355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Хол Клемент » Вопрос » Текст книги (страница 1)
Вопрос
  • Текст добавлен: 7 октября 2016, 14:32

Текст книги "Вопрос"


Автор книги: Хол Клемент



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Хол Клемент
Вопрос



Большая часть из четырех акров дна колодца утопала в тени, но свет, отраженный от белой известняковой стены, не давал ему погрузиться в полную темноту. Три обитателя колодца спокойно могли бы увидеть наблюдателя, если бы случайно взглянули в его сторону. Однако он молчал, и игроки его не замечали. Он неподвижно стоял у выхода из тоннеля и смотрел на них с таким выражением на своем узком лице, что его не сумел бы прочитать и самый проницательный нищий в Риме.

В игроках, за которыми он наблюдал, не было ничего примечательного. Одна была девочкой лет двенадцати, а другая лет на десять-двенадцать старше. Третьим был мальчик пяти-шести лет. Они играли, произвольно перебрасывая друг другу мешок величиной с кулак, набитый песком или землей. Когда кто-нибудь из играющих ронял мешочек, мальчик издавал ликующий крик, который эхом отлетал от стен колодца. Более пристойное хихиканье и подзадоривающие выкрики старшей женщины достигали ушей наблюдателя много реже.

Пришелец с длинным бледным лицом не сводил глаз с мальчика. В отличие от женщин, одежда которых сковывала активность, тонкое тельце и еще более тонкие конечности мальчика были почти голыми. Единственная одежда – короткая, похожая на килт, ткань из яркой, но вылинявшей шерсти, позволяла ему свободно прыгать и крутиться, как того требовала игра. За ним-то и следил наблюдатель, отмечая каждое движение бледного тельца и нервных маленьких ручек, подмечая малейшую неуклюжесть, приводившую к падению мешочка на землю, каждое подпрыгивание и триумфальный выкрик, когда мальчику удавалось два раза подряд поймать игрушку. Мальчик сохранял достоинство, даже выигрывая у своих старших противников, но неизвестно – выигрывал он благодаря ловкости или из-за женского великодушия. Возможно, наблюдатель и хотел это понять, стоя в тени у выхода из тоннеля.

Игра продолжалась, а тень все больше и больше накрывала сад, который и образовывал дно колодца. Игроки начали замедлять движения, хотя крики ребенка были такими же громкими, как и раньше. Если даже он и устал, то не собирался в этом признаваться. Первой о прекращении игры заявила старшая женщина.

– Пора и отдохнуть, Кирос. Солнце уже заходит, – она указала на западный край колодца.

– Еще сколько хочешь света, и я ни капельки не устал.

– Может, и не устал, но ты скоро проголодаешься. А если Элита и я не перестанем играть, в доме не найдется готовой пищи.

Ребенок не собирался сдаваться.

– А разве я не могу поесть до того, как вы начнете готовить? – спросил он. – Должна быть какая-нибудь еда, которую не надо готовить.

Старшая женщина вопросительно подняла бровь и взглянула на младшую.

– Может, что-то и есть, – ответила младшая на молчаливый вопрос. – Я схожу посмотрю. Вы можете оставаться на свету, пока он нас не покинул, госпожа.

Девушка повернулась в сторону наблюдателя и тут же увидела его.

Ее удивленное лицо привлекло внимание остальных, и они взглянули в том же направлении. Мальчик, который начал было застегивать у себя на плечах легкий шерстяной плащ, отбросил его, издал радостный крик и бросился ко входу в тоннель. Старшая женщина отбросила достоинство, о котором не забывала даже среди игры, и с криком бросилась за мальчиком.

– Подожди, Кирос!

Девушка эхом повторила ее слова, но действовала быстро. Она стояла ближе к тоннелю, чем мальчик, и когда тот пробегал мимо, протянула руки и схватила, закрутилась и на какое-то мгновение почти замотала его в складках своего одеяния. Она держала мальчика, пока старшая женщина прошла мимо, а молчаливый мужчина спускался к ним по каменному откосу, соединявшему выход из тоннеля с дном колодца.

