Текст книги "Норманны. Покорители Северной Атлантики"

Автор книги: Гвин Джонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

В свете исландского опыта мы можем предполагать, что после 1382 года норвежские правители ввели налог на все товары, ввозимые в Гренландию и вывозимые из нее; эти деньги уплачивались вперед, так что без королевского разрешения никто не мог отправиться туда покупать или продавать. Королевский двор имел своего представителя в Гренландии, который строго следил за соблюдением этих правил. И мы знаем, что королевское распоряжение соблюдалось столь строго, что несчастные моряки, выброшенные штормом на гренландский берег, навлекли на себя монарший гнев одним лишь тем, что приобрели себе на острове все необходимое. Подобная алчность не приносила пользы никому, жестоко изнуряя при этом саму колонию. А естественным следствием Кальмарской унии (1397) стало почти полное безразличие датских монархов к самой далекой из их колоний.

Свидетельства о сообщениях между Гренландией и внешним миром начиная с середины XIV столетия можно суммировать следующим образом: в течение первых десятилетий один корабль, охраняемый королевской монополией, совершал регулярные рейсы в Гренландию (хотя и не каждый год). Но после утраты этого корабля в 1367-м или 1369 году ему так и не нашлось замены. После этого сообщение между Гренландией и внешним миром почти полностью прекратилось. Отныне, как о том свидетельствуют записи, на острове стали появляться люди особого сорта. Бьёрн Эйнарссон Йорсалафари потерпел кораблекрушение у берегов Гренландии в 1385 году и оставался на острове в течение еще двух лет. В 1406 году сюда прибыла команда исландцев, сбившихся с курса. На острове они задержались на четыре года. Довольно-таки загадочная пара, Пининг и Поторст, совершила столь же загадочное плавание к берегам Гренландии (а возможно, и дальше на запад – вплоть до Лабрадора) вскоре после 1470 года, не столько прояснив, сколько затемнив представления людей XVI столетия о Крайнем Севере. Дидрик Пининг был весьма примечательным человеком – норвежский адмирал в датском военно-морском флоте, подданный Христиана I и короля Ханса, «непревзойденный флибустьер», выступавший против англичан и Ганзы и совершавший морские набеги на испанцев, португальцев и голландцев. Какое-то время он был правителем Исландии, а позднее – Вардёхуса, хотя не так-то легко отделить этапы его карьеры от карьеры его младшего родственника с таким же именем. Новый свет на деятельность этих людей пролило открытие в 1909 году в Копенгагене письма, датированного 3 марта 1551 года. Письмо это бургомистр Киля Грип отправил королю Христиану III: «Два адмирала (sceppere), Пининг и Поторст, которых дедушка вашего величества, король Христиан Первый, отправил с несколькими кораблями по просьбе его величества короля португальского для исследования новых земель и островов на севере, установили на скале Витсцерк [Хвитсерк], расположенной в море возле Гренландии и напротив Снифелдсикеля [Снэфеллсйокула], большой навигационный знак [большую пирамиду из камней] в качестве предупреждения гренландским пиратам, которые на своих маленьких кораблях без киля часто нападают на другие корабли».

