Текст книги "Атласная змея"

Автор книги: Густав Эмар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

Глава XIII. ПОХИЩЕНИЕ ВЛЮБЛЕННОГО

Однажды утром, при первых звуках утренней зорьки, приветствовавших рассвет своими веселыми раскатами, граф де Виллье вышел из форта Дюкэна, вместе со следовавшим за ним Золотой Ветвью.

На графе был охотничий костюм; в руке он держал небольшое охотничье ружье.

Золотая Ветвь тоже был в охотничьей одежде.

У офицера и солдата был такой вид, точно они и не думали о делах мира сего.

Выйдя из форта, они направились по дороге к Красивой реке.

Мы уже говорили, что граф вышел, по-видимому, с намерением поохотиться, и не без основания употребили это слово. Дело в том, что ружье, которое граф де Виллье держал в руке, служило ему, так сказать, предлогом, чтобы отправиться на прогулку. Молодой человек вовсе не думал об охоте; если бы даже самая великолепная лань остановилась перед ним, он и тогда не подумал бы о том, чтобы ее убить.

Прошло уже целых четыре дня, как экспедиция вернулась в форт Дюкэн.

Капитан, удерживаемый после столь продолжительного отсутствия требованиями службы, в продолжение этих четырех дней не мог выбрать свободной минуты для того, чтобы заняться своими личными делами.

Вот почему, как только он увидел себя свободным, он взял ружье и отправился будто бы охотиться в сопровождении Золотой Ветви. Солдат непременно хотел его сопровождать, на что капитан, в конце концов, должен был согласиться.

Пройдя около получаса вдоль берегов Огио, капитан сделал резкий поворот вправо и углубился в лес.

Он направлялся к хижине Изгнанника.

Желание совершить эту прогулку вызывалось очень многими причинами: во-первых, он хотел видеть Анжелу, прелестную дочь Жан-Поля, с которой он так долго пробыл в разлуке. Он любил ее такой сильной и чистой любовью! Любовью, которой разлука не увеличила, что было невозможно, но окружила неким ореолом, постоянно напоминая молодому человеку о трогательной и наивной чистоте грациозного ребенка. Кроме того, его беспокоила участь этой молодой девушки, покинутой, одинокой в глубине пустыни, не имеющей другого защитника, кроме самой себя. Отец ее, единственный ее защитник, оставил ее одинокою в продолжение целых нескольких недель. Сколько серьезных событий могло случиться в такой длинный промежуток времени! Затем капитану еще очень хотелось видеть самого Изгнанника, чтобы добиться от него объяснения его странного поведения во время их встречи на острове: поведение это, несмотря на многократные уверения Бержэ, он вовсе не считал таким откровенным и честным, каким оно должно было бы быть на основании существующих между ними хороших отношений.

Все эти причины заставляли молодого человека незаметно ускорять шаг, и, таким образом, он очутился у входа в огороженный двор хижины, когда еще, по его мнению, он едва только успел пройти половину требуемого расстояния.

Он остановился и окинул взором окрестности: все было спокойно и безмолвно.

– Мы как будто уже пришли, – сказал Золотая Ветвь, едва переводя дух, – тем лучше! Как, однако, мы бежали! Это называется, господин капитан, не ходьбой, а галопом.

– Подожди меня здесь, отдохни! – отвечал офицер, не слышавший ни одного слова из того, что говорил ему солдат. – Я не задержу тебя долго.

– Оставайтесь там сколько вам угодно, господин капитан, а я тем временем покурю трубочку.

И солдат бросился на траву со вздохом удовольствия.

– И тут кроется женщина, – прошептал он, – таким бешеным галопом люди бегают только тогда, когда у них любовь в сердце. Собственно говоря, это дело капитана!.. Надо сознаться – малютка хорошенькая; что же касается меня, то меня это, конечно, не может интересовать ни в каком отношении. Молодежь возьмет свое!

И, вероятно непомерно довольный тем, что сумел так мастерски произвести оценку немного странного поведения своего капитана, бравый солдат расхохотался и закурил свою трубку.