Когда эти двое встретилась у подножия склона, девушка выпустила своего пленника. Он тут же возобновил свой бег к обнимающейся паре; подпрыгивал и крутился вокруг, пока его не обняла рука и не прижала к сомкнувшейся группе. Элита стояла в нескольких ярдах от них и, спокойно улыбаясь, наблюдала за происходящим.

Наконец, старшая женщина отступила назад, все еще не отрывая глаз от пришельца. А он теперь держал мальчика левой рукой, смотря на него так же, как вовремя игры. Первой заговорила жена.

– Четыре месяца. А мне показалось, что прошел, как ты и предполагал, целый год, мой дорогой.

Он кивнул, продолжая смотреть на ребенка.

– Сто тридцать один день. Для меня это было тоже очень долго. Приятно видеть, что у вас все здесь хорошо.

Она улыбнулась.

– Действительно, все хорошо. Открой-ка рот и покажи своему папе, Кирос.

Мальчик в ответ просто подчинился, но со стороны это выглядело триумфальной улыбкой.

– Зуб… нет, два зуба! Когда?

– Сорок дней назад, – спокойно ответила его жена.

– Какие-то неприятности?

– Никаких. Они начали качаться вскоре после твоего отъезда. Элита за Киросом внимательно следила, и мы очень большое внимание уделяли его пище. С ним было все хорошо, хотя я никогда не знала, что он так любит яблоки. И он не трогал шатающиеся зубы, но они наконец просто сами выпали – в один и тот же день.

– И?

– Вот и все. Никаких неприятностей.

Мужчина медленно поставил мальчика на землю, и на его лице впервые появилась улыбка.

– Вы хотите поговорить, – сказала Элита. – Я бы тоже с удовольствием послушала о твоем путешествии, хозяин, но надо приготовить поесть. Мы с Киросом покинем вас пока, и…

– Я тоже хочу послушать! – воскликнул ребенок.

– Я не буду ничего рассказывать о своих приключениях, пока мы все не соберемся за столом, Кирос, так что ты ничего не пропустишь. Иди с Элитой и проследи, чтобы она приготовила то, что я люблю. Ты помнишь, что я люблю?

Беззубая улыбка появилась снова.

– Помню. Вот увидишь. Пошли, Элита!

Он повернулся и ринулся по откосу, девушка быстро устремилась за ним и поймала за руку.

– Ну, хорошо, – сказала она. – Оставайся со мной, чтобы я не упала, камни очень неровные.

Мужчина и женщина грустно проследили, как эти двое исчезли в тоннеле; затем мать быстро повернулась лицом к мужу.

– Расскажи мне все быстрее, дорогой. Ты сказал, что тебя возможно, не будет целый год. Ты вернулся так быстро, потому как что-то узнал или…

Она замолчала и постаралась сделать лицо непроницаемым, но это у нее не получилось. Мужчина обнял ее за плечи.

– Я кое-что узнал, но совершенно не то, на что надеялся. Я вернулся так быстро, потому что не мог оставаться… хотя почти боялся и возвращаться. Если бы я знал про зубы Кироса, то, может быть, смог бы еще задержаться. – Лицо женщины слегка опечалилось. – Я мог бы, моя Юдит. Я не знаю, что мне надо было делать.

– Что ты узнал? Другие целители говорили или писали об этой болезни? Они узнали, как ее лечить?

– Некоторые из них знают об этой болезни. Об этом упоминается в писаниях, некоторым из них очень много лет. Один человек, с которым я разговаривал, видел человека с такой болезнью.

– И вылечил его… или ее?

– Нет, – медленно сказал мужчина. – Это был маленький мальчик, как наш. Он умер, как… – обе головы повернулись к северной стороне сада, где три маленьких холмика были аккуратно убраны, как цветочные клумбы. Женщина быстро отвела взгляд.

– Но только не Кирос! Не было никаких неприятностей, когда выпали его зубы! У него совсем другое!

Муж мрачно посмотрел на нее.