Скорее всего, Пининг и Поторст встретились не с норманнами, а с гренландскими эскимосами, и спровоцировали их на столкновение. Это заставляет предположить, что они так и не добрались до западного побережья. В заключение мы можем добавить, что решительные и дерзкие английские моряки в течение всего XV столетия заплывали в гренландские воды для ловли рыбы и морских животных; там, где это было возможно, – для честной торговли, а то и просто с целью грабежа. В XV столетии воды Исландии просто кишели английскими кораблями: в год из Бристоля и других портов к «холодным берегам» прибывало до 100 судов. Капитаны и их команды были суровыми людьми, которые вели в те нелегкие времена весьма жесткую торговлю. Среди них были искатели приключений, а порой и мошенники, так что жителям островов приходилось опасаться дурного обращения, грабежей и даже убийств. Но ситуация ухудшилась еще более, когда шотландцы и немцы решили получить свою долю в северных прибылях. Без сомнения, какое-то количество исландцев, среди которых были и дети, оказалось в Англии. Но были ли они проданы, украдены или же просто перевезены с острова на остров – по-прежнему остается для нас загадкой. Но даже если мы примем наиболее мрачную версию англо-исландских отношений, все же не следует забывать, что нередко англичан обвиняли в злодеяниях, совершенных совсем другими людьми. Торговля с англичанами помогла исландцам пережить очень трудные времена. Что касается Бьёрна Йорсалафари, то ему покинуть пределы Гренландии ранее тех самых двух лет помешали именно полярные льды. И видимо, по этой же самой причине люди, оказавшиеся на острове в 1406 году, задержались в Эйстрибиггде на целых четыре года. Во время своего пребывания там они стали свидетелями двух христианских церемоний – сожжения Колгрима (о нем мы упоминали выше) и обручения в церкви Хвальсейфьорда, причем службу там вели сира Эйндриди Андрессон, готовившийся стать новым епископом Гренландии, и сира Пал Хальвардссон. Последнюю церемонию ни в коей мере нельзя было назвать сокращенной – напротив, в течение трех воскресений, предшествовавших бракосочетанию, в церкви оглашали имена будущих супругов, и все остальные обряды были соблюдены полностью. Описание этого события, равно как и другие сведения, сообщенные позже временными обитателями острова, позволяют утверждать, что христианство в поселении по-прежнему удерживало свои позиции. Это обстоятельство является очень важным, поскольку после того, как в 1410 году исландцы благополучно уплыли прочь, помахав на прощание рукой провожавшим их гренландцам, Восточное поселение окутали мрак и неизвестность, так что ни один свидетель из внешнего мира не присутствовал на последнем акте трагедии, разыгравшейся в Эйстрибиггде.

Что касается прямых свидетельств о пиратстве англичан в водах Гренландии, то количество их крайне невелико, однако некоторые статьи в последующих договорах между Данией и Англией заставляют предположить, что англичане время от времени все-таки вторгались в гренландские воды.

Восемьдесят лет спустя о Гренландии вспомнила Римская церковь. Однако тут все ограничилось письмом папы Александра VI, благословившего намерение Маттиаса, избранного епископом Гардара, лично отправиться в Гренландию и вернуть заблудшие души на путь истины и вечного спасения: «Как нам сообщили, церковь в Гардаре расположена на краю света, в стране под названием Гренландия. Жители этой страны из-за нехватки хлеба, вина и масла привыкли питаться сушеной рыбой и молоком, и по этой причине, а также из-за того, что плавание туда сильно затруднено замерзающим морем, ни один корабль за последние восемьдесят лет не плавал в эти края. А если кто и собирается туда плыть, то делать это надо только в августе месяце, когда лед там тает. Говорят также, что за последние восемьдесят лет или около этого ни один епископ или священник лично не руководил гренландской паствой. И по этой причине большая часть прихожан, некогда истинно верующих, ныне – увы! – отреклась от своих обетов, данных при крещении. К тому же у жителей этой страны нет никаких христианских реликвий, за исключением одной [маленький кусок льняной ткани, на котором во время мессы выставлялась гостия], представляемой на обозрение прихожан раз в год – по этим и другим соображениям…» Открывающаяся нам мрачная картина не совсем верна в ряде деталей (так, например, что касается питания поселенцев, то они, без сомнения, ели больше мяса, чем сушеной рыбы), а сообщения о духовной жизни в Эйстрибиггде противоречат свидетельствам исландцев, уплывших с острова в 1410 году. Скорее всего, письмо это базировалось не на каких-то новых данных, но на неясных слухах и смутных воспоминаниях, в которых черная магия Колгрима мрачной тучей нависала над радостной церемонией в церкви Хвальсейфьорда. Вдобавок молва об отступничестве в Гренландии к тому времени циркулировала по Европе по меньшей мере полтора столетия. А увеличение толщи полярного льда у берегов Гренландии было фактом, известным каждому моряку, плававшему по северным морям, и каждому купцу от Бергена до Бристоля и от Бристоля до Портингейла.