Тем временем, после нескольких секунд колебания, капитан решился отворить калитку в ограде и направился к хижине. Путь был недалек; он подошел к двери, она была заперта. Капитан очень удивился, увидев запертую дверь, которая обычно оставалась открытой в продолжение всего дня.

Он постучал, но никто не отозвался на этот стук; никакого движения не заметно было внутри хижины.

Капитан поднял голову, посмотрел направо и налево. Окна не только были закрыты, но еще и забиты толстыми ставнями изнутри. Граф де Виллье, серьезно обеспокоенный, вошел в конюшню – она была пуста. Кормушка, покрытая паутиной, свидетельствовала о том, что давно в ней не было уже месива для лошади. На решетке не видно было сена, не видно было и соломы для подстилки. Даже куры, обыкновенно совершенно свободно рывшиеся в земле, и те исчезли. Везде мертвое молчание!

Не было никакого сомнения в том, что хижина покинута своими обитателями и уже давно. Животные и люди выселились одновременно.

На краю маленькой речонки не видно было обычно привязанной здесь пироги; утки уже не полоскались больше в зеленоватой воде бухточки. Капитан не находил здесь ничего из того, что привык видеть.

Молодой человек поддался отчаянию; он упал на скамью, стоявшую у двери; смертельная тоска сжимала ему сердце, как в тисках.

Что сталось с Анжелой? Почему она уехала? Может быть, отец взял ее с собой в какое-нибудь далекое путешествие? Или, может быть, Изгнанник, преследуемый, как хищный зверь, был вынужден бежать и бросить все, что у него было?

Таковы были вопросы, которые сам себе задавал молодой человек, не находя в тоже время на них ответов.

Ему смутно приходило на память, что во время своего последнего свидания с молодой девушкой, когда он объявил ей о своем отъезде, она ответила ему, что, может быть, она с ним и встретится еще во время его экспедиции; но если даже предположить, что Анжела на одну или на две недели покинула свое жилище, она уже давно должна была вернуться. Да и зачем ей было уезжать? Какие серьезные причины могли заставить покинуть хижину ее – бедного ребенка, неизвестного никому в мире? Затем, если предположить, что она отправилась в далекое путешествие, это тоже не могло служить объяснением того полного запустения, в каком она оставила свою хижину. Очевидно, внезапная катастрофа смутила столь спокойную до сих пор жизнь молодой девушки: случилось несчастье, но какое?

Обдумывая все, что могло случиться с его возлюбленной, капитан вдруг вскричал:

– Боже мой, а что если она умерла!

Эта ужасная мысль, как только она зародилась в его мозгу, больше уже не покидала его: он сгорбился, голова его склонилась на грудь, и в продолжение нескольких минут он оставался неподвижным, безжизненным, без воли, подавленный скорбью.

Но, к счастью для молодого человека, реакция наступила очень скоро: большое горе, если не убивает сразу, то подкрепляет мужество и удесятеряет энергию. Граф встал, бросил на небо блестящий взор и проговорил твердым голосом:

– Это невозможно! Бог не допустит такого страшного несчастья. Творец не стал бы разбивать одно из самых прелестных своих творений. Нет! Нет! Анжела жива, я в этом уверен…

Тогда он встал и медленными шагами обошел ограду и сад, останавливаясь то тут, то там, на тех самых местах, где в свои предыдущие посещения он останавливался во время прогулок с молодой девушкой. Память его, беспощадная, как память всех, кому приходится переживать такие минуты, напоминала ему самые ничтожные подробности об этих приятных прогулках: там он сорвал цветок, там он отодвинул ветку, мешавшую ей проходить и загораживавшую аллею; чуть дальше молодая девушка бросала крошки птицам, гнездо которых было спрятано в двух шагах, в чаще. Когда молодой человек протянул руку и дотронулся до гнезда, оставшегося пустым еще с прошедшего сезона, он увидел, что гнездо не пусто! Нет, пальцы молодого человека схватили букет, лежавший на дне. Цветы, правда, завяли и почти обратились в пыль, но капитан узнал их с чувством грусти, смешанной с радостью.