– Ты думаешь, что мы просто понапрасну тратим силы, так тщательно ухаживая за ним? Ты забыл про синяки и хромоту, которые у него случаются время от времени? Ты поедешь обратно в Рим и позволишь ему играть и драться с другими ребятами?

– Я не вернусь в Рим ни в коем случае и побоюсь отпускать его играть с другими ребятами без моего присмотра, – призналась она, – но почему тогда не было никаких затруднений с его зубами? Или зубы чем-то отличаются? Никто из остальных, – она опять бросила взгляд в сторону могил, – не прожил так долго, чтобы терять зубы. У маленького Марка они так и не выросли. – Она внезапно всхлипнула и прижалась к нему. – Марк, милый Марк, почему ты стараешься? Ни один человек не может одолеть Богов или демонов, которые прокляли нас… прокляли меня. Ты только еще больше рассердишь их. Ты сам знаешь это. Должен знать. Иметь детей. Это просто не для нас. Я родила тебе четырех сыновей, и трое из них погибли, а Кирос…

– Что Кирос? – В его голосе появились суровые нотки. – Кирос может умереть, как и они. Ни один человек не может выиграть все свои сражения, а некоторые проигрывают все. Однако, если он умрет, то это произойдет не потому, что я не боролся, – его голос снова потеплел. – Дорогая моя, я не знаю, чем я, или ты, или мы вместе оскорбили богов до того, как я начал бороться за жизнь своих сыновей. Возможно, ты и права, когда говоришь, что это наказание или проклятие, но я никогда не пугался людей, не испугаюсь и бога. Без всякого сомнения, раз кто-то нападает и убивает моих сыновей, то если я не стану бороться, что ты обо мне подумаешь? Даже если мои враги и не люди, и я не могу видеть их, чтобы сразиться напрямую, то могу хотя бы узнать, как они нападают на моих детей. Возможно, я смогу найти щит, пусть даже у меня и не будет меча. Мужчина должен как-то сражаться, иначе он не мужчина.

Всхлипывания матери начали утихать, хотя слезы и продолжали катиться.

– Он может и быть мужчиной, но не таким, как ты, – признала она. – Но если никто из целителей не знает, как бороться с этой болезнью, почему ты думаешь, что с ней можно бороться? Люди не боги.

– Когда-то должен был появиться целитель, который научился лечить сломанные кости или простуду… Как он этому научился, нетрудно догадаться…

– Боги сказали ему! Другого пути нет. Или ты учишься от кого-то другого, или тебя учат этому боги.

– Тогда, может быть, боги и расскажут мне, как сохранить жизнь Киросу.

– Они определенно ничего не расскажут, раз сами навели болезнь, чтобы наказать нас. С чего они будут рассказывать, как победить ее?

– Если они не захотят, то, может быть, это захотят сделать демоны. Для меня это безразлично; я буду слушать кого угодно и что угодно, лишь бы это помогло спасти жизнь моему сыну. А ты нет?

Юдит молчала. Защищать своих детей это одно, а вот оскорблять богов – это совсем другое дело. Более заботливый муж не стал бы задавать этот вопрос, а более тактичный вообще бы не поднимал его с самого начала. Заглядывать в мысли других, даже тех, кого он больше всего любит, нехарактерная черта Марка из Бистриты.

– А ты нет? – повторил он.

Ответа так и не последовало, а жена поспешила отвернуться, чтобы он не увидел ее лица. Несколько секунд она продолжала стоять на том же самом месте, потом медленно направилась в тоннель, слегка споткнувшись, когда подошла к каменной «лестнице», ведущей ко входу. Какое-то время мужчина удивленно наблюдал за ней, затем поспешил, чтобы помочь. Он больше не стал повторять вопроса; он иногда был медлительным, но никогда – по-настоящему глупым.

Пока они входили в тоннель и углублялись в его темноту, не было сказано ни единого слова. Тоннель был очень извилистым и последние отблески света очень быстро исчезли. Единственным освещением остались масляные светильники, которые скорее указывали путь, чем давали возможность увидеть, что творится под ногами.