И все же отдельные корабли доплывали до берегов Гренландии и после 1410 года, во всяком случае – до Херьольвснеса на юге Восточного поселения. Здесь в течение долгих столетий море постепенно размывало древнее норманнское погребение, и здесь же, в 1921 году, Пол Нёрлунд обнаружил могилы гренландцев, похороненных точно в такой же одежде, какую носили в Европе в XIV столетии, а также несколько более поздних образцов, типичных для второй половины XV столетия. Большинство одежд из Херьольвснеса, отмечает Нёрлунд, «можно без колебаний отнести ко второй половине XIV столетия и к периоду начала XV века». Предметы, относящиеся ко второй половине XV столетия, далеко не столь многочисленны. Нёрлунд говорит в этой связи о трех детских шапочках. «Две шапки очень простые – круглые, с плоским верхом и длинные по сторонам. Известно, что эти головные уборы были весьма популярны в XV столетии, тогда как шапки более ранних периодов отличаются большим разнообразием и у них обычно круглый или конический верх. Но если у нас и продолжают оставаться некоторые сомнения насчет датировки двух этих шапок, то существует еще и третья, относительно которой просто не может быть никаких споров. Она от 25 до 30 см высотой, скорее конической формы, круто поднимается ото лба и расширяется сзади, возле шеи. Это одна из тех высоких шапок, которые можно видеть на картинах Дирка Баута, Мемлинга и других фламандских художников. Их носили во времена Людовика XI и Карла Смелого – во второй половине XV столетия. Это делает данный головной убор очень важным документом средневековой истории Гренландии. Его обнаружение со всей очевидностью указывает на то, что еще в конце XV столетия корабли плавали из Европы в Гренландию. И это не единственное свидетельство подобного рода. Существуют также фрагменты одежды с узкими складками, сшитыми у пояса; а у одного из этих платьев к тому же V-образный ворот. Эти и многие другие детали указывают на принадлежность данной одежды ко второй половине XV столетия». «Среди других предметов, найденных во время раскопок, есть и такие, которые, скорее всего, были привезены в Гренландию в XV столетии, – нож из кухни епископа, фрагмент каменной плиты, лежавшей в основании пиршественного зала в Херьольвснесе». Но было бы неразумно строить на одном этом факте теорию регулярных визитов и постоянной торговли между Гренландией и внешним миром. Один-единственный корабль, вольно или невольно заплывший в гренландские воды, вполне мог быть ответственным за данный факт. Но, утверждая такое, мы, скорее всего, впадаем в другую крайность, и истина, вероятно, лежит где-то посередине.

Размытое морем кладбище Херьольвснеса открыло изумленным глазам датского археолога не только погребальные одеяния, но и закутанные в них скелеты, причем некоторые из них являли собою ужасную картину недоедания, уродства, болезней и ранней смерти. Эти потомки некогда высоких, сильных, полных энергии норманнов были все невысокого роста, тщедушными и болезненными людьми, с маленькими черепами. А у двух наиболее нарядно одетых женщин был искривлен позвоночник и заужены тазовые кости. Вряд ли им было по силам принести в этот кошмарный мир, в котором они влачили свое собственное жалкое существование, здоровое и жизнеспособное дитя. В своих нелепо-модных одеждах, послуживших им также и саваном, они казались патетическим символом угасающей культуры и обреченной расы.

Но они умерли христианами и были погребены по христианскому обычаю. Разумеется, мертвецы Херьольвснеса говорят только за себя, но не стоит забывать, что они представляли собой замкнутый норманнский круг на эскимосском субконтиненте. До сих пор ни в одной из могил не найдено ни малейшего следа ассимиляции с эскимосами – ни в одной из тех самых могил, которые становились все более и более мелкими по мере того, как земля на континенте оттаивала все меньше и меньше. Еще и потому говорят они только сами за себя, что другие скелеты, найденные в Эйстрибиггде и Вестрибиггде, красноречиво свидетельствуют против них. Все эти скелеты принадлежат норманнским мужчинам и женщинам, хорошо питавшимся и, хотя и страдавшим от ревматизма (а кто в средневековом мире избежал этой напасти?), но не изнуренным хроническими недугами и болезнями. Разумеется, эти останки относятся к более раннему периоду, чем те, что были найдены в Херьольвснесе. И все же вопрос о том, следует ли принимать ту мрачную интерпретацию, что была изложена выше, остается открытым. Число найденных в Херьольвснесе скелетов невелико, да и сохранились они достаточно плохо. Выводы Хансена, сделанные им после раскопок 1921 года, подвергались серьезной критике как у него на родине, так и в Норвегии. Считавшиеся маленькими черепные коробки на самом деле весьма сопоставимы с черепами обитателей Сона и Йерена, откуда произошла большая часть колонистов. Точно так же нельзя назвать бесспорными выводы Хансена относительно малого роста и тщедушности жителей Херьольвснеса. И наконец, что касается тазовых костей, легших в основу столь пессимистического прогноза относительно будущего гренландских колонистов, то они слишком фрагментарны для подобных далеко идущих выводов. Возможно, мы так никогда и не узнаем, каким образом и почему прекратило свое существование Восточное поселение. Скорее всего, это произошло около 1500 года. Видимо, колония со временем ослабевала все больше и больше, пока наконец жизнь в ней совсем не угасла, Может быть, это произошло в Херьольвснесе, но, скорее всего, в Унартоке, некогда опустошенном какой-то эпидемией (возможно, чумы), о чем свидетельствует большое количество массовых захоронений. Исходя из опыта Вестрибиггда, мы можем вообразить, как Восточное поселение постепенно сокращалось в размерах под натиском эскимосов. Семьи, жившие прежде на окраинах поселения, одна за другой переселялись ближе к центру, а некоторые из них (отнюдь не самые малодушные), воспользовавшись удобным случаем, уплывали в Исландию и Норвегию. Другие были насильно изгнаны мародерами из Европы, среди которых печальное первенство принадлежало англичанам. И вполне резонно предположить, что эта тягостная изоляция, вкупе с другими проблемами, привела к душевному и духовному оцепенению, которое, в свою очередь, значительно подорвало их волю к жизни. Поэтому и поныне гипотеза о том, что гренландская колония постепенно вымерла в полной изоляции от внешнего – безразличного к ней – мира, является основной в научных кругах.

