Текст книги "Кукла госпожи Барк"

Автор книги: Хаджи-Мурат Мугуев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Хаджи-Мурат Магометович Мугуев
Кукла госпожи Барк

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

– Привидения существуют, – сказал маленький человек, робко тронув меня за локоть. – Это факт. Они появляются ровно в одиннадцать часов ночи, а в полночь исчезают…

Я улыбнулся.

– Честное слово… Уверяю вас, я не шучу. Ровно в одиннадцать они появляются так же аккуратно, как и дневальные у ваших ворот. Я понимаю, что вы не верите мне, в наше время – и такая чертовщина, но тем не менее это факт.

Я внимательно глянул ему в глаза, но маленький человечек виновато улыбнулся и тихо сказал:

– Я здоров… совершенно здоров, хотя мне понятно ваше недоверие. И я на вашем месте подумал бы, что это говорит неостроумный шутник…

Он помолчал и потом еще тише сказал:

– И все же привидения существуют, и сегодня они снова не дадут нам спать.

– Кому нам? – спросил я.

– Мне, моей соседке Елизавете Львовне, инженеру Градусову с женой и вообще всей квартире. Мы обратились за помощью в комендатуру, но там только посмеялись над нами…

Я с интересом посмотрел на него. Небольшого роста человек, с неловкими угловатыми манерами, робким взглядом и застенчивой улыбкой был немного смешон, хотя его грустные глаза привлекали к себе теплым огнем. Лицо его было не совсем обычным. Большой лоб и квадратный подбородок говорили об уме и характере незнакомца, но, взглянув в его наивные и несколько удивленные глаза, вы ни за что не предположили бы, что у этого человека есть воля. Неширокий, но заметный шрам, шедший от левого уха к виску, был тщательно прикрыт зачесанными набок волосами.

– Но согласитесь, что все-таки странно в наши дни слушать детские рассказы о привидениях, да еще в городе, только три недели назад освобожденном от врага…

– И все-таки это так, и самое странное то, что привидения появились всего лишь десять дней назад…

Я насторожился. Это могло быть интересным.

– А как же ведут себя эти… духи! – деланно равнодушным тоном спросил я. – Что, они появляются в белых саванах, с обнаженными черепами и тихо стонут, пугая живых, – как поступают в страшных рассказах классические привидения?

– Нет, наоборот. Они не пугают, они сами пугаются нас… и не стонут, а просто возятся в стенах нашего дома, иногда выходя из них, прямо в коридор… И вид у них не мертвецов, а скорее живых людей, хотя они бесплотны, не смейтесь, да, да, бесплотны. Я и Градусов однажды, еще в самом начале их появления, бросились на них с палками, но палки рассекли воздух, а сами тени прошли мимо нас и вошли в противоположную стену…

– Скажите, а не были ли вы и ваш Градусов под градусом? – довольно неудачно сострил я.

Маленький человечек покачал головой.

– Но что же им надо в вашем доме? Что это, старый графский замок или фамильный склеп средневековых баронов?

– Нет, обыкновенный жакт, – сказал мой собеседник.

– Это возятся крысы.

– Нет, привидения… я сам видел их… уже несколько раз, – упрямо повторил он. – И они возятся в стене от десяти до двенадцати часов. Как только звучит последний удар кремлевских часов, они умолкают.

– Как в старинных романах, – рассмеялся я.

Мой собеседник молчал.

– Нельзя ли мне провести у вас в квартире ночь, чтобы самому познакомиться с этими удивительными посланцами нездешнего мира?

– Отчего же нет? Пожалуйста, хоть сегодня, – охотно согласился он. – Приходите, но только помните, что ровно в двенадцать они исчезают.

– Хорошо, буду. Я человек военный, точный и буду, – глядя на часы, сказал я, – ровно в двадцать три часа сорок пять минут.

– Будем ждать, – ответил маленький человечек.

– Что это у вас за шрам? – спросил я. – Результат бомбежек или оккупации немцев?

– Нет, что вы! – замахал руками мой посетитель. – Я человек штатский, боязливый… Все бомбежки в страхе просидел в подвале… Это – старое… Еще гимназистом, катаясь в Вологде на льду, я расшиб себе лоб. А разве шрам очень уж заметен? Я стараюсь прикрыть его волосами.

