Текст книги "Человек, который улыбался"

Автор книги: Хеннинг Манкелль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– За ним никаких темных дел не числится? – спросил Валландер.

– Нет. Я, во всяком случае, не слышал. Это довольно необычно – не зря же говорят, что за каждым крупным состоянием скрывается преступление. Но Альфред Хардерберг, похоже, безупречный гражданин. К тому же патриот.

– Как это?

– Он, в отличие от других, не стремится вкладывать все деньги за границей и переводить производство в страны с дешевой рабочей силой. Наоборот, он закрыл там несколько предприятий и вернул производство в Швецию.

– Значит, над Фарнхольмом небо чистое… А что насчет Густава Торстенссона? Есть какие-то пятна в его биографии?

– Нет. Благонадежный, педантичный… скучноватый. Старомодная порядочность во всем. Без блеска, но и не дурак. Скромный. Он-то, наверное, никогда не просыпался по утрам с вопросом: «Куда ушла жизнь?»

– И все же его убили, – сказал Валландер. – Что-то же должно быть. Какое-то пятнышко. Может быть, не в его биографии, а еще в чьей-то.

– Не уверен, что понимаю ход твоих мыслей.

– Адвокат – как врач. Носитель чужих тайн.

– Может быть, ты и прав, – сказал Пер Окесон. – Может быть, решение и лежит в отношениях с клиентами. Что-то такое, к чему причастны все в адвокатской конторе. Включая секретаря, фру Дюнер.

– Вот мы и ищем.

– А что касается Стена Торстенссона, многим тебя не порадую. Холостяк, тоже немного старомодный. Ходили слухи, что он проявляет интерес к лицам своего пола. Но так говорят о всех старых холостяках… Если бы это было лет тридцать назад, я бы подумал о шантаже.

– Эту версию и сегодня стоит проверить, – сказал Валландер. – Что-нибудь еще?

– Да нет. Шутил иногда. Редко. В общем, не из тех, кого охотно зовут домой на обед. Впрочем, говорят, он был хорошим яхтсменом.

Зазвонил телефон. Окесон взял трубку, послушал и протянул ее Валландеру:

– Это тебя.

Звонил Мартинссон. По его возбужденной интонации Валландер сразу понял – случилось что-то важное.

– Я в адвокатской конторе, – сказал Мартинссон. – Похоже, мы нашли, что искали.

– Что?

– Письма с угрозами.

– Угрозами кому?

– Всем троим.

– И фру Дюнер?

– И ей тоже.

– Сейчас приеду.

Он вернул трубку Окесону и встал:

– Мартинссон нашел угрожающие письма в адвокатской конторе. Может быть, ты и прав насчет шантажа.

– Позвони мне сразу, как будет что-то новое, – сказал Окесон на прощание. – Сюда или домой.

Валландер побежал к машине, забыв захватить оставленную в кабинете куртку, и, нарушая правила, погнал в контору. Соня Лундин, как и в прошлый раз, сидела на своем стуле в приемной.

– Где они? – с порога спросил он.

Она показала на комнату для совещаний. Валландер ворвался в комнату и в ту же секунду сообразил, что совершенно забыл про чиновников из адвокатской коллегии. На него неодобрительно уставились три серьезных господина, все в возрасте около шестидесяти. Он вспомнил отражение своей небритой физиономии в зеркале у фру Дюнер – вряд ли он произвел на них хорошее впечатление.

Мартинссон и Сведберг сидели за столом.

– Это комиссар Валландер, – представил его Сведберг.

– Вы широко известны в стране, – сдержанно сказал один из чиновников и протянул руку. Валландер торопливо пожал руки всем трем и плюхнулся на стул.

– Рассказывай, – сказал он, глядя на Мартинссона. Но ответил ему не Мартинссон, а один из стокгольмцев.

– Видимо, мне следует для начала посвятить комиссара Валландера в процедуру ликвидации адвокатской практики, – сказал он. Валландер при знакомстве не расслышал его фамилии. Что-то похожее на Вреде.

– Этим мы можем заняться потом, – прервал его Валландер. – Давайте прямо к делу. Вы нашли какие-то письма с угрозами адвокатам?

Человек по фамилии Вреде посмотрел на него с плохо скрытой неприязнью, но замолчал. Мартинссон передал ему коричневый конверт, а Сведберг протянул пластиковые перчатки.