Некоторые полагают, что люди из Восточного поселения переправились на Американский материк к своим соотечественникам из Западного поселения или же все они уплыли в Англию. Однако нет никаких серьезных свидетельств в пользу двух этих гипотез. Для жителей Вестрибиггда естественным прибежищем был Эйстрибиггд, а из Эйстрибиггда прямой путь вел в Исландию или Норвегию. Но смогли ли гренландцы доплыть на своих ненадежных кораблях до этих стран, погибли ли они по дороге и предпринималась ли вообще подобная попытка – это нам просто неизвестно. Археологические раскопки в Гренландии не обходятся порой без странных или, точнее сказать, причудливых находок. В 1950 году датчане раскопали в Ватнахверви развалины длинного дома, состоявшего из коровника и собственно жилого помещения в шесть или семь комнат. При доме были кухня и кладовая, а на полу кладовой стояли остатки трех деревянных бочек. Некогда их использовали для хранения молока. В одной из бочек нашли крохотные косточки почти сотни мышей – факт весьма примечательный, поскольку до этого никто и не подозревал о существовании мышей в гренландской колонии. Видимо, они забрались в бочку, когда хозяева покинули ферму, съели остатки пищи, но не смогли выбраться наружу и погибли. Неподалеку, на другой большой ферме в Ватнахверви, были найдены два небольших распятия, вырезанные из стеатита, различные предметы из железа, включая ножи, и в проходе дома – человеческие кости, в том числе и плохо сохранившийся череп. Антропологические исследования помогли установить, что кости эти принадлежали европейцу, и скорее всего норманну. Видимо, он был последним обитателем фермы и поэтому остался непогребенным. Возможно также, что именно он оставался последним живым человеком во всем поселении.

Трудно сказать, насколько мы можем доверять истории Йона Гренландца, который утверждал, что около 1540 года он заплыл на своем корабле в глубокий фьорд неподалеку от мыса Фарвель. Когда он плыл из Гамбурга в Исландию, то сбился с курса. Как на самом острове, так и на прилегающих к нему островках Йон и его товарищи видели человеческие жилища. На одном из таких островков они обнаружили многочисленные навесы, сараи и каменные здания для сушки рыбы. Здесь же они нашли «мертвого человека, лежащего на земле лицом вниз. На голове у него был капюшон, а одежда была изготовлена из грубой шерстяной ткани и тюленьих шкур. Возле него лежал нож – сильно погнутый и изношенный. Этот нож они взяли с собой «на память». Йон был прозван Гренландцем, поскольку его корабль относило к берегам этой страны по меньшей мере три раза. Здесь ли, в другом ли месте Гренландии – но где-то он лежал мертвым, последний норманнский поселенец, и железный век на острове также отошел в прошлое.

Когда в 1586 году англичанин Джон Дэвис благополучно миновал безжизненную пустошь юго-восточного побережья Гренландии и с облегчением добрался до «равнинной местности, с землей и травой» в районе западных фьордов, он не нашел там ни европейцев, ни каких-либо следов их пребывания – «не видно ничего, кроме воронов и малых пташек, таких, как жаворонки и коноплянки». Это были фьорды, относившиеся некогда к Западному поселению, но и на месте Восточного поселения было то же самое. Земля, вода и все, что было на острове, принадлежало теперь стойким и неунывающим эскимосам. Истории норманнской Гренландии пришел конец.