Этот букет состоял из цветов, каждый из которых был сорван им один за другим: это было последним воспоминанием, оставленным им в минуту своего отъезда той, которую он любил. Каким образом он мог быть подкинут или, скорей, брошен в это гнездо? Граф сначала скомкал его в своих руках, но потом поднес его к губам.

Оттуда выпала бумажка, сложенная вчетверо. Граф поспешно наклонился и схватил ее раньше, чем она долетела до земли.

Затем он развернул ее и с лихорадочною поспешностью пробежал ее глазами; выражение несказанного счастия тотчас же показалось в его чертах, бывших за минуту перед тем мертвенно бледными.

Вот несколько слов, написанных дрожащей рукой на этой бумажке, дошедшей до своего адресата по воле Провидения, которые граф перечел тысячу раз:

«Вы уехали; я тоже уезжаю, увы! Когда я вернусь, этого я не знаю. Но вы, вы придете! Вы меня любите; ваше первое посещение будет посещением бедной заключенной, которой не будет здесь, чтобы вас принять и приветствовать с благополучным возвращением. Тогда вы посетите все места, где мы бродили вместе, рассказывая друг другу о нашей любви Вы найдете и это гнездо бедных птенчиков, которых мы вместе кормили. Обитатели его уже улетели; на место их я кладу мое сердце. Я вас люблю и надеюсь, что бы ни случилось, свидеться с вами. Надейтесь и вы. До свиданья!

Анжела».

Прижав сто раз к губам эту бумажку, возвратившую ему счастье, граф с тем ребячеством влюбленного, которое так хорошо понятно тем, кто действительно любит или любил, тщательно подобрал выскользнувшие у него из рук на землю цветы и завернул эти останки, отныне священные для него, в драгоценное письмо и все это спрятал у себя на груди.

Сказав последнее прости хижине, которую он принужден был покинуть, хотя и с сожалением, он вышел из ограды и присоединился к Золотой Ветви.

Солдат спал с трубкой в зубах.

– Ну же, ленивец! – сказал ему граф, – вставай! Ты, должно быть, забыл, что мы собрались сегодня на охоту?

– Да разве еще охота не окончена? – отвечал Золотая Ветвь насмешливо и зевая так, что челюсти его готовы были вывихнуться. – Мне кажется, что я слышал даже несколько выстрелов.

– Что это значит, негодяй? – сказал граф.

– Ничего, ничего, господин капитан, – продолжал солдат, вставая, – я не совсем еще проснулся и зрение у меня еще не совсем чисто. Вот теперь я весь к вашим услугам.

– Теперь ты, должно быть, уже отдохнул; ну, идем!

– Идем, господин капитан, раз вы этого хотите; но только сначала мне хотелось бы узнать, куда мы идем?

– Пойдем к форту и дорогой станем охотиться.

– Хорошо. Теперь берегись, дичь! Держись от нас подальше, – сказал солдат шутя. – Я еще ничего не убил; а вы, господин капитан?

Они удалились; но капитан и теперь интересовался охотой не больше, чем утром, и предпочитал лучше беседовать со своими мыслями и грезить о счастье. Напрасно Золотая Ветвь старался вернуть его к действительности: он довольствовался покачиванием головы, а ружье его миролюбиво продолжало лежать у него на плече.

– Однако, забавная же это охота! – ворчал старый солдат себе в усы. – Если мы будем продолжать охотиться таким образом, я, право, не знаю, что мы принесем домой, конечно, если только не страшную усталость. Мы адски летим вперед.

Они уже подходили к окраинам леса и собирались выйти на песчаное побережье Красивой реки, как вдруг человек двадцать выскочили из высокой травы и из-за деревьев и в мгновение ока окружили обоих охотников, и те оказались как в ловушке.

Люди эти были одеты на индейский лад, и с первого взгляда их можно было принять за краснокожих.

– Э! – проговорил Золотая Ветвь, – дело-то выясняется. Охота будет хороша!

И он взвел курок. Граф прислонился к дереву, готовый защищаться, но он не произнес ни слова.

Так прошла целая минута; затем один из дикарей или, лучше сказать, человек, выдававший себя за дикаря, сделал несколько шагов вперед и, поклонившись почтительно графу, сказал ему на правильном французском языке.