Затем тоннель вывел их в пещеру около сорока футов шириной. После темноты тоннеля она казалась очень ярко освещенной, на стены отбрасывали неверный свет около дюжины ламп. В гроте горел небольшой костер. Над ним на медной треноге висел глиняный горшок. Пар от горшка и дым от костра, перемешиваясь, вылетали в щель над гротом.

Элита и ребенок присели на коленях в ярде или двух от пламени, работая над чем-то, что трудно было разглядеть с другой стороны пещеры. Когда родители подошли поближе, то увидели, что ребенок при помощи камня колет орехи, тщательно выбирает ядра и складывает их в глиняную плошку, стоящую рядом с ним. Девушка занималась блюдами с пищей, которые казались уже почти готовыми. Если не считать окружающего фона, то это была обычная семейная картина, такая, какую Марку из Бистриты за свои сорок пять лет редко приходилось наблюдать и редко придется в будущем.

Когда муж и жена уселись на каменном полу рядом с остальными, мальчик им улыбнулся; едва уловимое напряжение, вызванное их приходом, внесло перемену в царившую здесь атмосферу. Камень, который использовался, чтобы колоть орехи, с силой приземлился не на орех, а на палец мальчика. Послышался испуганный крик, а за ним последовал поток слез, который был остановлен без особого труда; но был еще и кусок кожи, содранный с пальца, и именно это привлекло особое внимание Марка и его жены. На пораненном участке выступила кровь, по обычным для пораненного пальца стандартам не очень много, но здесь стандарты были необычными.

Обе женщины даже в неярком свете пещеры заметно побледнели. Мужчина не очень-то сильно изменился в лице, зато приступил к действию. Он вытащил кинжал из-под все еще накинутого плаща и сделал небольшой надрез на своем пальце. Мальчик этого не заметил, в это время мать пыталась его успокоить. Однако обе женщины увидели и все поняли, поэтому во время ужина все время оставались расстроенными. Марк сидел так, чтобы мальчик не мог видеть его собственного пореза, и начал обещанный рассказ про приключения, но глаза матери и служанки постоянно перебегали от одного пораненного пальца к другому. Дважды Элита роняла свою птицу. Несколько раз Юдит была не в состоянии ответить на вопросы сына или делала рассеянные замечания, которые не вполне вписывались в ситуацию. Наконец, Кирос возмутился.

– Мама, ты разве не слушаешь то, что рассказывает отец? – звонкий, возмущенный голос привлек ее внимание. – Разве ты не слышишь, что он сказал солдату…

– Боюсь, я задумалась о чем-то другом, мой малыш, – оборвала она его. – Извини, я исправлюсь и буду слушать внимательней. Что ты сказал солдату? – Вопрос вернул внимание мальчика к рассказу отца и спас ее от необходимости объяснять, о чем таком она задумалась, более интересном, чем события во внешнем мире. Она попыталась прислушаться к словам Марка, но ни ее мысли, ни ее глаза, пока продолжался ужин, а затем час, а то и больше после, пока она мыла посуду, не могли оторваться от двух небольших ранок. Она почти ненавидела этого человека все время, пока длился его рассказ; ей хотелось бы уложить ребенка в кроватку и перевести разговор на единственную интересующую ее тему. Марк хотя и был плохим дипломатом, вряд ли мог полностью игнорировать ее беспокойство, но, несмотря на те чувства, которые бурлили в душе жены, сконцентрировал свое внимание на мальчике. Он продолжал удерживать внимание сына рассказом о том, что случилось или могло случиться за время его шестинедельной поездки в Рим, пребывания там и возвращения обратно. Рассказ продолжался, и маленький парнишка постепенно прекратил задавать свои взволнованные вопросы и устроился рядом с матерью, не сводя глаз с лица отца. Рассказ продолжался, пока Элита не сделала все свои дела и не устроилась с другой стороны от Кироса. Рассказы продолжались до тех пор, пока не появились слишком большие зевки, чтобы их можно было спрятать на маленьком личике; тут истории внезапно прекратились.

– Пришло время ложиться спать, сын, – мягко заметил Марк.