Глава 3
БЛАГОДАТНЫЙ ВИНЛАНД

ВТОРЖЕНИЕ И УХОД

Мы уже видели, что во время открытия норманнскими мореплавателями Исландии и Гренландии дули ветры случайностей и несчастных случаев, которые одновременно были и ветрами судьбы. В конце лета 986 года, спустя примерно месяц после того, как Эйрик Рыжий проплыл мимо Снэфелльснеса со своей гренландской армадой из 25 кораблей, эти ветры подули вновь, наполнив на этот раз паруса молодого исландца по имени Бьярни Герьольфсон. Спустя трое суток они вынесли его в южные, дотоле неизведанные регионы океана, Густой туман не позволил Бьярни понять, где именно он находится, и лишь спустя несколько дней, когда туман рассеялся, он смог определиться, ориентируясь по сторонам света. Затем он плыл еще один день, и его взору открылись поросшие лесом берега Нового Света.

В свое время этот молодой человек навлек на себя недовольство норвежцев тем, что не стал высаживаться на берег и исследовать новую землю. В наше время ему досталось уже от ученых, недовольных тем, что именно он, а не Лейф Счастливый, первым увидел Америку. Поэтому, как нам кажется, будет нелишним напомнить здесь цель его эпохального путешествия, а также его мастерство в управлении кораблем, благодаря которому он со своей командой благополучно добрался до намеченной цели. Зиму 985/86 года Бьярни провел в Норвегии. Летом с нагруженными до отказа кораблями он отплыл в Исландию, намереваясь провести следующую зиму со своим отцом. Явившись в Эйрар (то есть Эйрарбакки), расположенный неподалеку от устья реки Олфус, он услышал ошеломляющие новости о том, что Герьольф продал свое имение и отправился в Гренландию.

С согласия всей команды Бьярни отправился в необычно рискованное (без карты, компаса и точных указаний) плавание к юго-западным фьордам Гренландии. Спустя три дня, когда горы и ледники Исландии скрылись за горизонтом, Бьярни и его товарищи оказались во власти северных ветров и густого тумана. В течение нескольких дней они плыли буквально наугад. Затем туман рассеялся; определив свое местоположение по сторонам света, мореходы плыли еще один день, пока не увидели холмы и леса дотоле неведомой им земли. Команда корабля была в полном недоумении, но Бьярни – хотя он и не знал, где они были, – точно знал, где они не были. Эта земля ни в коей мере не могла быть Гренландией, а он направлялся именно в Гренландию. Слишком целеустремленный, а возможно, и слишком благоразумный, чтобы высаживаться на берег, он повернул на север и плыл вдоль побережья еще два дня. Местность там, как они обнаружили, стала совершенно плоской, но по-прежнему вся эта территория была покрыта лесами. И снова Бьярни отказался пристать к берегу и плыл с юго-западным ветром еще три дня, пока они не увидели новую землю – высокую, гористую и покрытую ледниками.

Земля эта, по мнению Бьярни, вообще ни для чего не годилась. Снова они направились в открытое море и спустя четыре дня, сопровождаемые сильным попутным ветром, добрались до Херьольвснеса в Гренландии. Итак, не причинив ни малейшего ущерба своему кораблю или команде, Бьярни совершил именно то, что и намеревался, и «Гренландское сказание» сохранило для нас простой отчет о плавании этого практичного человека.

Все критические отзывы о Бьярни сводятся по сути своей к одному упреку: почему он не стал еще одним Гардаром, Оттаром или Эйриком Рыжим?.. Однако Бьярни был торговцем, а позднее – фермером, но никак не первооткрывателем. Но сам образ жизни норманнов на этом далеком севере являлся порукой того, что открытие Бьярни не будет забыто или оставлено без внимания людьми, постоянно испытывающими недостаток в хороших землях. Не было никакой необходимости самому пускаться в море, чтобы понять, что Бьярни говорит правду о новых землях на западе. Средневековая география культивировала мнение о том, что за пределами Гренландии можно найти большие территории. К тому же, когда люди забирались на высокие горы, расположенные по соседству с гренландскими поселениями (о чем информирует нас автор «Королевского зеркала»), они могли разглядеть далеко в океане либо саму землю, либо облачный покров, ассоциировавшийся у них с землей. И это неудивительно, ведь в самой западной своей точке Гренландия отделена от острова Камберленд всего лишь двумя сотнями миль. Было бы неверно думать, что в эпоху наиболее значительных норманнских открытий жители Гренландии не рискнули ответить на столь явный вызов судьбы и совершить такой короткий переход от одной территории к другой.

Путешествие Бьярни широко обсуждалось по всему Восточному поселению, и сыновья Эйрика Рыжего решили не упускать своего шанса. Поначалу предполагалось, что сам Эйрик отправится в новый славный поход на запад, но судьба распорядилась иначе: по дороге на корабль он упал с лошади и из-за многочисленных переломов вынужден был остаться дома. Корабль, прежде принадлежавший Бьярни, был куплен у него сыном Эйрика Лейфом, замечательным моряком и первым капитаном, совершившим прямое плавание между Гренландией, Шотландией, Норвегией и в обратном направлении. Разумеется, он подробно расспросил Бьярни обо всех деталях его путешествия и заодно взял себе на корабль кое-кого из бывшей команды Бьярни. Лейф намеревался проплыть тем же путем, но в обратном направлении, и это ему прекрасно удалось. Вначале они доплыли до той земли, которую Бьярни увидел последней. На ней не было ни лесов, ни травы – только горы и лед. Одного лишь взгляда на нее было достаточно, чтобы понять, что Бьярни был прав: эта земля ничего не могла предложить фермеру. Они назвали ее Хеллуланд (Скалистая равнина) и поплыли дальше на юг.

Когда они в следующий раз подошли к земле и спустили свою лодку, перед ними лежала ровная местность, поросшая лесами. Именно здесь команда Бьярни безуспешно потребовала от него позволения сойти на берег за лесом и водой. На этот раз мы узнаем о земле лишь немногим больше: берег здесь был ровный и отлогий, покрытый чистым белым песком. И Лейф назвал ее Маркланд – Лесная страна. Но он еще не завершил своего плавания и потому не стал исследовать эту страну дальше. Проплыв еще два дня при северо-восточном ветре, они добрались до острова, который лежал к северу от того, что они сочли главной землей с ее выступающим далеко на север мысом. Именно этой области Нового Света Лейф дал название Винланд (Винландский мыс на картах, которые были изготовлены в 1590 году Сигурдуром Стефансоном и в 1605 году Хансом Поульсоном Резеном). Карта Сигурдура сохранилась только в копии, изготовленной в 1670 году Тордуром Торлакссоном. Карта ошибочно датирована 1570 годом (примерное время рождения Сигурдура). Велось немало споров по поводу того, использовал ли Резен при создании своей карты карту Сигурдура, или же обе они были сделаны на основе одного и того же оригинала. Приняв во внимание тот факт, что на карте Сигурдура линии широт для региона Западной Атлантики слишком завышены (благодаря чему северный Ньюфаундленд и южная Ирландия оказались на одной широте), все же важно отметить, что обе карты называют район северного Ньюфаундленда Винландским мысом. Лейф перезимовал на территории Винланда, и его постройки, включая большой дом в Лейфсбудире, стали первым свидетельством обитания европейцев на Американском континенте. Следующей весной они вновь вышли в море и при попутном ветре добрались до Гренландии живыми и невредимыми.

Дома, в Гренландии, путешествие Лейфа на запад подверглось столь же тщательному разбору, что и путешествие Бьярни. Разумеется, сделано было много, и все же в каком-то смысле Лейф лишь раззадорил любопытство своих соотечественников. Его брат Торвальд (так и кажется, что их отец, Эйрик Рыжий, говорит его устами) сразу же захотел узнать больше, причем настолько больше, что Лейф немедленно предложил ему самому отправиться в Винланд и все разузнать на месте. Именно так Торвальд и поступил. На этот раз он плыл хорошо известным маршрутом, что позволило ему без всяких приключений достичь Лейфсбудира, где он и перезимовал. Весной же, следуя ранее высказанному мнению о том, что территория Винланда нуждается в более серьезном исследовании, Торвальд отправил одну лодку со своего корабля для изучения западного побережья. В течение всего лета они исследовали эту прекрасную страну, поросшую густыми лесами, не обнаружив при этом никаких следов человеческого пребывания – за исключением разве что одного-единственного деревянного зернохранилища. На следующее лето Торвальд повел свой корабль на восток, а затем на север – в направлении Маркланда. Там он дал название Кьяларнес одному из мысов, починил там свой корабль и вскоре приплыл в доселе неизвестный, но очень красивый фьорд, берега которого были покрыты густым лесом. Здесь они впервые столкнулись со скрэлингами и убили тех из них, кто не успел спастись бегством. Но в ответном нападении погиб сам Торвальд – он был убит стрелой, которая попала в щель между его щитом и планширом. Команда же его благополучно вернулась в Лейфсбудир. Там они перезимовали, а следующей весной отправились в обратный путь и приплыли в Эйриксфьорд с грузом тяжелых, но будоражащих новостей.