– Сдавайтесь, капитан! Вам не будет сделано ничего дурного. Вы, надеюсь, и сами видите, что всякое сопротивление бесполезно.

– Человек с сердцем всегда господин своей жизни! Я не сдамся презренным бандитам, – презрительно отвечал граф.

– Нам приказано вас взять живым, и мы возьмем!

– Попробуйте! – И, повернувшись к Золотой Ветви, крикнул ему: – Марш! Спасайся!

– Ба! – смеясь, отвечал солдат, – умрем вместе, господин капитан; я предпочитаю лучше умереть, чем спасаться, как кролик!

– Уходи, говорю я тебе!.. Я, наконец, приказываю!.. Кто отомстит за меня, если я умру? Кто освободит меня, если меня возьмут в плен? Ступай!

– Это верно! До свидания, господин капитан! Я бегу, но только повинуясь вашему приказанию.

– Схватите этого человека! – крикнул начальник нападающих, указывая на гренадера.

– Да что вы! – возразил последний, все так же посмеиваясь, – схватить Золотую Ветвь! Парижанина! Ну, господа, дикари, этого вам не удастся ни в коем случае! До скорого свидания, господин капитан!

С этими словами храбрый солдат ринулся на ближайших к нему индейцев; выстрелил почти в упор, затем, схватив ружье за дуло, он стал вертеть им вокруг головы, пробился сквозь неприятельские ряды и исчез с криком торжества. Крик этот известил капитана о том, что солдат спасен.

Некоторые из индейцев хотели было броситься за ним в погоню, но начальник отозвал их.

– Вы не сумели захватить этого человека, когда он был почти что в ваших руках, – сказал он, – пусть же он теперь идет спокойно. Нам нечего его бояться, а поймаем мы его или нет, это не имеет особого значения!

Капитан присутствовал при этой сцене, не делая ни малейшего движения, и стоял, положив палец на курок своего ружья.

– Капитан, – продолжал начальник, – в последний раз говорю вам, сдавайтесь! Жизнь ваша в безопасности, сдавайтесь!

– Нет! – возразил граф и прицелился начальнику прямо в сердце.

– Берегитесь! – настойчиво проговорил начальник.

– Сами вы берегитесь! Я держу вас на мушке этого ружья. Кто осмелится напасть на меня?

– Это ваше последнее слово?

– Да.

– Ну, хорошо, пусть будет по-вашему, раз вы этого хотите, – и сделав знак рукою, проговорил: – начинайте!

Едва эти слова были произнесены, как капитан получил такой сильный удар, что ружье выскользнуло у него из рук и сам он повалился на землю.

Из самой средины листвы того дерева, к которому он стоял, прислонившись спиной, на него прыгнули два человека и повалили его. Прежде чем он мог отдать себе отчет в том, что случилось, он уже был закатан в одеяло и связан так крепко, что не мог даже пошевельнуться.

– Подлые трусы! – крикнул граф с презрением, – подлые трусы и предатели!

– Вы сами, капитан, заставили нас действовать таким образом; впрочем, эта хитрость хорошего тона, вам нечего жаловаться. Мы избегаем кровопролития и исполняем возложенное на нас поручение… теперь вы наш пленник.

Граф не удостоил ответом этих слов, произнесенных с насмешкой, удваивавшей его гнев.

Начальник продолжал:

– Дайте мне честное слово, что вы не станете пытаться бежать, не станете делать попыток к какому-либо насилию, что вы позволите завязать вам глаза, когда этого потребуют обстоятельства, и я сейчас же прикажу развязать вам руки.

– Кто же вы такой? Индейцы не разговаривают так со своими пленниками!

– Не все ли вам равно, кто я, капитан! Принимаете вы мои условия?

– Напротив, я отказываюсь! Несмотря на ваше переодевание, я вас узнал. Вы-француз, изменник своей стране и своему королю! Я не хочу иметь ничего общего с таким негодяем! Делайте со мной все, что хотите! Я никаких обещаний вам не дам!