– Зачем же, он придает вам такой воинственный вид, – пошутил я. – Итак, до ночи!

И мы разошлись по своим делам.

Днем я, смеясь, рассказал генералу о посещении меня человечком, делегированным от коллектива жильцов, которые жалуются на привидения, мешающие им спать.

Генерал слушал мой рассказ все внимательнее, и, когда я закончил, он, немного помолчав, сказал:

– Это интересно и… довольно подозрительно. Тут, конечно, что-то есть, чем следует заняться… Не знаете ли, занимали этот дом ранее немцы? Не было ли в нем какого-нибудь немецкого учреждения?

– Нет, не спрашивал.

– Упущение. Ведь подобный вопрос сам напрашивался на язык, – сказал генерал. – Дело в том, что только сегодня я тоже получил коллективное заявление жильцов дома номер сорок семь по Большой Спасской улице о том, что в соседнем с ними доме до бегства немцев находилось общежитие чинов СС и что там по ночам происходит какая-то возня… Не зная к кому обратиться, коллектив жильцов делегировал к вам гражданина Косоурова и, на всякий случай, обратился ко мне. Странное, необычное и вместе с тем подозрительное дело, – сказал генерал.

Он подумал, прочел еще раз заявление коллектива жильцов дома № 47 по Большой Спасской улице и сказал:

– Вечером, после совещания, заедем сами, но не к моменту появления духов, а несколько позднее. Возможна любая провокация.

Генерал был лет на восемь старше меня. Культурный, хорошо воспитанный человек с большой эрудицией и спокойным характером, он очень нравился мне, и хотя иногда наши взгляды расходились, я чувствовал, что он ценил и уважал меня. Я думаю, что наша взаимная симпатия объяснялась еще и тем, что мы оба были слушателями одного факультета академии, с той лишь разницей, что генерал окончил его значительно раньше меня. Несмотря на свои сорок лет, генерал выглядел очень свежо и молодо. Иногда, «чтобы не разучиться», – как говаривал он, мы беседовали с ним на персидском языке, перескакивая на турецкий и вновь возвращаясь к иранскому языку. Его вышедший перед войной труд «Ближний Восток и соседи СССР» привлек внимание читающей публики не только в нашей стране, но заинтересовал и ориенталистов Англии, Америки и Германии.

Сын рабочего, до семнадцати лет стоявший у токарного станка, он отлично владел двумя восточными языками, говорил по-английски.

Я знал, что великой мечтой генерала было сейчас же, как только окончится война, вернуться к своему любимому делу, защитить диссертацию на степень доктора исторических наук, которой он и сейчас, несмотря на занятость, уделял свой досуг.

В первом часу ночи мы с генералом поехали к «дому с привидениями», как назвал генерал обиталище перепуганных жильцов особняка.

Наша машина завернула за угол темного, неосвещенного переулка. Вот и он, этот романтический дом с привидениями.

– Стой! – раздался негромкий, но твердый оклик. Из ворот шагнули двое красноармейцев.

Шофер включил свет, меняя фиолетовый на яркий, и тут, при свете вспыхнувших фар, я увидел у ворот особняка трех солдат, а в глубине двора еще несколько фигур.

– Комендантский патруль. Ваши документы, – подняв руку к ушанке, сказал подошедший офицер.

– А… лейтенант Бабочкин? – вместо ответа сказал генерал, и лейтенант, узнав его по голосу, быстро сказал:

– Это вы, товарищ генерал? Вот хорошо, а мы уже посылали за полковником, – и, нагибаясь, шепнул: – Убийство тут произошло и взрыв.

– Какое убийство? – отбрасывая дверцу автомобиля, спросил я.

– Пока неизвестно. Там майор Устинов с сотрудниками.

Мы поспешно вышли из машины и пошли за лейтенантом, освещавшим фонарем дорогу.

Это был старый особняк купеческо-дворянской постройки, со львами, с низкими, широкими каменными ступенями и тремя колоннами у входа. Из низкого сводчатого коридора тянуло запахом дыма, гарным теплом взрыва и еще плававшей в воздухе пылью неосевшей извести.