– Нет! Ты еще не рассказал, что случилось после…

– Но ты уже засыпаешь. Если я расскажу тебе сейчас, ты все забудешь, и мне придется рассказывать все сначала в другой раз.

– Я не засыпаю!

– Засыпаешь, Кирос. Ты совсем спишь. Ты зевал все время, пока я рассказывал о своем путешествии из Рима в Римини. Элита сейчас отведет тебя в твою комнату, и ты ляжешь спать. Возможно, завтра мы сможем докончить историю. – Глаза отца и сына встретились и в наступившей тишине не покидали друг друга, затем мальчик передернул плечами – жест, который, очевидно, он перенял из арсенала родителя, взял протянутую Элитой руку и поднялся на ноги. Он попробовал укоризненно посмотреть на отца, но его беззубый рот расплылся в улыбке, несмотря на все усилия. В конце концов, он рассмеялся, обнял, пожелав спокойной ночи родителям и, счастливый, удалился вместе с девушкой.

Мать подождала, пока эта пара удалится достаточно далеко по тоннелю, чтобы не слышать их разговора, после чего повернулась к мужу.

– Я же тебе сказала. С ним будет все в порядке. Палец прекратил кровоточить.

– Прекратил, – мужчина отвечал медленно, как будто старался найти золотую середину между абсолютной правдой и умиротворенным настроением женщины. – Сейчас прекратил. Но для этого потребовалось время. Мой прекратил кровоточить, когда мы еще ели, а его продолжал кровоточить, когда мы уже поели… и потом еще долго. Элита за это время дважды шевелила огонь в очаге.

– Он плохо горел.

– Царапина была небольшая. У меня рана была намного хуже, я позаботился об этом. Нет, моя дорогая, проклятие так и остается с нами. Может быть, на этот раз оно не так серьезно, как это было у других. Может быть, мне не стоит бороться так усиленно, как раньше, но если мы хотим увидеть, как Кирос вырастет до зрелого возраста, мне придется бороться.

– Но как можно бороться с такой вещью? Ты сам сказал: нет врага, которого можно было бы увидеть. Ты ничего не можешь поделать. Это не то что сломанная кость, о которой ты упомянул; в таких случаях человек может увидеть, как поступить разумно.

– Это очень напоминает простуду, хотя только с одной стороны, – заметил ее муж. – Здесь тоже мы не видим, с чем надо бороться, но мы научились медицине, способной охлаждать тело. Когда я был в Риме, я разговаривал с одним целителем в армии Аврелия, и он мне напомнил. Я, конечно, знал об этом, но тогда я чувствовал себя таким же растерянным, как и ты, а он постарался дать мне почву для надежды.

– Но ты же не можешь пробовать на Киросе одно лекарство за другим.

– Конечно, нет. Я хочу спасти его, а не отравить. Я еще не знаю, каким будет план сражения, моя дорогая, но я буду сражаться скорее как генерал, чем как солдат, который просто сметает все на своем пути. Я должен и думать, и работать; на это потребуется время, много времени.

 – А я не могу тебе помочь. Это самое трудное; я только могу следить за мальчиком…

– Что является одной из главных задач…

Но она не обратила внимания на его замечание.

– …и не буду знать, не сыграет ли с ним новый день такую шутку, от которой у тебя еще нет лекарства.

Он положил одну руку ей на плечо, а другой развернул ее лицо к себе.

– Ты можешь помочь, милая, и поможешь. Ты мудрее меня во многих отношениях, я это уже узнал, когда мы не были знакомы и недели. А потом мы разговаривали, думали, учились и жили вместе более двенадцати лет; как же я после этого могу сомневаться в твоей способности помочь? Ты бы не покинула Рим вместе со мной и не поехала жить в эту глушь, если бы не была так похожа на меня и не ценила бы эту жизнь выше всего того, что может предложить Рим. Ты знаешь, почему я полюбил тебя и почему все еще люблю.

Она кротко улыбнулась.

– Я знаю это; но даже тебе надо иногда разговаривать с людьми, и не только о болезни. Вспомни, как ты впервые уезжал отсюда в Рим. Если бы мы не встретились, разве ты бы был удовлетворен таким одиночеством?