Начальник вздрогнул, брови его сдвинулись так, что сошлись совсем близко; но это возбуждение продолжалось всего одну минуту, а затем он спокойно сказал:

– Ваши оскорбления ничуть не задевают меня, капитан. Вместо того, чтобы так укорять меня, чтобы посылать мне необоснованные оскорбления, потому что я оказывал вам самое большое уважение, поверьте мне, вам лучше было бы согласиться на мои условия. Нам далеко ехать; переезд будет утомителен, дороги плохие. Мы будем вынуждены класть вас, как тюк, поперек лошади. Вы осуждаете сами себя на ужасные мучения!

– Я предпочитаю их всему, что может походить на сделку с вами. Пытайте меня, если хотите; даже убейте, но вы ничего не добьетесь от меня.

Начальник сделал жест нетерпения и разочарования.

– Вы отказываетесь? Помните, что этим вы вынуждаете меня на бесполезную жестокость.

– Да, и это последнее слово, которое сорвется с моих уст. Итак, действуйте по вашему усмотрению; я больше не стану отвечать на ваши вопросы, каковы бы они ни были.

Начальник сказал несколько слов шепотом одному из стоявших ближе к нему людей; последний взял коленкоровую блузу и закрыл ею голову капитана таким образом, что тот мог только свободно дышать, но ничего не мог уже видеть.

Затем его схватили два человека: один за голову, другой за ноги, подняли с земли, положили на нечто похожее на носилки, и он почувствовал, что его уносят. В каком направлении-этого он положительно не мог угадать.

Переход был длителен и быстр: он продолжался несколько часов. Наконец, послышался пронзительный свист; люди, несшие капитана, остановились.

Прошло несколько минут; затем с него сняли окутывавшую его блузу и в то же время развязали ему руки.

Первой заботой капитана было бросить вокруг себя испытующий взгляд для того, чтобы, если возможно, узнать где он находится. Напрасная забота.

Местность была ему совершенно незнакома; они находились как бы в узком ущелье, между двумя горами, сплошь покрытыми лесом. Он не помнил, чтобы когда-либо бывал в этом месте.

Граф заметил только, что солнце садилось. Похитители его, одетые индейцами, разбившись на группы, зажгли несколько огней и принялись готовить ужин.

Часовые, расставленные в разных направлениях, охраняли общую безопасность.

Капитан одним взглядом окинул открывшуюся перед ним картину.

Сдавленный вздох вырвался из его груди, когда он убедился в своем бессилии.

Начальник подошел к нему и, поклонившись с той почтительно-иронической вежливостью, с какой он разговаривал со своим пленником, сказал ему:

– Силы ваши, должно быть, истощились, сударь, не хотите ли вы поесть?

Граф отвернул голову и пожал плечами, не отвечая ни слова.

Но это, по-видимому, вовсе не произвело желаемого действия на начальника отряда. Он сделал знак, и капитану подали заднюю ногу лани и положили ее на носилки, равно как и фляжку с пивом.

Граф де Виллье ушел из форта на рассвете и поэтому ничего не ел утром: он буквально умирал с голоду. Между тем, верный слову, данному им самому себе, он не проявил никакого желания утолить голод. Взяв миску в правую руку, а фляжку в левую, он отшвырнул все это далеко от себя; затем, улыбаясь, снова улегся на свои носилки.

Начальник с минуту посмотрел на своего пленника с чрезвычайным удивлением, а потом отошел от него и задумался.

Глава XIV. СЛЕДЫ

В тот же день, часов около двух пополудни, два человека сидели и болтали перед ярким огнем на вершине одинокого выступа на берегу Красивой реки.

Этот выступ был расположен не больше как в четверти мили от форта Дюкэна.

С того места, где сидели эти люди, они ясно могли различать стены укрепления, над которым развевался широкий флаг с цветком белой лилии, и любовались великолепным видом, расстилавшимся со всех сторон перед их глазами.

Эти два человека были канадец Бержэ и его друг Тонкий Слух; они заканчивали свой скромный обед, состоявший из наловленной ими в реке прекрасной рыбы, поджаренной на вертеле. Две фляжки, одна полная водки, другая пива, сваренного в форте Дюкэне, дополняли это скромное пиршество.