– Они лежали в шкафу с документами, в самом низу, – сказал Мартинссон. – Письма не зарегистрированы ни в одном из журналов. Их, очевидно, прочли и сунули куда подальше.

Валландер надел перчатки и открыл конверт. Там лежали два белых конверта поменьше. Почтовый штемпель неразборчив. Кусок текста на одном из белых конвертов был замазан чернилами. Валландер вытащил письма и положил их перед собой. Они были короткими и написаны от руки.

Несправедливость не забыта. Никто из вас не избежит возмездия, Вы умрете, Густав Торстенссон, и Ваш сын умрет, и Дюкер.

Второе письмо было еще короче. Валландер присмотрелся – почерк, без сомнения, тот же.

Несправедливость скоро будет наказана.

Первое письмо датировано 19 июня 1992 года, второе – 26 августа. Оба подписаны именем Ларс Борман.

Валландер осторожно отодвинул письма и снял перчатки.

– Мы поискали в базе данных, – сказал Мартинссон. – Ни у Густава Торстенссона, ни у Стена не было клиента по имени Ларс Борман.

– Совершенно точно, – подтвердил человек, которого, по-видимому, звали Вреде.

– Он пишет о какой-то несправедливости, – сказал Мартинссон, – и, по-видимому, очень серьезной несправедливости. Иначе у него вряд ли был мотив к тройному убийству.

– Конечно, конечно, – рассеянно пробормотал Валландер.

Опять у него появилось странное чувство: вот-вот он должен что-то понять… но это «что-то» все время ускользало от него.

– Покажите, где вы нашли конверт, – попросил он, вставая.

Сведберг подвел его к большому шкафу с документами в комнате, где стоял стол фру Дюнер, и показал на нижний ящик. Валландер выдвинул его – он был набит пластиковыми папками.

– Позовите Соню Лундин, – сказал он.

Через минуту Сведберг вернулся с девушкой. Валландер сразу заметил, что она нервничает, но тем не менее он был совершенно уверен, что Соня никакого отношения к загадочным событиям в конторе не имеет. Откуда взялась эта уверенность, он не знал.

– У кого были ключи от этого шкафа? – спросил он.

– У фру Дюнер, – еле слышно сказала она.

– Погромче, пожалуйста.

– У фру Дюнер, – повторила Соня.

– И только у нее?

– У адвокатов были собственные ключи.

– Шкаф обычно был закрыт?

– Фру Дюнер отпирала его, когда приходила на работу. А уходя, запирала.

– Фру Дюнер передала нам ключ под расписку, – вмешался в разговор человек по фамилии Вреде. – Сегодня шкаф открывали мы.

Валландер кивнул. Он никак не мог сообразить, какой же вопрос он должен задать.

Так ничего и не сообразив, он повернулся к Вреде:

– И что вы об этом думаете?

– Мне кажется, тут не может быть сомнений – автора писем следует немедленно задержать.

– Я не об этом спрашиваю, – сказал Валландер. – Меня интересует ваше мнение.

– Работа адвоката всегда связана с риском.

– Наверное, каждый адвокат рано или поздно получает такие письма?

– Коллегия, вероятно, может предоставить вам статистику на этот счет.

Валландер смерил его долгим взглядом и задал свой следующий вопрос:

– А вам когда-либо приходили угрожающие письма?

– Случалось.

– По какой причине?

– А вот этого я, к сожалению, не могу вам сказать. Адвокаты дают клятву хранить тайну клиента.

Валландер кивнул и сунул письма назад в коричневый конверт:

– Это мы забираем.

– Не так все просто, – сказал Вреде.

Он у них, похоже, был за главного. Вреде встал и выпрямился, и у Валландера вдруг появилось ощущение, что он находится в зале суда.

– На текущий момент наши интересы не совпадают, – прервал его Валландер, злясь на себя за казенный язык. – Вы занимаетесь делами адвокатской конторы… вернее, ее наследством, если так можно сказать. А мы ищем убийц. Поэтому конверт я забираю.

– Мы не можем допустить, чтобы какой-либо документ был изъят без санкции прокурора, контролирующего следствие.

– Позвоните Перу Окесону, – сказал Валландер, – и передайте от меня привет.