– Товарищ генерал, – сказал человек, присевший на корточки у самых дверей, исковерканных могучим ударом взрывчатки. Это был майор Устинов, один из самых дельных и знающих работников отдела. – Подождите здесь, там еще не все проверено, а судя вот по этой проводке, впереди могут быть некоторые сюрпризы. Ну что, Михалыч, обнаружил что-нибудь? – крикнул он куда-то в глубь следующей комнаты.

– Так точно, товарищ майор, конец шнура и машинку взрывную… сейчас обезврежу, тогда проходите сюда, – глухо донеслось до нас из соседней комнаты.

– Видите, – поднимаясь на ноги, сказал Устинов. – Тут, кажется, весь дом заминирован, что ни комната, то мина… – он не договорил. Грохот раздался в соседней комнате, затем блеснул огонь, часть стены покачнулась, и непреодолимая сила швырнула меня в сторону.

Когда я очнулся, возле меня стояли генерал, солдаты и врач с узкими медицинскими погонами майора. Над головой темнело небо, и яркие, сияющие звезды казались такими близкими, что их можно было достать рукой. Мой затылок ныл, плечо, словно налитое тяжестью, тянуло книзу.

– Ну, как, легче вам, товарищ полковник? – ласково спросил военврач, и его мягкие, но сильные пальцы быстро и успокаивающе погладили мою голову. – Маленький обморок от удара о стенку, – сказал он.

– А где Устинов? – спросил я.

– Здесь. Он тоже контужен и находится без сознания, – ответил кто-то из стоявших возле.

Я не без труда поднялся и, придерживаясь рукою за колонну, сел на одной из ступенек особняка.

Внутри бушевало пламя, и дымные языки огня, вырываясь наружу, облизывали стены. Весь двор был озарен неровным, колеблющимся светом. Становилось жарко, и дым мешал дышать.

– Сойдите вниз, товарищ полковник, – поддерживая меня за талию, сказал лейтенант, и мы сошли во двор.

У самых ворот я оглянулся и увидел, как в водовороте огня и дыма догорал мой «дом с привидениями».

Генерал довез меня до квартиры. Он молчал все это время, но я видел, что моя контузия и мысль, что кто-то хотел одурачить нас, взволновали его.

Утром я был еще так слаб, что еле смог позвонить генералу. Он участливо сказал:

– Лежи, голубчик, отдыхай, набирайся сил. Эти два-три дня обойдемся без тебя. Обо мне не беспокойся. Ведь в момент взрыва я был во дворе.

«Два-три дня… значит, мои ушибы так серьезны, что придется пролежать в постели три дня…»

В первый раз за нашу двухлетнюю совместную службу генерал дружески сказал мне «ты». В этом обращении я еще острее почувствовал заботу и участие к себе моего начальника.

В полдень меня навестил военврач. Это была невысокая, чуть полная женщина, лет тридцати двух, с ясными карими глазами и уверенными движениями.

– Лежите, лежите, товарищ полковник… вам это не повредит, а мне поможет. – И она привычными движениями стала осматривать меня, щупая пульс, выслушивая сердце и постукивая молоточком по груди и спине.

– В общем, все благополучно. Если бы удар пришелся на сантиметр – другой выше, было бы хуже, – произнесла она.

– А вы какой же части, доктор? Я что-то не встречал вас раньше, – поинтересовался я.

– Вашего же управления, только я всего второй день здесь, на место уехавшего Суренкова.

– А-а… значит, вы и есть Анна Андреевна Краснова?

– Да, у вас хорошая память.

– А как же. Ведь я сам подписывал приказ о вашем зачислении.

– Вот и познакомились, – улыбнулась она.

– Да, при особых обстоятельствах, – задумчиво сказал я, и мы оба замолчали.

– А как Устинов? – вдруг вспомнил я.

Женщина отвернулась к окну и, что-то разглядывая на улице, сказала:

– Состояние тяжелое, но думаю, что все обойдется благополучно. Итак, покой, сон и поменьше движений. Вечером я зайду. – Но тут же засмеялась, останавливаясь возле меня.