Обедая с большим аппетитом и не давая пропадать даром ни одной крошке, они, вероятно, говорили о чрезвычайно интересных и очень веселых вещах, потому что часто прерывали друг друга смехом; канадец в особенности, казалось, находил удовольствие в том, что ему рассказывал его спутник.

– Клянусь Богом, вождь, – проговорил он, – я сделал очень хорошо, встретив вас в ту минуту, когда вы собирались переправиться через реку; я, конечно, и не воображал, что увижу вас сегодня.

– Я сам искал моего брата, – отвечал индеец, кланяясь.

– В таком случае, судьба сыграла тут вовсе не такую уж большую роль, как я предполагал. Вы хотели меня о чем-нибудь спросить?

– Нет, ни о чем; мне приятно видеть друга.

– Благодарю, вождь. Все равно шутка была хорошо сыграна; итак, значит, англичане взбешены своей неудачей?

– Они обезумели, они плачут, как старые бабы.

– Да ведь послушайте, вождь, не может же их веселить в самом деле эта история. Мы отняли у них из-под носа столько прекрасных мехов, столько великолепного пушного товара, и все это произошло как раз в ту минуту, когда они считали себя почти уже дома и были уверены, что находятся вне опасности.

– Они поклялись отомстить.

– Тем лучше! И мы сами дали ту же клятву; порох заговорит, а там видно будет, чьи ружья будут петь громче.

– Они собирают всех воинов, которых только могут найти.

– И хорошо делают-им никогда не набрать столько, сколько нужно. Бедняга Летающий Орел, считавший себя таким хитрым! Я доказал ему, что знаю побольше его; к несчастью, урок этот не послужит в пользу ни ему, ни Опоссуму.

– Мой брат убил их, я это знаю.

– Да, я имел это несчастье, – отвечал, смеясь, охотник. Но как вы про это узнали?

– Несколько человек англичан просили гостеприимства в моей деревне. Я был на охоте со своими молодыми людьми; дома оставались одни старики, и они не посмели воспротивиться их пребыванию в хижинах.

– Это верно, закон на стороне сильного. Значит, они все и рассказали?

– Да. Ну, а что вы сделали с вашими пленниками?

– Они заперты в форте; их берегут для обмена.

– Лучше было бы снять с них скальпы.

– Я тоже держусь этого мнения, но, к несчастью, это не в обычае у французов.

– Они не правы; мертвого врага можно не бояться.

– Кому вы это говорите, вождь? Но мне не хотят верить. Ну, а вы зачем пришли в эти места?

– На охотничьих землях моего племени почти нет дичи; я ищу других мест к началу больших охот.

– Ну, в таком случае, я беру на себя обязательство отыскать вам новые места; будьте спокойны, вождь, я знаю превосходные места недалеко отсюда.

– Я рассчитывал на ум и дружбу моего брата.

– Посмотри, вождь, в ту сторону. Эти горы кишат всевозможной дичью.

Оба друга поднялись и стали смотреть в направлении, указанном канадцем, когда вдруг последний издал возглас удивления.

– Что случилось с моим братом? – спросил краснокожий.

– Взгляни туда, – сказал канадец, протягивая руку, – вы ничего не видите?

– Я вижу человека, который бежит быстрее лани, преследуемой охотниками. Этот человек бледнолицый, это белый воин из форта.

– Да. Ну, зрение у меня еще хорошо, потому что я узнал этого человека.

– А? – равнодушно проговорил индеец.

– Пойдемте, вождь, поскорей; нам надо остановить этого человека и заставить его сказать нам, почему он бежит так стремительно?

– Зачем?

– Надо, говорю я вам. Этот солдат состоит слугой у человека, которого я люблю и уважаю; я боюсь, не случилось ли какого несчастья с его господином.

– Тогда другое дело, – отвечал индеец, поднимая свое ружье и следуя за Бержэ, который уже бежал по склону обрыва.