Он взял конверт и вышел. Мартинссон со Сведбергом выскочили за ним.

– Будет скандал, – предупредил Мартинссон, когда они вышли из подъезда. Валландеру показалось, что эта мысль доставляет Мартинссону удовольствие.

Он сразу озяб. Порывы ветра становились все сильнее.

– Дальше что? – спросил он. – А где Анн Бритт?

– Ребенок заболел, – сказал Сведберг. – Ханссон пришел бы в восторг, если бы узнал. Он все время утверждает, что с женщинами-следователями одна морока.

– Ханссон все время что-нибудь утверждает, – заметил Мартинссон, – то одно, то другое. От следователя, который постоянно на курсах повышения квалификации, тоже толку мало.

– Письма написаны год назад, – сказал Валландер, – неким Ларсом Борманом. Он угрожает убить Густава и Стена. И к тому же фру Дюнер. Дважды. Пишет письмо, через два месяца – еще одно. Одно из писем послано в конверте какой-то фирмы. Свен Нюберг наверняка разберет, что там на штемпеле. И откуда его послали… А чего мы, собственно, ждем?

Они вернулись в управление. Мартинссон стал звонить Свену Нюбергу – тот все еще копался в саду фру Дюнер, а Валландер засел в кабинете, пытаясь расшифровать почтовые штемпели.

Сведберг пошел разыскивать Бормана в полицейских базах данных. Появился озябший Нюберг. Комбинезон его на коленях был перепачкан травой.

– И как? – спросил Валландер.

– Туго, – буркнул Нюберг. – А ты что ожидал? Мина, знаешь ли, имеет свойство разлетаться на миллион частей.

Валландер показал на коричневый конверт на столе и два письма.

– Надо очень тщательно посмотреть, что можно из этого выудить, – сказал он. – Но прежде всего мне надо знать, откуда они отправлены. И что зачеркнуто вон на том конверте. Все остальное может подождать.

Свен Нюберг надел очки, настроил настольную лампу и стал разглядывать письма.

– Штемпели мы прочитаем, на это есть микроскоп, – сказал он. – А с этим конвертом… надпись замазана тушью. Могу немного поскоблить. Если повезет, в Линчёпинг отправлять не понадобится. Сами разберемся.

– Это срочно.

Нюберг раздраженно снял очки.

– У тебя все всегда срочно, – проворчал он. – Мне нужен как минимум час. Быстрее не выйдет.

– Сколько нужно, столько и нужно, – примирительно сказал Валландер. – Я знаю, что ты время зря не теряешь.

Нюберг взял письма и вышел, столкнувшись в дверях с Мартинссоном и Сведбергом.

– В базах данных Бормана нет, – сообщил Сведберг. – Четыре Брумана и один по имени Боррман. Я сначала подумал, что это опечатка. Но Эверт Боррман попал на карандаш, когда получал деньги по поддельным чекам в конце шестидесятых годов. Если он еще жив, ему сейчас восемьдесят пять лет.

Валландер покачал головой.

– Подождем, что скажет Нюберг, – сказал он. – Угрозы в письмах, прямо скажем, нешуточные, хотя и довольно туманные. Когда Нюберг объявится, я вас позову.

Оставшись один, он уселся поудобнее, пододвинул к себе кожаную папку, полученную им в Фарнхольмском замке, и целый час пытался разобраться, что представляет собой финансовая империя Хардерберга. От работы его оторвал стук в дверь – это был Нюберг. На нем по-прежнему был грязный комбинезон.

– А вот и ответы на твои вопросы, – сказал Нюберг и плюхнулся на стул для посетителей. – Оба письма проштемпелеваны в Хельсингборге. А замазано название отеля – «Линден».

Валландер сделал запись в блокноте.

– Отель «Линден», – повторил Нюберг. – Ютаргатан, двенадцать. Там даже номер телефона есть.

– Где?

– Ты что, не понял? Письма отправлены из Хельсингборга. Отель «Линден» тоже в Хельсингборге.

– Хорошо, – неопределенно сказал Валландер.

– Я обычно делаю только то, о чем меня просят, – сказал Нюберг. – Но поскольку расшифровать твои писульки удалось очень быстро, я пошел немного дальше. Не думаю, чтобы ты обрадовался.