– Старею, – продолжая улыбаться, сказала она. – Стала забывать самые обычные вещи… – И, раскрыв чемоданчик, сказала: – Нужно сделать впрыскивание… инъекцию… у вас довольно слабое сердце, и хорошая доза камфоры не повредит.

Как это ни странно, но я, взрослый, военный человек, просто страшусь зубной боли и разных врачебных манипуляций, связанных со шприцем, скальпелем или бормашиной.

– Ой, нет, доктор, увольте. Я без содрогания не могу и слышать об уколах.

– Но ведь это необходимо.

– Как-нибудь после, не сейчас, – решительно произнес я.

Женщина помедлила, подумала и сказала:

– В таком случае перед обедом примите дигиталис, вот этот порошок, хорошо действует на сердце и дает покой. – И она, тепло улыбнувшись, ушла.

Покой в те минуты, когда преступление, совершенное кем-то, требовало быстрого расследования и каждая своевременно замеченная и подчеркнутая следствием деталь вела к раскрытию этого таинственного дела. Конечно, соответствующие органы уже начали следствие, и оно, может быть, уже на правильном пути, но ведь я, один из непосредственных участников этого дела, знал больше, чем те, кого могли опросить на следствии. Кто такой этот маленький симпатичный человек, пригласивший меня в дом на «сеанс духовидения»? Что это были за духи, и кто такие инженер Градусов и другие обитатели особняка? Немцы, несколько дней назад выбитые отсюда? Да вообще – существует ли на самом деле в этом городе этот маленький человек, его семья, Градусов и прочие жильцы или нас ловко одурачили и заманили на глупую, но не лишенную оригинальности затею, чтобы одним ударом покончить с генералом и со мной?

Во всех этих вопросах ближе всех к истине мог быть один я. Ведь меня посетил этот человечек и мне он жаловался на шум и на чертовщину, вылезавшую из стены. Это я, предположив недоброе, заинтересовался этой историей и в тот же день рассказал ее генералу. И мне сейчас нужен покой… в часы, когда без сознания лежит майор Устинов, когда каждая секунда дорога для следствия.

Я подошел к телефону. Хотя голова еще была тяжела, но чувствовал себя я значительно лучше.

«Ох, уж эти доктора… Лежи, отдыхай, принимай порошки», – подумал я, глядя на рецепты и порошок, оставленные врачом на столе. Сев за стол, уже в привычной для меня обстановке, я почувствовал себя совсем хорошо.

– Товарищ генерал. Звоню вот по какому делу… Нельзя ли ознакомиться со следствием по поводу взрыва этого проклятого дома, а также прислать и следователя, чтобы рассказать ему свои предположения… Кто ведет это дело?

– Капитан Аркатов, – послышался ответ генерала.

Это был молодой, очень дельный офицер, работник Особого отдела, прикомандированный к нашему штабу.

– Хорошо. Это работник умный и вдумчивый, он сумеет разобраться с этим делом… Жаль, конечно, что Устинов еще не поднялся… тут нужна его хватка…

– Постойте, постойте, – послышался в трубке обеспокоенный голос генерала, – что вы такое говорите?

– Как что? Жалею, что Устинов еще лежит… не может сам заняться этим делом.

Наступила пауза, я слышал в трубке дыхание генерала и затем его голос:

– Александр Петрович, разве вы не знаете…

– Что? – перебивая его, спросил я.

– Что Устинов убит вчерашним взрывом…

– Как убит?!. Да ведь военврач говорила мне, что он жив и поправляется.

– Извините, значит, я невпопад сказал это… Не сообразил, что в таком состоянии не следовало вам об этом говорить…

– Да нет, товарищ генерал, я совершенно здоров… и боль и ушиб пустячные… Не знаю, зачем только докторша предписала мне отдых… Здесь не санаторий, и я сегодня же явлюсь в управление.

– Нет, нет, голубчик, не надо. Зачем такая спешка? Полежите еще день, а завтра к вечеру приезжайте, если врач разрешит… Я ее сам спрошу… – снова раздался голос генерала. – Да, кстати, спасибо вам, дорогой Александр Петрович, за бутылку вина, только напрасно послали… Ведь я почти не пью, а вам оно сейчас было бы очень кстати.

– Что «кстати»? – не понял я.

– Красное вино, которое вы послали мне.

– Я послал вино? – совершенно не понимая ничего, переспросил я.

– Ну да, бутылку красного «Напареули».

– С кем послал? – уже тревожась, спросил я.

– Как с кем?.. Да с врачом, с этой, ну с новой нашей докторшей, которая прибыла вместо Суренкова…

– Капитан Краснова? – закричал я.

– Ну да!.. Да что случилось? – уже в свою очередь тревожно спросил генерал.

– Да потому что я ничего не посылал вам и ничего не поручал ей… Вы еще не пили этого вина?

– Конечно нет, даже не откупоривал… Это интересно! Значит, товарищ полковник, вы ничего не поручали ей?

– Абсолютно… Да и разве мог я это сделать, не предупредив вас?

– Странно… Очень странно. Вот что, голубчик мой, никому ни звука. Через час сорок минут буду у вас с капитаном Аркатовым.

– Жду, товарищ генерал, – сказал я, вешая трубку.

Дом с привидениями, смерть Устинова, вино, которое я не посылал, докторша, с такой странной заботливостью оберегающая мое здоровье… Всего этого было достаточно, чтобы, куря папиросу за папиросой, долго и сосредоточенно подумать о событиях, происшедших за эти сутки.

– Соедините меня с санчастью, – сказал я.

– Майор Зорин? – спросил я.

– Да!.. Это вы, товарищ полковник? – узнав меня, спросил начсанотдела. – Чем могу служить?

– Мне нужны на полчаса личное дело и характеристика военврача Красновой. Только сделайте так, чтобы никто – ни она, ни отдел кадров – не знали об этом.

– Сейчас это сделать невозможно, смогу прислать лишь к вечеру.

– Почему?

– Личное дело капитана Красновой пять минут назад послано к генералу, по его приказанию.

– А-а… – сказал я. – В таком случае приезжайте сейчас ко мне.

– Вы плохо себя чувствуете? – обеспокоился майор. – Разрешите, товарищ полковник, я захвачу с собой и Краснову. Она поможет вам…

– Нет, приезжайте одни, Краснова сейчас не нужна. Я чувствую себя отлично, – закончил я, вешая трубку.

Спустя двадцать минут майор уже входил ко мне. Это был розовый, приветливый человек лет сорока, работавший до войны начальником поликлиники где-то в Закавказье.

– В чем дело, товарищ полковник? Чем провинилась Краснова, что привлекла к себе такое внимание? – обеспокоенно спросил он.

– Да вины никакой нет, но человек она новый, нам интересно ознакомиться с ее делом. Она сейчас в санчасти?

– Так точно… должна быть на работе. У нее прием.

– А скажите, товарищ майор, этот порошок «дигиталис» или что-нибудь другое? – подавая врачу порошок, оставленный Красновой, спросил я.

Начсанотдела развернул бумажку, понюхал содержимое ее и, недоуменно поднимая плечи, неуверенно сказал:

– Нет, что-то не похоже на дигиталис… тот порошкообразный, как, скажем, мука, а тут видны кристаллы.

Он еще раз внимательно оглядел порошок и чуть капнул на него из стакана. Запах горького миндаля разнесся по комнате. Майор воззрился на меня, на его лбу выступил пот.

– Ска-жите, – задыхаясь, спросил он, – этот порошок… оставила Краснова?

Я молча кивнул головой, продолжая глядеть на растерянное лицо майора.

– Да ведь это… цианкалий!.. Самый страшный яд!!! – вдруг закричал он. – Врач не мог так ужасно ошибиться… Значит… – И он в ужасе замолчал.

Я снова утвердительно кивнул головой. Майор тяжело опустился в кресло.

– Я сейчас позвоню в санчасть… – вскакивая с места, крикнул он. – Прикажу, чтобы ее задержали.

– Поздно, майор, думаю, что эта самая… – я подчеркнул, – «Краснова» уже далеко от вашего санотдела. Но все же звоните.

– …Капитан Краснова полчаса назад ушла, – доложил дежурный по санчасти. – На осмотр больного полковника… – И он назвал мою фамилию.

– Вот видите, – засмеялся я, хотя мне было совсем не до смеха.

– Если она найдется или случится что-нибудь важное, звоните на квартиру полковника, я нахожусь у него, – приказал майор и, вешая трубку, растерянно произнес: – Вот так дела-а!

У подъезда послышался шум останавливающейся машины, а спустя минуту в коридоре послышались шаги.

– Можно? – раздался голос, и в комнату вошел генерал в сопровождении капитана Аркатова.

– О-о, да вы выглядите просто превосходно, – пожимая мне руку, сказал генерал, – а по рассказам врача… – он иронически улыбнулся, – вам лежать и лежать.

– Красновой? – спросил я.

– Да, хотя, я думаю, она такая же Краснова, как я китайский богдыхан. Ну, майор, где ваш военврач? – обратился он к начсанотдела.

– Была в санчасти, но полчаса назад будто бы направилась сюда.

– Именно «будто бы»… Ну, ладно, не иголка в стогу, не потеряется, найдем ее… Итак, майор, вы сейчас силою вещей вовлечены в события, которые произошли вокруг вас. Для следствия необходимо, чтобы вы были немы и забыли то, что уже известно вам.

– Понимаю, товарищ генерал, можете быть уверены, – вытягиваясь по струнке, сказал начсанотдела.

– Вот личное дело этого врача: «Анна Александровна Краснова, 32 лет, уроженка Краснодара, из рабочей семьи… так… незамужем. Образование – Ростовский мединститут, кандидат партии с февраля 1941 года. Участие в войне – Западный фронт, терапевт медсанбата 29-й гвардейской стрелковой дивизии… Как видите, все по форме, ни к чему нельзя придраться. И характеристика из санупра фронта отличная, только… только, – приближая к глазам личное дело, повторил генерал, – карточка ее несколько неровно наклеена, чуточку как бы вкось… дайте-ка лупу, – и, разглядывая в увеличительное стекло документ, он сказал: – Да, так и есть, чуточку, на самую малость, на какую-либо чуточку, карточка наклеена вкось, и вот, глядите, буквы печати «…дейской стрелковой» чуть расплывчаты – ниже слов «пехотной дивизии»… – и, обернувшись к Аркатову, спросил: – Когда надеетесь найти эту особу, капитан?

– Самое позднее к вечеру, – сказал Аркатов, раскладывая на столе бумаги. – Хотя надо помнить, – взглянув на часы, сказал он, – что с момента ее ухода из санчасти прошло больше двух с половиной часов. Вино, как мы и предполагали, оказалось отравленным синильной кислотой. Вот анализ лаборатории, – закончил Аркатов.

– Разнообразная дама, – улыбнулся я.

– Как это? – не понял генерал.

– Вам – синильной, а мне вот оставила порошочек для усиления сердечной деятельности… – беря со стола пакетик, сказал я, – цианистый калий… Усердно уговаривала принять перед обедом. А предварительно пыталась инъекцию какую-то сделать…

Начсанотдела, бледный и растерянный, в ужасе слушал наш диалог.

– Какая негодяйка! Несомненно, гестаповская преступница, оставленная здесь, – наконец выговорил он.

– Ну, это наши органы выяснят дальше, а теперь, майор, возвращайтесь обратно в санчасть и, как только получите из сануправления фронта дополнительные данные о Красновой, немедленно же доложите мне.

– Слушаюсь! – поворачиваясь к выходу, сказал майор.

Громкий телефонный звонок раздался в комнате.

– Товарищ полковник, – послышался в трубке возбужденный голос, – у вас начсанотдела?

– У меня… Товарищ майор, вам звонят из санчасти.

Майор быстро взял трубку.

– Это я… что случилось? – взволнованно спросил он и вдруг закричал: – Нашлась!.. Краснова нашлась!

Мы переглянулись.

– Убита?! – еще громче закричал майор. – Найдена мертвой возле вокзала?.. – И, поворачиваясь к нам, сказал: – Дежурный офицер звонит…

– Отправляйтесь сейчас же в санотдел, узнайте подробности и доложите мне. Вы же, капитан, немедленно к месту происшествия, выясните все детали убийства, – распорядился генерал.

– Есть… – сказал Аркатов.

– Произведите дознание, а мы с полковником подумаем, что следует делать дальше.