– Ну, конечно, иногда приятно поговорить с людьми, которые думают не только о лодках, сетях и огородах. Я вполне доволен, когда посещаю город. И я задерживаюсь там, если ты на этом настаиваешь, несмотря на его шум и вонь. И все равно я считаю, что тишина здесь лучше, и я полюбил этот сад в колодце еще до того, как появилась ты. Думаю, что в душе я отшельник.

– Но не во всех отношениях. Расскажи мне завтра, как ты собираешься бороться, и я тебе помогу. А сейчас идем спать, за сегодняшний день ты проделал длинный путь.

Но Марк долго не мог уснуть. Когда его жена ушла, он еще долго стоял, уставившись на огонь, смотрел, как пламя затухает на углях, а те постепенно гаснут. Он не рассказал ей всего о поездке, не рассказал всего и о своих планах. Расскажи ей все, и она не будет так уж стремиться выполнить свое обещание и помогать ему, даже ради Кироса.

Он резко повернулся к проходу, ведущему в сад. Оказавшись в звездном свете, он нашел лестницу, которой Элита пользовалась, чтобы выйти на плато за дровами, и вышел по ней на изломанную поверхность Карста. Когда он повернулся на юг, равнина простиралась слева от него, насколько хватало глаз, испещренная точками колодцев и разъеденных водой камней, дыры в которых могли стать могилой для неосторожного путника. Немногие люди шли сюда, здесь их ничего не прельщало. Вода исчезала с поверхности земли слишком быстро, чтобы дать хороший урожай; его собственный сад выживал только благодаря тому, что вода в него приносилась вручную из подземного ручейка да из глиняного бассейна, который он уже давно сделал своими руками, чтобы сохранять выпадающую во время дождя влагу.

Справа от него равнина спускалась к морю, лежащему в двух милях отсюда. Он поспешно пошел в том направлении. До утра надо было очень много сделать.

Юдит проснулась от криков Кироса, которые эхом разлетались по главной пещере. Она поднялась, бросила взгляд на своего беззвучно спящего мужа, взяла лампу из ниши в спальной пещере и спустилась на двести ярдов ниже к подземному источнику. Умывшись и освежившись, она через несколько минут вернулась и обнаружила, что муж все еще спит. Она закончила свой туалет и пошла поздороваться с Киросом и Элитой.

– Где папа? – закричал мальчик. – Завтрак уже готов.

– Он все еще спит. Вспомни, ему пришлось проделать долгий-долгий путь среди всех этих людей, которые там его окружали, и не мог спокойно и безопасно спать, как может себе позволить здесь. Он очень устал. Мы сейчас поедим, но ему что-нибудь оставим.

– А потом, как я полагаю, ты будешь носить воду.

– Сегодня нет, сынок. В бассейне осталось достаточно воды после последнего дождя. Мы, конечно, позаботимся о саде, но у нас останется еще достаточно времени, чтобы поиграть.

Марк спал до тех пор, пока Элита и ребенок не поели и не ушли в сад. Когда он, наконец, появился, Юдит наводила порядок в главной пещере. Увидев его, она прервалась, накрыла на стол фрукты и села рядом. Пока он ел, она хранила молчание, но внимательно наблюдала за его лицом. И хотя ей, как и большинству людей, было трудно читать по суровым чертам лица, женщине показалось, что в его выражении есть что-то ободряющее. Когда он, в конце концов, поел, она наклонилась вперед, ища подтверждение возникшей надежде.

– Ты что-то придумал, да, Марк? Что мне сделать, чтобы помочь тебе?

– Самая трудная часть состоит в том, чтобы тебе оставаться со мной в мире и согласии, – сказал он. – В известной мере ты думаешь так же, как и я, но не доводишь свои мысли до логического конца, и я уверен, что тебе не нравится, когда это делаю я.

– Объясни мне это, пожалуйста.

– Прошлой ночью ты мне сказала, что каждый может сам увидеть, как следует разумно поступать, когда сломана кость. Мне кажется, что есть также разумный путь, к которому надо прибегать, когда у кого-то не прекращается кровотечение.