Бержэ не ошибся: это действительно был Золотая Ветвь. Добрый малый не бежал, а летел; ноги его как будто не касались земли. Не страх побуждал его ускорять свой бег – достойный солдат не боялся ничего на свете, – но он спешил добраться в форт, чтобы как можно скорей привести помощь своему капитану, которого он оставил, как известно, в критическом положении.

В ту минуту, когда солдат был готов пролететь мимо канадца, даже не замечая его, Бержэ загородил ему дорогу и остановил.

– Куда это вы летите во всю прыть, товарищ? – сказал ему канадец. – Уж не хотите ли выиграть пари? Если так, то отдохните, потому что вы далеко опередили своих соперников, уверяю вас в этом. Черт возьми, какие у вас ноги!

– Ах, это вы, господин Бержэ! – отвечал солдат, задыхаясь и испуганно смотря на охотника, – я очень рад, что вас встретил, очень и очень рад!

– И я также, милейший, но прошу вас, ответьте же на мой вопрос.

– Дайте мне перевести дух; мне кажется, что я сейчас задохнусь, все вертится у меня в глазах, я ничего не вижу.

Двое мужчин посадили его. Бержэ протянул ему свою фляжку.

Золотая Ветвь поднес ее ко рту и стал пить большими глотками; затем он издал вздох облегчения.

– Ах! Это помогает! – сказал он, переводя дух.

– Теперь вам, кажется, лучше. А? – спросил охотник, улыбаясь.

– О! Теперь я совсем оправился; отпустите меня.

– Не спешите так, милейший! Сначала скажите мне, в чем дело?

Солдат как будто задумался на минуту, а затем сказал:

– И впрямь, вы правы, господин Бержэ; это Бог так устроил, что вы встретились мне на дороге. Вы любите моего капитана и вы его спасете!

– Господин Луи! – вскричал канадец, подпрыгивая от удивления, – спасти его! Что такое с ним случилось? Говорите, если только вы мужчина, говорите скорей!

– Вот вам все дело в двух словах, потому что нам нельзя терять ни одной минуты, если мы хотим поспеть во время. Выслушайте меня хорошенько.

Вслед за тем Золотая Ветвь начал свое повествование и с мельчайшими подробностями, не опуская ничего, рассказал, как он ходил с графом на охоту и как на обратном пути на них неожиданно напали индейцы, а может быть, и не настоящие индейцы, а белые, переодетые индейцами.

Канадец и краснокожий с самым серьезным видом выслушали несколько пространный рассказ солдата, которого они ни разу не перебили, довольствуясь только тем, что в некоторых местах сомнительно покачивали головами или же хмурили брови; затем, когда Золотая Ветвь перестал говорить, Бержэ взял его за руку и горячо пожал.

– Вы славный малый, – сказал он при этом, – ваше поведение выше всякой похвалы; но успокойтесь, опасность вовсе не так велика, как вам кажется Вы знаете, как я люблю капитана, и поэтому можете мне поверить; он в плену, вот и все Мы его спасем.

– Вы можете мне это обещать?

– Клянусь вам!

– Хорошо! Вот то-то будет радость! – вскричал солдат, подкидывая на воздух свою шляпу, – я спокоен.

– Очень рад слышать это, а теперь, в свою очередь, прошу вас, выслушайте меня. В настоящую минуту, несмотря на испытанную храбрость наших солдат, они ровно ничем не могут помочь капитану: здесь нужна не храбрость, а скорее всего хитрость, с кем бы нам ни пришлось иметь дела: с индейцами или, что еще вернее, с пограничными бродягами, а в этой сволочи, к несчастью, нет недостатка на границе.

– Я видел индейцев.

– Вы ведь, конечно, знаете старую французскую пословицу, – возразил канадец, улыбаясь: – «Одежда еще не делает монаха». Не забывайте наших пословиц – в них одна правда. Самое важное для нас в настоящую минуту, это

– отправиться к тому месту, где произошло нападение, для того, чтобы снять следы; затем мы пойдем в форт Дюкэн и расскажем все, что узнаем, г. де Контркеру, а потом составим совет.

– Как много времени пропадет зря! – прошептал солдат в отчаянии.

