Текст книги "В краю чужом"

Автор книги: Харлан Эллисон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Харлан Эллисон
В краю чужом

"Распятый, молча он стоит

И крошит пальцами утес -

В кольце лазоревых миров,

В краю чужом – у самых звезд".

Альфред, лорд Теннисон

Петерсон знал, что ночь накрывает Сиртис Больший. Слепой, он все равно знал, что наступает марсианская ночь – выползли сверчкиарфисты. Тепло солнечного света, что золотило тело старика весь долгий день, уже рассеялось, и теперь он ощущал прохладу сумрака. Слепой, Петерсон все же различал смутное движение теней, что давным-давно пришло на смену его зрению.

– Претри! – позвал он в тишине, а неумолчное эхо в лунных долинах все вторило и вторило:

«Претри, Претри, Претри», спускаясь все ниже и ниже – к подножию холмов.

– Я здесь, старина Петерсон. Тебе что-нибудь нужно?

Петерсон откинулся на спинку пневмокресла. Какое-то время он напряженно ожидал, а теперь расслабился.

– Ты был в храме?

– Да, старина Петерсон. Я там был. Молился три цвета напролет.

Много лет прошло с тех пор, как Петерсон мог различать цвета. Но он знал, что марсианская религия основывается именно на них.

– И что предсказал блаженный Жилка?

– «Грядущее станет памятью о вчерашнем». И многое другое.

Мягкие интонации чужака успокаивали. Хотя Петерсон никогда не видел длинного и тощего жилкита, он не раз водил своими артритными, утолщенными на концах пальцами по лысой каплеобразной голове чужака, осторожно касаясь глубоких впадин, где сияли глаза. Трогал приплюснутый нос и тонкую безгубую прорезь рта. Это лицо Петерсон знал не хуже своего собственного – со всеми его морщинами, мешками и припухлостями. Знал он также, что жилкит страшно древен – вряд ли кто-то взялся бы исчислить возраст Претри в земных годах.

– Ты не слышал. Седой уже идет?

Претри глубоко вздохнул, а затем Петерсон услышал привычное похрустывание суставов, пока чужак присаживался на корточки рядом с пневмокреслом старика.

– Он идет, старина Петерсон. Но не торопится. Имей терпение.

– Терпение, – задумчиво повторил Петерсон. – Вот его-то у меня, Претри, в достатке. А больше, пожалуй что, ничего и не осталось. Раньше еще было время – но теперь и оно, похоже, иссякает. Так ты говоришь, он идет?

– Идет, старина. Время. Только время.

– Как там синие тени, Претри?

– Уже в лунных долинах. Густые, как мех, старина. Ночь на подходе.

– А луны вышли?

Петерсону слышно было, как широкие ноздри чужака, прорезанные в соответствии с ритуалом, втягивают воздух. Затем Претри ответил:

– Вряд ли сегодня вечером, старина. Тейсефф и Тиий пока за горизонтом. Хотя темнеет быстро. Может, и сегодня вечером, старина.

– Может, конечно, – согласился Петерсон.

– Имей терпение.

Петерсону не всегда хватало терпения. В молодости, когда кровь еще бурлила в жилах, он разругался со своим исповедовавшим старобаптизм отцом и пристрастился к космосу. Не верил он ни в ад, ни в рай и посмеивался над строгими церемониями Вселенской церкви. Терпение пришло позднее. Позднее. Но не тогда.

Петерсон ушел в космос, и время его щадило. Он медленно старел, сохраняя здоровье, – как часто бывает с людьми в черной межзвездной бездне. Видел он смерть – умирали и верующие, и неверующие. А со временем пришло к нему осознание своего одиночества и того, что однажды Седой явится за ним.

Петерсон всегда был одинок, но настало время, когда он уже не мог водить большие корабли по межзвездным пространствам, – и он ушел вместе со своим одиночеством.

Ушел он в поисках дома – и в конце концов, сделав полный круг, вернулся на ту планету, которую узнал первой. Вернулся домой, на Марс, – туда, где он был молод, где родились его мечты и надежды. Ибо дом – это всегда там, где человек был молод и счастлив. Петерсон вернулся домой, на Марс, – туда, где дни теплые, а ночи тихие. Вернулся домой – туда, где человек прошел, каким-то странным образом не оставив своих корней из железобетона. Вернулся к дому, который нисколько не переменился со времен молодости. И вовремя вернулся

...

конец ознакомительного фрагмента

Назад к карточке книги "В краю чужом"