– Мы пробовали. Боги знают, что мы пробовали. Иногда нам это удавалось, но рано или поздно для каждого из них…

– Знаю. Я не говорю о том, чтобы останавливать его перевязками, веревками и так далее. Это очень легко сделать на конечностях, труднее на теле и почти невозможно во pтy. Мы не знаем, в каком месте проклятье нанесет свой удар Киросу.

– Но не во рту. Вспомни про зубы!

– Я помню. Хотелось бы мне понять это. Я продолжаю думать, что боги допустили болезнь, чтобы что-то сказать мне, но не могу понять, что они этим хотели сказать. Во всяком случае, это совсем не то, что я начал говорить. Если у тебя протекает кувшин для воды, а тебе приходится сохранять его, потому что другого нет, и починить ты его не можешь тоже, что тебе остается делать?

– Ты позволяешь воде утекать, но просто чаще наполняешь кувшин… а, понимаю. Но как это можно сделать? Ты, или я, или Элита можем дать свою кровь, но как мы перенесем ее в тело Кироса? Будет ли достаточно, если он просто выпьет ее?

– Я… не знаю…; Это пробовали, как мне рассказал один римлянин, после сражений. Но раненые после этого иногда выживали, а иногда все равно умирали. И он не уверен, есть ли в этом какой-то смысл.

Юдит скривилась.

– Мне не нравится сама идея пить кровь. Не говоря уж о том, чтобы заставлять это делать Кироса.

– Каждый может сделать все, что угодно, если стоит вопрос о жизни и смерти, – говоря это, мужчина нахмурился. – Во всяком случае, прежде чем такое испытание будет иметь какое-то значение, надо сделать еще кое-что.

– Что ты имеешь в виду?

– Нужен человек, который бы страдал от нехватки крови, прежде чем мы сможем сказать, помогает или нет добавление крови.

– Понятно. Но если мы подождем, пока Кирос… нет, Марк! Я понимаю, что ты хочешь сказать, но ты не можешь сделать такое. Ты не можешь сделать с собой такое, потому что это очень опасно; если ты умрешь, то с тобой уйдет и последняя надежда Кироса. Я с готовностью дам тебе свою кровь, пока мне не станет совсем плохо, но я уверена, что не смогу ни капельки выпить ее для пробы… даже ради Кироса. Эта мысль просто…

Ее лицо снова передернулось, и Марк кивнул.

– Вполне понятно. Нет сомнения, что Элита думает точно так же, хотя мы и спросим ее об этом. Нам надо найти кого-то, кто может, вынужден сделать это.

– Но как… Нет, Марк! Нет, даже ради Кироса! Я не позволю сделать тебе такое ни с кем. Ты не должен пытаться бороться таким образом!

– Я не сомневался, что именно так ты к этому и отнесешься. Я в какой-то степени и сам так думаю. Я размышлял о другом способе, но и в нем есть свои недостатки...

– И что же это?

– Я могу вернуться в Рим. Знахарь, которого я там знаю, с большим удовольствием позволит мне отправится с имперской армией; он должен был отправиться сам, но не горит желанием покидать город. В армии будет множество возможностей найти человека, которому нужна кровь, и проверить на нем идею.

– Но ты уедешь отсюда. Что мы будем делать, если вдруг Кирос…

– Именно так, – он согласно кивнул головой.

Она смотрела на него и от удивления не могла сказать даже слова, закусила нижнюю губу, затем встала и сделала несколько шагов в направлении тоннеля, ведущего в сад. Затем она опять повернулась к нему лицом.

– Должен быть какой-то другой путь.

– Хотелось бы в это верить. Но, похоже, боги еще не хотят мне его показать.

– Если ты убьешь кого-то ради того, чтобы вылечить Кироса, мы заслужим проклятие.

– А Кирос? – продолжил он.

Несколько минут она хранила молчание, нервно ходя взад-вперед по пещере. Затем она внезапно повернулась к нему и поменяла тактику.