Валландер смотрел на него непонимающе.

– Я позвонил по указанному там телефону. Этого номера больше не существует. Эбба по моей просьбе навела справки – отель год назад закрылся.

Нюберг встал и пригладил волосы.

– Пойду пообедаю, – заявил он.

– Вот и правильно, – сказал Валландер. – И спасибо за помощь.

Нюберг ушел. Валландер несколько минут размышлял над услышанным. Потом позвонил Сведбергу и Мартинссону и попросил их зайти. Через несколько минут все трое, захватив в столовой кофе, собрались в его кабинете.

– Должна существовать какая-то центральная служба, – сказал Валландер. – Отель – это предприятие. Его нельзя закрыть так, чтобы это нигде не было отмечено.

– А что делают в таких случаях с регистрационными журналами? – спросил Сведберг. – Сжигают? Или их полагается хранить?

– Вот это мы и должны узнать. И немедленно. Прежде всего надо найти владельца отеля. Если мы все займемся этим делом, потратим не больше часа. Потом встретимся.

Он проводил их, позвонил Эббе и попросил ее поискать фамилию Борман в телефонных справочниках Сконе и Халланда. Не успел он положить трубку, как позвонил отец.

– Ты не забыл, что собирался приехать вечером?

– Приеду, – пообещал Валландер.

Он слишком устал, чтобы тащиться еще и в Лёдеруп, но отказать отцу он не мог.

– Приеду около семи.

– Посмотрим, – сказал отец.

– Что ты хочешь сказать? Что значит – «посмотрим»? – Валландер начал злиться.

– Посмотрим – приедешь ты или нет.

Валландер заставил себя не вступать в пререкания.

– Я приеду, – сказал он и повесил трубку.

Ему стало душно в комнате. Он вышел в коридор и направился в приемную.

– Абонента по имения Борман нигде нет, – сказала Эбба. – Продолжать искать?

– Пока не надо.

– Я хочу пригласить тебя домой пообедать. Пооткровенничать.

Валландер молча кивнул, вернулся в кабинет и открыл окно. По-прежнему дул сильный холодный ветер, и он быстро озяб. Он закрыл окно, сел за стол и отодвинул кожаную фарнхольмскую папку. Он думал о Байбе – как она там у себя в Риге…

За этими мыслями его застал Сведберг.

– Теперь я знаю абсолютно все о шведских гостиницах, – заявил он. – Мартинссон сейчас придет.

Они дождались Мартинссона. Закрыв за ним дверь, Сведберг присел к столу и вытащил блокнот.

– Отелем «Линден» владел и управлял некто Бертиль Форсдаль, – начал он, – это я узнал в местном управлении. Маленькая семейная гостиница, просуществовала недолго. К тому же Бертиль Форсдаль уже немолод, ему семьдесят. Телефон его у меня есть, он живет по-прежнему в Хельсингборге.

Под диктовку Сведберга Валландер набрал номер. Ответа долго не было. Наконец трубку взяла женщина.

– Я ищу Бертиля Форсдаля, – сказал Валландер.

– Его нет. Будет только к вечеру. А кто его спрашивает?

Валландер на секунду задумался:

– Меня зовут Курт Валландер, истадская полиция. Мне нужно кое о чем спросить вашего мужа… это касается его гостиницы… Не беспокойтесь, ничего не случилось, просто несколько вопросов.

– Мой муж – честный человек.

– Никаких сомнений, – успокоил ее Валландер. – Я же сказал: всего несколько вопросов. А когда он придет?

– Он на экскурсии для пенсионеров. По-моему, они поехали в Вен. Потом собирались пообедать в Ландскруне… в общем, часам к десяти точно приедет. А ложится он не раньше полуночи. Привычка, знаете – когда у тебя гостиница, рано спать не ляжешь.

– Передайте ему, что я к нему заеду. И, пожалуйста, не волнуйтесь – никаких причин для волнений нет.

– А я и не волнуюсь, – сказала женщина. – Мой муж – честный человек.

Валландер повесил трубку:

– Вечером съезжу к нему.

– А что, нельзя подождать до завтра? – удивленно спросил Мартинссон.

– Наверняка можно. Но мне все равно вечером нечего делать.

