Дрова были собраны заранее и лежали здесь же. Но огонь никак не занимался, должно быть, из-за зеленых веток.

– Тащи патроны! – приказал Альберт Вольфгангу. – И клещи!

– А где я их возьму? – спросил Вольфганг, разглаживая брюки и куртку, даже здесь в лесу пахнувшие прокисшим картофельным супом.

– Что за дурацкий вопрос! – без всякой злобы буркнул Альберт. Он радовался предстоящему. – В блиндаже, где же еще!

Вольфганг бегом бросился исполнять приказание и скоро вернулся, притащив патроны, которых здесь в лесу было больше, чем грибов. Альберт ловким движением выдергивал пули и высыпал порох в кучку под ветками, сложенными для костра. Ребята наблюдали за ним без всякого страха, как будто несчастных случаев с брошенными боеприпасами вообще не бывало на свете.

Зашипев, как сварочная горелка, порох вспыхнул, и костер наконец разгорелся. Устроившись поудобнее, ребята в ожидании смотрели на Другу. Он обещал рассказать им интересную историю – историю, которую он выдумал сам. Но теперь что-то не начинал.

– Давай шпарь! – поторопил его Альберт.

– Это было много-много лет назад, – начал наконец Друга. – И если в те времена кто-нибудь взбирался на высокую гору, то видел вокруг зеленое море – вся земля была еще покрыта дремучими лесами. Глубоко в этих лесах спряталась деревушка, которую называли «Будь оно неладно». Жили в этой деревне очень бедные люди. Весь день они проклинали свою судьбу. То и дело слышалось: «Будь оно неладно!» За это и деревню так назвали.

Десять месяцев в году снег лежал до самых макушек деревьев. Все это время избы крестьян были погребены под ним. Захотелось кому-нибудь пойти к соседу или в трактир – прокапывай себе туннель. Зато два последних месяца года солнце так пекло, что растапливало весь снег. Тогда быстро вырастали хлеба. Вокруг деревни было много тучных и плодородных земель. Пшеница и сахарная свекла росли на ней, как нигде в мире. И хлеба никогда не ложились – от ветров и дождей поля защищал со всех сторон высокий лес. Крестьяне трудились, не щадя себя, но они думали: соберем богатый урожай, и все будет хорошо. Только рано они радовались. Когда они начали хлеба убирать, налетели на них солдаты короля. Отняли все, что было, а того, кто не отдавал своего добра, убили у кладбищенской стены.

«Во имя его величества короля ничего не надо жалеть! – говорили солдаты. – А потом ведь сам господь разделил людей на богатых и бедных. И тот, кому это не нравится, – тот грешник и будет гореть в аду».

И остались крестьяне такими же бедняками, как до этого, и весь год им пришлось ходить в обносках. С горя они стали все чаще наведываться в кабак. Жены и дети голодали. Хозяин возвращался поздно ночью и колотил их – надо же ему было на ком-нибудь злость сорвать. Горе и нужда сделали всех крестьян врагами друг друга. Все чаще в деревне случались убийства.

И вот однажды убили крестьянина Химмельхунда. А было у него два сына, и таких здоровых, что они быка могли унести на плечах. Одного звали Рыжий – такие у него были рыжие волосы, а другого – Смола, потому что волосы у него были черные как смоль. Узнали они, что отец убит, и решили отомстить за него. Они тут же побежали в кабак. На площади перед кабаком уже дралась почти вся деревня – кто кулаками, а кто и камнями. Кругом валялись убитые.

Тут же стояла скрюченная, как ведьма, старушка с клюкой и причитала:

«Все друг дружку поубивают, будь оно неладно!»

«Это почему же?» – спросил Рыжий.

«Почему» – спрашиваешь? – крикнула она ему в ответ. – А потому, что жрать нечего!» – и погрозила кому-то клюкой.

Грустно стало Рыжему от этих слов, и потащил он своего брата опять домой. Но Смола, как только пришел во двор, погрозил небу кулаком и закричал:

«Будь ты проклят там наверху! Все горе-несчастье от тебя».

Рыжий смотрел-смотрел на него и говорит:

«Грози не грози, от этого лучше не станет».