– А что, если просто пить кровь недостаточно? Тогда что еще ты возьмешься пробовать? Однажды ты сказал, что есть сердце врага для того, чтобы стать храбрым, как это делают варвары, суеверие. Чем это отличается от идеи, что выпитая кровь прибавит собственную?

Он мрачно улыбнулся. У него было искушение указать ей на слабую точку в ее аргументе, но он решил, что это будет неразумно.

– Я думал и о других способах, но все сначала надо попробовать, прежде чем с уверенностью сказать, что они действуют. Все надо сначала пробовать.

Его точка зрения была ясна. Юдит больше ничего не сказала и вышла из помещения, направляясь в сад. Марк продолжал сидеть на своем месте еще несколько минут. Затем он встал тоже и вышел в другую маленькую пещеру, соединяющуюся с главной. Он еще не был здесь с тех пор, как вернулся из своего долгого путешествия, но нисколько не сомневался, что инструменты чистые, пишущие материалы под рукой, лампы полны маслом. За многие годы он привык к такому порядку, и ему почти не приходилось разочаровываться в своих ожиданиях. Иногда, но очень редко, его в комнате что-то удивляло, но чаще всего это случалось по его же собственной вине.

Так было и на этот раз. Лампы были полные, несколько инструментов готовы к употреблению, рабочая скамья прибрана, все, что входило в обязанности Элиты, было тщательно выполнено. А вот противень жаровни, однако, был почти пустым, уголь брали в деревне. Поездки в деревню за мясом, маслом и другими вещами, которыми не могли снабдить их ни пещера, ни сад, проделывал сам Марк. Никто из женщин никогда не отходил далеко от дома; а Кирос вообще никогда не был на плато. Пещера была домом, самым прекрасным домом для всех для них.

Марк был знаком с этим домом дольше всех. Он нашел его еще в детстве. Вырасти он в какой-нибудь из местных деревень, возможно бы, держался подальше от опасных пещер, но в те времена он еще даже плохо говорил на местном языке. Он родился в балканской деревушке, провел большую часть своего детства в Галатии, как персональный раб римского официального лица, склонного к наукам, пережил кораблекрушение, когда римлянин возвращался в свой город. Он выбрался на берег около деревеньки на краю Карста, и к тому времени, когда ему исполнилось двадцать лет, был уже хорошо устроившимся местным гражданином. Его знакомство с римской культурой и литературой разожгло его воображение, которое при других обстоятельствах, может быть, и вообще не пробудилось. Обследование пещер, которые местные жители не без основания побаивались, и устройство сада в колодце было выходом для его ума, который, раз пробудившись, уже не мог праздно отдыхать.

Дважды за эти годы он покидал деревню, чтобы переехать в Рим, о котором он много узнал от своего бывшего хозяина. И каждый раз, не прожив там и года, он возвращался обратно с потерей иллюзий. В третий раз он встретил там Юдит и задержался подольше. Когда он на этот раз вернулся в деревню на Адриатику, она и ребенок, который был его персональным рабом, приехали вместе с ним, и больше у него никогда уже не появлялось стремления покинуть эти места. В пещерах с садом и семьей он был вполне счастлив.

Вот тогда-то у него и появились четыре сына.

Он отбросил эти мысли, которые на какое-то время заставили потеплеть его лицо. Он собирался поработать, но, для того что он задумал, нужна была жаровня. Стоит ли пойти за углем в деревню сегодня или лучше остаться и предаться размышлениям? Сказанное Юдит хотя и не было для него сюрпризом, давало ему большую пищу для размышлений.

Но решение пришлось отложить. В помещение вбежал Кирос, громко интересуясь, что держит отца в пещере, когда в саду намного лучше. Этот вопрос решил, как провести день, а ночь позаботилась сама о себе; Марк еще не так давно переступил через первую половину жизни, но все равно ему надо было и поспать. И только на следующее утро он возобновил атаку на настоящую проблему.

– Мне нужен уголь для жаровни, – объявил он, когда Кирос и Элита ушли в сад. – Я отправлюсь сейчас и вернусь до вечера. Ты не проводишь меня до долины?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю