Текст книги "Иродиада"

Автор книги: Гюстав Флобер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Тетрарх отпрянул; существование сына Давидова оскорбляло его, как угроза.

Иоканан стал поносить его владычество: «Нет иного владыки, кроме Предвечного!» Он поносил сады его, статуи его, мебель из слоновой кости. Он поносил его, как нечестивого Ахава![30]30
  Ахав (917-895 до нашей эры) – иудейский царь; ввел культ Ваала-Астраты, воевал с сирийским царем Бенгададом II. В 3-й книге Царств (XXII, 19-22) рассказана легенда о том, как господь повелел лживому духу войти в уста пророков языческого бога и заставил Ахава пойти навстречу своей смерти.


[Закрыть] Антипа оборвал на груди шнурок с печаткой и кинул ее в яму, приказывая Иоканану замолчать.

Голос ответил:

– Я буду рычать, как медведь, как онагр[31]31
  Онагр – разновидность дикой лошади, внешне напоминает осла; онагром называли также катапульту больших размеров, применявшуюся в Древней Греции и Древнем Риме.


[Закрыть], как женщина рожающая! Бог уже покарал тебя за кровосмесительство. Тебя постигло бесплодие мула!

Послышался смех, подобный плеску волн.

Вителлий упорно продолжал стоять на месте. Толмач с невозмутимым видом переводил на язык римлян все бранные слова, которые гневно выкрикивал Иоканан. Тетрарх и Иродиада вынуждены были выслушивать их дважды. Он задыхался; она, в изумлении, не отрываясь, смотрела на дно ямы.

Страшный человек откинул голову и, ухватившись за решетку, приник к ней волосатым лицом, похожим на густой кустарник, в котором сверкали два уголька.

– А, это ты, Иезавель!..[32]32
  Иезавель – жена Ахава, дочь сидонского царя, преданная культу богини Астраты, устраивала в честь этой богини оргии.


[Закрыть] Скрипом сандалий своих пленила ты сердце его. Как кобылица, ржала ты от похоти! На вершине горы ставила ты ложе свое и там приносила жертвы!.. Сорвет господь с тебя твои серьги, твои пурпуровые одежды и льняные покрывала, запястья с рук твоих, и кольца с твоих ног, и золотые украшения, что покрывают чело твое. И отнимет он у тебя серебряные зеркала и опахала из перьев страусовых, перламутровые подошвы, что возвышают рост твой, и гордость твою – алмазы, благовония волос, краску ногтей и все ухищрения неги! Мало камнями побить тебя, блудница!

Иродиада озиралась вокруг, точно искала защиты. Фарисеи лицемерно опускали глаза. Саддукеи отворачивались из опасения оскорбить проконсула. Антипа был похож на мертвеца.

А голос становился все сильнее, все возвышался, грохотал подобно раскатам грома и, повторенный много раз горным эхом, обрушивался на Махэруз.

– Пресмыкайся в пыли, дщерь Вавилона! Мели муку! Сними пояс, развяжи сандалии, подбери подол, переходи вброд реки! Откроется срам твой, и позор твой увидят все люди! И будешь ты скрежетать зубами от рыданий! Предвечному отвратно зловоние преступлений твоих! Будь ты проклята! Будь ты проклята! Издыхай, как псица!

Затвор замкнулся, крышка захлопнулась. Маннэи чуть не задушил Иоканана.

Иродиада исчезла. Фарисеи возмущались. Антипа, стоя среди них, оправдывался.

– Конечно, следует вступать в брак с женою брата, – заметил Элеазар, – но ведь Иродиада не была вдовою и к тому же имела ребенка, – вот в чем мерзость!

– Неверно! Это заблуждение! – возразил саддукей Ионатан.

– По закону такие браки осуждены, но не запрещены безусловно.

– Что из того! Ко мне очень несправедливы! – говорил Антипа. – Ведь сочетался Авессалом с женами своего отца, Иуда – с невесткой, Аммон – с сестрою, Лот – с собственными дочерьми.

В это время снова появился Авл, который уже успел соснуть. Узнав, в чем дело, он одобрил тетрарха. Стоит ли беспокоиться из-за подобных глупостей! И он очень смеялся над упреками священников и злобой Иоканана.

Иродиада с крыльца обернулась к нему.

– Ты ошибаешься, господин мой! Он побуждает народ отказываться от уплаты налогов.

– Это правда? – не замедлил спросить мытарь. Все подтвердили. Тетрарх поддержал их.

Вителлий подумал, что узник может бежать, а так как поведение Антипы казалось ему подозрительным, он приказал поставить стражу у ворот, вдоль стен и во дворе.

Затем он направился в отведенные ему покои. За ним последовали выборные от священников.

Не касаясь вопроса о жертвоприношениях, каждый предъявлял свои жалобы.

Все досаждали ему. Он их отпустил.

Ионатан, уходя, заметил у одной из бойниц Антипу, беседовавшего с длинноволосым человеком в белой одежде, с ессеем; и он пожалел, что принял сторону тетрарха.

Одно соображение служило тетрарху утешением:

Иоканан не был больше в его власти, о нем позаботятся римляне. Какое облегчение!

В тот час мимо дозора проходил Фануил.

Антипа окликнул его и, указывая на воинов, сказал:

– Сила на их стороне! Я не могу освободить его! Не моя в том вина!

Двор опустел. Рабы отдыхали. На горизонте, полыхавшем заревом, малейшие отвесные предметы выделялись черными силуэтами. Антипа различил по ту сторону Мертвого моря солеварни. Палаток больше не было видно-видимо, аравитяне уже снялись. Поднималась луна. На сердце тетрарха снизошло успокоение.

Фануил, удрученный, опустил голову на грудь. Наконец он открыл то, что должен был высказать.

С начала месяца он изучал небо перед утренней зарей, когда созвездие Персея в зените. Агала едва показывалась. Алгол потускнел, Мира-Цети исчезла. Все предвещало смерть видного человека в Махэрузе в эту самую ночь.

Кто же это? Вителлия охраняют превосходно. Иоканана не собираются казнить. «Значит – я!»-подумал тетрарх.

Не вернутся ли аравитяне? Может быть, проконсул проведает о его сношениях с парфянами? Священников сопровождали тайные убийцы, фанатики иерусалимские; под одеждой у них были кинжалы. И познания Фануила не вызывали в тетрархе сомнений.

Ему пришла в голову мысль искать прибежища у Иродиады. Правда, он ее ненавидел. Но она вдохнет в него мужество. Еще не порвались все узы ее чар, которые он в былое время испытал.

Когда он вошел к ней в опочивальню, в порфировой чаше курился киннамон и всюду были разбросаны благовонные порошки, притирания, воздушные, точно облако, ткани, легкие, как перо, вышивки.

Антипа ни словом не упомянул ни о предсказании Фануила, ни о страхе своем перед иудеями и аравитянами, – она обвинила бы его в трусости. Он сказал только о римлянах; Вителлий ничего не сообщил ему о своих военных планах; он предполагает, что проконсул в дружбе с Кайем, которого часто посещал Агриппа; очевидно, его самого отправят в ссылку, а быть может, и убьют.

Иродиада с пренебрежением и снисходительностью старалась его успокоить. Наконец, она вынула из маленького ларца причудливую медаль, на которой была изображена голова Тиберия в профиль. Одного ее вида было достаточно, чтобы ликторы побледнели и все обвинения рухнули.

Растроганный, благодарный Антипа спросил, откуда у нее эта медаль.

– Мне ее подарили, – ответила она.

Из-под завесы у входа напротив протянулась обнаженная рука, прелестная юная рука, точно выточенная из слоновой кости Поликлетом[33]33
  Поликлет из Арагоса – древнегреческий скульптор 2-й половины V века до нашей эры; статуи его известны по копиям.


[Закрыть]. Неловкими, но грациозными движениями в воздухе она пыталась схватить тунику, позабытую на скамеечке возле стены.

Старуха прислужница, раздвинув занавес, осторожно передала тунику.

Тетрарх что-то смутно припомнил.

– Это твоя рабыня?

– Тебя это не касается!-ответила Иродиада.

3

Гости наполняли пиршественный зал.

В нем было три нефа, как в храме, и они отделялись один от другого колоннами из альгуминового дерева с литыми бронзовыми капителями. Колоннами этими поддерживались две решетчатые галереи, а третья, из золотой филиграни, в глубине, выдавалась далеко вперед и приходилась как раз напротив огромной арки, зиявшей на другом конце зала.

На столах, стоявших рядами во всю длину зала, среди расцвеченных глиняных чаш, медных блюд, сосудов со снегом, груд винограда, горели светильники, возвышаясь подобно пылающим кустам; но красноватый свет их огней постепенно терялся в высоких сводах; словно звезды ночью сквозь ветви дерев, сверкали яркие огненные точки. Через широкий пролет выхода видны были факелы на террасах домов. Антипа угощал своих друзей, народ, всех, кто явился на празднество.

Проворные рабы в войлочных сандалиях сновали быстрее псов, разнося подносы.

Проконсульский стол занимал место на помосте из сикомора, под золочеными хорами. Вавилонские ковры замыкали его со всех сторон наподобие шатра.

Три ложа из слоновой кости, одно посредине и два по бокам, предназначались для Вителлия, его сына и Антипы. Проконсул возлежал по левую руку, около двери, Авл – по правую, тетрарх – посредине.

На нем была тяжелая черная мантия, ткань которой исчезала под цветным шитьем. Щеки тетрарха были нарумянены, борода расчесана веером, волосы, стянутые диадемой из драгоценных каменьев, посыпаны лазоревого цвета порошком. Вителлий, как всегда, носил пурпуровую перевязь, надетую через плечо на тогу из льняной ткани. У Авла были завязаны за спиной рукава фиолетовой шелковой одежды, затканной серебром. Его завитые спиралью локоны спускались ступенями, сапфировое ожерелье сверкало на груди, полной и белой, как у женщины. Возле него, на циновке, скрестив ноги, сидел ребенок замечательной красоты; улыбка не сходила с его лица. Авл увидел мальчика на кухне и не мог более без него обойтись; ему трудно было запомнить халдейское имя, поэтому он называл его просто Азиатом. Время от времени Авл ложился навзничь на ложе, – тогда голые ноги его высились над всем собранием.

По одну сторону находились священнослужители и военачальники Антипы, жители Иерусалима, знать греческих городов. А рядом с проконсулом, ниже его,

– Маркел с мытарями, друзья тетрарха, важные лица из Каны, Птолемаиды, Иерихона[34]34
  Иерихон – город, расположенный к северо-востоку от Иерусалима.


[Закрыть]; затем, вперемешку, горцы с Ливана и старые воины Ирода: двенадцать фракийцев, галл, два германца, охотники на газелей, идумейские пастухи, султан из Пальмиры, эзионгаберские моряки. Перед каждым лежала лепешка из мякиша, чтобы вытирать пальцы, и руки протягивались, как шеи грифов, за оливками, фисташками, миндалем. Все были увенчаны цветами, лица сияли.

Фарисеи не захотели надеть венки, считая непристойным этот римский обычай. Они содрогнулись, когда их окропили ладаном и гальбаном, – смесью, предназначенной для священных обрядов в Храме.

Авл натер ею под мышками, и Антипа пообещал ему целый груз этого благовония и еще три корзины того натурального бальзама, из-за которого Клеопатра[35]35
  Клеопатра (69-30 до нашей эры) – последняя царица Египта из династии Птоломеев; удерживала власть и пыталась расширить свои владения, используя поддержку Цезаря и Антония. В войне с Октавианом Антоний и Клеопатра потерпели поражение и покончили с собой. Египет был присоединен к Риму.


[Закрыть] так жаждала овладеть Палестиной.

Один из вновь прибывших начальников тивериадского гарнизона стал позади Антипы, чтобы известить его о необычайных происшествиях. Но внимание тетрарха было занято проконсулом и тем, что говорилось за соседними столами.

Там речь шла об Иоканане и о таких же, как он, людях. Симеон из Гитои[36]36
  Симеон из Гитои – житель Самарин; был известен как предсказатель, являлся главой религиозного движения, развивавшегося в I веке наряду с христианством.


[Закрыть] очищал от грехов огнем. Некий Иисус…

– Этот еще хуже других! – воскликнул Элеазар. – Гнусный фигляр!

За спиной тетрарха поднялся человек, бледный, как кайма его хламиды. Он спустился с помоста и, обращаясь к фарисеям, крикнул:

– Ложь! Иисус творит чудеса!

Антипа пожелал это увидеть.

– Тебе следовало его привести! Расскажи о нем.

И человек, назвавшийся Иаковом, сообщил, что его дочь была больна; он отправился в Капернаум слезно просить Учителя исцелить ее. Учитель ответил: «Вернись в дом свой, она исцелилась!» И он встретил ее на пороге; когда она встала с ложа своего, гномон[37]37
  Гномон – древний астрономический инструмент, предназначенный для определения момента полдня по тени.


[Закрыть] во дворце указывал третий час – время его беседы с Иисусом.

Разумеется, возразили фарисеи, существуют разные поверья, целебные травы! В самом Махэрузе не раз находили корень баарас, от которого человек становится неуязвимым; но исцелить, не видя и не коснувшись больного, – вещь немыслимая! Если только Иисус не прибегнул к помощи злых духов.

И друзья Антипы, галилейская знать, твердили, качая головой: «Конечно, злых духов!»

Иаков, стоявший между их столом и столом священнослужителей, молчал с надменной кротостью.

Они понуждали его говорить:

– Докажи нам его могущество!

Он склонился и тихим голосом, медленно, точно пугаясь собственных слов, сказал:

– Разве не знаете вы, что он – мессия?

Священнослужители переглянулись, а Вителлий потребовал, чтобы ему объяснили значение этого слова. Толмач не сразу ответил.

Так называют иудеи освободителя, который принесет им все блага, а также господство над всеми народами. Некоторые даже утверждают, что нужно ждать двух освободителей. Одного победят Гог и Магог[38]38
  Гог и Магог. – Согласно библейскому преданию, должно было наступить время, когда Сатана, освобожденный из темницы, выступит против божьих избранников во главе народов, именуемых Гогом и Магогом.


[Закрыть], демоны севера, но другой уничтожит Сатану. И вот они веками ждут пришествия мессии.

Священнослужители посовещались, и с речью выступил Элеазар.

Прежде всего мессия должен быть сыном Давида, а не какого-то плотника. Он утвердит законы. Этот же назарянин[39]39
  Назарянин – то есть житель города Назарета. Пророчество Ветхого завета гласило, что мессия должен быть не только потомком царя Давида, но должен еще появиться на свет в Вифлееме, родном городе своего предка. Вот почему в евангелиях имеется рассказ о предпринятом Иосифом и Марией путешествии из Назарета в Вифлеем, где будто бы и родился Иисус.


[Закрыть] преступает их, – и в качестве наиболее веского довода Элеазар указал на то, что мессии должно предшествовать явление Илии.

– Но ведь Илия уже явился! – возразил Иаков.

– Илия! Илия! – повторила толпа по всему залу. Всем мысленно представился старец и стая воронов над ним, огонь небесный, сжигающий алтарь, жрецы-идолопоклонники, низвергнутые в бурлящий поток. А женщины на хорах вспоминали сарептскую вдовицу[40]40
  …старец и стая воронов над ним, огонь небесный, сжигающий алтарь, жрецы-идолопоклонники, низвергнутые в бурлящий поток. А женщины на хорах вспоминали сарептскую вдовицу. – Согласно библейской легенде, после пророчества нечестивому царю Ахаве о грядущем голоде пророк Илия бежал в горы за Иордан, куда по велению божьему вороны приносили ему пищу. Однажды Илия, чтобы доказать Ахаве силу своего бога, собрал на горе Кармел 450 пророков языческого бога Ваала и велел им возложить жертвенного тельца на дрова, не разжигая огня, и молиться Ваалу, чтобы тот зажег костер. Их молитвы оказались тщетными. Тогда Илия сложил свой жертвенник, вознес молитву богу, и огонь зажегся. После этого Илия повелел схватить лжепророков, заколол их и бросил в поток (3-я Царств, XVIII, 19-40). Когда же настала предсказанная им засуха, он поселился в городе Сарепте, возле Синона, у бедной вдовы. Пока Илия жил у нее, количество продуктов в доме не уменьшалось, а когда сынишка вдовы умер, Илия воскресил его.


[Закрыть].

Иаков неустанно повторял, что знает его. Он видел его! И народ его видел!

– Имя его?

Тогда он закричал изо всех сил:

– Иоканан!

Антипа откинулся назад, точно пораженный в самое сердце. Саддукеи бросились на Иакова. Элеазар продолжал ораторствовать, чтобы привлечь к себе внимание.

Когда снова водворилась тишина, он накинул свой плащ и, как судья, стал задавать вопросы:

– Коль скоро пророк умер…

Ропот прервал его слова. Считали, что Илия только исчез. Элеазар гневно прикрикнул на толпу, продолжая допрос:

– Ты полагаешь, что он воскрес?

– Почему бы и не так? – сказал Иаков.

Саддукеи пожимали плечами. Ионатан, тараща маленькие глазки, старался смеяться, словно он был шутом. Что может быть глупее притязания тела на бессмертие! И он продекламировал, нарочно, для проконсула, стих современного поэта: Nec crescit, пес post mortem durare videtur…» («Ни расти, ни продолжать существование после смерти не могут» (латинский)) Между тем Авл, позеленев, с выступившим на лбу холодным потом, схватился руками за живот и перегнулся через край триклиния.

Саддукеи сделали вид, будто чрезвычайно этим обеспокоены, – на другой же день им было предоставлено право жертвоприношения. Антипа обнаруживал отчаяние. Вителлий оставался безучастным; тем не менее тревога его была сильна, – с утратой сына рушилось все его благополучие.

Не успела еще прекратиться у Авла вызванная им самим рвота, как он снова хотел приняться за еду.

– Пусть мне подадут мраморный порошок, наксосский сланец, морской воды, чего-нибудь! Не принять ли мне ванну?

Он стал с жадностью глотать снег, затем, после некоторого колебания, взять ли ему коммагенский паштет или розовых дроздов, остановил свой выбор на тыкве с медом. Азиат не спускал с него глаз; этот человек, с такой легкостью поглощавший столько пищи, казался ему каким-то высшим существом, почти чудом.

Подали бычьи почки, белок, соловьев, рубленое мясо в виноградных листьях. А священнослужители спорили по поводу воскресения из мертвых. Аммоний, ученик платоника Филона[41]41
  Филон Александрийский (ок. 25 до нашей эры – ок. 50 нашей эры) – религиозный философ. Соединял иудаизм с греческой философией, прежде всего – стоическим платонизмом. Разработанный им метод истолкования Библии оказал влияние на христианских мыслителей II – VIII веков.


[Закрыть], считал их глупцами и сообщил свое мнение грекам, издевавшимся над пророчествами. Маркел и Иаков приблизились друг к другу. Маркел рассказывал, какое блаженство он испытал от таинств Митры[42]42
  Митра – бог света, чистоты и правды в религии древней Персии; его культ был широко распространен в Малой Азии, а с I века до нашей эры – в Римской империи.


[Закрыть], а Иаков стал убеждать его последовать Иисусу. Вино пальмовое и тамарисковое, сафетские и библосские вина лились из амфор в кубки, из кубков в чаши, из чаш – в глотки. Языки развязались, гости изливали друг другу свои души. Иасим, невзирая на то что был евреем, уже не скрывал своего поклонения планетам. Купец из Афаки привел в изумление кочевников, расписав им чудеса храма в Гиераполисе, и они даже полюбопытствовали, во что обойдется им паломничество. Другие держались веры отцов. Один германец, полуслепой, пел гимн во славу того мыса в Скандинавии, где являют свой лик лучезарные боги. А жители Сихема не прикоснулись к жареным голубям из почтительности к священной горлице Азиме[43]43
  …жители Сихема не прикоснулись к жареным голубям из почтительности к священной горлице Азиме. – Сихем (Шехем) —город в Самарии (Палестина), где голубь считался священной птицей богини брака и любви Азимы (Астраты), древнего женского божества плодородия. Культ ее ведет начало из Вавилона и Ассирии. В греко-римскую эпоху она нередко отождествлялась с Афродитой.


[Закрыть].

Многие беседовали, стоя посреди зала, и пар от дыхания, смешиваясь с дымом светильников, образовал в воздухе туман.

Вдоль стены пробирался Фануил. Он снова внимательно изучил небесный свод, но близко подойти к тетрарху не решался, опасаясь масляных пятен, что считалось у ессеев большим осквернением.

Раздался стук в ворота крепости.

Народ узнал, что там заключен Иоканан. Люди с факелами взбирались по тропинкам; черная масса их кишела в овраге; по временам они завывали: «Иоканан! Иоканан!»

– Он все нарушает!-сказал Ионатан.

– Все обнищают, если он будет продолжать свое, – добавили фарисеи.

Со всех сторон раздавались нарекания:

– Защити нас!

– Надо с ним покончить!

– Ты отрекаешься от веры!

– Нечестивец, как и все в роду Иродовом!

– Уж не такой, как вы! – возразил Антипа. – Ведь это мой отец воздвиг ваш храм!

Тут фарисеи, сыны изгнанников, сторонники Матафии[44]44
  Матафия – иерусалимский законник; сожжен на костре за попытку снять римских орлов с решетки иерусалимского храма.


[Закрыть], стали обвинять тетрарха в преступлениях, совершенных его родом.

У одних священников были остроконечные черепа, щетинистые бороды, слабые злые руки; другие были курносы, с большими круглыми глазами, точно бульдоги. Человек десять книжников и священнических прислужников, питавшихся остатками от жертвоприношений, кинулись к помосту, угрожая Антипе ножами; тетрарх увещевал их, в то время как саддукеи слабо его защищали. Заметив Маннэи, он знаком велел ему удалиться, потому что Вителлий всем своим видом показывал, что происходящее его не касается.

Фарисеи, продолжавшие возлежать на своих триклиниях, пришли в неистовство, точно ими овладели злые духи. Они разбили стоявшие перед ними блюда: им подали любимое пряное кушанье Мецената[45]45
  Меценат (между 74 и 64 – 8 до н, э.) – приближенный римского императора Августа; его покровительство поэтам сделало имя Мецената нарицательным.


[Закрыть] из мяса дикого осла, которое считалось у них нечистым.

Авл издевался над тем, что они, по слухам, поклонялись ослиной голове; он осыпал их язвительными насмешками и за их отвращение к свинине. Должно быть, они ненавидят свинью оттого, что это дородное животное убило их Вакха; зато они очень любят вино, – недаром в Храме нашли виноградную лозу из золота.

Священнослужители не понимали его слов. Финеес, галилеянин родом, отказывался их переводить. Тогда Авл непомерно разгневался, тем более что Азиат, объятый страхом, исчез. И все пиршество ему не нравилось: кушанья были грубые, недостаточно пряные! Он успокоился лишь тогда, когда подали блюдо из курдюков сирийских овец, настоящих комков сала.

Характер иудеев казался Вителлию отвратительным. Пожалуй, их богом мог быть тот самый Молох[46]46
  Молох – бог солнца в религии древней Финикии и Карфагена; культ Молоха сопровождался человеческими жертвоприношениями.


[Закрыть], чьи капища он встречал по дороге; ему припомнились жертвоприношения детей и рассказ про человека, которого эти иудеи тайно откармливали. Его сердце латинянина исполнено было отвращения к их нетерпимости, их яростному иконоборчеству, их звериному упорству.

Проконсул хотел удалиться. Авл отказался уйти.

Со спущенной по пояс одеждой, он возлежал перед грудой снеди, слишком сытый, чтобы есть, но упорно не желал со всем этим расстаться.

Возбуждение толпы росло. Люди предавались мечтам о независимости. Стали вспоминать о славе Израиля. Всех завоевателей постигла кара: Антигона, Вара, Красса[47]47
  Антигон – иудейский царь; во время его царствования Ирод покорил Иудею, опираясь на помощь Рима; Антигон был казнен в 37 году до нашей эры; Вар (ок. 53 до н, э.-9 н, э.) – римский полководец, потерпел сокрушительное поражение от германских племен и покончил жизнь самоубийством; Красе (ок. 115-53 до нашей эры) – римский полководец, подавивший в 71 году восстание Спартака. С 54 года до нашей эры управлял римской провинцией Сирия, оттуда во главе своих войск направился в Парфию, где и погиб в сражении.


[Закрыть]…

– Негодяи! – воскликнул проконсул; он понимал по-сирийски, и толмач служил ему лишь для того, чтобы выиграть время для ответа.

Антипа поспешно вынул медаль императора и, с трепетом взирая на нее, стал показывать ее толпе со стороны изображения.

Вдруг створки золотой галереи раздвинулись и, окруженная рабынями, в сиянии светильников, среди гирлянд из анемонов, появилась Иродиада; на голове у нее была ассирийская митра, скрепленная подбородником; локоны ее ниспадали на пунцовый пеплум, с разрезами во всю длину рукавов. Точно Цибела[48]48
  Цибела (Кибела) – Великая матерь богов, древнеазиатская богиня, возрождающая умершую природу и дающая плодородие.


[Закрыть], сопровождаемая львами, стояла она в дверях, по обе стороны которых возвышались два каменных чудовища, подобные тем, что стерегут сокровища Атридов[49]49
  Сокровища Атридов. – Атриды, к династии которых принадлежал Агамемнон, – потомки царя Атрея, весь род которого, согласно древнегреческой легенде, боги обрекли на несчастья в наказание за совершенные преступления. Библейское предание считает ахейцев, во главе которых стояли Атриды, предками исконных соседей и врагов евреев филистимлян. Из истории известно, что ахейцы, вытесненные с Балканского полуострова, из Малой Азии и с островов Эгейского моря, двигались вдоль побережья Сирии и Ханаана, где они, после неудачного наступления на Египет в 1191 году до нашей эры, почти одновременно с израильтянами обосновались, смешавшись с другими племенами.


[Закрыть], и с высоты балюстрады, над головой тетрарха, держа в руке чашу, она крикнула:

– Многие лета цезарю!

Вителлий, Антипа и священнослужители подхватили приветствие.

Но в это мгновение по залу от самого конца пронесся гул восторженного изумления. Вошла юная девушка.

Сквозь голубоватое покрывало, которое спускалось с головы на грудь, просвечивали дуги ее бровей, халцедоновые серьги, белизна кожи. Квадратный кусок переливчатого шелка, накинутый на ее плечи, был перехвачен на бедрах золотым узорчатым поясом. Черные шальвары были густо вышиты цветами мандрагоры[50]50
  Мандрагора – род многолетних трав. Корни иногда напоминают человеческую фигуру, в связи с чем в древности мандрагоре приписывали магическую силу.


[Закрыть]. Она шла, лениво постукивая туфельками из пуха колибри.

Девушка поднялась на помост, сбросила покрывало. То была Иродиада, как в былое время, в молодости. Затем она начала танцевать.

Ноги ее переступали одна перед другой под ритм флейты и кроталов. Округленными движениями рук она кого-то манила, кто все убегал от нее. Она гналась за ним легче мотылька, как любопытная Психея, как блуждающая душа, и казалось, вот-вот улетит.

Кроталы сменились скорбными звуками гингры. Вслед за надеждой пришло уныние. Телодвижения танцовщицы выражали как бы вздохи, и все ее существо– такое томление, что нельзя было сказать, оплакивает ли она бога или замирает от его ласк. Полузакрыв веки, она извивала свой стан; живот ее колыхался подобно морской волне, груди трепетали, но лицо оставалось бесстрастным, а ноги были все время в движении.

Вителлий сравнил ее с мимом Мнестером[51]51
  Мнестер – трагический актер, выступавший в Риме.


[Закрыть]. Авла все еще рвало. Тетрарх забылся в грезах и больше не думал об Иродиаде. Ему показалось, что она подошла к саддукеям. Видение исчезло.

То не было видение. Иродиада отдала в обучение вдали от Махэруза дочь свою Саломею в надежде, что она полюбится тетрарху. Замысел был неплох, – теперь она в этом убедилась!

Танец снова изменился. Теперь это был страстный порыв любви, жаждущей удовлетворения. Девушка плясала, как индийские жрицы, как нубиянки, живущие у водопадов, как лидийские вакханки. Она склонялась во все стороны, точно цветок, колеблемый бурей. Драгоценные камни в ее ушах подпрыгивали, ткань на спине отливала разными красками; от ее рук, от ее ног, от ее одежды исходили невидимые искры, которые воспламеняли мужчин. Запела арфа; в ответ раздались приветственные возгласы толпы. Расставив ноги и не сгибая колен, девушка вся изогнулась так, что подбородком коснулась пола; и кочевники, привыкшие к воздержанию, римские воины, искушенные в разврате, скупые мытари, старые священники, раздраженные учеными спорами, – все, раздувая ноздри, трепетали от вожделения.

Потом она стала бешено кружиться перед столом Антипы словно волшебный волчок, а он голосом, прерывающимся от сладострастных рыданий, говорил ей:

– Приди ко мне! Приди!

Она продолжала кружиться, тимпаны оглушительно звенели, толпа ревела. Но тетрарх взывал еще громче:

– Приди ко мне! Приди! Я отдам тебе Капернаум! Отдам долину Тивериады! Мои крепости! Полцарства моего отдам!

Она упала на руки, пятками вверх, прошлась так по помосту, точно огромный скарабей, и сразу застыла.

Ее затылок и спина образовали прямой угол. Пестрая ткань, облекавшая ее ноги, перекинулась ей через плечи, точно радуга обрамляя лицо на локоть от пола. У нее были накрашенные губы, очень черные брови, почти страшные глаза, а капельки пота на лбу казались росой на белом мраморе.

Она молчала. Они глядели друг на друга.

На хорах кто-то щелкнул пальцами. Она поднялась туда, сейчас же вернулась и, слегка шепелявя, как ребенок, произнесла:

– Я хочу, чтобы ты дал мне на блюде голову… – Она забыла имя, но тут же добавила с улыбкой: – …голову Иоканана!

Тетрарх весь поник, подавленный.

Он был связан словом. Народ ждал. Но, может быть, смерть, предсказанная ему, обратившись на другого, отвратится от него самого? Если Иоканан действительно пророк Илия, он сумеет избегнуть ее; а если это не так, убийство не имеет особого значения.

Маннэи, стоявший поблизости, угадал его намерение.

Вителлий подозвал его к себе, чтобы передать ему пароль, так как яму охраняла стража.

Все почувствовали облегчение. Еще минута, и все кончится!

А между тем Маннэи замешкался.

Он вернулся потрясенный.

Сорок лет исполнял он обязанности палача. Это он утопил Аристовула, задушил Александра, сжег заживо Матафию, обезглавил Зосиму, Паппуса, Иосифа и Антипатра[52]52
  Аристовул – сын Ирода Великого, казненный им; Александр – другой его сын, задушенный по приказанию отца; Паппус – полководец Антигона, брат Ирода, по приказу которого был обезглавлен; Иосиф – казнен по распоряжению Ирода; Антипатр-сын Ирода, обвиненный в заговоре против отца и казненный по его приказу.


[Закрыть], – а сейчас он не осмелился умертвить Иоканана! Зубы у него стучали, он дрожал всем телом.

У самой ямы перед ним предстал великий ангел самаритян, весь покрытый глазами, потрясавший огромным мечом, красным и зубчатым, точно пламя. Маннэи привел двух воинов, которые могли подтвердить его слова.

Но они никого не видели, кроме одного иудейского военачальника, который бросился на них и которого теперь уже не было в живых.

Бешенство Иродиады излилось потоком низменной и кровожадной брани. Она обломала себе ногти о решетку галереи, и два изваяния львов, казалось, грызли ей плечи и рычали так же, как она.

Антипа последовал ее примеру. Священнослужители, воины, фарисеи – все взывали к отмщению; другие негодовали на то, что медлят доставить им развлечение.

Маннэи вышел, закрыв лицо руками.

Гостям казалось, что время тянется еще дольше, чем в первый раз. Им это наскучило.

Вдруг послышались гулкие шаги по переходам. Тревога стала нестерпимой.

Показалась голова, – Маннэи держал ее за волосы, вытянув руку, гордясь рукоплесканиями.

Положив голову на блюдо, он подал ее Саломее[53]53
  Положив голову на блюдо, он подал ее Саломее. – Эпизод смерти Иоанна Крестителя приводится Иосифом Флавием в его книге «Иудейские древности» (XVIII, 5); Ирод Антипа приказал арестовать и убить какого-то пророка, потому что тот собирал вокруг себя фанатичные толпы, призывал креститься и жить праведно. Евангелия добавляют, что Иоанн обличал брак царя с Иродиадой, супругой его сводного брата, и что по ее наущению Иоанн был обезглавлен.


[Закрыть].

Она быстро поднялась на хоры. Несколько минут спустя голову принесла обратно та самая старуха прислужница, которую тетрарх уже заметил утром на плоской кровле дома, а потом – в опочивальне Иродиады.

Он отвернулся, чтобы не видеть головы. Вителлий бросил на нее равнодушный взгляд.

Маннэи сошел с помоста и показал голову римским военачальникам и тем, кто пировал на этой стороне.

Все внимательно оглядели ее.

Острое лезвие меча, скользнув сверху вниз, задело челюсть. Углы рта судорожно перекосились. Кровь, уже запекшаяся, пятнила бороду. Закрытые веки были бледны, точно раковины. От светильников падали вокруг лучи света.

Голову передали на стол священников. Один фарисей из любопытства перевернул ее; Маннэи снова поставил ее прямо и поднес Авлу, который от этого проснулся. Сквозь прорезь ресниц мертвые зрачки и зрачки потухшие словно сказали что-то друг другу.

Затем Маннэи предъявил голову Антипе. По щекам тетрарха потекли слезы.

Огни гасли. Гости разошлись. Антипа остался один. Прижимая руки к вискам, он не спускал глаз с отрубленной головы, а Фануил, стоя посредине огромного нефа, воздев руки, шептал молитвы.

На восходе солнца явились те двое людей, которых когда-то послал Иоканан, и принесли долгожданную весть.

Они поведали ее Фануилу, и тот возрадовался.

Затем он показал им скорбный предмет, лежавший на блюде среди остатков пиршества. Один из прибывших промолвил:

– Утешься! Он сошел к мертвым, дабы возвестить о Христе.

Теперь лишь понял ессей слова: «Я должен умалиться, дабы возвеличился он».

И все трое, взяв голову Иоканана, направились по дороге в сторону Галилеи.

Голова была очень тяжелая; поэтому они несли ее по очереди.