«Это почему же?» – спросил его Смола.

«Чего там! Сверху один снег сыплется, а все, что тут на земле, – это уже наше дело». Рыжий был намного умнее своего брата. Он прочитал много книг.

«Наше дело», «наше дело»! – передразнил его Смола со злостью. – А почему мы тогда ничего не делаем, если это наше дело?»

«Делаем! – ответил Рыжий. – Вот слушай меня. Сегодня ночью мы уйдем отсюда и вернемся только тогда, когда тут все будет по справедливости. А до тех пор мы с тобой будем мстить за всех бедняков. И пусть дрожат перед нами тираны!»

Как только наступила ночь, братья отправились в путь. Высоко над их головами неслись черные тучи.

Шли они так день, шли другой и дошли до громадного дуба, который рос в самой глубине леса. И в нем было большое дупло. Здесь-то братья и решили устроиться на зиму.

И вот наконец настал час их первого разбойничьего налета. Залегли они в придорожной канаве и стали ждать. Вдруг видят: скачет дюжина солдат, за ними карета, запряженная шестерней, а позади опять солдаты.

Ничего не подозревая, верховые проскакали мимо. Карету братья подпустили совсем близко. И вдруг, заревев, как дикие звери, они выскочили из канавы. Пока Смола вилами стаскивал солдат с коней, Рыжий перерезал косой постромки. Карета прокатилась еще немного и встала. Разбойники сразу прыгнули на крышу. Одним ударом кулака Смола свалил кучера с козел. Важные дамы внутри завизжали. Но тут к карете подскакал арьергард. Братья-разбойники прыгали по крыше кареты и так работали вилами и косой, что только солдатские головы летели. Шум сражения становился все громче, но сильнее всего верещали дамы: топот разбойничьих сапог над головой приводил их в ужас. В живых оставалось не более половины солдат, было и много раненых. Вдруг Смола споткнулся. Крыша кареты поддалась. Офицер, командовавший отрядом солдат, немедленно воспользовался этим и проткнул ему шпагой левое плечо. Брызнула кровь, и Смола взревел от боли. Но теперь его гнев удесятерился. Он взорвался, как заряд пороха, к которому поднесли огонь. Солдаты, словно оловянные, падали с коней. Их стоны смешивались с громоподобными выкриками разбойников:

«Будь оно неладно!»

Под конец в живых остались четыре солдата. Дрожа от страха, они пустились в бегство. Братья-разбойники погрозили им вслед кулаками.

Рыжий спрыгнул вниз, рывком открыл дверцу и крикнул:

«А ну, выходи, клушки!»

У важных дам от страха коленки тряслись, а лица стали белыми как мел, только драгоценные камни сверкали.

«Высокочтимые разбойники, помилуйте нас, сохраните нам жизнь! – взмолились они. – Мы такие хорошие, мы никогда никому не причиняли зла».

«Будь оно неладно! – взревел Смола. – Воровки вы! От зари до зари обкрадывали крестьян – вот вы какие хорошие!» И он стал срывать с них драгоценные украшения, а Рыжий собирал браслеты и кольца.

«Живей! К обочине!» – прогремел его голос.

И важные дамы побежали так быстро, как они никогда в жизни не бегали.

Разбойники вытащили из кареты подушки и обыскали все уголки. Они и правда нашли шкатулку, набитую доверху золотыми талерами. У братьев даже потемнело в глазах от их нестерпимого блеска.

Затем Рыжий разорвал рубаху, перевязал брату плечо, и они тронулись в путь к своему дубу. В первый же набег они добыли столько денег, сколько крестьяне целой деревни не выручили бы, если бы продали даже весь урожай.

«Завтра же ночью отнесем все это добро в нашу родную деревню, – сказал Рыжий. – Пусть жители разделят все между собой».

Глубокой ночью в кромешной тьме отправились они в деревню «Будь оно неладно». Пришли, сложили все сокровища на базарной площади и снова ушли в лес.

А там Смола спросил брата:

«Кто же ты теперь, разбойник или кто?»

Рыжий гордо поднял голову и ответил:

«Нет, я не разбойник. Разбойники грабят. А мы отдаем крестьянам отнятое у них добро».

«Да, – сказал Смола. – Так и дальше надо делать, пока все не будет устроено по справедливости. Вот оно как!»

Так Рыжий и Смола прожили много лет.

Но они и не подозревали, какую беду натворили. Они-то хотели сделать крестьян счастливыми, а на самом деле принесли им несчастье. Ведь после того, как они в первый раз оставили все сокровища в родной деревне, на следующий же день туда прискакал целый полк солдат. Оказывается, братья-разбойники выдали себя. Они же кричали: «Будь оно неладно!» – и солдаты отомстили крестьянам. Земля на базарной площади на много вершков пропиталась кровью.

Вот и пришлось крестьянам платить с тех пор еще большую дань, чем прежде. И с каждым днем они все больше злились на братьев-разбойников. Они давно уже узнали в них Смолу и Рыжего и теперь только поджидали случая поймать их.

Снова настало лето. И однажды Рыжий сказал:

«Брат мой, надо бы у людей побывать. Тоска по родине загрызла меня совсем.

«И меня тоже», – ответил Смола.

Но как только они прибыли в свою деревню, крестьяне набросились на них с косами, цепами и вилами. Они кричали, что братья-разбойники виноваты во всем. Услыхали это Рыжий и Смола и подумали: «Сколько же горя принесли мы людям!» Пришлось им бежать от гнева крестьян. Но Смола не вытерпел, остановился и стал крестьянам растолковывать, почему они с братом грабили богачей. Крестьяне тут же схватили его и заперли в пожарном сарае. А ворота завалили дубовыми бревнами. Ко двору короля был послан гонец. Ему поручили сообщить, что один из разбойников схвачен.

Дважды Рыжий пытался освободить брата, но всякий раз крестьяне прогоняли его. В конце концов он убежал в лес, сел на большой пень и горько заплакал: ведь все, что они с братом делали, все было напрасно, и теперь Смолу ждет казнь. А ведь он так мечтал снова встать за плуг, так любил черную как смоль землю! Но вдруг Рыжему пришла в голову замечательная мысль.

Надрезав сосну, он дал вытечь смоле. Потом вымазался в ней, облепил себя корой и сразу стал похож на живое дерево, на существо из другого мира. Так он и отправился в родную деревню.

В одном из домов он услышал шум. Заглянув в окошко, он увидел, как всем известный драчун Оксенкопф бил жену и детей. Рыжий открыл дверь и ввалился в комнату. Вся семья так и застыла, увидев человека-дерево.

А тот подтянулся да как гаркнет:

«Будь ты проклят, Оксенкопф! Не знаешь, как тебе дальше быть, и бьешь жену и детей? Погляди на меня! Сам господь перед тобой».

От ужаса крестьянин упал на колени, сложил руки и взмолился:

«Боже милостивый! Это все нищета наша виновата. Она нас до погибели доведет!»

«А почему ты не восстанешь против короля? Это же он довел тебя до нищеты!» – спросил разбойничий бог.

Крестьянин Оксенкопф оторопел от удивления.

«Как понимать тебя, господи? Ты же сам разделил людей на бедных и богатых».

«Что-о-о! – взревел господь, облепленный корой. – Где тот дьявол, что так наврал на меня?»

«Стало быть, он и всем нам наврал?» – спросил Оксенкопф, а когда господь ответил ему, что так оно и есть, крестьянин побежал по деревне и стал всех созывать.

Скоро жители собрались на базарной площади.

Господь из древесной коры был выше их всех на целую голову. Он поднял кулак и крикнул:

«Много я видел в своей жизни, но таких рабов, как вы, я ни разу не видел. Да на что вы годитесь, если только друг друга убиваете и жизнь ваша от этого только еще тяжелее делается! Вы верите в ложь, которую господа распространяют обо мне, и позволяете с себя семь шкур драть. Почему вы не защищаетесь, рабы?»

Так он говорил с крестьянами, пока они не стали проклинать короля.