Через час они собрались на оперативку. Бьорк сообщил, что не приедет – его срочно вызвали к начальству. Появилась Анн Бритт Хёглунд – неожиданно приехал ее муж и остался с больным ребенком.

Сошлись на том, что надо разобраться с письмами с угрозами. Но у Валландера было навязчивое ощущение: что-то не так. Он не мог отделаться от мысли, что в этом двойном убийстве есть что-то странное, что-то, что он должен был нащупать, но пока не мог.

Он вспомнил, что Анн Бритт накануне высказывала похожие сомнения.

После оперативки они остановились в коридоре.

– Если ты поедешь в Хельсингборг вечером, возьми меня с собой, если можно, – сказала она.

– Необходимости нет.

– Все равно. Я хочу поехать.

Он кивнул. Они договорились встретиться у входа в управление в девять вечера.

Валландер выбрался к отцу в Лёдеруп только в начале восьмого. По дороге он купил бисквиты к кофе. Отец, как всегда, был в мастерской и стоял у мольберта. Вечно повторяющийся мотив: осенний пейзаж с глухарем на переднем плане. Или без глухаря.

«Мой отец – как раз тот, кого называют «базарный художник», – подумал Валландер. – Да и я иногда себя чувствую базарным полицейским».

Жена отца уехала повидать своих родителей. Валландер предполагал, что отец разозлится, когда он скажет, что заехал всего на час, но тот, к его удивлению, молча кивнул. Они немного поиграли в карты. Валландер старался не говорить о работе, да и отец ничего не спрашивал – куда ему нужно ехать и зачем. Все было на удивление мирно – а ведь в последнее время они все время ссорились. Валландер на обратном пути в Истад даже не мог припомнить, когда они так спокойно проводили вечер.

Анн Бритт уже ждала его. Они сели в машину и поехали на Мальмё. На улице по-прежнему было ветрено. Валландер обнаружил, что в машине дует: резиновое уплотнение лобового стекла ссохлось от старости. От Анн Бритт слегка пахло какими-то скромными духами. Наконец они выбрались на Е-65, и он прибавил скорость.

– А в Хельсингборге ты знаешь, куда ехать?

– Нет.

– Можем позвонить в их полицию и спросить.

– Лучше их пока не посвящать в это дело.

– Почему? – спросила она.

– Никто не любит, когда кто-то хозяйничает у него во дворе, – сказал Валландер. – Это всегда приводит к неприятностям. Без особой нужды не стоит их информировать.

Дальше они ехали молча. Валландер думал о предстоящем неприятном разговоре с Бьорком. Они проехали поворот на Стуруп, потом Валландер свернул на Лунд.

– Так расскажи, что привело тебя в полицию, – попросил он.

– Не сейчас, – ответила Анн Бритт. – В другой раз.

Машин на дороге почти не было. Ветер, похоже, все усиливался. Они проехали круговую развязку у Стаффансторпа. На горизонте уже видны были огни Лунда. Он посмотрел на часы – двадцать пять седьмого.

– Странно, – вдруг сказала она.

Он почувствовал по ее голосу, что она чем-то взволнована. Он посмотрел на ее лицо, слабо освещенное лампами с панели приборов, – она неотрывно смотрела в боковое зеркало. Он тоже поглядел в зеркало – сзади виднелись автомобильные фары.

– Что странно?

– Первый раз в жизни, – ответила она.

– Что?

– Меня преследуют. Или просто наблюдают.

Валландер сообразил, что она не шутит, и еще раз посмотрел в зеркало.

– Почему ты считаешь, что они нас преследуют?

– Нетрудно догадаться, – буркнула Анн Бритт. – Они едут за нами с самого начала.

Валландер поглядел на нее с сомнением.

– Я совершенно уверена, – сказала она. – Они едут за нами из самого Истада.

7

Страх подкрался, как хищник.