– Вы думаете? Мы наверстаем это потерянное время, будьте спокойны. Надеюсь, вы теперь уже достаточно отдохнули и можете отвести нас на то место, где на вас напали?

– Еще бы! – Пойдемте! Туда идти недолго!

– Хорошо! Идите вперед, а мы пойдем за вами следом.

Они отправились.

Несмотря на усталость, Золотая Ветвь так был озабочен спасением своего капитана, что забыл про все и продвигался вперед таким быстрым шагом, что только привычные лесные бродяги, вроде охотника и его краснокожего друга, могли за ним поспевать.

Так они шли около полутора часов, а затем солдат остановился как раз на опушке леса.

– Мы пришли? – спросил его Бержэ.

– Почти, – отвечал Золотая Ветвь; я здесь вышел из-под деревьев, пойдемте!

– Одну минуту, – сказал Бержэ, кладя руку ему на плечо, – теперь, товарищ, отойдите, пожалуйста, в арьергард и позвольте нам, вождю и мне, идти в авангарде.

– Это зачем? – спросил солдат с удивлением.

– А видите ли зачем, милый друг: вы солдат и совсем незнакомы с особенностями этой бесконечной пустыни, а поэтому, конечно, неумышленно – Боже меня сохрани подумать это, – но вы все смешаете так, что нам потом нельзя будет разобраться. Мы будем читать книгу, а поэтому не рвите страниц этой книги и для большей безопасности оставайтесь здесь, это займет немного времени; вы присоединитесь к нам, когда мы вас позовем. Согласны, а?

– Как хотите, только, признаюсь вам, я ровно ничего в этом не понимаю.

– Будьте спокойны! Вы скоро все поймете. Пойдемте, вождь!

Оба охотника, вместо того, чтобы войти в лес в том месте, которое им указал солдат, разошлись в стороны. Они сделали большой обход и пошли один направо, а другой налево.

– Надеюсь, однако, что потом они объяснят мне, что все это значит, – сказал солдат.

И так как причина, вызвавшая первоначальное возбуждение, отошла уже на задний план, а утомление сильно давало себя знать, он уселся под деревом, закурил трубку и стал ждать.

Между тем, оба охотника, очертив мысленно круг площадью около двух или трех акров и тщательно осмотрев все следы, представлявшиеся их взорам, опытным и привычным к чтению этих странных иероглифов пустыни, встретились на самом месте нападения.

Там они поняли все, что оставалось для них неясным; следы были так отчетливы и так глубоко отпечатались, что у них не оставалось ни малейшего сомнения.

Окончив свое исследование, они сообщили друг другу свои соображения и факты; затем, придя к соглашению, они развели огонь, сели, набили свои трубки, и Бержэ позвал Золотую Ветвь. Пять минут спустя, солдат подходил к ним.

– Ну! – спросил он. – Открыли ли вы что-нибудь?

– Мы все открыли, – отвечал канадец. – Мы выкурим трубку совета для того, чтобы решить, что нам следует делать. Сядьте и слушайте. Вот что здесь произошло.

– Я знаю, – возразил Золотая Ветвь, садясь.

– Почти все, хотя есть и очень многое, что вам неизвестно, как вы скоро в этом убедитесь. На вас напало много людей: одни были пешие, другие конные?

– Я видел только пеших индейцев.

– Всадники оставались спрятанными в двадцати шагах отсюда в густой чаще; последних было двадцать человек; следы, оставленные их лошадьми, так хорошо видны, что я их мог сосчитать. Нападавшие долго ждали вашего прибытия; они теряли терпение; некоторые из них даже были посланы в разведку затем, чтобы вовремя предупредить своих товарищей о том, что вы подходите. Между всадниками было пять человек индейцев, что мне тоже нетрудно было узнать. Кроме того, здесь были еще две женщины; они сходили с лошадей, подходили к этому месту и присутствовали при нападении, оставаясь сами невидимыми. Их миниатюрные ножки оставили очень заметные следы позади вон того дерева, они тоже очень волновались от нетерпения. Когда неизвестные схватили капитана, женщинам привели лошадей, и они уехали вместе с остальными всадниками. Весь отряд отправился на запад.