И еще разбойничий бог сказал им:

«Не добьетесь вы справедливости, если лучшего сына своего палачу в руки отдадите. Я говорю о Смоле и приказываю вам немедля выпустить его на свободу».

Крестьяне не на шутку испугались.

«Король два полка солдат сюда пригонит! – кричали они. – Он хочет Смолу повесить в столице. Солдаты нас накажут».

«О трусы! – воскликнул разбойничий бог. – А почему бы вам этих солдат в плен не взять? Неужели вы такие безрукие и ленивые?»

Но этого крестьяне не хотели за собой признать и тут же выпустили Смолу из пожарного сарая. А он даже не узнал своего брата, облепленного сосновой корой. Потом они все вместе пораскинули умом, как им перехитрить солдат. И придумали.

Настал вечер. И вдали послышалась барабанная дробь – это подходили королевские полки. Но на деревенской улице они не увидели ни одного жителя. Вдруг из закоулков и дворов выскочили крестьяне с цепами и вилами и напали на солдат. А те до того опешили, что даже не защищались. Они тут же сдались в плен, и крестьяне отобрали у них ружья и мундиры.

На следующий день крестьяне надели мундиры королевских солдат и выступили в поход на столицу. Топот их сапог гремел, как барабанная дробь, и гулко разносился по лесу. Это услышали жители окрестных деревень. Они спросили, куда идут крестьяне из деревни «Будь оно неладно», и, узнав, с радостью примкнули к колонне. Так их становилось все больше и больше.

Во главе колонны шагал Рыжий. Он все еще прикидывался, будто он всемогущий бог. «И как это я раньше не догадался! – думал он. – Ведь только все вместе мы можем победить!»

Когда армия переодетых в солдатские мундиры крестьян подошла к столице, стражник у ворот крикнул:

«Да здравствуют солдаты короля!» – и впустил их в город.

А там на базарной площади поскрипывала виселица. Ее приготовили для Смолы. Петля раскачивалась на ветру. Король уже прибыл полюбоваться казнью.

Но переодетые в солдат крестьяне подвели Смолу – и неожиданно отпустили его. А потом давай все вместе лупить лейб-гвардейцев короля. Сам король так перепугался, что от страха не мог сказать ни «бе» ни «ме». Но его все равно повесили.

Тут весь народ возликовал: и крестьяне и горожане танцевали, целовались и обнимали друг друга. Теперь они были сами ребе господа. Но как же они обрадовались, когда узнали, что бог-дерево вовсе и не бог, а их односельчанин, по прозванию Рыжий. Они подняли Рыжего и Смолу на плечи да так и отнесли домой.

Но вскоре братья снова покинули родную деревню. Они отправились в другую страну, где еще не восторжествовала справедливость, и там снова стали разбойниками. Но теперь они уже не были одиноки. Крестьяне заключили с ними союз, и с каждым днем их делалось все больше и больше, пока не собралась целая армия. Тогда они и там выступили против короля…

Ветер усилился, от костра разлетались искры. Друга смущенно кашлянул. Мстители сидели, покусывая ногти. Отсветы огня плясали на лицах.

– Вот это были разбойники! – мечтательно произнес наконец Вольфганг.

– Вот кому весело было, не то что…

– Только не воображай, что и тебя когда-нибудь на руках понесут! – съязвил Сынок.

Лица ребят снова помрачнели, а Руди со злостью бросил в огонь комок земли. Остальные последовали его примеру и кидали до тех пор, пока костер совсем не погас и мстителей не окружила темнота.

По дороге домой каждый думал о своем. Альберт то и дело сплевывал. Только раз он нарушил молчание.

– А своего сочинителя у них не было, – сказал он.

Все сразу поняли, о ком он говорил.

– Ерунда какая-то! – возмущался маленький Вейдель. – По лесу ползать да на птиц и навозных жуков глядеть, будто мы их никогда не видали. – Сбор отряда ему сегодня совсем не понравился.

«Будем изучать природу», – предложил учитель Линднер. И самое противное, ребята даже обрадовались.

– Правда, ерунда какая-то! – снова сказал маленький Вейдель. – А я вот не хочу быть ни садовником, ни сторожем в зоопарке.

– Давай уходи отсюда! – набросилась на него старшая дочь фрау Граф. – А нам здесь не мешай!

– Ту-ту-ту-ту! – Маленький Вейдель немедленно занял боевую позицию. – Девчонок я никогда не буду слушаться!

– Будет тебе! – стал его успокаивать Шульце-младший, положив ему руку на плечо и подталкивая к выходу. – Иди-иди! Может быть, где-нибудь ястребиное гнездо найдешь.

Вот это уже было настоящее мужское дело. Боевое задание, так сказать. И маленький Вейдель тут же отправился в путь.

Примерно час он пропадал. Но вот он вынырнул откуда-то и крикнул естествоиспытателям:

– Руки вверх! Стрелять буду!

Никто не послушался его приказа, и Вейдель… выстрелил.

Чудовищный гром разорвал тишину леса. Пуля просвистела над самыми головами пионеров и вошла глубоко в ствол дуба.

Лица ребят сразу стали серыми. По примеру учителя все бросились на землю. Послышался рев маленького Вейделя.

Осторожно приподняв голову, Линднер осмотрелся, вскочил и бросился к нему.

Маленький Вейдель катался по земле.

Учитель Линднер расстегнул мальчишке рубашку. Все плечо было сплошным синяком.

– Перестань реветь! – приказал учитель строго. – Это же отдача. – Он поднял карабин, открыл затвор и покачал головой. – Еще немного – и через три дня у нас были бы похороны!

Как будто силы наконец снова возвратились к нему, Линднер поднял маленького Вейделя за воротник и как следует встряхнул.

– Ты же сейчас мог убийцей стать! Тебя бы следовало основательно вздуть!..

Маленький Вейдель заревел еще пуще.

– Да он не виноват, – сказал Шульце-младший, стоявший рядом. – Откуда ему знать, что эта пушка стреляет? И вообще, почему такие вещи валяются в лесу?

Учитель Линднер рывком повернулся, казалось, он вот-вот набросится на него.

– Потому что была война! – сказал он с горечью.

– Я правда не нарочно!.. – бормотал маленький Вейдель, размазывая слезы по лицу.

– Где ты взял карабин?

– В блиндаже.

– В каком еще блиндаже?

– Их там пять! – всхлипнул маленький Вейдель.

– Ну хорошо, – нетерпеливо сказал Линднер. – Где эти блиндажи?

– Там, в молодняке…

На шоссе между Бедовом и выселками целый час уже шел ожесточенный бой. Камни так и свистели. На одной стороне сражались мстители во главе со своим шефом. На другой – Клаус Бетхер и его дружки. Руди случайно услышал разговор между своим сводным братом и одним из его приятелей. Так мстителям стало известно, кто тогда выложил фашистский знак на шоссе. Альберт и Друга страшно обозлились. Нет, они не могли забыть, как им тогда досталось. Альберт решил: «Мы их так отлупцуем, что они на всю жизнь запомнят!» Сразу же после обеда они подкараулили Клауса и трех его друзей и хорошенько вздули их. Но вот мстители, сотворив суд и расправу, стали удаляться. В эту минуту Клаус и его друзья засыпали их градом камней, что и послужило началом уличного сражения, ибо мало-помалу собрались все друзья Клауса, и боевые порядки противника, таким образом, значительно усилились.

Рядом с Клаусом Бетхером – и, может быть, это было в последний раз – стоял сейчас его бывший друг Гейнц Грабо. Он просто затесался сюда, как только узнал, в чем дело, и никто, конечно, в эту минуту не стал его прогонять.

Против них сражались все члены Тайного Союза мстителей. Манфред, Калле и Друга только подтаскивали боеприпасы. Они были посредственными стрелками.

– Осторожно! – крикнул Руди Альберту.

Тот нагнулся, но в этот миг в него попал другой камень, который бросили со стороны пашни. Послышался глухой удар, и Альберт со стоном опустился на землю.

– Плохо, да? – спросил Друга, нагнувшись над ним.

Альберт откинул голову назад.

– Теперь все в стрелки! – медленно произнес он. Говорить ему было явно трудно. – Одно мокрое место от них останется!