Потом Валландер вспоминал это ощущение – ему показалось, что у него на шее сомкнулась жесткая когтистая лапа. Он понимал, что сравнение дурацкое, но ничего лучшего подобрать не мог. Впрочем, кому он мог об этом рассказать? Дочери? Может быть, Байбе, он регулярно ей писал. И больше никому. В разговорах с Анн Бритт он никогда не возвращался к тому, что тогда произошло в машине, она не спрашивала, а он просто не знал, заметила она его испуг или нет. Но в тот момент ему стало так страшно, что он едва справился с управлением. Могли бы оказаться в кювете или даже погибнуть. Он помнил только, что очень хотел остаться в машине один. Все было бы намного проще. Больше всего он боялся, что что-нибудь случится с Анн Бритт, сидевшей рядом с ним. Внешне он старался сохранять спокойствие – ну и что, слежка, опытного полицейского не может вывести из равновесия такой пустяк. Подумаешь, между Стаффансторпом и Лундом обнаружили за собой хвост. Но страх не отпускал, пока они не въехали в город. Он свернул на большую заправку. Преследователи проехали мимо. Темно-синий «мерседес», номера они не разглядели. Не видно было и сколько человек в машине. Валландер остановился у колонки.

– Думаю, ты ошиблась.

Она покачала головой.

– Они ехали за нами, – сказала она уверенно. – От самого Истада. Не могу сказать, стояли ли они возле управления, когда мы встретились, но я заметила их почти сразу. На въезде на Е-65. Вначале я не обратила внимания – едет машина и едет. Но когда они дважды повернули за нами и ни разу даже не попытались обогнать, хоть ты и снижал иногда скорость… тогда я все поняла. Первый раз в жизни. Машина на хвосте.

Валландер вышел из машины и открутил крышку бензобака. Она стояла рядом и наблюдала за его действиями. Он залил полный бак.

– И кто бы это мог быть? – спросил он, вешая шланг на колонку.

Он пошел платить, оставив ее стоять у машины. Конечно, ей почудилось, подумал он. Страх постепенно начал проходить.

Они поехали дальше. Улицы были совершенно пусты, светофоры переключались лениво и неохотно. Оставив город позади, Валландер опять прибавил скорость, то и дело поглядывая в зеркало. «Мерседеса» не было. На южном въезде в Хельсингборг Валландер притормозил. Их тут же обогнал грязный грузовик, за ним – темно-красный «вольво». Он остановил машину у обочины, отстегнул ремень, вышел и присел на корточки у заднего колеса – притворился, что проверяет давление в шине. Он знал, что Анн Бритт проследит, что за машины прошли мимо. Он подождал минут пять. Прошло пять машин, в том числе автобус – по звуку мотора можно было догадаться, что с одним из цилиндров что-то не в порядке. Валландер сел в машину и посмотрел на Анн Бритт.

– Никакого «мерседеса»? – спросил он.

– Белый «ауди». Двое на переднем сиденье, возможно, еще один на заднем.

– Почему именно «ауди»?

– Потому что они даже не глянули в нашу сторону. И к тому же прибавили скорость.

Валландер протянул ей телефон.

– Позвони Мартинссону. Ты конечно же записала номера? И не только «ауди», другие тоже? Сообщи ему номера и скажи, что это срочно.

Он продиктовал ей домашний телефон Мартинссона и медленно поехал, глядя по сторонам в поисках телефонной будки – в местных телефонных справочниках всегда печатают карты города. Анн Бритт сначала, по-видимому, говорила с кем-то из детей Мартинссона, скорее всего с двенадцатилетней дочерью. Потом трубку взял Мартинссон. Она продиктовала ему номера машин, немного послушала и передала трубку Валландеру:

– Он хочет поговорить с тобой.

Валландер затормозил и взял трубку.

– Чем вы там занимаетесь? – спросил Мартинссон. – Что, эти машины не могут подождать до завтра?

– Если Анн Бритт говорит, что это срочно, значит, это срочно, – сухо произнес Валландер.

– А что это за машины?

– Долго объяснять. Завтра расскажу. Когда что-нибудь узнаешь, позвони, – сказал он, быстро нажал кнопку и пресек тем самым дальнейшие расспросы.

Анн Бритт, похоже, обиделась:

– Почему он мне не доверяет? Почему обязательно надо спросить тебя? – спросила она резко.

Валландер попытался понять – не хочет она скрывать обиду или не может.

– Не стоит дуться, – сказал он. – К переменам надо привыкнуть. Твое появление потрясло всех. У нас никогда не было женщин. Ты окружена стаей старых псов, которым очень трудно менять свои взгляды.

– Это и тебя касается?

– Разумеется.