За удачно проведенной (пусть и с фатальным исходом) экспедицией Торвальда, значительно обогатившей географические познания норманнов, последовало неудачное путешествие его брата Торстейна. Торстейн хотел перевезти останки Торвальда на родину, чтобы похоронить его рядом с его родными, но вместо этого провел нелегкое лето, пытаясь вырваться из-под власти штормовых ветров в бескрайнем океанском треугольнике между Исландией, Ирландией и мысом Фарвель. За этой экспедицией последовало путешествие Торфинна Карлсефни, пытавшегося основать на землях Винланда постоянную колонию. И потому, как нам кажется, пришло время задаться вопросом, а по возможности и установить: где же находилось это вместилище стольких надежд и стольких разочарований норманнов?

Для начала было бы неплохо рассмотреть эту сложную и не раз дискутировавшуюся проблему в общем контексте норманнских путешествий на запад через Северную Атлантику. Насколько мы можем судить, это продвижение на запад шло через пояс широт, северная граница которого совпадала в Норвегии с Трандхеймом, а южная – с Йереном или с Линдеснесом. Внутри или в непосредственном соприкосновении с этими 360 милями океанского пространства расположены Фарерские, Оркнейские и Гебридские острова, первые поселения в Исландии и Гренландии, а также наиболее близкие территории Североамериканского континента. Это область мощных ветров, свирепых штормов и бескрайних морей, так что в сагах нередко упоминается о кораблях, заброшенных стихией на юг, к самым берегам Ирландии. Все это дает основание искать Хеллуланд и Маркланд прежде всего в районе между 64-й и 58-й северными широтами, с возможным отклонением к югу до 52-й широты – особенно когда речь идет о моряках, сбившихся с курса под натиском мощных северных ветров. Так, например, произошло с Бьярни Герьольфсоном, который в трех днях плавания от Гренландии оказался во власти северных ветров и тумана и в течение многих дней вынужден был плыть или дрейфовать на юг. К счастью, в случае с Бьярни мы имеем немало подсказок, способствующих идентификации всех трех найденных им земель.

Первым было южное побережье Лабрадора (более точно – район залива Сандвич, полностью соответствующий описаниям, сохранившимся после путешествия Бьярни). Вторая земля лежала не более чем в 200 милях дальше к северу, по-прежнему южнее того места, где кончается полоса лесов, а значит, и южнее современного Нейна. Третьей же оказалась южная оконечность Баффиновой Земли, включая район острова Резолюшн и залива Фробишер. Путешествие Лейфа в обратном направлении привело его сначала к Баффиновой Земле, затем, с продвижением на юг, к лесистому Маркланду, а спустя еще два дня плавания – к северной границе Ньюфаундленда. Именно здесь (если мы доверимся свидетельству «Гренландской саги»), в районе, ограниченном с востока мысом Болд, с запада заливом Пистолет, а с севера Белыми горами, и лежит подлинный Винланд.

Но для многих ученых это «если» оказалось весьма труднопреодолимым, так что Винланд искали и находили в различных частях Американского континента – от залива Гудзон до штата Флорида. Трудностей существует немало: литературные свидетельства обычно не отличаются последовательностью, а порой и просто противоречат друг другу. В связи с этим различные географические детали, в приложении к более чем тысячемильной береговой полосе, могут подвергаться самой различной интерпретации. А все «норманнские» археологические находки, обнаруженные на Американском континенте, не смогли снискать полного доверия у наиболее авторитетных исследователей. Поэтому проблема Винланда остается: очень легко опровергнуть мнение других и гораздо труднее доказать правоту и основательность собственных выводов.