Аркатов и майор вышли из комнаты.

– Закономерный конец. Ничего неожиданного. «Мавр сделал свое дело, мавр может уходить», – сказал я.

– Нет, я думаю, что тут сложнее, – задумчиво сказал генерал. – Здесь дело не в «мавре», тем более, что он и не сделал ничего… Мне интересно, что будет найдено на трупе.

– То есть? – спросил я.

– Подождем немного, – вместо ответа сказал генерал. – А сейчас займемся данными о людях, живших в сгоревшем «доме с привидениями».

– Если не ошибаюсь, маленький человечек называл имена своих соседей, инженера Градусова, какую-то Елизавету Львовну, ссылаясь на них, как на людей, которые тоже видели привидения.

– Вот данные о жителях сгоревшего дома, – придвигая ко мне бумаги, сказал генерал. – Инженер Градусов с семьей. Елизавета Львовна Коршунова действительно проживает в нем. Кого еще называл этот человек?

– Больше никого. Он был так жалок, беспомощен и смешон, так испуганно рассказывал о привидениях, что… – я запнулся, подыскивая нужное слово.

– …что вы даже пожалели его…

– Вот именно, – сказал я.

– А этот маленький, беспомощный, симпатичный человек, по-видимому, и является плавным звеном всей этой преступной цепи. Как вы себя чувствуете? Только говорите правду, – осведомился генерал.

– Совершенно здоров. Слабость как рукой сняло. События сегодняшнего дня излечили меня.

– Тогда попрошу вас, после того как вернется Аркатов, опросите жильцов дома номер сорок семь по Большой Спасской улице, в дальнейшем будем его называть просто «домом с привидениями». А вечером заезжайте ко мне. В двадцать два часа тридцать минут я буду вас ждать с уже обработанными материалами, – уходя сказал генерал.

Капитан Аркатов вернулся поздно.

– Ну-с, товарищ полковник, – присаживаясь к столу, сказал он, – давайте проверять нашу систему.

«Наша система» – это была неписаная, но уже ставшая привычной, традиция, заключающаяся в том, что мы, то есть коллектив работников, офицеров управления, начиная с генерала и кончая капитаном Аркатовым, люди, довольно долго работающие вместе, с целью проверки правильности выводов и прогнозов следствия, еще не рассказывая другому результатов проделанной работы, спрашивали его о том, что думает он и как он ведет данное дело. Это было нечто вроде своеобразной «военной игры», в которой шлифовалось воображение, проверялась и оттачивалась интуиция, шире развивалась деловая фантазия, раздвигались рамки психологического анализа. Это было полезное начинание, в котором ошибки и неверные выводы тут же исправлялись. Занятия эти велись по уговору – «не взирая на лица». Нередко и сам генерал выслушивал строгие, резкие суждения от остальных участников…

– Итак… – начал Аркатов, – чей это был труп?

– Конечно, Красновой, но не той, которая проникла к нам, а другой, настоящей, которую по пути к нам убили фашисты и документами которой воспользовались.

– Неверно. Первая ошибка, – сказал Аркатов. – Мертвая женщина – как раз та самая «Краснова», которая хотела отравить вас. Вы сможете опознать ее сами. И я, и работники санчасти узнали ее.

– Сделали вскрытие?

– Вскрытие позже, но это и неважно. От нее разит горьким миндалем, этим стандартным запахом всех классических отравлений. Обнаружили не сразу, так как по шоссе двигалась густая колонна грузовиков, и, когда прошла последняя машина, прохожие увидели лежавшую на дороге женщину. Из этого значит… – Аркатов замолчал.

– …из этого значит, что одна из последних машин и выбросила на дорогу этот труп.

– Значит, где-то невдалеке есть центр, ведущий борьбу против нас, – перебил я.

– Думаю, только против генерала и вас, товарищ полковник, – сказал Аркатов. – Не против управления или отдела, а именно против вас двоих. И, исходя из этой отправной точки, мы, по-моему, и должны вести наше следствие.

Вывод опытного и умного следователя, каким был Аркатов, удивил меня.

– Подумайте, товарищ полковник, ведь вас, именно вас и генерала зазвал в дом этот неизвестный человек. К вам явился он и умно разыграл роль маленького, беспомощного, ничтожного человечка, ищущего помощи у власти. Но возникает вопрос: а что случилось бы, если бы вы и генерал погибли? Что произошло бы? Рухнула бы Советская власть? Обессилела наша армия? Приостановилось бы наступление на фронтах? Нет, все это было бы по-прежнему, и только вместо генерала и вас пришли бы новые генерал и полковник, и работа управления шла бы своим чередом. Значит, винтики машины были бы заменены новыми, и она продолжала бы работать. Это знаем мы, это понимает и враг, а, судя по всему, он умный противник и не стал бы из-за, извините меня, мелочей ставить под удар свою организацию и жертвовать своими людьми. Значит, им нужны вы и генерал. А теперь подумайте, кто и почему так домогается вашего уничтожения? Повторяю, это мой вывод, мои предположения.

– Признаюсь, капитан, вывод ваш хотя и не лишен оригинальности, но не убеждает меня. Я не изобретатель сверхмощного оружия, не дипломат, решающий сложные проблемы, не химик, открывающий непреодолимой силы газы или яды… Я – обыкновенный советский офицер, каких тысячи, да, насколько мне кажется, и генерал тоже не из плеяды особо выдающихся военных деятелей нашей армии, чтобы немцам надо было охотиться за ним.

– Немцам? – переспросил Аркатов. – А вы уверены, что это немцы?

– А кто же? – глядя на него, спросил я.

– Не знаю… Вот это-то нам и нужно разгадать.

Он встал и, быстро пройдясь по комнате, вдруг остановился возле меня и коротко спросил:

– Вы знаете, что я нашел на трупе Красновой?

– Нет. А что именно?

В эту минуту, как и в прошлый раз, сильно зазвонил телефон.

– Товарищ полковник. Говорит майор медслужбы… – послышался в трубке голос начальника санчасти. – Происшествие… Обнаружена Краснова…

– Какая Краснова?

– Военврач санотдела… капитан Краснова, – продолжал взволнованный майор.

– Что за чертовщина! Да ведь она раздавлена машиной…

– Никак нет… она… – возбужденно докладывал майор.

Телефон смолк, разговор оборвался.

– Алло! Алло!.. – стуча по рычажку, закричал я. Мертвое молчание было ответом. Было ясно, что провод оборвался или был обрезан в момент нашего разговора. Аркатов, поднявшийся с места и молча слушавший мои слова, сказал:

– Вздор!.. Неправда!.. Краснова или та, кто прикрывался ее именем, убита…

– Не знаю… Начсанчасти только что доложил, что она жива.

– Действительно чертовщина, – засмеялся Аркатов. – Духи, которые бродили в доме, по-видимому, существуют, и к их компании теперь присоединилось и привидение убитой Красновой.

И мы побежали к машине, ожидавшей капитана у ворот.

В санчасти возле возбужденного майора и удивленных, ничего не понимающих сотрудников стояла полная высокая женщина с круглым, типично русским лицом. Она была в форме капитана медицинской службы.

– Вот, рекомендую, товарищ полковник, военврач Краснова, – разводя руками, сказал майор.

Поднося руку к пилотке, женщина отчетливо отрапортовала:

– Товарищ полковник! Гвардии капитан медслужбы Краснова прибыла к месту службы. Задержка в пути произошла ввиду…

Я остановил ее и, войдя в кабинет майора, спросил:

– Где вы были эти три дня?

– Четыре, товарищ, полковник. В субботу вечером, когда я ехала сюда из сануправления фронта, меня при въезде в город задержал комендантский патруль, отобрал документы и до сегодня держал под арестом.

– Причины задержания?

– Лейтенант, снявший меня с машины, сказал, что документы не в порядке и для выяснения пригласил в комендатуру.

– Сколько человек было в патруле?

– Двое. Лейтенант и солдат.

– А в комендатуре?

– Не знаю. Я даже не могу вспомнить, что произошло дальше, так как, когда меня повезли, уже в машине мне стало плохо… дальше не помню ничего… какой-то туман… Очнулась час назад в саду, на окраине города, откуда я добралась до санчасти. Я могу приступить к своим обязанностям? – спросила Краснова.