Они уже подъехали к паромной переправе, а телефонная будка так и не попалась. Белый «ауди» исчез. Валландер поставил машину около вокзала. В зале ожидания на стене висела грязная карта Хельсингборга. Он нашел Ютаргатан – улица находилась на восточной окраине. Он запомнил дорогу и вернулся к машине.

– Кто может нас преследовать? – спросила она, когда они свернули налево и проехали белое здание городского театра.

– Не знаю… Вообще в этом деле очень много странного. Такое чувство, что мы тычемся куда-то не туда.

– А у меня такое чувство, что мы просто-напросто стоим на месте.

– Или движемся по кругу, – согласился Валландер, – и даже не замечаем, что наступаем себе на пятки.

«Ауди» больше не появлялся. Они въехали в район вилл. Вокруг стояла странная тишина, как будто они были где-то за городом. Валландер остановил машину у двенадцатого номера. Ветер был такой, что они с трудом захлопнули дверцы. Одноэтажное строение красного кирпича, непременный гараж. Под брезентом угадывались контуры старого деревянного катера.

Дверь открылась еще до того, как они нажали на звонок. На пороге стоял пожилой человек в тренировочном костюме, совершенно седой. Он смотрел на них с любопытством.

Валландер достал полицейское удостоверение:

– Моя фамилия Валландер, я следователь. А это моя сотрудница, Анн Бритт Хёглунд. Мы из Истада.

Хозяин взял удостоверение и стал, близоруко щурясь, его разглядывать. Тем временем из дома вышла жена и приветливо поздоровалась. Валландеру показалось, что он стоит на пороге дома, где живут счастливые люди. Хозяева пригласили их в гостиную. На столе стоял дымящийся кофейник и горкой лежали булочки. Валландер уже собирался сесть в кресло, как вдруг его внимание привлекла картина на стене. Он не поверил своим глазам – это был пейзаж его отца. Один из вариантов осеннего пейзажа, без глухаря. Анн Бритт с удивлением уставилась на него. Он покачал головой и уселся поудобнее. Второй раз в жизни он обнаружил отцовскую картину на стене в чужом доме. Первый раз – четыре года назад, в квартире в Кристианстаде. Но там на переднем плане был глухарь.

– Извините, что мы так поздно, – сказал он, – но у нас есть вопросы, которые не терпят отлагательства.

– Но кофе-то вы успеете выпить? – поинтересовалась хозяйка.

Валландер не сомневался, что Анн Бритт увязалась за ним, чтобы послушать, как он ведет опрос свидетелей, и ему было очень неловко. «Прошло столько времени, – подумал он – Чему я могу ее научить, когда мне самому надо учиться заново, вспоминать все то, от чего я уже хотел отказаться всего несколько дней назад».

Он вспомнил бесконечные пляжи Скагена, и на какое-то мгновение ему захотелось туда вернуться.

– Год назад у вас была гостиница под названием «Линден», – начал он.

– Сорок лет, – гордо сказал Бертиль Форсдаль. – Она была у меня сорок лет.

– Сорок лет – это серьезно, – сказал Валландер.

– Я купил ее в тысяча девятьсот пятьдесят втором году. Тогда она называлась «Пеликан», была изрядно загажена и пользовалась скверной репутацией. Хозяина звали Маркуссон. Он беспробудно пил, и ему на все было наплевать. Последние годы в гостинице жили в основном его собутыльники. Продал он гостиницу, надо признаться, за бесценок и через год умер от перепоя в Хельсиноре. Мы поменяли название… там росла липа, и мы решили – пусть будет «Линден». Рядом стоял старый театр, сейчас его снесли. У нас часто останавливались актеры. Даже Инга Тидблад один раз ночевала. Утром потребовала чаю.

– Вы, наверное, сохранили журнал с ее автографом.

– Я сохранил все журналы, – сказал Бертиль Форсдаль. – Все журналы за сорок лет, год за годом. Лежат в подвале.

– Иногда мы спускаемся туда вечерком, – вдруг вмешалась в разговор жена. – Листаем журналы и вспоминаем. За каждым именем стоят люди.

Валландер обменялся взглядом с Анн Бритт. Ответ на самый важный вопрос они уже получили.

За окном залаяла собака.

– Это у соседа, – сказал Бертиль извиняющимся голосом. – Всю улицу охраняет.

Валландер отхлебнул кофе. На чашке было написано «Отель ”Линден”».

– Я должен вам объяснить, что нас сюда привело. Вот у вас на чашках логотип отеля. Такой же логотип был на конвертах и бумаге. В июне и августе прошлого года в вашем отеле были написаны два письма. Оба отправлены из Хельсингборга, одно – в вашем фирменном конверте. Это, наверное, было незадолго до того, как вы закрыли гостиницу.

– Мы закрылись пятнадцатого сентября, – сказал Бертиль Форсдаль. – Последние гости жили бесплатно.

– А почему вы закрылись? – спросила Анн Бритт.

Валландер заметил, что Форсдалю не понравилось, что она вмешалась в разговор. Хорошо бы Анн Бритт не заметила его раздражения. Ответила хозяйка, словно на вопрос, заданный женщиной, должна отвечать женщина.

– А что было делать? – сказала она. – Дом подлежал сносу, а мы едва сводили концы с концами. Сил-то у нас хватало, могли бы и продолжать.

– Мы до последнего старались держать марку, – перебил ее Бертиль. – Но под конец стало невозможно… Цветной телевизор в каждом номере… Все это стоило кучу денег.

– Это был очень печальный день – пятнадцатое сентября, – продолжила хозяйка. – У нас все ключи сохранились. В гостинице было семнадцать номеров… Сейчас там, где стоял дом, сделали парковку. И липы уже нет. Сгнила. А может быть, и погибла от горя… деревья, наверное, тоже могут умереть от горя.

Снова залаяла собака. Валландер думал о липе, которой больше нет.

– Ларс Борман, – сказал он наконец. – Это имя вам о чем-нибудь говорит?

Ответ был совершенно неожиданным.

– Бедняга, – сказал Бертиль Форсдаль.

– Это была жуткая история, – добавила жена. – А почему полиция им заинтересовалась именно сейчас?

– Значит, вы знаете этого человека, – сказал Валландер, краем глаза заметив, что Анн Бритт быстро достала блокнот.

– Очень славный парень, – сказал Бертиль. – Тихий, спокойный, очень дружелюбный и предупредительный. Таких теперь уже нет.

– Нам бы очень хотелось его разыскать.

Супруги посмотрели друг на друга. Валландеру показалось, что им не по себе.

– Ларса Бормана нет в живых, – сказал Форсдаль. – Я думал, вы знаете.

Валландер задумался.

– Я ровным счетом ничего не знаю о Ларсе Бормане, – сказал он наконец, – кроме того, что в прошлом году он написал два письма, и одно из них запечатал в ваш фирменный конверт. Мы собирались его найти, но теперь ясно, что это невозможно. Тем не менее я хочу узнать, что случилось. И кто он был такой.

– Наш постоянный гость, – ответил Бертиль Форсдаль. – Многолетний. Он останавливался у нас примерно каждый четвертый месяц и жил два-три дня.

– А какая у него была профессия? Откуда он?

– Он работал в ландстинге. [3]3
  Ландстинг – орган губернского самоуправлении, особое внимание уделяющий вопросам здравоохранения


[Закрыть]Что-то там с экономикой.

– Ревизор, – уточнил Бертиль. – Исполнительный и честный чиновник в ландстинге в Мальмё.

– Он жил в Клагсхамне, – сказала хозяйка. – Жена, дети… жуткая трагедия.

– А что случилось?

– Он покончил жизнь самоубийством, – сказал Бертиль Форсдаль. Ему явно не хотелось об этом вспоминать. – Если и был человек, от которого никак нельзя было ждать такого, так это Ларс Борман. Но, наверное, у него были какие-то тайны, о которых мы даже понятия не имели.

– Как это произошло?

– Он как раз был в Хельсингборге. Жил у нас, буквально за несколько недель до закрытия. Днем работал, а вечером сидел в номере. Он много читал… В последнее утро он заплатил по счету и попрощался. Обещал звонить, хоть и знал, что гостиница закрывается. И уехал. Мы только через несколько недель узнали, что случилось. Он повесился в роще под Клагсхамном, в нескольких километрах от своего дома. В воскресенье было дело… он с утра пораньше, никому ничего не сказав, уехал куда-то на велосипеде. И ни записки не оставил, ни объяснения… Что может быть хуже для жены и детей? Все были в шоке.